Hassliebe

Гермиона ненавидела концепцию соулмейтов. Быть предназначенным кому-то — отвратительно. Никто не разделял её чувств, потому что общество считало систему идеальной. Твой соулмейт обязательно подойдет тебе по всем критериям: внешность, магия, характер. Ваши цели и планы на жизнь будут совпадать. Идеально, как чертов пазл. Предсказуемо, как смена дня и ночи. Гермиона терпеть не могла это. Никто не был идеален. Значит, никто не мог подходить кому-то. Люди всё-таки не одежда, чтобы сочетаться между собой. Гермиона была благодарна, что в их мире никто не хотел найти соулмейта. Чтобы распознать человека, который предназначен тебе судьбой, давалась подсказка. Слова на коже — слова твоей родственной души. Но никто не горел желанием узнать, кого тебе выбрала судьба. Ведь найти его — значило потерять навсегда. Поэтому всю жизнь им приходилось быть в неведении. Это создавало иллюзию выбора, что ты можешь прожить жизнь с кем угодно. Что ж, лучше иллюзия, чем полное отсутствие свободы. Гермиона не видела смысла в этих чернильных буквах на запястье правой руки. Они были абсолютно бесполезны. В основном они приносили только раздражение. «Мне жаль, что так произошло» Эти пять слов въелись в мозг девушки настолько, что она не забыла бы их, даже если бы к ней применили Обливейт. У каждого человека была родственная душа. Гермиона бы предпочла никогда не встречать свою. Она проводила исследования, стараясь выяснить, были ли случаи, когда человек всю жизнь проживал не с родственной душой. Но всё, что удавалось найти — это случаи, когда соулмейт умирал раньше, чем влюблённые вступали в брак. Тогда покинутый человек, проживал жизнь в одиночестве и боли. Будто не было другого варианта, кроме как провести жизнь с тем, кем предначертано. Грейнджер тяжело вздохнула и опустила рукав чёрной кофты. Ей нужно сосредоточиться на том, что Пожиратели выигрывают, а Гарри нет слишком долго. Вот уже полчаса прошло с тех пор, как он ушёл в запретный лес. Время, казалось, замедлило свой ход, а для кого-то и вовсе остановилось. Мир замер в безмолвном ожидании. Сейчас решалась судьба всего магического мира. Гермиона окинула усталым взглядом сломанную лестницу. Весь Хогвартс превратился в руины. Девушка сомневалась, что замок сможет выдержать ещё одну вражескую атаку. Гриффиндорка в коем-то веке была предоставлена сама себе, потому что Рон был со своей семьей — оплакивал смерть Джорджа. И в этом одиночестве её съедали мысли о будущем. Будущем, которое никто не знал. Решив, что лучше помочь раненым, чем предаваться терзаниям, Гермиона направилась в медицинское крыло. Она старалась не смотреть на пустующие портреты — всё внимание уделила тому, чтобы обойти и не упасть на неровные обломки от предметов замка. Вот только дойти до места назначения волшебница не смогла. Она столкнулась с кем-то, едва устояв на ногах. — Чжоу, — удивлённо выдохнула девушка, увидев, кто перед ней стоит. Гермиона испытала крайнюю степень неловкости. Чжоу Чанг выпустилась в прошлом году с Когтеврана. С четвёртого курса они старались не пересекаться, потому что не представляли, как вести себя друг с другом. Чжоу была ненамного старше гриффиндорки, но она уже нашла свою судьбу. От осознания этого факта Грейнджер постоянно бросало в дрожь. Когтевранка была напоминанием того, что не все узнают свою родственную душу под старость лет. Седрик Диггори должен был стать для Чжоу любовью всей жизни. И он стал. Но времени, отведённого им, было слишком мало. Не целая жизнь, не десятки лет, а год. Примерно столько они встречались, пока смерть, в лице Волдеморта, не разлучила их. Чёрт дёрнул Грейнджер однажды поинтересоваться, какого это — отыскать соулмейта. Это было после занятий отряда Дамблдора. Тогда её любопытство перебороло любое чувство такта: вопрос был грубым и жестоким. Ответ на него был пропитан слезами. Голос когтевранки тогда дрожал, а взгляд — остекленевший, смотрящий в пустоту, ничего не выражал. Оказывается, Гермиона не первая спросила об этом. Чжоу призналась, что не знала, какой ответ все хотят от неё услышать. Она сказала, что это не больно. Боль не могла передать всю гамму эмоций, которую человек испытывает в тот роковой момент. Перед третьим испытанием Седрик волновался. Он хотел выиграть, доказать что достоин гордости своих родных. Отвести его ко входу в лабиринт предстояло отцу. Пуффендуец поцеловал свою возлюбленную и произнёс то, от чего сердце Чжоу пропустило удар. » — Я принесу тебе кубок. Тогда ты точно не сможешь мне отказать» Седрик не знал, что видел Чанг в последний раз. Чжоу тоже не сразу осознала произошедшее. Она оцепенела и не могла пошевелиться, будто её придавило снежной лавиной. Ей пришлось пережить не только боль утраты, но и отчаяние, когда началось испытание. В тот момент она уже ничего не могла изменить. Слушая эту часть рассказа, Гермиона прониклась сочувствием. Ей даже пришлось тогда прикусить щёку изнутри, чтобы не расплакаться. Но потом Чжоу сказала, что испытала надежду. Надежду, что в следующей жизни всё будет по-другому, что они с Седриком отыщут друг друга и будут вместе. Для гриффиндорки это находилось за гранью понимания. Она не верила в перерождения и другие жизни. Но Чанг говорила так уверенно, что на мгновение заставила Гермиону засомневаться. Потом волшебница просто списала это на отчаяние девушки, потерявшей возлюбленного, и забыла об этом. Но осадок горечи каждый раз напоминал о себе, когда Грейнджер сталкивалась с когтевранкой. Вот и сейчас она не знала, как реагировать. — Там Джинни, — выдавила из себя девушка. Гермиона присмотрелась и отметила покрасневшие глаза собеседницы. — Где она? — голос гриффиндорки дрогнул. Что довело стойкую девушку до слёз? Чжоу указала рукой за угол, и Гермиона рванула в ту сторону со всех ног. Джинни сидела, облокотившись на стену, и рыдала. Она выглядела разбитой, разлетевшейся на осколки хрустальной вазой. Но Джинни не хрупкая ваза. Она — сплав титана, самого прочного элемента, известного человечеству. Но таковой не выглядела. От этого становилось до ужаса страшно. — Джин? — Гермиона обеспокоенно оглядела подругу. Она сделала пару шагов к ней и замерла, когда Уизли подняла голову. Её тушь размазалась по лицу, а губы и щёки покраснели от слёз. Яркие веснушки на лице поблекли и больше не выделялись. Грейнджер рухнула на колени. Ей было плевать на твёрдые пыльные плиты. Она хотела успокоить подругу, облегчить её состояние. К сожалению, объятия не помогали. Как бы не хотелось, Гермиона не могла забрать её боль. — Он не вернётся, не вернётся, — разобрать бормотания Уизли было тяжело, но гриффиндорке удалось. Грейнджер мазнула губами по спутанным волосам Джиневры, прикрывая глаза. — Джордж уже в лучшем мире. Её сердце тоже разрывалось. Они не так много общались, но близнецы всегда приносили позитив в жизнь окружающих. Джордж и Фред были неразлучны до сегодняшнего дня. В такие родственные души верилось. Гермиона не представляла, что переживает один из близнецов и что придётся ему пережить в дальнейшем. — Я потеряла не только Джорджа. — О чём ты? Рыдания прекратились. Джинни взглянула подруге в глаза и произнесла чужим, деревянным голосом: — Гарри не вернётся. От этой убеждённости волоски на затылке у Гермионы зашевелились. — Что ты такое говоришь? Девушка испытала острое чувство негодования. Оно пронзило её грудь иглой и заставило вскочить на ноги. Они сделали так много, чтобы дойти до конца, почему Джинни не хочет поверить в их успех? — Он сказал… пообещал, что всё будет хорошо. — Так поверь ему, — она искренне не понимала, что так напугало подругу. — Гермиона, — волшебница грустно улыбнулась. — Эти слова написаны на моём запястье. Грейнджер снова не знала, как реагировать. Её конечности оледенели: не только руки, но и стопы. Гермиона чувствовала их прохладу, хотя она была одета как раз для прохладной майской погоды. Чёрт, как бы она не отрицала идею о соулмейтах, то, что Гарри больше никогда не скажет Джинни ни одного слова — факт. Конечно, это не означало, что умрёт именно он, но в данной ситуации ни один вариант развития событий не успокаивал. — Иди, Гермиона. Мне нужно побыть одной, — Джинни снова зарылась пальцами в свои волосы и перестала обращать внимание на подругу. Грейнджер ничего не оставалось, как оставить её в покое. Ком в горле не давал дышать. Гриффиндорка вытерла холодный пот с ладоней о ткань джинсов, собираясь с мыслями. Точно, она хотела помочь пострадавшим в больничном крыле, но уже не уверена, что не навредит им из-за своей растерянности. Ей всё равно нечего делать. Нужно отвлечься на посторонние дела и не дать переживаниям поглотить её. Ещё ничего не известно. Девушка добралась до пункта спустя продолжительное время. Ей приходилось опираться на стены, перила — обо всё, что уцелело после атаки на школу, лишь бы не упасть. Гермиона оглядела полупустой лазарет. Большинство раненных находились в Большом зале — у них были незначительные ранения, которые мгновенно залечивали. Но с ними по соседству лежали трупы. Переносить тела никто не видел смысла, это лишняя трата сил и времени, отведённого выжившим. Там хотя бы семьи могли попрощаться с павшими героями. Конечно тела накрывали, чтобы они не мозолили глаза, но не помогало. Где-то там лежал Джордж, Римус Люпин вместе с Нимфадорой и ещё Бог знает, кто из знакомых гриффиндорки. В больничном крыле пахло предсмертной агонией. Сюда отправляли обречённых — кого нельзя спасти, но они ещё были живы. Почему-то лазарет решили сделать местом пыток — куда более гуманно было бы лишить волшебников жизни, чем заставлять их так мучиться. Большинство присутствующих находились без сознания. Гермиона не допускала мыслей, что, возможно, некоторые из них уже не очнутся. За одной из ширм, которая расположена чуть поодаль от входа, раздался стон. Грейнджер огляделась в поиске целителей, но кроме неё и умирающих никого не было. Чуть помедлив, девушка двинулась на звук. — Эй, нужна помощь? Когда Гермиона зашла за ширму, её взгляд упал на человека, распластавшегося по кровати. — Малфой? — она сразу же не признала своего однокурсника из-за серого цвета лица. По вискам юноши струился холодный пот, а лицо исказилось в болезненном спазме. Его несвязное бормотание не имело смысла. Гриффиндорка провела палочкой над его телом. Диагностирующее заклинание показало, что у Малфоя отказывают органы. Мучительно медленно, но неотвратимо. Заклинание стазиса почти перестало сдерживать проклятие: левая почка и лёгкое почернели. Гермиона наложила повторное заклинание. Оно должно хоть ненадолго замедлить смерть и чуть облегчить состояние пациента. Каким бы гадким не был Малфой, он не заслуживал умирать в таких мучениях. Через несколько минут показатели Драко пришли в относительную норму. Давление оставалось несколько повышенным, но при его состоянии, можно сказать, идеальным. Мокрые длинные ресницы слизеринца затрепетали прежде, чем он открыл глаза. Туманный взгляд несколько мгновений скользил по фигуре девушки, пока не обрёл ясность. — Грейнджер? Я попал в ад? — голос его напоминал Гермионе скрип половиц в Визжащей хижине. — То, что с тобой сейчас происходит — ни что иное, как наказание за грехи. Злорадное веселье пузырилось в ней, обретая форму горячей пены. Гермиона развернулась, решив оставить Драко наедине с болью. — Подожди! — кровать скрипнула. Гермиона обернулась на шум. Малфой пытался подняться с постели, пока кровать под ним издавала отвратительные звуки, но он упорно пытался дотянуться до Грейнджер. — Пожалуйста, останься, — мольба в голубых глазах тешила самолюбие. — Прошу тебя. Его глаза были красивы. Когда-то в прошлой жизни. Сейчас сосуды полопались и склера стала красной, воспалённой. У Гермионы заслезились глаза, когда она увидела это. Такой рефлекс появился в детстве — когда она встречалась взглядом с плачущим человеком, то начинала плакать тоже. — Зачем? — ей пришлось проморгаться, прежде чем придать взгляду снисходительности. — Я… Я расскажу тебе несколько тайн, — речь Драко, рваная и быстрая, заставила гриффиндорку подойти поближе и нахмуриться. — Чего ты хочешь? — Чтобы ты оставил меня в покое, — отчеканила девушка, прерывая поток слов. Гермиона приложила пальцы к вискам, чуть массируя кожу. Она чувствовала на себе тревожный взгляд юноши и хотела, чтобы он перестал на неё пялиться. Волшебница не могла расслабиться и собраться с мыслями, когда он смотрел на неё так обреченно. Она огляделась вокруг и притянула стул поближе к кровати пациента. Грейнджер села на табуретку и схватилась за сидение, чтобы удержать равновесие. Правая передняя ножка была подпилена, что придавало мебели неустойчивое положение. Девушка чуть не распласталась перед Малфоем, когда захотела проявить к нему каплю сострадания. Наверное, Вселенная пыталась отговорить её от столь опрометчивого поступка, но Гермиона редко меняла своё решение. — Развлеки меня. Отвлеки меня. Гермиона впервые между размышлениями и разговорами сделала выбор в пользу второго. Она выбрала поговорить с Малфоем. Хоть положение слизеринца выглядело хуже, Гермиона испытывала не меньшую степень отчаяния, раз согласилась провести время с Пожирателем смерти. — Страшно умирать в одиночестве? — Ты не будешь лгать, что ещё есть надежда? — Драко опустился на плоскую подушку и выдавил из себя язвительную ухмылку. — Я хочу твоей смерти. Зачем мне убеждать тебя в обратном? — это грубо, но Малфой понимал, что заслужил. — Кроме меня здесь ещё полно неудачников. — Ну конечно. Её это раздражало. То, как он не мог смириться с ситуацией и упивался болью других. Грейнджер закатила глаза и начала вставать с места. — Я рад, — фраза заставила её опуститься обратно. — Рад, что не буду здесь, когда придёт Тёмный Лорд. Он бы назвал меня своим преемником. — Теоретически твое тело всё ещё будет здесь. По правде говоря, это немного веселило. Доказывать Малфою, что он в безвыходном положении. Признавать, что в Гермионе не осталось ни капли жалости к бывшему врагу. Она и не знала, что её сердце способно очерстветь настолько, чтоб походить на твёрдый пряник, который сколет зуб, стоит попытаться его откусить. — Прояви снисходительность к умирающему. — Моё сердце просит справедливости, а не снисхождения, — девушка говорила медленно, наслаждаясь сказанными словами. Карие глаза горели ярче, чем заклинание света, используемое в самом тёмном коридоре во время патрулирования. Гермиона искренне ненавидела Драко. Это осознание заставило его в очередной раз усмехнуться. — Наверное, я заслужил, — он не знал, откуда находил в себе силы говорить. Но замолчать не мог. — Я никогда не ненавидел тебя. Не по-настоящему. Грейнджер фыркнула и откинула упавшую на лицо прядь волос. Она закинула одну ногу на другую и нетерпеливо затрясла этой конечностью. Малфой тяжело сглотнул. Он не хотел выводить волшебницу из себя. Не так сильно. Она могла разозлиться и прикончить его раньше отведённого ему срока. Тот и так был слишком короток. — Ты желал мне смерти. Ты обещал убить моих родителей. Ты издевался надо мной при любом удобном случае, — всё это время гриффиндорка смотрела на грязную серую ширму, закрывавшую их от других. — Тебе не удастся искупить свою вину. — Я никогда… — Никогда не считал меня грязнокровкой? — её голос, настолько звонкий, резанул по ушам. Девушка закатала рукав водолазки и приблизила к нему предплечье. — Вот, кто я для тебя, — прошептала она, толкая израненную руку к лицу слизеринца. Драко смотрел на отвратительный шрам, оставленный его тёткой. Благодаря магии он зажил и выглядел как старый рубец. Но блеклые полосы складывались в понятные буквы. Из оставшихся сил Драко накрыл запястье Гермионы и приблизился к её коже. Сухие губы коснулись белых шрамов. Грейнджер не почувствовала столь нежное касание, но увидела, как губы юноши разомкнулись и поцеловали снова, чуть сместившись вниз. Звонкий хлопок потревожил сон обречённых, но их организмы были измучены настолько, что они не проснулись. Гермиона прижала руку к телу, будто ребёнка, который нашёлся после долгих часов поисков. Пальцы пульсировали, пока на бледной скуле слизеринца прорисовывался их отпечаток. — Ты перестанешь издеваться? Она почувствовала себя униженной, хотя она была той, кто нанес удар. Это было ответной реакцией организма на перманентное психологическое насилие. Жаль, ей не хватило сил сбежать. Грейнджер смотрела на неподвижного Драко и молила богов, чтобы он не решил взглянуть в её сторону. Она готова выстрелить в обоих Авадой, если он всё же увидит её слёзы. — …ому что не мог полюбить, — ей не сразу удалось разобрать его слова, несмотря на то, что говорил он чётко. Чётче, чем до этого. — Я так сильно презирал тебя, что презрение обернулось очарованием. Надрывистый смех отскочил от холодных стен замка. По началу короткий, резко прерванный всхлипом, затем удлинился. Он бы похож на лай собаки, бегающей вокруг человека и не решающейся напасть. — Прекрати, — прошептала она и с замиранием сердца услышала посторонний стон. Всё-таки они разбудили кого-то. Надо было уходить. Гермиона чувствовала саднящую боль в коленках от твёрдого асфальта, на который рухнула минуту назад. Ей нужно держаться от Малфоя подальше, чтобы её лицо не оказалось разбито о серый гравий. В ноздри проникал его терпкий запах, а частички пыли заставляли сморщиться, удерживаясь, чтобы не чихнуть. Драко рывком приподнялся на кровати и схватил гриффиндорку за плечо. Словно в ответ на её мысли о побеге. — Исполни просьбу умирающего, Грейнджер, — его глаза блестели. Даже если бы Гермиона попыталась, она бы не смогла понять, были ли это проблески надежды или предсмертной лихорадки. — Полюби меня в следующей жизни. С ресниц сорвалась очередная слезинка, девушка поддалась корпусом вперед. Её выдох опалил сухие, потрескавшиеся губы юноши, прежде чем раздался её шёпот. — Я никогда не полюблю тебя. Слёзы высохли, когда рука Малфоя на её плече дрогнула. Волшебница прикоснулась к холодной скуле, поглаживая покрасневшую кожу, где проступили следы от пощёчины. Стоило приласкать собаку прежде, чем она откусит тебе ногу, которой ты её пнул. Гермиона не предполагала, что в ней существует такая жестокость. Но пока ярость циркулировала по её венам, пока он смотрел на неё этим преданным взглядом, она была хозяйкой положения. Она почти забралась на пьедестал. Манипуляция Драко не удалась, и она этим гордилась. А это была явная манипуляция. По другому он просто не умел. Грейнджер готова дать голову на отсечение, что всё его поведение — фальшивка. — Мне жаль, что так произошло. Лавровый венок на шее неожиданно оказался терновым. Её крик был слышен за пределами замка. Гермиона ненавидела его. То, как умело он добивался своего, не обращая внимания на сопутствующие жертвы, выводило. Девушка оттолкнула слизеринца от себя и подскочила, ощущая, как её колотит. Всю. С ног до головы. — Эй, что там? — послышался окрик за занавеской. Гриффиндорка хлопнула ладонью по ширме. Та откатилась, открывая вид на больную пациентку. Её лицо было покрыто кровавыми волдырями, некоторые из которых полопались и распространяли гнилостный запах. По открытой коже рук тоже наблюдались волдыри. Видимо, у медицинского персонала не имелось достаточного количества бадьяна, чтобы залечить раны девушки, которую невозможно было узнать. — Ничего важного, — бросила Гермиона. — Лежи тише, может выживешь, — спустя пару секунд добавила она, применив диагностические чары. — Я попробую помочь. Грейнджер решительно развернулась и направилась к выходу. В Большом зале лежала её сумка с некоторыми зельями, они вполне могли пригодиться. Она даже не посмотрела на своего врага, проходя мимо его постели. Дверь раскрылась навстречу. На пороге стоял растрёпанный юноша. Он старался удержать пузырьки с зельем и отряхнуть одежду от пыли. Гермиона подскочила к нерасторопному однокурснику и забрала столь ценные растворы. В нос, даже через закупоренную крышку, проник терпкий аромат. Бадьян. — Я ходил в подземелья, достал это для Лаванды, — Невилл чуть улыбнулся, убирая пыль с волос. — О, — так там лежит Браун. — Давай я помогу тебе, — Гермиона поставила зелья на стол и взяла два пузырька. Их должно хватить при рациональном расходовании. Девушка достала бинты из шкафа и направилась к Лаванде. Она не заметила отблеск острия косы замахнувшейся смерти. Гермиона перебинтовывала Браун смоченными бинтами. Несколько капель настойки она выливала прямо на волдыри, чтобы эффект был лучше. Они не разговаривали, хотя девушка не знала более болтливого человека. Гриффиндорке пришлось закатать рукава водолазки, чтобы её не намочить. Взгляд зацепился за чёрные буквы на запястье. У гриффиндорки пересохло в горле, когда кусочки мозаики соединились в одно. Гермиона взглянула в сторону восстановленной ширмы. Она закусила щёку изнутри, чувствуя рубец на нежной коже. Этого не могло происходить на самом деле. Может ей показалось? Она была в состоянии аффекта и могла перепутать слова, сказанные слизеринцом. Да, точно. Сейчас она подойдёт к Малфою, как бы не хотела этого делать, и расскажет ему какой он ублюдок. Юноша опять выведет её из себя, и она уйдет. Уйдет и забудет о нём. Так всё и будет. Собрав оставшиеся бинты, девушка подошла к грязной ткани, разделяющей её с ненавистным мучением. Она отодвинула ширму и поморщилась от скрипящего звука. Невилл перевел взгляд на девушку и покачал головой. Её сердце ухнуло вниз. — Что с ним? — слишком спокойно. Не так она себя ощущала. Спокойствие не подходило под описание её чувств. — Я была с ним пару минут назад. Всё было нормально, — она чувствовала, что необходимо оправдание. Но казалось, Лонгботтом в нём не нуждался. — Я рад, что он не был один в последние минуты жизни. Этого никто не заслуживает, — как всегда благородный и сочувствующий. Почему-то Гермиона не являлась таковой. — Он был не лучшим человеком, — чтоб хоть как-то подбодрить друга, сказала она. Всё внутри девушки замерло, заледенело, как мокрые волосы на зимней улице. Превратилось в ледяное, острое нечто, способное сломаться пополам. — Ну, он защитил тебя, — девушка нахмурилась. — Ну, я видел, что… Это разновидность Трансмогрифианской Пытки. Пожиратель целился в тебя со спины, но Малфой успел прикрыть. Тогда я принёс его сюда. Я думал, ты знала. И, о Боже, он выглядел виноватым. — Да, конечно, — её губы не хотели оглашать такую подлую ложь: она им приказала. Раздался болезненный стон и Грейнджер распахнула глаза, осматривая Драко. Но он неподвижно лежал на маленькой койке. Мраморная статуя, которая имела глаза. О помощи просил кто-то другой. Драко даже не дышал. — Иди, — попросила гриффиндорка. — Я справлюсь. Она не сводила взгляд с Малфоя, пока обращалась к другу. Голубые ледышки приковали все внимание к себе. В кристально ясных глазах Гермиона разглядела свое отражение. Его лицо должно было осунуться, глаза и рот впасть, но он застыл подобно изваянию. Грёбаный Малфой. Ему шла даже смерть. Гермиона ненавидела касаться мертвецов. Но сейчас легко могла убедить себя, что Драко просто попал под действие Петрификуса Тоталуса. Она откинула одеяло в сторону, замечая чёрную ткань на Малфое. Покойники должны быть в белом. Драко никогда не соблюдал правила. Его правое предплечье было скрыто рубашкой. Из-за ослабевших ног, Грейнджер опустилась на колени и расстегнула серебряную запонку. — Пусть это будет твоя очередная шутка, — взмолилась она. Чёрные буквы ответили ей тихой усмешкой и горечью на языке. Гермиона действительно не сможет полюбить Малфоя. Ни в одной из жизней не смогла бы, если они существовали. Но Гермиона могла проявить милосердие, о котором Драко её просил. Её пришлось поднапрячься, чтоб вспомнить нужные слова. — Всемогущий Боже, услышь наши молитвы, возносимые с верой в Воскресшего Твоего Сына, и укрепи нашу надежду на то, что вместе с усопшим рабом Твоим и все мы удостоимся воскресения, — слова тяжело падали с её губ и, кажется, отбивались об его тело, разнося их по всему больничному крылу. — …освободи усопшего раба Твоего от уз смерти и сопричти его к лику спасённых. Через Христа, Господа нашего. Аминь. Волшебница перекрестилась с облегчённым вздохом и поднялась на ноги. Её колени теперь действительно ныли из-за непривычной позы. Она с некой грустью положила ладонь на глаза Драко и прикрыла ему веки. Его длинные ресницы завораживали не хуже глаз. Её ресницы не были настолько изящными. Если бы она оказалась на его месте, навестил бы он её? Признался бы в чувствах? Было бы ему больнее от её смерти, чем от осознания своей, если он действительно любил? Такие глупые вопросы, на которые она никогда не получит ответов. Ей оставалось лишь улыбнуться и посмотреть в открытое окно, выходящее на квиддичное поле. Лучше бы она этого не делала. Реальность обрушилась на неё похлеще, чем волны моря при цунами обрушиваются на берег. Трибуны, на которых некогда сидели студенты, были разрушены. На поле валялись трупы противников Ордена. Хотя, возможно, там еще оставались павшие герои, сражающиеся на их стороне. Чёрт. Гермиона опустила голову и прикрыла лицо ладонями, удерживаясь от очередного потока слёз. Малфой и тут её переиграл. Она действительно забыла о кошмаре, который ждал её за поворотом. Он смог её отвлечь от происходящего за стенами больничного крыла.