***
Перед началом благотворительного вечера картину увидели Иван и Гилберт, увязавшийся с ним под предлогом халявного бара. — «Сделано исключительно из местных материалов, » — прочитал он подпись под названием на закрепленной табличке. Взгляд его цепко прошелся по картине. — Я, конечно, не искусствовед, но, как по мне, ты даже слишком постаралась ради такого. Комплимент был принят. — Молодец, — вторил Иван, присматриваясь к россыпи деталек на картине. Наташе было намного ценнее увидеть озорные огоньки в его глазах в этот момент. Это было самым явным признаком того, что ему искренне весело от происходящего. — Это что, выходит, наша изюминка находится… — он поднял палец и неуверенно ткнул в один из кругляшков. Наташа с готовностью подвинула его руку в нужную сторону, — здесь, ага. — Перчинка, скорее, — откликнулся Гил, уже отвернувшись и разглядывая прибывающих гостей. — Надо бы ещё Яо показать успеть, чтобы он был в курсе, — задумчиво, как будто самому себе сказал Иван, не замечая, что китаец уже подошел к ним. — На что мне нужно успеть посмотреть? — Иван встрепенулся, обернулся к нему и тут же принялся увлекать его разговором в их нехитрую идею. Раньше Наташа могла испытывать вспышки необоснованной ревности от такого поведения, но после того, как все нужные слова были сказаны, а все договоренности вступили в силу, от неё и след простыл. Сейчас она разве что ревностно относится к их общим делам и с таким же настроением следит за реакцией на них от остальных. Им обоим всегда нужно поддерживать контакт с огромным количеством стран и на каждого ревности может попросту и не хватить. Вот она и не пытается. — Явился, — торопливо произнёс Гилберт. Наташа обернулась и увидела Альфреда, который тоже, казалось, выискивал кого-то среди людей. Пруссак тут же потянул девушку прочь, чтобы одним её красноречивым видом не испортить тому сюрприза (ну, не умеет она в сложных ситуациях мгновенно изобразить непроницаемое лицо, что тут поделаешь). А ещё для того, чтобы избежать ситуации, когда Наташу при встрече с ним неизменно прорвало бы сказать ему пару ласковых и все вокруг тотчас забыли бы, зачем пришли, под весом ее великого и могучего языка. Сейчас это всё же было бы некстати. Но всё равно потерянную возможность было жаль. — Раз уж ты не увидела момента истины, предлагаю в любом случае не уходить с пустыми животами, — Гилберт заглянул в полупустой аукционный зал, в самом начале которого — или, если смотреть от стола аукциониста, в самом конце, — находилась барная стойка. Довольный тем, что здесь они были пока одни, он провёл девушку к барному стулу, заняв соседний. Комната постепенно наполнялась участниками аукциона. Первым среди них промелькнул Альфред, крепко стискивая свою номерную табличку, следом проплыл на свое место невозмутимый Яо. Заметив Ивана, Наташа в ответ на свой вопросительный взгляд увидела лишь его краткое лукавое подмигивание. Кажется, все идёт по плану.***
— Следующий лот: картина «История». — О, — Гил, оторвавшись от стакана с темным нефильтрованным, с некоторой показушной тяжестью повернулся в сторону аукциона. — Поехали. К удивлению Наташи, картина вполне себе пользовалась спросом. Она уже привыкла к тому, что ее заслуги отмечаются по достоинству только тогда, когда на них мимоходом обращается внимание, но здесь даже ждать не приходилось, пока чья-нибудь рука не поднималась вверх с номерком и очередным выкриком, состоящим из цифр. — Не, ну я привыкла делать всё на совесть, но чтобы с таким откликом… — пробормотала она. — Совсем ты себя не ценишь, — поддакнул Гилберт, однако всё его внимание было приковано к трем макушкам, сидевшим по разные стороны. Наташа тоже прислушалась к происходящему. — Триста тысяч раз, номер двадцать три, — аукционист стукнул маленьким резным молоточком по подставке, — триста тысяч, два… — Пятьсот тысяч! — в воздух взмыла рука Ивана, заставив окружающих слегка охнуть про себя. Наташа вдруг задумалась над тем, позволит ли их семейный бюджет такие траты. Рука сама потянулась к стакану. — Пятьсот тысяч, номер сорок два, раз, пятьсот тысяч, два… — Семьсот! — Альфред решил не давать ему шанса. Наташа внутренне немножко выдохнула. — Семьсот тысяч, раз, семьсот тысяч, два, семьсот тысяч, три… — Девятьсот! — на Яо с нескрываемым удивлением посмотрели абсолютно все присутствующие. Даже аукционист немного осип от волнения, когда продолжал вести торги. Далее Альфред, видимо не рассчитывавший на такие большие траты, резко уменьшил шаги своих ставок. Хорошая тактика, но встречена она была всё теми же упрямыми номерами восемь и сорок два. Совсем скоро аукцион превратился в спор троих, за которым с благоговением наблюдали все остальные. — Девятьсот девяносто тысяч, номер восемь, раз! — аукционист совсем вошёл в свою роль и говорил раскатисто, так, что слышно было издалека. — Девятьсот девяносто тысяч, два! Внимание Наташи в этот момент было сосредоточено лишь на Альфреде, который явно метался между необходимостью заполучить эту картину и нежеланием проигрывать китайцу не только здесь, но и в грядущем за ним дипломатическом скандале. — Девятьсот девяносто тысяч… — американец вдруг вскочил на ноги. — Миллион! — воскликнул он. Вокруг люди ахнули уже открыто. — Миллион, номер пятьдесят, раз! — Иван хранил молчание. — Миллион, два! — Яо терпеливо ждал развязки. — Миллион — три! Продано номеру пятьдесят! — зал разразился аплодисментами. — Коллега, — Гилберт шутливо протянул руку Наташе, но та с сомнением покосилась на него. — В смысле, а кто договаривался с аукционным домом? Кто картину регистрировал? Наташа согласно кивнула и с удовольствием пожала его ладонь.***
— Жалко на самом деле картину, — протянула Наташа уже несколько часов спустя, когда она под руку с Ваней неторопливо шла в сторону метро. — Это ещё почему? — недоуменно откликнулся он. — Она свою роль выполнила на все сто процентов. Теперь у благотворительного фонда будут деньги на помощь многим детям. Это явно того стоило. — Ну да, но… — Наташа нахмурилась. — Я истратила на неё все свои самые ценные запасы, а Альфред наверняка от неё избавится, как только получит своё. — Что же в ней такого было ценного? Простые пустяки, которые я каждый раз прошу тебя не нести в дом. — Никакие это не «пустяки»! — Наташа понимала, что Иван так вредничает ради продолжения разговора, но возмущение брало своё. — В каждой её детальке была история. Наша история! — она казалась глубоко оскорбленной. Иван не нашёлся для ответа. Но, на углу у здания станции метро, он вдруг остановился. — Раз уж такое дело, то вручу сейчас, — он покопался в карманах своего пальто и выудил оттуда деревянную пуговицу, которая блеснула в свете фонарей своим затертым от частого использования боком. — Яо попросил тебе передать, — не обращая внимания на её удивление, он продолжил. — Он сказал, что везде должен существовать баланс, и пускай эта пуговица не поправит бедственного положения твоей коллекции, но станет отправной точкой для старта новой. Держи, — Иван передал ей пуговицу и Наташа заметила, что она уже успела согреться теплом его рук. — Да ладно, не мог он всего этого сказать для меня! — Только ведь сказал, — Иван пожал плечами. Наташа в неверии покачала головой и убрала пуговицу в карман. «Да уж, — думала она, пока ветер трепал её волосы во время спуска по эскалатору, — Не ожидала в итоге получить выгоду ещё и для себя».