Правила боя

      Несколько дней после встречи с Катари я провёл как на иголках. Что она решила? Сочла ли меня достойным, или решила, что я виляю, как мой несостоявшийся эр, горе-комендант?       Но вызов от господина кансилльера всё не приходил, и я успокоился. Думаю, если бы Штанцлер узнал, что я, кхем, не сочувствую ему, он бы отреагировал сразу. А раз тихо — значит, Катари промолчала.       А потом я спохватился. Я не помнил дат, но помнил, что достаточно быстро после истории с гонцом и разговором с Катари должен был случиться последний разговор с, хм, эром Августом. Тот, во время которого он даст мне кольцо с ядом. Тот, после которого я смогу на книги полагаться исключительно в плане описания характеров и мистической чертовщины.       Наверное, я мог бы попытаться увернуться от этого разговора. Сказаться больным, заявить о запрете на выход из дома, попросить Рокэ отослать меня до начала войны — он бы не отказал, даже наверняка похвалил бы за осторожность. Но… До сих пор мои попытки как-то кардинально повлиять на течение событий не имели особого успеха. Так есть ли смысл брыкаться, когда можно спокойно доплыть по течению до нужного поворота? А вот дальше…       Травить Алву или нет — выбор только за мной, и я знаю, что решу я.       Хотя вся эта история смотрится странно… нет, про канонного Ричарда я могу сказать много что, но Штанцлер вроде бы ни здесь, ни в каноне не идиот? Ему-то это на кой? Ладно, об этом пусть господин полковник думает. Но потом сразу будет Фельп. Я даже попрощаться с Айри не смогу!       Поэтому во дворец к Айри — или всё-таки в снятый для них дом, чтобы спокойно пообщаться без лишних ушей? Хотя… понятия не имею, к какому времени Айри обязана являться и когда её отпускают. А вот приёмные часы известны хорошо. Во дворец.       И очень даже хорошо, что в прошлом году монсеньор вытаскивал меня на некоторые не очень обязательные протокольные мероприятия, а в этом я уже успел и в Тарнике побывать, и аудиенции аж два раза удостоиться, и примчаться с письмом для Первого маршала. Потому что меня запомнили и пропускают.       …хотя странно у них служба поставлена, конечно, но это не моё дело.       Её величество гуляет с фрейлинами в саду. Это тоже хорошо. Она благосклонно кивает, отпуская Айрис на разговор. Мы отходим в сторону, за кусты.       — Здравствуй, сестрёнка. Как ты тут, как тут Селина и госпожа Луиза?       Айрис пристально смотрит на меня.       — Дикон, что-то случилось?       Вздыхаю. Внимательная ж ты моя умница.       — Как догадалась? Ладно, не отвечай. Ещё не совсем случилось, но может случиться. Вернее… должно случиться. Скорее всего, ещё до исхода этого месяца монсеньор покинет Олларию и я не знаю, надолго ли. Так что я хотел встретиться, пока ничего не случилось. Расскажешь, как у тебя дела?       Айрис серьёзно смотрит, медленно кивает — и начинает рассказывать. Из книги я помню от силы имена тех, кого она перечисляет, но сейчас стараюсь запоминать. Анна Рафиано — супруга экстерриора. Дженнифер Рокслей — супруга моего вассала, и если я переживу Излом — я заставлю Рокслеев это вспомнить! Ангелика Придд — мать Валентина, погибшая в книге, но вдруг тут беда пройдёт мимо? Розалин Дрюс-Карлион, Леонора Пагон, Джулия Фукиано, Саманта Кракл… Это там это были героини третьего плана, пятые лебеди в восьмом ряду, а тут у меня сестра рядом с ними, а их мужья, отцы и сыновья в одном кругу со мной. Ну то есть не совсем в одном, я всё-таки герцог, но тоже знатные люди, приближенные ко двору и игнорировать их нельзя.       Айрис честно старается ни с кем не ссориться, и это ей даже удаётся. Возможно, без Селины и Луизы это было бы сложнее, а так сестрёнке есть с кем пообщаться и у кого спросить совета. Впрочем… кхм!       — Айрис. Поправь меня, если я не понял. Ты раздобыла кинжал и решила хранить его под подушкой, так? Зачем?!       — Я хочу, чтобы у меня было оружие и я могла защититься от врага! — Айри гордо вскинула подбородок.       Ох. Не то чтобы она была не права, но…       — Айрис, в данном случае была права госпожа Арамона. Ты же не умеешь с ним обращаться! А оружие, которым ты плохо умеешь пользоваться, будет в бою не твоим преимуществом, а преимуществом твоего врага. Если у него нет кинжала, а у тебя есть — он отберёт этот кинжал у тебя, и кинжал будет у него. Понимаешь?       Айрис с изумлённым видом на меня смотрит. Ну что не так?       — Ты… Дик, ты… А если я научусь — ты не будешь возражать?       — Если научишься, Айрис. Если научишься! Чтоб ты знала — я сам плохо обращаюсь с кинжалом, хотя меня и учит лучший боец Золотых Земель. Поэтому я предпочитаю пистолеты! К тому же — а у кого ты собралась учиться?       Айри явственно расстроилась и смутилась.       — Дик… Я думала, может, ты…       Теперь настал мой черёд медленно качать головой.       — Во-первых, как я и сказал, я сам не очень хорошо обращаюсь с кинжалом. Во-вторых — когда же мне тебя учить, если я в любой момент могу уехать?       Впрочем… Монсеньор, думаю, повеселится. Вряд ли он ожидал, называя меня, что оруженосец будет выпрашивать у него приглашение для сестры (это ещё туда-сюда) и для этой самой сестры учителя ножевого боя. Это единственный вариант, который приходит мне в голову. И вообще-то не факт, что найдётся женщина, которая это умеет и на это согласится. А мужчина? Сама-то Айрис согласится учиться у кэналлийца? И как на это посмотрят? То есть Луиза-то умная, а Селина, если верить книгам, умеет молчать о важном, но мало ли что? Впрочем, это всё в планах, в планах. Сначала придётся это обсудить с монсеньором. А вот до тех пор… «Ты бей штыком — а лучше бей рукой! Оно надёжней, да оно и тише!»       — Айрис, драться тебе, если что, кулаками. От по-настоящему опасного противника, собирающегося убить, тебя не спасёт кинжал, а вот от того, кто собирается просто что-нибудь нехорошее сделать, ты сможешь отбиться. Слушай внимательно…       Великих тайн я ей, конечно, не открою. Но пару моментов, которые могут ей помочь, опишу.       — Во-первых, когда будешь бить, то большой палец держи вот так, внизу, — беру её ладонь и складываю в кулак, демонстрируя, — чтобы он не торчал и тебе его не повредить. Во-вторых, если у тебя есть подозрения, что придётся дать кому-то в мор…кхм, Айри, прости своего брата и не повторяй за мной. Если подозреваешь, что придётся кого-то стукнуть, то поворачивай перстни камнями внутрь, сейчас объясню, зачем. Если камни будут торчать наружу, то отдача от удара придётся прежде всего на палец с самым выступающим кольцом, и может его повредить. Гладкая же сторона перстней будет служить дополнительной защитой для пальцев, а камни, зажатые внутри кулака, утяжелят его и увеличат силу удара, так что получится почти кастет. А если дополнительно успеть зажать в кулаке ещё что-нибудь небольшое, но тяжёлое, то совсем хорошо получится. Запомнила?       — Подворачивать палец, чтобы не повредить, и поворачивать перстни камнями внутрь, — кивает с горящими глазами Айрис. Истинная Окделл! Чем думали Абвении, когда вычеркнули женщин из цепочки наследования?       …хотя, возможно, они берегли их от гибели на Изломах?       — А что такое кастет? — деловито уточняет сестрёнка, и я запинаюсь, пытаясь сообразить, как объяснить.       — Это такое… кулачное оружие, неблагородное, но другого нападающий на женщину и не заслуживает, — смешиваю я вместе тёплое с мягким, — я при случае покажу в книге или сам нарисую. Теперь, Айри, ещё одно. Надеюсь, не пригодится, но…       Осторожно обхватываю её руку чуть выше ещё сжатого кулака.       — Смотри, если ты попытаешься сейчас у меня выдернуть руку, то у тебя это не получится, — объясняю ей полузабытое уже. — Но! Если ты двинешь рукой вот так, как бы выворачивая мою руку, и после этого согнёшь локоть… Давай, попробуй.       Айрис озадаченно щурится, но делает, как я и сказал. И видит, как это срабатывает. Не очень удачно, к тому же очень медленно, я качаю головой и вздыхаю.       — Попробуйте потренироваться с Селиной, только осторожно, постарайтесь научиться делать это быстро, чтобы противник не понял, и объясните её матушке. На нас и так уже странно смотрят. Я спрошу монсеньора, может, он сможет помочь и в плане обучения, но, Айри, запомни, пожалуйста. Если тебя схватили — вырывайся и убегай, не пытайся драться без необходимости. Мужчины сильнее… ну, обычно — сильнее, но я бы не хотел, чтобы ты проверяла это на себе. Пожалуйста.       — Я постараюсь быть осторожной, — кивает Айрис.       И уже на прощание шепчет мне:       — Ты был прав, её величество — замечательная!       

***

      Монсеньор изрядно развеселился, когда я у него спросил, можно ли поучить Айрис обращению с кинжалом.       — Ричард, да вы и впрямь готовите её в свои наследницы!       — Да мало ли что, — вздохнул я. — Я бы поискал у нас родственников в Алати, чтобы она там немножко пожила и алатских обычаев понахваталась, с пистолетом бы обращаться поучилась и в мужском седле ездить, да ближайшие алатские родственники у нас — Савиньяки! Да ещё…       Я вздрогнул, поспешно обрывая всплывшую мысль. Нет-нет-нет, нафиг-нафиг! Матильда в качестве родственницы не перевешивает своего гнилого внука в качестве мужа.       — Что — ещё? — Алва сощурился, подобравшись на кошачий манер. — Ричард, вы сейчас вспомнили что-то весьма неприятное, я бы даже сказал — пугающее вас. Полагаю, я имею право знать, чего вы боитесь, потому что как раз страха я за вами до сих пор особо не замечал.       Я снова вздрогнул. До сих пор Алва тоже как-то… не спрашивал прямо. И прямо отвечал от силы два с половиной раза. И он действительно очень много делает для меня и Айрис. И если у кого и есть шанс выжить даже на Изломе — то больше у него, чем у меня.       — Монсеньор… Для вас вряд ли будет новостью то, что мои родители считали Альдо Ракана законным наследником. Или, по крайней мере, Эгмонт считал, а Мирабелла ему не возражала. Они… они когда-то договорились о браке Айрис и Альдо. Я заговорил об Алате, вспомнил о том, что бабка Альдо как раз из Алата, и вспомнил об этой договорённости. Видимо, Ми… матушка упоминала об этом уже после моей болезни, — поспешил уточнить я, чтобы не вызывать вопросов типа «неужели из всего детства вы вспомнили только это?» и не кидаться объясняться после этого, что выглядело бы втройне подозрительно.       — Вы боитесь, что Альдо из Агариса истребует к себе вашу сестру? — Алва заломил бровь, но усмешка выглядела как-то… не очень убедительно?       — Впереди Излом, монсеньор, — хмуро ответил я. — Я… я, может, и не очень люблю войну, я вообще не люблю драться, Скалы — это щит, не меч, но на Изломе может случиться всё. Вы же лучше меня знаете, что ни один Излом, известный современной истории, не прошёл спокойно. Я боюсь, что может что-то случиться с Айрис. Эдит и Дейдри малы и живут в Надоре, даже если вдруг… Мирабелла их не отпустит от себя, и найдёт тысячу предлогов, чтобы никуда не ехать с ними, а просто так… Хоть одна польза от завышенных налогов — с нас попросту нечего взять! Если только весь Надор сразу — и тогда под ударом опять Айрис, как уже подходящая для брака… Если Альдо найдёт деньги… или ему дадут деньги, что одно и то же… И я даже не могу ничего сделать. Пока Айрис не замужем — я не могу даже расторгнуть помолвку, потому что все мои действия, буде Альдо внезапно отыщет деньги, легко объявить противозаконными и изменническими. Остаётся только надеяться, что Айрис… я знаю, её величество и Селина Арамона выглядят нежнее, баронесса Капуль-Гизайль — ярче, а за Айрис приданого — Надор в случае моей смерти и ничего больше. Это очень много для дворянина и очень мало для короля.       Ворон дослушал мой сбивчивый путаный монолог и кивнул спокойно.       — За себя вы, как я посмотрю, так и не научились бояться, хотя это я — любимец Леворукого, а не вы. Что ж, если вдруг так получится, что я переживу Излом, а вы — нет, и ваша сестра вдруг окажется замужем за Альдо — я позабочусь, чтобы она стала вдовой раньше, чем её муж — вдовцом.       — Вы уж переживите Излом, монсеньор, — от души то ли пожелал, то ли попросил я. — У меня хоть сёстры есть… может, сын Айрис станет следующим Повелителем Скал, если вдруг что.       — Ричард, — не менее прочувствованно откликнулся Рокэ, — будьте так добры, уж приложите тоже все усилия, чтобы пережить Излом. Вы меня в качестве Повелителя Скал и хозяина Надора устраиваете много больше, чем ещё не родившийся ребёнок вашей незамужней сестры или старший Ларак, который тоже сын сестры и дочери Повелителя Скал. Насчёт тренировок вашей сестры я подумаю. Свободны.       

***

      На конверт с приглашением я смотрел как на ядовитую змею. Я знал, куда и зачем мне предстоит поехать. Я был почти уверен, что мне там сунут перстень с ядом и список смертников. Я боялся, что этого не случится. Я ждал этого письма, и этого разговора, потому что дальше Штанцлер сбежит, а потом будет Фельп, а потом…       Потом будут неизвестность, страх и свобода. Комплектом, они всегда идут комплектом. Я буду свободен от судьбы книжного Окделла, буду так же слеп перед будущим, как и все, уязвим и смертен, как все. Я хочу этого, хотя и боюсь неизвестности. Но сначала… сначала мне нужно пережить этот разговор.       Не есть в доме врага. Не пить в доме врага. Не показывать, что он мне враг. Взять список. Согласиться со всем. Взять кольцо. Выбраться из особняка Штанцлера.       Тяжело иногда быть атеистом — и помолиться-то некому…       Вперёд, Окделл. Последний рывок.              — Ричард, мальчик мой… у меня ужасные новости, — Штанцлер был тих и скорбен, когда положил передо мной исписанный именами лист.       «Катарина-Леони Оллар, урождённая графиня Ариго, герцог Анри-Гийом Эпинэ, маркиза Антуанетта-Жозефина Эр-При, герцог Вальтер-Эрик-Александр Придд, герцогиня Ангелика, граф Валентин-Отто Васспард, граф Штефан-Фердинанд Гирке-ур-Приддхен, герцогиня Мирабелла Окделл, урождённая Карлион, герцогиня Дейдри Окделл, герцогиня Эдит Окделл, граф Эктор-Мария-Максимилиан Ауэберг, виконт Иоганн-Йозеф Мевен, граф Людвиг Килеан-ур-Ломбах, виконт Теодор Килеан, граф Генри Рокслей, виконт Джеймс Рокслей, граф Ги Ариго, граф Иорам Энтраг, граф Август Штанцлер, виконт Фридрих Шуленвальд, граф Луи Феншо-Тримейн, барон Жан-Филип Феншо, его наследник Эдвард, барон Александр Горуа, его наследник Жюльен, барон Ангерран Карлион, барон Питер Джеймс Лоу, его наследник Роберт, барон Максимилиан Гайар, его наследник Жорж…»       Тот самый список, из-за которого ломали копья защитники и противники книжного Окделла.       — Эр Август, — выдавил я, — что… что это за список?       — Это люди, которые осенью умрут. Одни на плахе, другие при попытке к бегству, некоторые, видимо, успеют принять яд. Квентин Дорак больше не намерен прятаться за фанатиков и безумцев. Они свое дело сделали…       Я закрыл глаза. «Ведь вот врёшь, врёшь, да ненароком и правду со­врёшь!», как говорила Мачеха в сказке.       — Там матушка… и Дейдри с Эдит…       — Верно, Ричард. А тебя там нет, как и Айрис. Ворон не захотел отдавать свою игрушку. А Айрис выдадут замуж за кого-нибудь из навозников.       — Она не согласится! И я не разрешу! Я — глава Дома Скал!       — Ричард… со дня на день начнётся война. Ты уедешь на неё вместе с Вороном, и будешь далеко. Слишком далеко, чтобы успеть возразить.       — Но её величество, она же не даст… Он же не посмеет!       — Дикон, Катари Ариго — главная помеха на пути Дорака. Она не только Святая Роза всех Людей Чести и мать наследника при больном короле, она — препятствие к заключению Фердинандом нового брака.       Я согнулся, спрятал лицо в ладонях.       — Зачем?! Зачем новый брак?!       — Затем, что стране не хватает хлеба и золота. Вараста еще не оправилась, иноземные купцы после бунта опасаются привозить товар, а эсператисты считают Дорака и Талиг проклятыми… — Штанцлер тяжело вздыхал, а я не решался отнять ладони от лица, потому что не был уверен в его выражении.       — Если Катари Ариго умрёт — Фердинанд женится на фельпской купчихе с её золотом, зерном и торговым флотом. Фельпские толстосумы готовы на всё, чтобы получить меч Рокэ Алвы. Им тесно между Урготом и Бордоном, и им мешают мануфактуры Дриксен и Гайифы, а до Создателя торгашам дела нет. Их Создатель — деньги…       Штанцлер умел говорить красиво, этого не отнимешь. Речь лилась гладко, хотя и могла вызвать вопросы, но я тупой, очень тупой Окделл. К тому же влюблённый в Катари, а Катари мне совсем недавно нажаловалась на жестокого Алву…       — Фельпский магистрат сговорился с урготским Фомой и Дораком. Талиг дает армию и полководца, Ургот и Фельп — золото и хлеб, а скрепляет сделку брак. Но сначала нужно убрать Катарину Ариго и тех, кто за нее заступится. Каждому свое. Алва и Савиньяки будут воевать, Манрики и Колиньяры займутся Людьми Чести. Благодаря глупости Иорама и Людвига у Дорака есть козыри… Они из ничего слепят заговор, и им никто не помешает… После Кагеты, Дикон, мы остались одни. Гайифа не рискнет скрестить меч с Вороном, а Фельп, Ургот и мориски сорвут торговую войну. Любую…       Хочется верить, потому что это означает несколько спокойных лет для Талига. Но есть ли правда… в смысле — что из сказанного правда, что полуправда, а что наглая ложь? Штанцлер замолчал. Я должен как-то отреагировать. Я должен быть в страхе, растерянности и в отчаянии. Эр Август… У него ведь всегда есть выход, верно? Вот, Окделл, вот тот, кто всегда найдёт выход. Ну?       Я поднял голову, умоляюще воззрился на «друга семьи».       — Эр Август… я не верю, вы ведь такой умный… Ведь можно же что-то сделать?       — У нас есть лишь один выход, — кансилльер очень внимательно посмотрел мне в глаза, — Создатель… Я бы отдал всё на свете, чтоб избавить тебя от этого разговора. И от этого выбора… Но мы должны спасти её величество. Спасти королеву и не допустить превращения Талига в средоточие зла.       — Эр Август, то есть устроить побег? Айрис обязательно поможет с этим, они вместе сбегут! — захлопал я глазами.       — Побег? — кансилльер еще больше помрачнел. — Дорак за такой подарок отдаст две провинции. Бежавшая королева становится изменницей, это повод для позорного расторжения брака даже в отсутствие беглянки, смерть для всех, кого обвинят в соучастии, и немедленный новый брак короля. Но не это самое страшное. Им просто не выбраться из дворца. Манрик — отвратительный генерал, но прекрасный тюремщик… Нет, Дик, если мы хотим спасти Катарину и остальных, о побеге нужно забыть.       Кансилльер замолчал, переставляя с места на места фигурки на каминной полке. Вырезанные из кости странные животные, похожие и не похожие на лошадей, несли на себе всадников в полосатых одеждах. Холтийцы… Народ еще более загадочный, чем кагеты или мориски. И в книгах про них почти ничего не было! Хотя и про морисков в книгах было не так чтобы сильно много… Чего он ждёт? Тьфу ты, тут ведь должна следовать моя реплика!       — Но что тогда? Эр Август, вы ведь сказали, что не завели бы этот разговор… Что есть какой-то выбор… Значит, их всё-таки можно спасти? Вы знаете способ?       — Я до последнего надеялся, что связь с Вороном защитит королеву, а с ней и остальных, — кансилльер вертел одну из фигурок в руках. — Беда Катарины Ариго в ее честности, а Ворон слишком горд для… Алва получил свою войну, а больше ему ничего не нужно. Если бы семь лет назад Катарина ему ответила или хотя бы догадалась солгать!..       Э?       — Эр Штанцлер, вы о чём?       — Забудь… Есть вещи, о которых тебе лучше не знать. Прости, я задумался.       Так, надеюсь, я не спалился?       — Дикон, — тихо сказал кансилльер, — будь у меня хоть какая-то возможность добраться до самого Дорака, я бы ее использовал, но к аспиду подходов нет. Любое разоблачённое покушение, любой пойманный заговорщик лишь ускорят неизбежное. Более того, с Дорака станется устроить заговор самому, «разоблачить» его и развязать охоту.       — Но вы же сказали, что выход есть, — я почти кричал. Катари… Катари не только у Дорака под ударом. Кардинал с кансилльером друг друга стоят. В опасность для Мирабеллы и девочек я не очень верю, честно говоря, это просто невыгодно. — Эр Август, вы же сказали…       — Да, Дикон, — печально и торжественно заявил кансилльер, — у нас остался выход. Единственный. Уничтожить Ворона. Без него Дорак притихнет. Варзов и Савиньяки — хорошие военачальники, но и только. Воевать сразу с Гайифой, Гаунау и Дриксен им не под силу. За них Фельп и Ургот платить не станут. Дорак без Алвы будет думать не о нападении, а о защите. У нас будет время собраться с силами и что-то предпринять…       Он повернулся и заглянул мне в глаза, а я понял, что не знаю, как мне положено реагировать. Бояться? Радоваться? Спрашивать, есть ли другие варианты?       — Ричард Окделл, — Штанцлер смотрел безотрывно, пристально, и у меня по спине бежали даже не мурашки — здоровенные мураши, — я вижу, ты всё понял. Убить Ворона предстоит тебе. Если ты, конечно, на это решишься. Ты — единственный Человек Чести, кто находится с ним рядом. Ты и Катарина Ариго, но он ничего не ест и не пьет в её присутствии, а кинжал в женских руках не более чем игрушка… И потом, мать, убивающая отца своих детей, это… Это чудовищно. Она такого не вынесет.       Только не Катари, он же не втянет в это Катари? Вроде не должен… Я поспешно отвёл взгляд, затряс наклонённой головой.       — Нет, не… не королева, это слишком опасно. Нет… Вы… Но, эр Август, я ещё не готов, я не… я проигрываю ему — хотелось бы сказать, что один поединок из трёх или даже двух, но, эр Август, я пока разве что зацепить его ухитряюсь…       — Я так и думал, — кивнул Штанцлер. — Ты не сможешь убить такого фехтовальщика даже в спину. И ты не должен попасть под подозрение. Это погубит, самое малое, твою семью, а может, и нас всех…       Я стоял с полуопущенной головой, стараясь держать на лице отчаяние, и не заметил, откуда Штанцлер достал кольцо. То самое.       Золото и алые шерлы. Золотая молния.       Когда я научился определять камни со скоростью ювелира? Но это не рубины. Такие камни показывал ювелир, когда выбирали Айри «домашний» комплект. Только цвет был немного другой…       — Это смерть, Дикон, — рассказывал Штанцлер, — быстрая и безболезненная. Если дважды нажать ногтем молнию, откроется тайник, а в нём две маленькие крупинки. Каждой хватит на бутылку вина. Человек ложится спать, утром его слегка лихорадит, он возбужден и весел, к вечеру возбуждение усиливается, со стороны он может показаться пьяным… Затем приходит сон… Вот и всё. Ни мучений, ни кошмаров, ничего.       Хотелось бы верить, но на ком проверять? Я б себе это колечко оставил, если бы был уверен, что это так.       — Некогда женщины Великих Домов предпочитали позору яд из рук мужей и братьев…       О каком, интересно, позоре говорит Штанцлер? Что он имеет в виду? Окделл, нашёл время, не отвлекайся!       — Перед тобой — реликвия дома Эпинэ. Признаться, я хранил её для себя, — продолжал вещать Штанцлер, а я старался не отводить взгляд от золотого и алого. — Это трусость, Дикон, но в молодости я побывал в Багерлее. Не как заключенный, как спутник вдовствующей королевы, посещавшей узников… Я поклялся, что живым туда не попаду, Морис Эр-При об этом знал… Перед восстанием он подарил мне своё кольцо. Я не хотел брать, однако Морис сказал, что он, если не останется выхода, найдёт смерть на поле боя. И нашёл…       Кансилльер внимательно посмотрел на меня и положил смертельную вещицу на стол.       — Не буду тебе мешать, Дикон. Пусть тебе подскажут совесть и сердце. Не сможешь — оставь кольцо на столе. В моем доме воров и предателей нет. Если решишься, умоляю, будь осторожен! Талигойя не может потерять последнего Окделла. Я не просил бы тебя о помощи, но больше некого.       Он повернулся и вышел. Я потянулся к кольцу, но спохватился. Список! Он даже нужнее кольца. Я думал, что придётся его переписывать, но нет, список так и остался лежать на столе. Я взял его, сложил и спрятал во внутренний карман. Монсеньор, если верить книгам, тоже не в восторге от кардинала. Так, не расслабляться! Ничего ещё не кончилось! Ползти до особняка нужно будет очень медленно. И лицо… я всё ещё в отчаянии. Я давал клятву. Если предположить, что Штанцлер может слушать… Хм… а можно ли подслушать? Ладно, надейся на лучшее, но готовься к худшему. Я запрокинул голову, посмотрел на потолок и жалобно вопросил несуществующего Создателя:       — Это же не… Я же не клятвопреступник? Но матушка… и сёстры…       Снова уронил голову. Постоял. Всё-таки взял кольцо. В карман? Нет, ненадёжно, придётся на палец… пакость. Село впору, как подогнанное. А может, и правда подогнали по заказу Штанцлера. Уж размер кольца-то выяснить несложно, хоть у того же мастера Бартолемью… Я до сих пор не решился зайти в его лавку. Я хотел помнить его живым.       Окделл, не отвлекаться. Поскорбишь потом. Ну то есть скорбное лицо можешь сделать и сейчас… но лучше отчаяние и растерянность.       Шаг, шаг, ещё шаг. Идти медленно, неуверенно. Выйти за ворота, не торопиться. На Сону можно залезть как привык, ты всё равно не лошадник. Держись, Окделл, последние мгновенья тишины… Вот-вот она взорвётся о снаряды… А сдаться — это потерять лицо… И как потом сестре в лицо смотреть мне? Но нет, я не желаю смерти. Никакой. Разве что в собственной постели лет через пятьдесят-семьдесят, мирно уснув в богатом Надоре после торжеств по поводу удачной свадьбы младшей внучки. Кружок по городу или у фонтана посидеть? Лучше у фонтана, я в таком состоянии слона не увижу. Вдох-выдох. Вдох. Выдох. Медитируй, Окделл. Не умеешь? А придётся учиться прямо сейчас. Вон на тот камешек на дне фонтана медитируй. Дыхание на два счёта. Вдох-раз-два, пауза три-четыре, выдох-пять-шесть, пауза-семь-восемь. Мало? Дыхание на четыре счёта. Вдох-раз-два-три-четыре, пауза…       Я очнулся, когда часы пробили… сколько? Пропустил, сколько именно, но пробили. Что ж, первый опыт медитации можно считать успешным. Можно ехать домой и сдаваться монсеньору. Сдавать, в смысле. Кольцо, список, Штанцлера и Дорака.       Когда я шёл к кабинету монсеньора, меня начал накрывать отходняк. Не-не-не, Окделл, ещё немножко, ещё чуть-чуть.       Стучу в дверь. Шорох ключа, щелчок замка. Искры в синих глазах.       — Ричард, что стряслось? Ещё парочка эсператистских священников просит укрытия? Герцогиня Мирабелла прислала с письмом оставшихся дочерей?       Мотаю головой.       — Нет, монсеньор… выпить есть?       — О, — задумчиво говорит Рокэ, отступая от двери и пропуская меня внутрь, — неужели опять беспорядки в Олларии? Но мне бы уже доложили.       Прохожу. Дверь закрывается за моей спиной, но замок не щёлкает. В камине огонь, на шкуре у камина какие-то бумаги.       — Как вы знаете, Ричард, — кивает мне на корзину с бутылками Рокэ, — в этом доме вино закончится, когда закончусь я. Итак?       Тянусь к бутылке, почти забыв про кольцо, но алый блеск на пальце напоминает о себе. Морщусь, стягиваю с пальца сомнительный подарок. Золото, алые шерлы. Камни не виноваты, как не виноват меч и не виновата пуля. Список… список. Достаю из внутреннего кармана список, кладу его на стол, кольцо сверху.       — Вот, монсеньор. Подарки от двух господ сразу, от кардинала и кансилльера.       — И что же тут от кого? — хмыкает Алва.       — Кольцо с ядом от Штанцлера. Список смертников от Дорака.       Наконец берусь за бутылку. Руки подрагивают, но не трясутся. Пока что или вообще?       — Смешно, конечно, вышло… знаете, как по сказке: «Ведь вот врёшь, врёшь, да ненароком и правду со­врёшь!» Штанцлер так привык врать, что уже, наверное, сам уже не различает, где ложь, где правда… Дал мне список. Монсеньор, может, там и есть виноватые, и даже заговорщики. Только они всё равно не заслужили — вот так. Братьев королевы ведь отпустили, верно? Как и бывшего коменданта. А потом Дорак просто объявит, что все, кто с ними общались, подозреваются в заговоре. А Штанцлер мне плёл, что, мол, если вас отравить — этого не случится. Поесть мне не предлагал, чаем не поил, за руку не брал… наверное, я справился с тем, чтобы выглядеть полным идиотом. Хотел бы я глянуть на список, рукой Дорака начертанный…или не хотел бы… Мир… матушку туда тоже вписали, уж не знаю, Дорак или Штанцлер… и младших…       Вино тёмно-красное, «Чёрная кровь», не белое золото, которое так понравилось мне. Лучше так. Второй бокал идёт отлично.       — Пожалуйста, монсеньор. Не надо… это ведь ненамного лучше, чем когда фанатики пришли.       Алва хмыкает, крутит в руке перстень.       — За свою семью не попросите?       — Я прошу за всех, монсеньор. Лес рубят — щепки летят, да? Только в исполнении Дорака это один раз уже было. Октавианская ночь… Моя семья — а Валентин? А его мать? А Рокслеи?       — Что ж, про список я понял, — кивает Алва, — так что с перстнем?       — Он сказал — два раза нажать на молнию, — вспоминаю я инструкции. — Откроется тайник, там две крупинки, одна крупинка на бутылку.       — Действие яда он вам тоже описал? — уточняет Рокэ.       — Если верить — лёгкое возбуждение на следующий день, эффект опьянения, сон, смерть во сне.       — А если не верить?       Пожимаю плечами, наливаю следующий бокал. Потихоньку развязывается узел внутри, но что-то вино не очень действует.       — Всё, что угодно, монсеньор. Сказал — реликвия Эпинэ.       — Ариго, а не Эпинэ, — поправляет Алва.       — А он сказал — Эпинэ. Может, и с ядом ошибся? Может, это вообще не яд? Только со списком не ошибся, ха! Хоть и не сидел за шторкой и за кардиналом не записывал, а всё равно угадал.       Поднимаю глаза. Алва внимательно на меня смотрит.       — Я буду вам завтра нужен, монсеньор?       — У вас на завтра планы? — вкрадчиво уточняет Ворон.       Мотаю головой и смеюсь.       — Страдать похмельем и лежать в лёжку. Ну их всех, надоели! Я ждал… что-то должно было случиться. Не могло не случиться. Он меня так окучивал, такая возможность — Окделл в гнезде врага! Вот, случилось. Так ловко подсунул мне выбор — между вашей жизнью и жизнями семьи, вроде, я, дурак, не пойму, что выбора-то и нет. Теперь я напьюсь, буду петь пьяные песни, завтра буду страдать похмельем, а потом уедем в Фельп. Дуксы, бордоны, море, если вы решите идти на абордаж, то я с вами. Вы поэтому любите войну, да?       Алва задумчиво подбрасывает кольцо, ловит, со стуком кладёт на стол.       — Нет, завтра вы мне не нужны. Более того — ближайшие два дня постарайтесь даже из своей комнаты не высовываться, будто вас и в живых нет. Еду вам будут носить в комнату, книги тоже принесут. Сегодня можете напиваться спокойно, я себе тоже налью… сидите, кому сказано, — рявкает он, когда я начинаю отлеплять себя от кресла, вспоминая свои обязанности оруженосца, — сам налью! Пейте. И можете петь свои пьяные песни, уверяю, отнюдь не все кэналлийцы обладают хорошим голосом. Не напугаете.       Я вытряхиваю в бокал остаток вина, озадаченно смотрю на бутылку. Как, уже? Но я не пьян. Рокэ хмыкает, достаёт две бутылки и одну протягивает мне. Благодарно киваю. Чтоб их всех с их интригами… и этого гуся старого, и два-сапога-пара кардинала, счастье ещё, что с королевой они промахнулись оба…       Смеюсь. Королева, да. Что будет дальше? Да к Леворукому всё! Я буду пить и петь! Я не Первый маршал, без меня обойдутся!        Одну простую сказку, А может быть, не сказку, А может, не простую Хотим вам рассказать. Ее мы помним с детства, А может, и не с детства, А может, и не помним, Но будем вспоминать…        Я помню, Ричард Окделл, А может, Рокэ Алва, А может, это был Робер (Но точно не Феншо)… Отправился в Сагранну, А может, драться в Ноху, А может, к Марианне, Но тоже хорошо!        Там проигрался в кости, А может, и не в кости, А может быть, и в карты — Я что-то не пойму… Да нет, он там всё выиграл: Дуэли и брильянты, А также Марианну И важную войну!        Но справа или слева Подкралась королева, А может, это Штанцлер злой, А может, и не злой. А может, это Манрик был! Он вышел из Олларии И шел с резервной армией За новою казной!        «Послушайте, мой Дикон, Да вы почти что Эгмонт, Нет, вы святой, как Алан, И так же вы умны. — Ага, оно и заметно! У вас такие пёрья! — Почти как у Ворона! Вепрь в вороньих перьях! У вас рога такие! — это про мужа? Копыта очень стройные! — Стройные копыта? Это что-то новое! И верности полны! — Спасибо, не Чести!        А если вы отравите, Ой, то есть, не отравите! А если мы пошутим, — Кто ж Рокэ насмешит? Он вам седло большое, Ковер и новый орден В подарок сразу вручит, А может быть, вручит!        И глупый Ричард Окделл, И бедный Ричард Окделл, Несчастный Ричард Окделл С отравой пошутил… И после этой шутки, А может, и не шутки, Седло и тур в Агарис Немедля получил!        Мораль у этой сказки, А может, и не сказки, Поймет не только взрослый, Но даже наш герой! Когда ваш эр зажилит Ковер и новый орден, Скорей езжайте к Альдо, Уж он за вас горой!