Memento mori - часть 1 цикла "Сказки многоликого универсума"

      Каникулы Гарри с самого начала не задались.       На второй день ему позвонил по телефону Рон.       И дядя Вернон впал в неконтролируемое бешенство. Он ругался, плевался и так далее по списку.       Но для Гарри Поттера это не было чем-то новым. Прошлым летом, после появления чокнутого домовика Добби, каникулы у Гарри тоже не сложились. Тогда, если бы братцы Уизли не похитили его ночью на летающем автомобиле своего отца, дядя Вернон непременно убил бы племянника своей жены.       Прошёл целый год с дня знакомства с волшебным лопоухим созданием, но парень так и не смог найти в библиотеке информацию о том как Добби провернул всю эту неразбериху. В найденной книге о домовиках говорилось, что они абсолютно преданы своим хозяевам — по сути, владельцам — и никогда, совсем-совсем никогда, не идут наперекор их приказам. Более того, никогда, ни при каких, даже экстраординарных обстоятельствах, они не проявляют собственной инициативы. За исключением тех случаев, когда надо спасать жизнь и здоровье членов хозяйской семьи — самого хозяина либо хозяйки, их детей или внуков.       А Добби впоследствии оказался домовым эльфом Люциуса Малфоя! С какого хр…а, задавался вопросом Гарри, чужого домовика настолько глубоко тронула судьба мальчика Поттера — не Малфоя, а Поттера! — что он явил чудеса самостоятельности и отваги? Чудеса, да и только! Попросил у домовика побольше разъяснений, но тот только бился головой об стенку и выл, повторяя, какой «Гарри Поттер великий волшебник» и как «Добби рад ему служить». Ага-ага, «служить»! Скажешь тоже. Чуть не стал целых три раза причиной его смерти: в доме Дурслей от кулаков дяди Вернона, на вокзале Кингс-Кросс и во время квиддичного матча в Хогвартсе, когда домовик ухитрился заколдовать бладжер и заставить его гоняться за Гарри в полёте.       Фу! Зар-раза. Смотрит и смотрит выпученными жёлтыми глазищами, что-то от Гарри ждёт и не отвязывается.       Пока мальчик сам у лопоухого создания не спросил.       Читая ночью при помощи электрического фонарика, чтобы дядя к нему не придирался, книгу Батильды Бэгшот «История магии» о подвигах волшебников в древности и в средних веках, Гарри начал размышлять над загадками прошлого. Маги минувших веков знали толк в магии и были на порядок сильнее сегодняшних. Их, наверное, хорошо тогда в Хогвартсе обучали, раз могли замораживать пламя, закупоривать смерть в флаконе, останавливать время, создавать пространственные карманы, в которых строили свои поместья, а то и целые поселения. Хогсмид, Насыпное Нагорье, Хогвартс, Косой переулок и упомянутая в «Истории Хогвартса» тюрьма Азкабан в Северном море. И это далеко не всё.       А чему научился сам Гарри за два года обучения в школе Чародейства и Волшебства? Поднимать Левиоссой перо, выращивать и пересаживать визжащие мандрагоры, превращать спичку в иголку. Какой выдающийся успех, не так ли?       А зачем магу игла нужна? Зачем? Чтобы, если вдруг пуговица от штанов или рубашки фатально и смерти подобно потерялась, крутой волшебник сразу поймает мимо пролетающую зимней ночью букашку и, превращая её в нужный элемент одежды, решит свою проблему. То есть — жука в пуговку, спичку в иголку… Однако! Спичку-то магу откуда достать? А как, из чего можно трансфигурировать нитку — этому научат позже. Где-то на шестом курсе. Не всё же сразу! Зачем затормаживать мозжечок деточки лишними умениями?       Медленно и постепенно. Поэтапно и не спеша — вот девиз нынешнего Хогвартса.       Мельчает, мельчает современное обучение молодых волшебников и ведьм. Или профессура тупеет на глазах? А может быть, не тех людей назначают на должность профессоров?       Гарри делает себе заметку узнать, как в маггловском мире обстоят дела с этой самой «профессурой». Почему-то, ему так кажется, в обычных школах требования к преподавателям выше, гораздо выше, чем в мире магии.       Некоторое время проблемы у Гарри были лишь из-за Дурслей. Они его нагружали работой по дому по самое не могу, а кормили «да простит Бог». Горсткой объедков. Благо, что вовремя спросил у Добби, что лично от него, Гарри Поттера, он хочет. Оказалось, что личная свобода для домового эльфа — это угасание способностей и верная смерть. Короче, убедил парня привязать домовика к себе.       За два года в мире магии, это было, кажется, единственное правильное самостоятельно принятое им решение. Так, что каждой ночью из кухни Хогвартса Поттеру доставлялась этим, перед директором Дамблдором освобождённым, в действительности — личным домовиком Гарри, полная корзина пищи.       Без этой помощи помереть мог Мальчик-который-выжил этим летом от голода.       Так вот худо-бедно жилось ему, пока однажды утром Гарри не услышал разговор Вернона по телефону с его страшной старшей сестрой Марджори. «Тётушкой Мардж», как её называл Дадли. Для ожиревшего от постоянного переедания кузена эта страхолюдина может и была любимой тётушкой, каждый раз по прибытию сующей ему в ладонь двадцатифунтовую купюру. Но вот сыну Джеймса Поттера она ни с какой стороны роднёй не была. Тем более тётей. Поэтому Гарри испытывал к ней, к её злым собакам, к её запойным пьянкам и так далее… лютую ненависть.       Его чувства, совершенно закономерно, оказались взаимны.       Появление этой горластой, почти полтора центнера весом женщины стало известно всей тихой доселе улице Тисовой с первой минуты её прибытия. С собой Мардж привезла своего любимого кобеля Злыдня — пса косолапого, но лающего громко по поводу и без. Но когда на глаза ему попадалась кошка, его лай становился не только яростным, но и злым. Имя пса само по себе достаточно говорило об его скверном характере.       Злыдень своим появлением сеял смуту и раздрай среди всего мурчащего населения Тисовой и округи, выводя его из блаженной летаргии. В особенности пса раздражали холёные, какие-то странные, необычные кошаки миссис Арабеллы Фигг. Они одни умели тихой сапой подкрадываться и с тылу бросаться на бесхвостого пса, оставляя на его спине глубокие царапины от своих неимоверно длиннющих когтей. От боли Злыденька визжал, кошаки тоже визжали, но от гордости за себя…       Когда в поле зрения злого кобеля Марджори никого из кошачьих не наблюдалось, тот гонялся, громко лая, за по-прежнему худосочным, но довольно-таки подросшим уже «племянником» любимой хозяйки, кусать которого Злыденьке разрешалось. Но и эту радость пса омрачила новость, что мальчик научился давать сдачи. Не как раньше, когда бежал до ближайшего дерева, на которое неумело карабкался. В настоящее время «племянник» хозяйки пинал Злыденьку со злостью в самые болезные места и ему ничего другого не оставалось делать, как самому бежать скрываться в самом недоступном месте и жалобно выть оттуда.       Роли мальчика и кобеля неожиданно этим летом поменялись.       От этого лишний шум-гам на Тисовой днём не уменьшался.       Наступил вечер и бедные соседи понадеялись, что пёс угомонится и заснёт от избытка переживаний на новом месте.       Какой облом! Дальше «праздничное настроение» поддержала уже его хозяйка.       О-о-о! Мисс Марджори была бабой горластей любимого Злыденьки. Рядом с ним она выглядела настоящей слонихой и, согласно мнению соседских кумушек, данный факт был решающим доказательством того, что размер имеет значение. Все знают из передач Дискавери трубный зов слонихи во время гона, да? Во-о-от, так говаривали соседки, кивая с пониманием головами. Замуж надо девке, замуж! А не разведением собак маяться.       Гарри ненавидел золовку тёти Петунии не за её всё подавляющую — а местами опостылевшую — любовь к собачьему племени, не за её солдафонские замашки, не за её похабные песенки, которые та, не стесняясь присутствия племянников, «напевала», осушив очередную бутылку бренди. Он ненавидел Мардж за её к нему, Гарри, неприязнь, которой та всячески тыкала ему в глаза.       Взаимной, оказывается, могла быть не только любовь.       Мардж невзлюбила худосочного чернявого мальчонку — настолько не похожего на их Дурслевскую породу — с первого взгляда. Но маленький заморыш, подброшенный как щенок ноябрьской ночью в корзине на порог её дорогого брата, оказался родным племянником жены Вернона, Петунии. И пришлось этого найдёныша оставить.       К жене брата Мардж относилась, как к бесперспективной, одноразового приплода, суке. Родила одного достойного щенка, Дадли — этого собачнице со стажем было достаточно. Мардж эту тощую неприглядную, с лошадиным лицом женщину, которую её брат взял в жены, была бы она сукой, давно выгнала бы на улицу, как негодную к дальнейшему разведению.       А вдруг, вот те на! В дом её брата Вернона эта никчемная су… сноха, притащила помёт своей сестры — такой же вычеркнутой из списка суки. Негодной для разведения по двум причинам.       По первой — она доказала свою слабую генетику, произведя на свет противного своим внешним видом, тощего — то есть, нежизнеспособного, но с очень вредным характером мальчишку. Которого Вернон должен кормить и одевать. Содержать, короче.       Во вторых — сестра Петунии сама себя вычеркнула из списка дальнейшего разведения, взяв и внезапно померев. Сделав тем самым единственное хорошее дело в своей никчемной жизни. Выйдя за безработного наркомана, если бы не умерла в той автомобильной катастрофе вместе со своим муженьком, вся их семейка — не только их задохлик, все они трое, повисли бы на шее её, Марджори, брата.       Все свои рассуждения насчёт безработных пьяниц-наркоманов-проституток, вовремя скопытившихся, освободив мир от себя, мисс Марджори повторяла почти что крича, в своей излюбленной годами форме — наливаясь вискарём из чаши для пунша. Всегда в присутствии дрянного щенка той дрянной, бракованной суки, Лили.       Рыгнув в конце спича.       Совсем не замечая удлинившееся, побледневшее от гнева лицо Петунии. Не видела она и покрасневшего от повышенного давления Вернона, который, выпучив глазёнки в ожидании страшного, дёргал сестру за руку, чтобы та замолчала.       И случилось то, что случилось.       Полетела Мардж раздувающимся шаром, попискивая над улицами тихого пригорода Лондона, Литтл Уингинга. Пуговки на её необъятного размера блузке и прочие элементы одежды, рвались и падали на землю.       Что сделал под шумок Дадли? Воспользовавшись суматохой, закинул в себя оставшееся в стакане тёти Мардж виски, пока взрослые бегали, суетились и пытались удержать улетающую в небеса обнажённую родственницу.       А Гарри, заметив надвигающееся торнадо гнева потемневшего лицом Дурсля-старшего, скоропалительно собрал свой сундук, поднял его, сам того не замечая, невербальной беспалочковой Левиоссой и убежал в ночь, вслед за воющим высоко в облаках дирижаблем по имени Марджори Дурсль.       Куда он прёт по пустой улице, для сумасшедше ухмыляющегося подростка, было абсолютно не важно. Важно было быть подальше от побелевших кулаков Вернона.       Воспоминания последних двадцати минут роликом крутились и повторялись перед внутренним взором Поттера, не давая ему ответ на вопрос — что же это всё было? Но дикий нервный смешок то и дело распирал его, когда сверху доносились вопли ужасной дядиной сестры. И как же она ещё жива, если увеличилась в объёме не менее, чем в десять, а то и в двадцать раз?

***

      Вот так незаметно для себя дойдя до городского парка и углубившись в него, мальчик нашёл одинокую, вдали от уличного освещения скамейку и присел, схватившись обеими руками за голову. Восторг от свершившийся шалости постепенно угасал, сменяясь страхом будущего.       Куда ему дальше податься? Один в ночи.       Обратно в Хогвартс? Но как? Кто позволит ему жить в школе летом? Дамблдор? Не смешите мои шлёпанцы.       В Нору? Нет, нет, сто раз — нет! В этот клоповник Гарри больше никогда в жизни не вернётся. Не то, чтобы в Норе водились те же клопы или тараканы. Сама семейка Уизли напоминала мальчику Поттеру клоповник или гнездо особых, рыжих тараканов.       Проведя прошлым летом целый месяц в Норе, Гарри на всю жизнь «наелся» общения с выводком Уизли. Вечно и повсюду копошащиеся, они лезли к нему — мальчику-одиночке по характеру и по жизни — даже в комнатку для размышления. Даже там, в уборной, они не позволяли ему одному постоять. Кто-то из них, даже бесстыжая приставучая сестра Рона, стоял на посту за дверью — чай, не убежит сокровище!       Постоянно норовили к нему прикоснуться, шлёпали его по плечу, дёргали куда-то идти. Всячески принуждали общаться с ними, разговаривать. Ну, говорили, в основном, они, а Гарри только хмыкал и думал как из этой дыры убежать, от этой непрекращающейся толкучки.       За тот месяц постоянный гул в его голове от вынужденного общения, из жижи, в которую превратились его мозги, пришёл в некую упорядоченность и в нём начали кристаллизоваться некие странные итоги.       Первый и самый неожиданный вывод сам напрашивался на глазах.       Дружба рыжих братцев Уизли не просто так навязчивая до рвоты. Она наигранная. Гарри стал замечать кривляния близнецов у него за спиной, их глумливые жесты, брошенные колкие, ехидные словечки в его адрес. Он видел надменность на лице Персиваля, расчётливость и алчность в глазах миссис Уизли, когда её взгляд смотрел на золотой ключик, висевший на заколдованной гоблинами цепочке у Гарри на шее.       Алчность во взгляде матери рыжиков навела Гарри на второй, сделанный им вывод — у этой бедной, но многочисленной семейки был к нему какой-то, пока неизвестно какой именно, но вполне определённый интерес. Не-не, интерес. А потом он сам догадался, в чём состоит их к нему интерес. В золотом ключике.       В дальнейшем, он сообразил, почему в хаотической на первый взгляд толкучке рыжих тара… мальчиков Уизли, замечалась вполне определённая тенденция — ближе к Гарри внезапно возникала и бесстыдно тёрлась об него своей плоской тушкой она, пучеглазая, оскалившаяся в зубастой улыбке Джиневра.       Да-а-а, картинка, конечно, мерзкая.       Гарри всей душой возненавидел эту противную конопатую тварь. Она была, по его мнению, настоящей уродиной: вся в веснушках, словно птицы её обос… пометили. Эти её немигающие по-змеиному, близко посаженные водянисто-зелёные глазки, словно пожирали его на ходу. А если выступающую нижнюю челюсть оборудовать двумя парами клыков, то будет из Джинни Уизли настоящая такая троллиха карликового размера.       Кроме того, набивающаяся к нему в подруги девочка была крайне неуклюжей и спотыкалась подозрительно часто. Потом он проследил, что это делается только в его присутствии на расстоянии вытянутой руки, чтобы у него было возможность подхватить её и не дать упасть на землю. Он так и сделал первые два-три раза, но затем заметил взгляд её змеиных немигающих зеленоватых водянистых зенок и он зарёкся делать это.       Однажды, дав ей возможность упасть и треснуться башкой об ступеньки лестницы, Гарри даже отступил на шаг, чтобы насладиться зрелищем, но она сразу перестала изображать из себя кисейную барышню. Но зыркать на него исподлобья не перестала.       Однако!       В конце этого учебного года, пребывая в жуткой дезориентации из-за нытья Рона о том, что его сестрёнка погибает в Тайной комнате, Гарри отправился спасать эту вот противную девицу Джинни. И спас её. Ка-а-ак же он потом сожалел!..       Хорошо, что во время спасения, Гарри сам некоторое время был при смерти. В его затуманенном ядом василиска мозгу не родилось ни словечка, которое он нечаянно смог бы произнести. Хотя, ему хотелось как-то возразить насмехающемуся в начале и испуганно кричавшему в конце действия Тому Риддлу.       Вмешательство Фоукса спасло, нет-нет — вернуло его, Гарри, из-за Грани.       Придя в себя, он определил, что ничего не видит, так как стёкла очков залиты тёмной кровью. Почистив кое-как стёкла в бассейне, он посмотрел на рану от укуса василиска. Был шрам, но заживший.       А недалеко стенала она, кошмар-девица, из-за которой пришлось ему влипнуть в опасную, с угрозой жизни, ситуацию. Стиснув зубы, чтобы не заорать на рыжую дуру, он сгрёб одной рукой ту за воротник мантии, другой рукой ухватился за хвост феникса… А там, на выходе из туалета Плаксы Миртл всех их подловил директор Дамблдор, остальных отправил в Больничное крыло, а самого пострадавшего — Гарри Поттера — потащил в свой кабинет на допрос.       Гарри тогда рассердился, потом ему стало плохо, он отключился… Появился Люциус Малфой, Добби… С Джинни Уизли ему не удалось в этот день и словечком обменяться.       Как оказалось, всё было к лучшему. А то Долг жизни Джиневры изменился бы в противоположную сторону и превратился бы в моментальную магическую с ней помолвку, скажи Гарри ей хоть словечко. Потому что парень спас «девицу в опасности».       Фух! Пронесло и слава Богу!       Потом об этом Поттер тайком от Гермионы Грейнджер прочитал в Запретной секции, наведавшись туда под мантией-невидимкой. Мда-а-а… Мог бы так оплошать из-за незнания реалий волшебного мира! Слава всем богам, Высшим силам и даже этому вашему Мерлину с его сомнительной свежести подштанниками, что после укуса василиска он мог только мычать и мысленно, начисто забыв о помирающей невдалеке Джинни, прощаться с жизнью.       Когда Гарри пришёл в себя, он был весь в крови и по лицу его текла противно пахнущая чёрная жижа. Но Гарри совершенно не придал этому значения, радуясь, что избежал смертельного исхода. И весь день с ней, с Джинни, даже глазами не встретился.       Гарри подвёл итоги — никакой Норы в качестве цели побега в списке нет и не предвидится! К счастью, была веская причина отбрыкаться от занудного бормотания директора Дамблдора, которую судьба как бы сама подкинула беглецу. На первой странице недавнего выпуска «Ежедневного пророка» чёрным по белому было написано: СОТРУДНИК МИНИСТЕРСТВА МАГИИ ВЫИГРАЛ ГЛАВНЫЙ ПРИЗ Артур Уизли, глава Отдела по борьбе с незаконным использованием изобретений магглов, выиграл Главный приз, который ежегодно разыгрывает газета «Ежедневный Пророк».       «Выкуси ты, мерзкий бородатый старикашка, качающий непонятные права от имени кого-то, неведомо кем выбранного «магическим опекуном»! Непонятным колдовством нагло меня завораживающий, да так, что я опять, даже слова поперёк не сказав, вернулся летом к моим противным родственникам, с которыми люто, обоюдно ненавидим друг друга».       Вот такие слова крутились в голове растрёпанного темноволосого мальчика, пока он сидел на скамейке, крутил на автомате свою Остролистовую палочку, а его школьный сундук продолжал парить с ним рядом.

***

      Неожиданно Гарри ощутил чей-то чужой взгляд у себя за спиной. Тяжёлый такой, испытующий взгляд. И волосы у него на голове встали дыбом. Угрозы со стороны наблюдателя, как бы не было, но сам факт, что его бегство с Тисовой кто-то мог так быстро раскрыть, напрягал мальчика. Выставив перед собой палочку, как он подглядел у Снейпа на прошлогоднем провальном Дуэльном занятии, Гарри вскочил и крутанулся на пятках к гуще тёмных кустов за скамьёй. Заняв боевую позицию, он был готов пуляться хотя бы Агуаменти, если ничего другого в Хогвартсе не выучил. Существовании запретов на колдовство несовершеннолетних летом и к чему их несоблюдение может привести, начисто вылетели из его головы.       Из тёмных кустов вылез чёрный очень тощий пёс, еле различимый в слабом освещении парка. Но движение животного Гарри заметил, даже сквозь свои неподходящие по диоптриям очки. На морде пса светилась пара серых глаз, с чуточку приспущенными внешними краями. Минуту-две они с парнем смотрели друг на друга, не шелохнувшись, чтобы не спугнуть стоящего напротив.       То, что это был именно пёс, Гарри, благодаря той же визжащей о помощи в облаках тётушки Мардж, которая на данный момент изображала собой дирижабль, смог определить с первого взгляда на тощую животину. Вдруг пёс прилёг, прижавшись всей тушкой, на землю и стал жалобным, трогательным голосом скулить. Сердце мальчика дрогнуло от жалости.       Гарри животных, кроме своей совы Хедвиг, в принципе не очень-то любил. Да и сама сова была ему в тягость — кому письма писать-то и отправлять ею? Дурслям? Ну, появлялась иногда белоснежная напасть в Большом зале, влезала в тарелки и подносы с едой то хвостом, то крылом; то клевала, то блевала…       А чужих любимцев-то, зачем их надо любить? Что кошаки миссис Фигг, что кобели Марджори Дурсль — все они отравляли его детство на Тисовой. Живность, привезённая учениками в школу Чародейства и Волшебства, была юному Поттеру в целом безразлична. Что-то вроде инопланетян — все говорят, что они существуют, некоторые говорят, что даже их видят. Гарри тоже иногда встречал таких — кошки, жабы, грызуны (зайчики там, шиншиллы, хомяки)… Шастают в своём отдельном животном мире туда-сюда, иногда мешаются под ногами, спотыкаешься об них. Да бог с ними! Пусть живут, если не надо о них заботиться.       Но существовал особый класс животных, к которым Гарри испытывал самую, что ни на есть, реальную непереносимость. Как к определённой марке стирального порошка тёти Петунии, от которого кожа Гарри покрывалась сыпью.       В эту группу входили все виды мышей и крыс, жабы, насекомые, черви, змеи… Гарри гадал, как так получилось, что пресмыкающихся он ненавидел, а змеиным языком владел с рождения. Или по наследству, или после нападения Волдеморта на него. Передал ему эту способность.       Сам бородатый «Санта Клаус» Дамблдор, исследуя его шрам и вытекшую оттуда жижу, сказал это — может быть, нечаянно — но сказал это вслух. Но, это были цветочки. А дальше следовали ягодки.       Особую, верхнюю степень непереносимости занимал любимчик Рона, крыса Короста.       Эту крысу Гарри не терпел, наравне со сестрой Рона Джиневрой. Короста был крысюк — противный, зловонный, облезлый, толстый и ленивый — всё это можно было сказать и о Джинни. Последняя не была толста, но зато вся в веснушках, как индюшачье яйцо.       Этот мерзкий крысюк не отлипал взглядом, как и сестра Рона, от Мальчика-который-выжил и следил за любым его передвижением своими странно осмысленными глазками, чёрными как бусинки.       Этим летом, сразу по возвращению на Тисовую, собственная сова Гарри Поттера Хедвиг, после угроз дяди Вернона свернуть ей шею, с писком улетела в ночь и давно не объявлялась. Пускай! Чёрт с ней, с предательницей.       Пока мальчик-беглец предавался рассуждениям, чёрный пёс медленно, ползя на животе, приблизился к нему. Наконец, Гарри заметил его манипуляции и начал тихо, как слышал от тёти Мардж, приговаривать:       — Ну, что ты, хороший мальчик, хороший какой, — надеясь, что своей интонацией успокаивает собакена и тот спокойно, не кусаясь, доползёт до него. — Иди, иди ко мне, мой хороший. Я покушать дам тебе. Хороший пёсик…       И псина, у которой под шерстью в колтунах торчали кости и она был похожа на скелет, словно понял слова мальчика и стала подползать более энергично, продолжая жалобно скулить.       Сундук Гарри, продолжая незаметно для своего хозяина висеть в воздухе, сам приплыл ближе и остановился рядом. Гарри открыл крышу и достал из контейнера остатки доставленной сегодня из Хогвартса его домовиком Добби пищи. Косточки куриных ножек, варёные картошки с луком и зеленью, куски пирога — всё влетело в одно мгновение в пасть чёрной собаки. Потом в опустевший контейнер мальчик налил весь оставшийся запас воды и пёс, поднявшись на передние лапы, начал лакать.       Кое-как заморив червячка и напившись, пёс вздохнул и потянулся… И ещё потянулся, и ещё… Пока не превратился в тощего, одетого в рваньё мужчину. Удручающе болезного вида незнакомца. С лихорадочно горящими в скудном освещении серыми глазами. Гарри испугался не на шутку, костеря себя за свою неслыханную доверчивость, и бросился бы бежать от него куда подальше. Если бы его бег не прервал настигший его беспалочковый Петрификус, выкрикнутый хриплым голосом незнакомца.       Чёрный пёс оказался волшебником-анимагом с нехилой магической мощью.       «Придурок, придурок, при…» — сам себя ругал мысленно застывший в позе бегуна парень. Вдруг, хриплый голос мужика произнес очень странные слова:       — Гарри, Сохатик! Не убегай, пожалуйста! Я твой Сири, твой крёстный отец. Гарри!

***

      В глазах парня всё закружилось. Мир, внезапно наполнившись светом, завертелся бешенным колесом, которое, крутанувшись однажды, увлекло с собой и сознание малахольного подростка. Его завалило, как ему показалось, куда-то в сторону и его озадачила мысль — а почему земля летит к нему?       В последний момент ему в лоб врезался острый камень. Жестокая боль одновременно выгнала весь воздух из его легких и как бы вышвырнула его из его собственного тела.       Он с ужасом посмотрел на тощее, залитое собственной кровью тело и животный страх смерти заставил его «всосаться» обратно. Слава всем богам, он на месте. Открыл на секунду глаза, вскрикнул от боли и отключился. Реальность уплыла куда-то за горизонт на белых полотнах, наступила кромешная тьма и… в его голове зазвучал гул.       Мужской голос с облегчением выдал:       — НАКОНЕЦ-ТО СВЯЗЬ УСТАНОВИЛАСЬ…       Гарри подумал, что незнакомый волшебник-анимаг сообразил вызвать «скорую» и он слышит голос парамедика. О как молодой Поттер ошибался! Потому что дальше стало как-то ещё более странно. Чей-то знакомый мужской голос раскричался в его голове:       — Беги, Гарри, беги! Не слушай никого! Это Сириус Блэк! Это преступник! Он предал твоих родителей лорду Волдеморту. Из-за него ты сирота. Он хочет и тебя убить.       — Ай, замолчи, Альби! — отозвался ещё один мужской голос и Гарри подумал, что он от удара рехнулся. Но прислушался к разговору мужчин. — Ты же сам провернул эту аферу с фальшивым Фиделиусом, фальшивым хранителем Тайны и последующим «предательством». А сам ты хорош, что ли? Морочишь голову последнего из Поттеров своими выдумками…       — Закрой рот, Гелл, тебя никто не спрашивает! — рявкнул предыдущий голос. — Я сам всю партию задумал, сам её разыгрываю, сам её и выиграю! Ты должен быть мне благодарен за то, что я и о тебе позаботился.       — Позаботился он. Ты придурок, Альби-бой! Тебе Мастером Смерти никогда не быть, магия у тебя осквернённая. Я что тебе говорил, а? Не трогать родню! Но ты сестру свою выпил, чтобы мощь свою повысить. Что получил взамен? Клеймо Предателя рода. Хоть не вякай и не мешай мальчику воссоединиться со своим крёстным отцом.       — Но, Гелл, это спутает мою Игру. Я не хочу бороться с ферзем или с ладьёй на шахматном поле, я хочу свою послушную пешку…       — Заткнись, придурок! Мерлин, с кем я связался?       — Но именно я первый выдвинул идею о Всеобщем благе!       — Но то, что мы с тобой вытворили Всеобщим благом не называется, Альби! Все эти концлагеря, мировая война, миллионы смертей — ты это называешь Благо? Чем меня, Зельем Безумия что ли опоил, заставив плясать под твою дудку? И ограбил, наконец, палочку мою украл…       — Я стану Мастером Смерти, вот увидишь. И я, никто другой, смогу вернуть сначала себе, а потом и тебе молодость и силу…       — Сумасшедший! А теперь, закрой рот иначе я его тебе закрою. На веки вечные. Как только малец вернётся в Хогвартс.       — Ты не посмеешь! Ты меня любишь…       — Любить? Тебя? За что? Но твоя сестра Ариана, могла бы быть следующей фрау Гриндевальд, но ты её убил, мразь. И опозорил меня на весь мир, распустил слухи, что с тобой были… Тьфу на тебя! Заткнись уже, а!       — ЗАТКНИТЕСЬ ВЫ ОБА! — рявкнул тот, первый голос.       В голове Гарри наступила блаженная тишина и он понял, что никакого парамедика рядом нет и не было. Все эти голоса звучали в его собственной башке.       Но кроме тишины наступила и странная ясность в его сознании. Боль куда-то уплыла, мир перестал кружиться и стал более чем статичным и стабильным. Он открыл глаза — рядом на корточках сидел давешний незнакомец в лохмотьях и дёргал себя за волосы, тихо называя последними словами. Из разговора голосов в его голове выходило, что это Сириус Блэк, его крёстный отец. А этот, так называемый «Альби», часом не Альбус Дамблдор, нет?       Проведя рукой по мокрому от крови лицу, Гарри тихо позвал мужчину:       — Замолчи, Сири, я вспомнил, кто ты. Ты мой крёстный отец, да?       — Да, да, да! — воскликнул, как бы лаяла собака, взрослый. — Я пришёл искать тебя и привести…       — Хорошо. Мне надо остановить кровотечение из раны, помыться… Как будем передвигаться?       — На «Ночном рыцаре», конечно! На автобусе для волшебников и ведьм, попавших в трудное положение, — тявкнул Сириус.       — Как его позвать и куда мы отправимся? — поднимаясь на локтях, поинтересовался Гарри.       — Я нашёл хорошую сухую пещеру недалеко от Хогсмида, отправимся туда. А позвать автобус можно, уронив палочку на дороге.       Гарри встал прямо и руками стряхнул прилипшие к штанам и футболке сухие травинки и листья. В пещеру? Он сказал «в пещеру» или ему только что послышалось? Он, что, не видит, что мальчика надо показать врачу! А он обещает ему «сухую пещеру»!       — Сириус, ты чокнулся? Я ранен, головой в камень ударился, благодаря твоему кривому Петрификусу! — взвыл парень. — И откуда ты такой бомжеватый появился, в пещеру зовёшь, псом разгуливаешь?       — Я-я-а-о… как тебе сказать? — замялся Блэк, расправляя руками полусгнившую материю с трудом прикрывающую его худосочное тело. — У меня нет палочки…       — Нет? Петрификусом беспалочковым смог, а Эпискеи на крестника наложить тебе религия запрещает?       — Нет, что ты? Эпискеи! Ха, получилось!       — Мерлин! Сириус, кого мне мои родители в крёстные отцы выбрали? — сделал рука-лицо Гарри. — Ты такой конченный придурок. Лучшего не нашлось, что ли? Почему зовёшь меня в пещеру, у тебя собственного дома нет? Всё понятно — нету, значит. Раз целых одиннадцать лет тебя рядом со мной не было. Ты по помойкам шлялся, да? Псом. — Он оглядел с ног до головы мужчину, хмыкнув разочарованно. — Пока я работал домовым эльфом у тёти Петунии, ты прохлаждался в одиночку… по пещерам. Взял бы и меня с собой, вместе бы бомжевали. Всяко лучше было бы, чем жить в чулане под лестницей.       — Ты с Петунией жил? Невозможно. В завещании твоего отца указан твёрдый запрет на твоё проживание у маггловских родственников! — Сириус почесал рукой свои лохмы, полные, вероятно, всякой живности. — Знаешь, это долгий разговор, Гарри. И не здесь место его разговаривать. Но ты не прав — у меня есть собственный дом. И не один. У тебя тоже есть собственный дом, тоже не один. Давай, присядем и решим, где нам лучше спрятаться.       — Спрятаться? Почему, Сири, ты скрываешься от закона? — Гарри вспомнил голоса себе в голове, разговор у них между собой. — Что ты натворил, моих родителей Волдеморту предал?       — Нет. Клянусь своей… У тебя палочка с собой есть?       — О, есть, но она где-то здесь в траве валяется. Упала вместе со мной. Сейчас подниму.       И Гарри начал шарить руками в траве. Волшебная палочка нашлась почти сразу и он поднял её, проведя пальцами по ней в поисках повреждений. Всё было нормально.       — Зачем тебе моя палочка? — сузив глаза, спросил Гарри.       Не то, чтобы в скудном свете Сириус мог разобраться в смене выражения лица мальчика.       — Хочу Клятвой волшебника доказать тебе, что я никого из твоей семьи не предавал. Они оба были моими самыми ближайшими друзьями. А твой отец был мне, кроме того, троюродным кузеном. Роднёй. То есть, мы с ним были одной кровью! Дашь палочку?       Молча, Гарри кивнул головой и подал рукояткой вперёд свою палочку Сириусу. Тот, подобравшись, сделал ею круговой жест над своей головой и стал декламировать слова Полной клятвы мага:       — Я, Сириус Орион Блэк, клянусь своей жизнью и магией, что ни словом, ни помыслом, ни действием — никому и никогда не передавал местонахождение дома Джеймса и Лили Поттер. Хранителем Фиделиуса я никогда не был. В организации Вальпургиевых рыцарей Тёмного лорда Волдеморта не состоял, боролся с ним…       — НО ПОЗВОЛИЛ СТАРОМУ ПАУКУ ДАМБЛДОРУ ЗАМЕНИТЬ ТЕБЯ В КАЧЕСТВЕ ХРАНИТЕЛЯ ФИДЕЛИУСА ГНУСНЫМ ПРЕДАТЕЛЕМ ПИТЕРОМ ПЕТТИГРЮ, ДА?       Да что это такое? В голове Гарри опять прозвучал тот первый из голосов. Гарри схватился рукой за волосы, порядочно отросшие за это лето, и дёрнул их. А Сириус продолжал Клятву, не заметив смущения крестника:       — … Клянусь, что сам добровольно и с огромным удовольствием принял крестильную связь между мной и Гаррисом Джеймсом Поттером! Люмос! Нокс! Видишь, Гарри? Я не предатель. Предатель — Питер Петтигрю, крыса, которая живёт в семье Уизли. Мы его называли Хвост. Потому что, крыса.       — В семье Уизли? Ты Хвостом называешь Коросту, крысюка Рона? Интере-е-есно… И хочешь сказать, что Короста, это не простая крыса, а волшебник-анимаг? Где ты увидел его?       — В газете. Я видел всех Уизли на передовице «Пророка». Хвост лежал на плече самого младшего из них… Недавно меня в Азкабане проведали министр Фадж и Альбус Дамблдор. Решили полюбоваться моей обезумевшей мордой. А я их не разочаровал, знаешь ли — мычал, пускал слюни, писался — всё, как положено для прожившего одиннадцать лет в компании дементоров.       — Азкабан — это что? Тюрьма?       — Да, Гарри, тюрьма. Меня туда отправили сразу, как арестовали. Изредка, меня кто-то из свободного мира посещал, чтобы полюбоваться падением последнего Блэка. В тот день из кармана Фаджа выпал «Пророк» и я Хвоста сразу увидел. Он на фотографии лежал на плече одного из рыжих мальчиков — этого Рона, как ты его назвал, и гадко мне оттуда лыбился. Мол, сиди и дальше, дурачок Сири, в Азкабане как прокорм дементоров, а я — в Египет на экскурсию. Тут я не выдержал и знаешь, как взбесился, ух! И внезапно, в моём мозге, как ураган, пронёсся вихрь очищения. Всю мглу оттуда вынес и я вспомнил свою чертовски загубленную жизнь. Тебя вспомнил. Кажется, отправив меня к дементорам, сперва хорошо прошлись по моим мозгам Обливиэйтом.       — Сири, я догадываюсь, что Азкабан — это тюрьма, а дементоры эти — некие волшебные, очень неприятные создания, которые выпивают твой разум. Но как ты выжил и спас свой рассудок, Сири? Я не понимаю.       — Всё время находился в своей анимагической форме. Поэтому не обезумел. Но, по той же причине и Обливиэйт не слетел с меня раньше. Эх-х-х-х! Довольно о грустном. Давай быстрей придумывать, куда отправимся на «Ночном рыцаре», а то я слышу чьи-то завывания из облаков и вижу реющую там фигуру раздутой женщины. Твоих рук дело?       — Моих. Это Мардж, сестра дяди Вернона.       — А дядя Вернон, это кто?       — Муж моей тёти Петунии.       — Так, значит. Отправил тебя старый ублюдок к магглам, всё-таки. Всё провернул, чтобы ты рос и жил среди них. Жизнь, предполагаю, не ахти какой была, да? — Гарри кивнул. — Ублюдок. Устроил смерть твоих родителей, меня упрятал в Азкабан. С Алисой и Фрэнком Лонгботтомами, выходит, тоже что-то вытворил, раз ты не с ними жил. С Боунсами… Э-эх! Прокляну я его на моём фамильном Источнике, кровную вражду объявлю…       Сириус задумался над чем-то.       — Я Невилла Лонгботтома знаю, — подождав немного, стал рассказывать Гарри. — С ним в одной спальне на Гриффиндоре проживаем, вместе с тем мальчиком Уизли, Роном, у которого крысюк живёт. Но о своих родителях Невилл не упоминает, тоже их того, я думаю…       — Гад, — сплюнул Сириус. — Идём в дом моей семьи в Лондоне. Там, на этом доме, лежит такая защита родовая блэковская, что никого внутрь не пропустит. О! Вспомнил! Там должен, по меньшей мере, быть домовик моего младшего брата. Кричер, где ты Морганина тварь?       Громкий хлопок возвестил о появлении старенького домовика, дряхлого с виду, одетого в одну набедренную повязку. Но зато на его шее на толстой золотой цепи висел круглый золотой медальон с буквой «S» на крышке.       Свои выпученные, немигающие глаза он в ступоре остановил на Гарри Поттера, беззвучно шевеля тонкими губами. Для домовика Сириус Блэк был как бы пустым местом рядом с мальчиком       — Кричер! — рявкнул Сириус и дряхлое создание с трудом повернулось в сторону взрослого волшебника.       — Кричер явился на зов мерзкого хозяина, предавшего свою семью. Бедная, бедная моя госпожа Вальбурга! — Гнусаво произнесло создание, кланяясь по пояс перед Гарри Поттером. А потом снова заговорило Блэку. — Что прикажет бесполезный хозяин?       Скрипя зубами, тот поднял руку ударить Кричера, но Гарри схватил эту руку и сам приказал:       — Твой хозяин, это мой крёстный отец, Кричер. Меня членом его семьи признаешь?       — Но ты и есть член моей семьи, Гарри! — воскликнул Сириус. — Сразу после твоего рождения, в тайне ото всех, я провёл над тобой особый, блэковский — тьфу, ты! — ритуал и сделал тебя моим кровным наследником. Пришлось пойти на это ради тебя… Но ты и так был выходцем из рода Блэк, из-за твоей родной бабушки, моей тёти Дореи. Но ритуалом я усилил твою связь с Древнейшей Благороднейшей и так далее по списку… Ты спокойно можешь себя звать не только Поттер, но и Блэк.       — О, раз так… Кричер, перенеси нас с Сириусом и моим сундуком в дом Блэков, где бы он ни находился! — приказал Гарри.       — Кричер приказ молодого хозяина Регулуса не забыл! Приказу… — он смерил мальчика своим остекленевшим взглядом, — … сына грязнокровки он подчинится. Но Кричеру нужна подпитка магией, предательский хозяин Сириус! Кричера давно не кормили, он изголодался…       Опять скрипнув зубами, за что получил толчок острым локтем со стороны крестника, Сириус положил руку на голову домового эльфа и прикрыл глаза. Через минуту дряхлость Кричера как ветром сдуло, зато Блэк медленно осел на траву.

***

      Пришёл в себя Сириус в своей давно забытой детской комнате. В своей собственной, слегка короткой для его высокого роста кровати, между чистыми простынями. У изголовья, на прикроватной тумбочке стояла батарея стеклянных флаконов, часть из которых — уже пустые.       В животе заурчало. Ведомый голодом, Сириус немедленно встал, посмотрел на своё сильно исхудавшее, совершенно голое тело и обернулся верхней простынёй из постели. Открыв дверь комнаты, он чуть не упал в обморок из-за идущих из кухни на первом этаже запахов готовящейся еды.       Доковыляв кое-как до кухни, он застал удивительную картину. За столом сидел его крестник и командовал шустро выполняющим его указания Кричером, одетым в белоснежное полотенце. На плите булькал суп, на сковороде скворчали отбивные, огромный салат из измельчённой капусты, помидоры и огурцов в стеклянной, расписной миске стоял на середине стола. В огромной корзине, под салфеткой, лежали свежеиспечённые булочки.       Сириус буквально упал на ближайший к двери стул и мгновенно перед ним появилась глубокая тарелка с вкуснейшим супом и умопомрачительно пахнущая булка хлеба. Ничего не говоря, он стал грести ложкой такими темпами, что временами давился.       И Гарри, и Кричер с пониманием смотрели на Блэка, не комментируя отсутствие застольных манер.       Вдруг, голоса в голове парня снова заговорили и он отрешился от жрущего, как не в себя, крёстного отца. Первым начал голос, который всегда едко комментировал происходящее:       — В МЕДАЛЬОНЕ САЛАЗАРА СЛИЗЕРИНА НАХОДИТСЯ КУСОК МОЕЙ ДУШИ!       — А ты где находишься, что я тебя в своём сознании слышу? — подумал Гарри.       — ЧАСТЬ МЕНЯ — В ТВОЁМ ШРАМЕ НА ЛБУ.       — И как ты там оказался? И ты кто такой?— мысленно застонал мальчик.       — Не говори ему ничего, Том! — закричал второй из голосов, которого называли Альби-бой. — Мальчик не должен узнать нашу тайну.       Гарри, почесав маковку, уже с уверенностью идентифицировал его, как голос директора школы, Альбуса Дамблдора. Но как он тоже там, в башке-то, оказался? А первого, значит, зовут Том. Том…?       — Что вы такое, чёрт вас всех троих побрал! — рассердился не на шутку Поттер.       — Мы хоркруксы, малец, куски основной души человека. И зачем я на такое согласился? — включился и тот, кого, вероятно, называли Гриндевальдом, потому что тот всегда шёл в паре со своим «победителем». И к нему обращались «Гелл», то есть, Геллерт.       — Шшшшш, я тебе запрещаю, Гелл, говорить что-либо мальчику. Хочешь помешать мне быть Мастером Смерти?       — ТЕБЕ, ИДИОТУ, МАСТЕРОМ НИ В ЧЁМ НЕ БЫВАТЬ, АЛЬБУС!— крикнул Том. — А ТЕПЕРЬ, СЛУШАЙ МЕНЯ, ПАРЕНЬ. В МЕДАЛЬОНЕ СОДЕРЖИТСЯ ЕЩЁ ОДИН КУСОЧЕК МОЕЙ ДУШИ. Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ ГОВОРИШЬ НА ПАРСЕЛТАНГЕ. СКАЖЕШЬ «ОТКРОЙСССЯ» НА ЗМЕИНОМ И КРЫШКА ОТКРОЕТСЯ. И Я СМОГУ ВОССОЕДИНИТЬСЯ С ТОБОЙ.       — Не слушай его, Гарри! Ты добрый мальчишка, а Том — он злой и лживый. Он и есть Волдеморт — один и тот же волшебник. Тот, который убил твоих маму и папу…       — А ты не злой и не лживый, да? И кто способствовал смерти маленького Поттера? Кто, Альби? Не ты ли?       — Я не хотел этого! — стал отпираться Альбус.       — Врёшь, гадина. Всё с тобой ясно — ты, Альбус, хотел заполучить его полуторагодовалое пустое тельце, чтобы ты его занял! И не ты ли облажался, найдя вход в головушку Гарри Поттера уже запечатанным этим твоим Томми-боем, который опередил тебя, заняв тело ребёнка? Ха-ха! Что оставалось сделать тебе — закрепить свой хоркрукс в шраме, сидеть в засаде, силушку тянуть. Чай, освободится тушка при помощи родственничков Поттера и место твоё, да? Но дурак ты, Альби, дурак — твой хоркрукс не активизируется, пока твоё собственное тело живое! Понял?       Гарри мысленно схватился за голову — о чём это они говорят? Кто-то из них чьё-то тело мальчика занял, вход запечатал… Только не то, что всплыло в голове!       — ЗАМОЛЧИТЕ ОБА! — рявкнул тот, кого звали Том. — ГАРРИ, ПОСЛУШАЙ МЕНЯ. НИ О ЧЁМ НЕ БЕСПОКОЙСЯ. ДАВАЙ, ОТКРОЙ МЕДАЛЬОН, ЧТОБЫ ПРОЦЕСС ВОССОЕДИНЕНИЯ ПОШЁЛ, А НА МЕСТЕ МОЕГО ХОРКРУКСА КОГО-ТО ИЗ ЭТИХ ДВОИХ ПОМЕСТИМ…       — Но я стану Волдемортом! — пискнул мысленно Гарри Поттер.       — ГАРРИ, РАЗВЕ ТЫ НЕ ПОНЯЛ? ТЫ И ТАК ЕСТЬ ОН! АЛЬБУС САМ ВСЁ УСТРОИЛ, ЛОВУШКУ ЭТУ. А Я — САМ ДУРАК, В НЕЁ ПОПАЛ. ДВА ГОДА, ЦЕЛЫХ ДВА ГОДА НА ЭТО ПРОРОЧЕСТВО ВНИМАНИЯ НЕ ОБРАЩАЛ И ВДРУГ — ПОВЕРИЛ. И ПОШЁЛ УБИВАТЬ.       — Но я тебя уже дважды уничтожил — когда ты был в теле Квирелла и потом — в дневнике. Почему ты не сдох, когда меня покусал василиск.       — ПОТОМУ ЧТО ЯД ВАСИЛИСКА УНИЧТОЖАЕТ ХОРКРУКСЫ, НАПРИМЕР АЛЬБУСА ДАМБЛДОРА. А ТЫ, ПОСЛЕ ВСТРЕЧИ СО МНОЙ-ДУХОМ В КВИРЕЛЛЕ, НЕ ПОЛНОЦЕННАЯ, НО ДУША. ДО ЭТОГО Я ТОЖЕ БЫЛ ТОБОЙ, ГАРРИ ПОТТЕРОМ, ТОЛЬКО НЕМНОГО ДРУГОЙ НАЧИНКОЙ. НЕПОЛНОЦЕННОЙ. КАК ЗВАЛИ МЕНЯ ДУРСЛИ — УРОДОМ. ПРАВЫ БЫЛИ. ДУХ ТОМА РИДДЛА ИЗ КВИРЕЛЛА ИСПРАВИЛ УРОДСТВО, ЧАСТЬ ДУШИ ИЗ ТЕТРАДИ ВЕРНУЛИ ТЕБЕ УМ И СООБРАЗИТЕЛЬНОСТЬ, ХАРИЗМУ. ТА ЧАСТЬ, ЧТО В МЕДАЛЬОНЕ, ВЕРНЁТ ТЕБЕ МОИ ДАРЫ.       — Что стало духом из дневника? Я видел его, там ты был ещё учеником…       — ПОВТОРЯЮ — ТЫ ПРОГЛОТИЛ ЕГО, НО Я…       — Не верь ему, Гарри, врёт он всё-всё. Том всегда отличался притворством и злостью! Онн-он…— заверещал Альбус, но быстро заткнулся. Очевидно, Геллерт вмешался.       — … ОСТАВИЛ ЩУПАЛЬЦЕ В ШРАМЕ, ЧТОБЫ НЕ ПОЗВОЛИТЬ «ЭТОМУ» ЗАСЕСТЬ ОПЯТЬ В ЗАСАДЕ. А ТЫ РАЗНИЦУ В СЕБЕ ДО И ПОСЛЕ ПОСЕЩЕНИЯ ТАЙНОЙ КОМНАТЫ НЕ ЗАМЕТИЛ? ТЫ СТАЛ НАМНОГО БОЛЕЕ РАССУДИТЕЛЬНЫМ, ПОВЗРОСЛЕЛ…       — А Дамблдор это не заметил?       — Ха! Дамблдор возрадовался, увидев твой опустевший шрам, — ответил Геллерт, — и, незамедлительно усыпив тебя, поместил туда свой второй и, я думаю — последний — хоркрукс. На этот раз, для усиления своей маломощной частицы бесполезной душонки, он добавил и украденного у меня после той Битвы со МНОЙ — Геллертом Гриндевальдом, мой собственный хоркрукс. Надеялся, что я ему помогу одолеть Тома. Но Том оказался парнем не промах — опять закрыл вход в твоё сознание маленьким кусочком себя. С той частью мы и препираемся. Нда-а-а, не прошло и ста лет после нашей с ним драки над трупом Арианы и Альбус снова считает меня своим другом… — задумчиво сказал напоследок Геллерт.       — Что такое? — не понял Гарри Поттер.       — А то, что мы не такие уже и друзья, парень. Я этого злого хмыря Альбуса до зубовного скрежета ненавижу…       — Но я тебе верил, я тебя любил и думал, что это взаимно…— захныкал тот, кого звали Альбусом. — А ты меня подставляешь. Небось, хочешь занять моё место?..       — Придурок…       Кто-то толкнул Гарри в плечо и разговор в его голове резко прекратился или ушёл на задний план, где ничего не было слышно. Мальчик резко открыл глаза.       — Что, что случилось? Сири, как ты? — сказал он, потягиваясь. — Я, кажется, уснул.       — Кажется, да. Ты так отрешился, мне показалось, что клюнешь носом в тарелку с супом. Лучше, иди и отоспись, но покушай сначала. Голодная кишка — голове крышка. Ой, что я придумал? — засмеялся отрывистым смехом Сириус.       — А ты? Что ты будешь делать? Не смей объявляться директору Дамблдору! — встрепенулся парень.       — И не думал. Я клятву магией дал, если помнишь. И не забыл, что прокляну его на своём родовом камне. Кстати, я этим и займусь, пока ты отдыхаешь. Отправлюсь вниз, в ритуальную комнату, отдам должное Камню Рода, кровушкой залью его, приму свой Долг Главы. Как только сделаю это, при помощи Кричера, устрою высочайшее посещение Гринготтса, выкручу уши Скалогрызу за то, что не нашёл и не спас Наследника рода. Тебя, Гарри! Как только кольцо Главы надену, всё пойдёт как надо. Кое с кем свяжусь, чтобы наконец назначили надо мной Суд, после одиннадцати-то лет ожидания. В Азкабане. А тебя к Источнику Рода Блэк приведу завтра, назову своим кровным сыном и Наследником…       — Тебя не судили? О! Разве такое возможно?       — Представь себе, можно. Но, раз мы уже знаем, где спрятался Питер, поймают его за милую душу по возвращению Уизли в аэропорт Лондона. Я знаю Артура как облупленного, он настолько всё маггловское любит, что возможность полетать на самолете не пропустит.       — А ты не боишься, что Дамблдору донесут, что после бегства ты не залёг, а активно занялся своим обелением? Не предпримет ли он действия по уничтожению улик. Коросту, в частности.       — Кричер этого предателя напрямую из летящего самолета мне в мои белые, хе-хех, слегка татуированные Азкабанскими метками ручки принесёт. Кричер?       — Кричер всё сделает. Кричер помнит наказ хозяина Регулуса, — склонил голову домовой эльф и его уши хлопнулись в его же коленки.       Гарри озадаченно почесал свою лохматую темноволосую голову, всё ещё не понимая связи между собой, приказом младшего брата Сириуса и этим странным домовиком. Добби тоже странным был, но по странности это лопоухое «существо»* его превосходило.       — Хорошо, я тогда поем и отправлюсь поспать. И, Кричер, дай мне этот медальон. Я обещаю тебе, что удалю из него ту мерзость, с которой ты не справился. Но верну его тебе не пустым. Туда я закрою такую же мерзкую вещь, но уже истинного врага Древнейшей и Благороднейшей семье Блэк. И сделаю так, что подселенца в медальоне ты сможешь мучить сколько захочешь. По моему приказу.       — Кричер подчиняется приказам хозяину Регулуса, который оказался крестником взявшегося за ум старшего сына моей любимой хозяйки, леди Вальбурги. И будущим Наследником Блэк.       Ну-ну! --------------------------------------------- * В оригинале на английском языке персонажа зовут Kreacher (звучит так же, как англ. creature существо, тварь, хотя написано по-другому).