Эвридика

— Он был? — сквозь боль прохрипела Элеонор. Флинт смотрел ей в глаза, впервые не зная, что ответить. Выдернув её из небытия, он сам погрузился в иной мир. В тот мир, в который она вот-вот ступит. Она всей грудью потянулась за воздухом. Всё пропахло гарью, и та будто въелась в лёгкие, не давая продохнуть. — Мой муж был с ними? — собственный голос прозвучал отдалённо и глухо. Слишком больно. — Нет, нет, не был, — голос Флинта твёрд. Ответил он незамедлительно. Но Элеонор увидела в его глазах нечто. Может, это только блики света и её отражение? Может, её боль… — Я пыталась спасти её, — Элеонор способна утешить его лишь этими словами. Отдать ему должное за необходимый ей ответ. — Мади. Пыталась… спасти… Рука Флинта коснулась щеки. Его тепло успокоило Элеонор. Она сомкнула глаза без страха. Её поглотила бархатистая тьма, а вдалеке послышался голос отца, давно ждущего дочь в ином мире. «Побледнела Эвридика, сомкнулись её очи. Яд змеи пресёк её жизнь. Спешит к ней Орфей в долину и там видит труп своей нежно любимой жены». «Почему «Эвридика»?» — вопрос Элеонор вырывается из памяти в потоке всех слов, что она когда-либо говорила, кричала или шептала ему. Смех раздаётся рядом. Живой, настоящий, но Вудс не обманывает себя. Он знает, что это всего лишь игра воспалённого утратой воображения. Перевернув всё в комнате верх дном, он обессилено падает на стул. Руки дрожат. А Элеонор продолжает: «Капитан Флинт рассказывал мне эту историю. Она закончилась трагично». — Просто красивое название, — губы сами отвечают голосу в голове. Вудс сжимает кулаки до хруста в костяшках. Кожу стягивает, но сердцу больнее. Её улыбка, её насмешливый взгляд в ту ночь на корабле. Она точно знала больше него. Точно старалась предупредить. «Яд змеи пресёк её жизнь». Змея… змея поселилась в его душе, а яд пустила в её тело. Из-за него Элеанор нашли у горящего дома бездыханной. «В отчаяние пришёл Орфей. Не мог он примириться с этой утратой. Долго оплакивал он свою Эвридику, и плакала вся природа, слыша его грустное пение». Её глаза стали чёрными. В них нет злости, и прощения нет. Они лишены любви и других чувств к нему. Умерла ли она, зная, что это его змея укусила её? Или она знала? Знала, но никогда её губы не разомкнутся для ответа, не поцелуют его, не выплеснут слова ненависти. И всё же в этом мёртвом взгляде сохранилась прежняя сила. Даже сейчас Элеонор сильнее него. Вудс не может выдержать натиска её взгляда. Глаза наполняются слезами. — Прости меня, — шепчет он. Не к Богу, к ней, только к ней обращается он для прощения. Белое платье сделало её кожу ещё бледнее, но волосы в солнечном свете отливают золотом жизни. Её красота, её ум — он всё потерял. Самое дорогое вмиг просыпалось сквозь пальцы песчинками. Ничего уже не важно. — Прости меня, — с надеждой повторяет Вудс. А вместо ответа она рассказывает ему историю Эвридики. «Решил Орфей спуститься в мрачное царство душ умерших, чтобы упросить Аида и Персефону вернуть ему жену». Он знал эту историю. Орфей пошёл на всё, чтобы вернуть возлюбленную в свои объятия. Его песни разжалобили даже Аида, и тот согласился отдать Эвридику Орфею. Роджерс — не Орфей. Петь складно, как Флинт, он не умеет. Ни голоса, ни таланта сочинителя. Однако не нужно быть умелым певцом, чтобы уговорить Аида вернуть любимую. Достаточно быть губернатором английской колонии и позволить гневу говорить за себя. Остров Черепа — вот его Подземное царство мёртвых. Ничто не препятствует его «Эвридике»: ни рифы, ни скалы, ни мель. Уверенно движется она в тихое и пугающее место. Глупые моряки верят в чудовищ, будто этим чудовищам нужны люди, которые гораздо хуже них. Роджерс не боится, а с ним и ещё один — Джон Сильвер. Джон — его Орфей, спускающийся в царство мёртвых за своей Эвридикой. Король пиратов столь мал в своём желании отдать весь мир ради любимой женщины, даже не подозревая, что его любимая женщина с лёгкостью бы променяла жизнь своего мужчины на высшую цель. Вудс только что утратил всё, и вот в его руках нити чужих жизней. «Но во время пути по подземному царству ты не должен оглядываться. Помни! Оглянёшься, и тотчас покинет тебя Эвридика и вернётся навсегда в моё царство». Удача благоволит Вудсу. Ссора между Сильвером и Флинтом даёт преимущество, и теперь калека-король не представляет значительной угрозы. Их команды нет, корабль объят пламенем, что полыхает и в глазах Роджерса. Это его гнев. Если б не пираты, его Эвридика была бы цела. И ничто их не спасёт. Ничто. — Никакой пощады, — произносит Вудс. «Если бы Орфей обернулся, он увидел бы Эвридику. А идёт ли она за ним? Не осталась ли она в полном мрака царстве умерших? Может быть, она отстала: ведь путь так труден!» Тревожный гудок возвращает Вудса в мир живых. На Остров Черепа прибыл ещё один корабль. Пираты, как трусливые зайцы убегающие от него мгновения назад, вновь обрели надежду. Роджерс не может медлить. Эвридика Сильвера в его руках. Если затея провалится, то Сильвер упустит её из своих рук. «Орфей замедляет шаг. Прислушивается. Ничего не слышно. Всё сильнее и сильнее охватывает Орфея тревога за Эвридику. Всё чаще он останавливается. Кругом же всё светлее. Теперь ясно рассмотрел бы Орфей тень жены. Наконец, забыв всё, он остановился и обернулся». Таран был смелой затеей. Но богиня удачи не столь благосклонна к одному и тому же человеку. Вудс сражается отчаянно. У Орфея был один шанс воссоединиться с любимой — погибнуть. И прежде, чем он погибнет, Вудс найдёт прощение, забрав с собой жизни Флинта и Рэкхема. Голос его Эвридики, ждущей в ином мире, шептал. «Душа Орфея сошла в царство теней и вновь увидала те места, где искал Орфей Эвридику. Снова встретил великий певец тень Эвридики и заключил её в свои объятия. Теперь Орфей без боязни может обернуться, чтобы посмотреть, следует ли за ним Эвридика». Он на коленях перед пиратами. Гнев отступает. В шуме волн за бортом Вудс слышит голос своей Эвридики. Он прикрывает глаза, готовый к любой казни, обещая шуму волн, что вот-вот придёт на асфоделовы поля, где обнимет утраченную жену. Ему будет всё равно, простит ли она его. Он подождёт хоть всю вечность, лишь бы она приняла его никчёмные извинения. Все разъярены, все жаждут его смерти. Будь возможность, прирезал бы сам себя. И вдруг Рэкхем склоняется к его уху: — Не бойтесь, — его слова, как насмешка, — под килем никого не протянут. Хотя… у меня была такая мысль. Нет. Я сделаю кое-что получше, — самодовольство нарастает в его голосе. Он поднимается и смотрит на Вудса свысока, не произнося больше ни слова. Вудса подхватывают под руки. Ноги едва шевелятся. Он поворачивается и спрашивает без слов у Рэкхема, что тот планирует сделать, но ему не ответят. — Обрубите все обломки! — приказывает кто-то. «Нет», — вспыхивает мысль. Надо вырваться и прыгнуть за борт. Что угодно… он оборачивается в последний раз. Асфоделовы поля и Эвридика отдаляются. «Дальше, дальше тень и потонула во мраке. Словно окаменев, стоял Орфей, охваченный отчаянием. Пережил он вторичную смерть Эвридики, а виновником этой второй смерти был он сам».