Парамнезия

      Кто-то однажды сказал, мол «Все забывается. Пройдет время, и через много лет  черты того, кого сейчас ты боготворишь, начнут расплываться перед внутренним взором. Потом ты не сможешь вспомнить голос, хотя когда-то он звучал для тебя серебряными струнами. А с годами даже его имя не вызовет у тебя ничего, кроме сладкой боли.»        Она мечтала найти автора этих строк и посмотреть ему в глаза. Она была бы и рада забыть, но…        Они всегда приходили с темнотой.        Сначала звуки.        Шорох листьев. Плач ребёнка. Визгливый хохот женщины, переходящий в рыдания. Хруст костей. Цокот копыт по асфальту. Шум ветра в кронах деревьев. Рёв боли. Стон страха. Крик отчаяния. Стук деревянных палочек. Весёлая музыка. Гомон толпы. Грохот обвалившихся перекрытий. Треск огня. Скрежет ножа по столу. Мольбы о пощаде. Звон стекла.       Ей не помогало ничего: ни включенный телевизор, ни радио, ни шум улицы из открытого нараспашку окна. Звуки приходили, даже если она была в транспорте, или в институте, или на работе, в клубе, театре, парке… Накатывали, как прибой: сначала тихо, почти незаметно, так что можно было отмахнуться, списать на разыгравшееся воображение, на совпадение или же просто не заметить, увлеченно наблюдая действие на сцене. Потом всё громче, громче, громче. И вот уже Писадейра хохочет ей в лицо, сразу за ней — крик Дерека, рвущегося к отцу. Его заглушает её собственный вопль, когда она протягивала руки в отчаянной попытке задержать, остановить, вернуть…       Следом шли запахи.        Гниющая плоть. Разрытая земля. Сырость колодца. Одурманивающая сладость фиолетовых цветов. Прелая листва. Свежесть хвои. Металл крови. Сладкая вата. Горячая кукуруза. Опилки. Полироль для дерева. Разлагающиеся потроха. Палёное мясо. Моча. Грязные немытые тела. Мамины духи.       Бывало так, что запахи предшествовали звукам. Редко, но бывало. Она ненавидела, когда так происходило — от запахов невозможно было скрыться, они сбивали с ног, налетая из ниоткуда, парализуя от ужаса, замедляя сердцебиение, холодя кровь в венах, лишая способности двигаться и мыслить здраво, оставляя лишь паническое желание бежать. И если к звукам можно было подготовиться, хоть немного, хоть чуть-чуть, то к запахам…        Но самое худшее — это видения.          Они приходили крайне редко. Чаще всего всё ограничивалось звуками и запахами. Но видения… Они приходили, когда она спала. И там, во сне, она снова переносилась в свои школьные годы. Снова, и снова, и снова переживала одни и те же моменты.        Снова, и снова, и снова. Как на зажёванной видеокассете.        Школа. Лес. Библиотека. Музей. Лес. Цирк. Дом. Лес. Казалось вся её прежняя жизнь крутилась вокруг этого леса. Ритуалы. Эйра. Ребёнок. Монастырь. Вильям. Аннет. Фавн. Человек. Пожар. Маски.       И освежеванных животных положат так, чтоб вышел круг, дабы замкнуть всю темную силу, и в центре оставят волчье тело с человеческим разумом и глазами — как символ безжалостной людской натуры. Да ответят же народу за их деяния в наказание, в напоминание. Да будет кара витать в воздухе, пока не найдет своё пристанище.       Слова старой мисс Хилл снова и снова всплывали у неё в памяти.        Правильно кто-то сказал: «Знаете, где находится ад? Он в вашей голове». С этим она не могла не согласиться.       Десять лет. Десять лет она просыпалась от кошмаров. Или не спала совсем, сидя на кухне вливая в себя кофе кружку за кружкой под нескончаемые крики. Её мертвецы никогда не оставляли её в одиночестве. Писадейра. Бобби. Кэнди. Джон. Фавн. Дерек. Адель. Она слышала их голоса, краем глаза в зеркалах видела их лица, перекошенные от ужаса ли, гнева ли, страха ли.        Ночи, когда она спала от заката до рассвета, она могла пересчитать по пальцам одной руки.       Она устала. Безумно устала. Устала существовать, а не жить. Устала бояться, сходить с ума. И именно поэтому она видела для себя только один возможный выход из этой ситуации. И ни секунды не сомневалась, шагая навстречу Человеку в Маске.       Яркий белый свет. И родные, с нежностью глядящие на неё глаза напротив.       — Прости, что так долго…