Царь. Просто Царь

И снова первый класс. И снова новая школа. И снова я устаю от одного взгляда на окружение. И снова я имею сомнительную честь наслаждаться как всегда (не)своевременными «красными днями». Век бы их не знала… Я перешла в среднюю школу, со мной из прошлой оказалось что-то около половины однокашников из младшей, оставшаяся же часть распределением закинулась из соседней муниципальной. Сама по себе тема разброса и некоторого ранжирования в странах Азии меня убивала и заставляла уставать заочно, но на собственной шкуре это ощутить было как-то уж совсем не очень. Школа, в которой я оказалась, считалась из особенно хороших. Таких, которые равняются на лицеи. В такие школы жаждут попасть все те, кому родители не могут позволить более обеспеченное образование. Средних муниципальных, как и младших, на районе было всего две: моя и для отбросов. Последняя в моём понимании ничем критичным не была, но мнение людей о неблагополучном учебном заведении, в котором учатся одни хулиганы, оказалось неистребимо, а те поддаются общественному мнению и даже стремятся ему соответствовать с осознанного или нет потворства попавших к ним учителей. Более продвинутые выражаются о той школе, как о заведении для несовершеннолетних правонарушителей, я же вспоминала свой район в Сибири и вздыхала. Его тоже считали неблагополучным, бандитским, и знакомые на автокомплексе поведали как-то об истории его становления. Выходила этакая повесть о защите собственного уголка некими криминальными элементами от посягательств чужих. Я сидела за второй партой от окна и третьей в ряду и, подперев щеку рукой, со скукой наблюдала копошения почти новых однокашников. Воодушевить меня не смог бы и апокалипсис, поскольку настигшие женские недо-праздники убивали весь минимальный позитивный настрой одним фактом своего существования. Передо мной сидел пока ещё незнакомый парень, по всем признакам будущая скала мышц. Он уже сейчас прекрасно меня прикрывал и отвлекал внимание: пока не занял своё место, мне приходилось страдать от избытка внимания общительных детей. Сейчас я могла позволить себе расслабиться и залипнуть на энергичность юности. Девчонки мнили себя крутыми и едва ли не хвостами мели возле заглянувших к нам старшеклассников, надеясь закадрить и, как настоящие взрослые, начать встречаться. Мальчишки группировались в компании по интересам и только так развешивали уши на россказни тех старшаков, которые так или иначе не заинтересовали девчонок. К последним у меня интерес был более выражен. Хотя бы потому, что будущие выпускники средней школы рассказывали страшилки о домашках, контрольных, сочинениях, переводных и — о ужас! — выпускных экзаменах. На последнем сливались многие. Просто и без фантазии. Летали без страховки и сноровки с ближайших высоток и мостов. Моё честное мнение — идиоты. Мнение одноклассников — мученики, печаль которых стоит чтить и вековечить. Старшеклассники разливались соловьями о том, какой тяжёлый путь нас ожидает, наши только что в рот им не заглядывали, надеясь урвать себе «проводника» в мир домашек, а я едва успевала снимать лапшу с ушей. Да уж, бред идиотизмом погоняет. Ну их нафиг, умных этих, видно же, что тем заняться нечем, вот и утверждаются в обществе молодого поколения, а этим наивным чукотским мальчикам только помощь посули, те и рады начать пресмыкаться. В любом случае, все фантазии и ожидания разрешили учителя, в первый же день задавшие неподготовленным ни морально, ни физически первоклассникам средней школы горы первой в их жизни домашней работы. Я как никогда прочувствовала, какая раньше была халява. Если разобраться откровенно, ничего сверхсложного там не было. Это если поступить по-умному и рассортировать по степени сложности, срочности и и-так-сойдёт. Короче, если уже иметь опыт с этим дерьмом и знать, как с ним работать. В конце концов, мне довелось пережить не одно учебное заведение и я была продвинутым ленивцем с высоким левелом здорового похуизма. В общем, управиться с нагрузкой средней школы у меня получалось легко, как и у моих мальчишек, уже имевших опыт домашних заданий для самообучения. Не удивительно, что то было на зависть всем однокашникам, которых из мира вседозволенности и блаженности, отсутствия системы оценивания и серьёзных наказаний закинули в жестокий мир давления со стороны учителей, родителей и общества. А потом ко мне подкатили, мол, поделишься секретом? Кто похитрее, тот предлагал дружить, чтобы через эту близость иметь выходы напрямую в любое время дня и ночи. Не став портить отношения с новым классом, жопой чуя, что отвертеться надо с максимальной осторожностью во избежание чужой зависти и травли, улыбнулась и как могла мягко ткнула носом детей в очевидное: сортировка, анализ и усидчивость. Моя мотивация: быстрее начнёшь, быстрее закончишь, — детей не впечатляла, кто мечтал о волшебном дрыне, чтоб махнуть и в один миг от мукулатуры избавиться, разочарованно отсеивался, но кто действительно был заинтересован в познании процесса учёбы, те удивляли наводящими вопросами и неожиданным вниманием. Серьёзно, никогда бы не подумала, что есть дети, которых реально интересует учёба. Или это фишка азиатов? Что-то не помню такой тяги у русских… С большим опозданием до меня дошла здравая мысль, что впервые испытанное давление со стороны здорово замотивировало детей на покорение неведанных ранее высот. В любом случае, я вышла на новую ступень своей жизни. И хотя позади осталось мало приятного, но без него я не была бы собой. После ухода свахи было реально тяжело. Вечером того дня, когда её забрал новый мужчина, а дядя вернулся домой и в шоке, а потом и нарастающей панике перевернул весь дом, не обнаружив даже расчёски жены, я поняла, что всё к тому и шло. С ребёнком четырёх корейских лет, трёхлетним по меркам всего остального мира, мы остались только с ним и котом. Одни. Мне пришлось вынужденно перейти на домашнее обучение, чтобы сидеть с сестрой, пока дядя пытался найти хоть какой-то выход из ситуации, время от времени забирая нас с собой на работу. Не могу сказать, что я пропустила что-то полезное в школе. Четвёртый класс был практически такой же лафой, как и предыдущие, а с заданиями вроде проведи простейшие математические расчёты, выучи стишок и выполни прописи на инглише я справлялась. Страдала только моя социализация, поскольку я не участвовала в традиционных школьных соревнованиях и играх, вынужденно обошла семейные состязания и прочую чушню, но ежемесячные визиты к школьному психологу показывали устойчиво хорошую психологическую картину. В любом случае, по отсутствию контактов с мелкими однокашниками я как-то особо не переживала. А вот что меня реально заботило, так это невозможность полноценно тренироваться. То есть ни зала, ни акроцентра я не видела довольно долгое время. В какой-то день к моему дому началось настоящее паломничество. Приходил Чончон, вымахавший кабаном в свои полноценные семнадцать корейских лет, он делился обстановкой в мире и по районам, хвастал, что заканчивает финансовое училище, и по моей просьбе учил по собственным учебникам. Приходили Ога и Конхи, оба делились материалом с академии и просили помощи, чтобы вникнуть и разобраться в углубленном не по возрасту допматериале и перенять знания от Чончона. Мол, раз я не могу посещать базу, жители базы навестят меня. Устоявшаяся традиция взаимопомощи скучать и деградировать мне не давала, в конце концов мы дружно, чисто за компанию, углубленно учили на тот момент английский, русский и начинали латынь, морально готовясь к китайскому в средней школе. Помимо того, ребята делились новостями из акроцентра и передавали сообщения Минхо и онни, что я не прощаюсь с ними навсегда. Конхи, кстати, держал отдельный канал связи с девочками, и через него последние передавали мне указания, чтобы не ржавела дома. Стоило признать, тренировки на заднем дворе ещё то извращение, но на безрыбье и рак рыба. В конце концов, это хотя бы забавляло Суми и позволяло увлечь её и заинтересовать спортом. Что удивляло больше всего, навещал меня и Джин Мори. Он просто однажды сказал, что мы друзья, а за друзей он беспокоится, и я умилилась почти до слёз. За всё время нашего общения я просекла одну фишку: как раз-таки друзей у пацана раньше не было, только соперники, в схватках с которыми он неизменно выходил победителем. Ну не могли легкомысленные малолетки принять не по-детски взрослую сущность Мори. Потому он и прижился в нашей компании, что каждый был вынужден повзрослеть по стечению обстоятельств и воспринимал мир уже не как ветреное дитё. Дасом — наследник своего деда, ему уже тогда давали в нагрузку специфическую литературу, которую мы дружно разбирали на базе, и учителей, хотя все школьники нашего возраста ковырялись в носу и учились читать книжки. Конхи тоже наследник, но его будущая сфера — бизнес, потому он смотрел на нас, перенимая прагматичный образ мышления, и самостоятельно выбивал у родителей доплитературу, удивляя их инициативой и нагружая наш общий шкаф. Я со своим попаданством взрослой тётеньки в маленькую девочку, вынужденную пережить некоторое дерьмицо, хваталась за любую пищу для мозгов, ощущая нехватку информации, которая раньше как из рога изобилия лилась отовсюду. Мори со своим подходом к жизни отлично вписался в наше малость ебанутое общество со своими замашками, вроде и углубляясь за компанию во всякое литературно-научное, а в то же время вытаскивая нас на улицу развеяться, чтобы не покрылись пылью окончательно. В общем, выступал в роли контролёра излишне увлекающейся мелочи. И хотя было заметно, что медицина, в которую могла я и не мог Конхи, биоинженерия, в которую мог Ога и не могла я, и бухгалтерия с финансами, в которую мог Конхи и со скрипом могли мы с Огой, увлекали его откровенно так себе, но он видел, как мы старались друг для друга, и тоже стремился помочь своими мозгами. Учиться по пресной школьной программе он не любил, — да что там, наша тройка тоже кривилась только так, — но глупым назвать язык ни у кого не поворачивался. Моя присказка о том, что знания не оценками измеряются, прижилась в квартете на «ура», хотя немногим позже я узнала, что за такие слова меня могли бы и выпороть схватившиеся за сердце преподы… Оставалось надеяться на сознательность мальчишек и отсутствие длинных языков, и они не подвели. По крайне мере, до средней школы я дожила в добром здравии. Вместе с тем, оккупируя мой дом, мальчишки были вынуждены научиться обращаться с ребёнком, поскольку основным приоритетом моего внимания всегда выступала именно Суми. И меня всегда забавляло то, как они искали подход к моей сестре. Тот же Чончон, когда заходил дать урок и заодно просто проведать, всегда как-то тушевался и смущался контакта с мелочью, что смотрелось очень мило, давая мне повод стебать приятеля на все лады. Тот, конечно, огрызался, но базар фильтровал, так что ничто не мешало мне продолжать умиляться тому, как взрослый, казалось бы, кабан розовеет ушами и неловко откашливается на попытки мелкой обнять его, главу соседской банды подростков. Мелкая росла во вседозволенности по сравнению с окружающими детьми: ей было можно виснуть на Чончоне, открыто смеяться с Огой, канючить что-нибудь у Конхи и кататься на Мори. Она была открыта миру, без стеснения говорила, что ей нужно, и не испытывала неловкости от чистого громкого хохота. Дядя недовольно качал головой на поведение своей дочери, а я пыталась отстоять её свободу: пусть она растёт и радуется окружающему миру, чем будет познавать его через сковывающие цепи ложной скромности и смирения. Определённые ограничения я в неё всё-таки заложила: она знала, что орать и реветь белугой бесполезно, знала, за что может огрести подзатыльник, и научена начальным правилам приличия и поведения в обществе, — но вести себя как местная девочка-девочка, учить её двуличию я не собираюсь. Искренность, вот то, чего не ценит корейское общество, и чему пыталась научить ребёнка я. Научить и защитить — на святой простоте едут все, кому не лень, потому надо быть хитрее и не доверять этот свет каждому встречному, а искать своих. И пожалуй, мой пример сеструху вдохновлял. Один дядя со мной спорил, и хотя я понимала, что это не родина, здесь свои порядки, ничего не могла с собой поделать. Но со временем и этот вопрос разрешился. В Южной Корее было принято отдавать детей в соответствующее образовательное дошкольное учреждение едва ли не с двух дней, и это считалось нормой. Там их растили, учили правилам поведения и традициям, приучали к горшку и палочкам. Дети могли даже не знать имён своих родителей и ближайших родственников, и это не было ничем из ряда вон. Но поскольку ни у свахи, ни у дяди — к его искреннему сожалению на тот момент то взносы вызывали одни нецензурные эмоции, то далеко, то мест нет, — не вышло своевременно оформить Суми, её начальным образованием занималась я, постепенно подключив мальчишек. На все переживания дяди я находила ободряющие слова, и поскольку мне самой неожиданно оказалось в кайф возиться с сеструхой, постепенно на дошкольные учреждения просто забили. А мы с мальчишками настолько увлеклись, что обучили мелкую и чтению, и письму, и счёту гораздо раньше, чем ребёнок её возраста должен был изучать, дойдя до азов английского языка, где и решили сбавить обороты. Постепенно быт со скрипом наладился. Или вошёл в подобие нормы. Меня знали на работе дяди и всегда были рады видеть, когда я приводила сеструху, потому что дома сидеть уже сил не было, а мелкой нужны прогулки и развлечения. Время от времени я приводила Суми и в акроцентр, когда получала на то разрешение дяди, и показывала ей, что может её старшая сестричка, а потом страховала на батутах и матах и учила прыгать и приземляться. Дома она вместе со мной вставала с утра пораньше на тренировку и выполняла те упражнения на укрепление, которые я ей показывала и вместе с ней же делала. Но к мечу я её не пускала, мы с дядей на удивление единодушно не желали, чтобы мелкая шла по пути родового искусства. Трижды «ага», хрен там плавал — эта заноза как-то стырила мой бокен и пыталась им махать, пока я спала. Разговор по душам всей семьёй плодов не принёс: ребёнок хотел быть как старшая сестра и точка. Это умиляло меня до глубины души, но ей богу, лучше бы она увлеклась к-поп музыкой, чем оружием. Кстати о дяде. Без свахи и собаки у нас на удивление расширился бюджет. А потому, хоть Суми и росла, но у нас стали появляться лишние деньги, которые тратились на обустройство дома, привнося больше уюта комнатам. И дядя практически перестал жить на работе. Он чаще появлялся дома и не так часто калымил, посвящая много времени нам с Суми. Гораздо больше, чем мне и свахе лично раньше. Хотя в обществе как раз раннее поведение мужчины в отношении семьи воспринималось как норма, но хорошо и уютно мы себя чувствовали только вместе. И нас это устраивало. Когда научилась связно говорить, сеструха дала имя кошаку, который действительно оказался мейн-куном и вымахал в огромный рыжий половик. В какой-то день она стала звать его Хо и весело тискать под задушенный мявк, пока я недоумевала, где она могла услышать это имя. Дядя предположил, что по телевизору какое-нибудь животное называли «божеством», вот у Суми и отложилось. На том и сошлись, ведь программы о животных были любимыми у сеструхи, а уж сериалы, в которых фигурировала абсолютно любая живность, сразу становились отдельно обожаемы. Кот, к слову, трепетно любящий подоконники, у нас прижился. Он также любил ходить на улицу, часто провожая нас с сестрой, традиционно получал антигельминтики, обработку от накожных паразитов и вакцины, но больше того — за вредность я стригла ему когти. Пушистая скотина прощала мне всё, кроме этой процедуры. Хоспади, реально, его помыть, высушить и расчесать было проще, — хотя тут я склонялась к варианту, что он это просто позволял с собой делать, — чем обрезать когти! Права Суми, в нашем доме живёт отдельное излишне вредное божество. До первого вросшего когтя, ага. По итогу событий оставшиеся два года до окончания младшей школы я провела на домашнем обучении, уверенной сдачей всех экзаменов заработав доверие со стороны администрации и беспокоящегося о моём психическом состоянии дяди. И когда пошла в среднюю школу, в младшую отправилась Суми, за которую меня распирала гордость. Она была очень умной девочкой на фоне своих ровесниц, подтянутой, что смотрелось выигрышно среди этих нескладных костлявых худышек, и активной, благодаря чему вписалась во все местные тусовки и задружилась с мальчишками. Эх, узнаю свой почерк, я тоже больше зависала с пацанами, но надеюсь, с выливающимися из этого проблемами Суми сможет справиться, как справилась когда-то я. Она ведь действительно умная девочка. Лето подкрались незаметно. Темп средней школы и заботы о сестре, впервые оказавшейся в учебном учреждении, был непривычным, практически бешенным, учитывая ещё и добавившийся к изучению новый сложный язык. Всё же два года на домашнем меня здорово расхлябили, и несмотря на тесное общение аж с тремя мальчишками и попеременное с ещё одним, вызналось, что от социума я невольно отстала. Пришлось навёрстывать упущенное и тренировать собственные коммуникативные навыки, чтобы не стать случайно козлом отпущения. В итоге стала пупом Земли, лошара. Получилось оно само, и я совсем не уверена, что от меня хоть что-то зависело. Детей впечатлила моя свободная манера общения: я просто не парилась по титулам, родословной и признанием общественности. Когда девчонки мялись перед местным красавчиком, пытаясь всучить ему чудо собственного кулинарного искусства или трогательную открытку с признанием, я спокойно могла хлопнуть того по плечу и попросить, например, одолжить ручку. Также спокойно я могла ржать с местной звездой, стоя в его компании под лестницей на улице и обсуждая новинки видеоигр. Исключая тех, кто лобешником звёзды ловил, я также спокойно общалась и с изгоями устоявшегося общества, даже когда окружающие считали своим долгом предупредить меня не подходить к тому «чумному». Первое время это возмущало пресловутых окружающих, но потом люди привыкли, что я срать хотела на их личностные стандарты и ни под какие правила загонять себя не собиралась, живя в своё удовольствие и будучи открытой каждому в равной степени. На удивление, со мной стремились общаться, ко мне тянулись и предлагали дружбу очень и очень многие. Я недоумевала и легко соглашалась общаться с каждым, но номер телефона давала только старосте. Как-то не упало мне никуда трындеть по аппарату всё свободное от школы время, забот и так предостаточно. Дети были недовольны, мол, как же тогда им звать меня гулять. Я была непреклонна: раз хочется, зовите лично, а телефон у меня для семьи. В какой-то выходной день мы вместе с Суми решили прогуляться. Сидеть безвылазно дома смысла не имело, зато подкопились карманные от дяди и благоволила погода. Нам хотелось побаловать себя просмотром кино, посиделками на фудкорте и прогулкой по улицам, на которые раньше не заходили. Помимо того, мне хотелось навестить один знакомый салон. Кино выбирали компромиссом, поскольку понях, жрущих бабочек и срущих радугой не переносила я, а откровенные ужастики уже Суми. И стоит признать, что ни в каком году киноадаптации аниме не могут выглядеть хорошо. Не особо впечатлилась и сеструха, однако некоторые моменты таки задели чувствительное детское воображение. Фудкорт зато выбрали удачный, жратва приятно компенсировала недостаток качества почему-то популярной киношки. А популярной, наверное, потому, что таких же ценителей прекрасного, как мы, было предостаточно, что на долгое время обеспечивало отдельные темы для разговоров, читай: срачей, тем самым образуя ажиотаж вокруг проекта. Мы с Суми были из той самой категории людей, чей словопоток под весом впечатлений лился, как из рога изобилия. Сеструха захлёбывалась в словах, пытаясь успеть умять таящее мороженое и высказать всё, что думает, пока я держала её за руку и с упоением поглощала своё, успевая вставлять комментарии или замечания, время от времени задавая мелкой направление мысли. И ходили бы мы дальше спокойно по улицам, если бы не оклик со стороны. Суми недовольно замолкла, завертевшись на месте в поисках того, кто окликнул меня и вынудил отвлечься от несомненно важной темы. Я глазами нашла стоящего возле переулка Чончона. И решила, что раз уже пересеклись взглядами, то пройти мимо будет как минимум неприлично, потянув Суми в нужную сторону. Мелкая, признав парня, тут же разулыбалась и полезла обниматься, прекрасно зная о том, как много вольностей ей всегда спускают с рук мои друзья. Однако Чончон выглядел странно: он испытывал привычную неловкость от физической близости с мелкой, но был подозрительно рад меня видеть и испытывал от того облегчение. Жопочуйкой заподозрив неладное, я нахмурились, но всё же поздоровалась первой: — Привет. Не ожидала увидеть тебя сегодня. — И тебе привет. Гуляете? Причёску смотрю сменила? Я покосилась на свои волосы. Ну да, есть такое. Оказалось, мои нынешние волосы не такие густые, как у меня-прошлой, и несколько более тонкие, потому в длинной причёске смотрятся бедно. Интересно, конечно, но короткие стрижки дают красивый объём, в чём меня дополнительно уверил старый знакомый парикмахер несколькими часами ранее. Так что сегодня у нас с Суми был очень плодотворный поход на отдохнуть, да. — Тебе идёт. — Спасибо. Ты чего здесь?.. Я обвела улицу руками, мимоходом потрепав по волосам сеструху, чтобы отцеплялась от парня, и постаралась расслабленно улыбнуться. Мелкая понятливо встала рядом, молча поглощая мороженое и навостряя любопытные уши. Я обратила внимание, что Чончон спрятал в карман телефон, который всё это время держал в руках, и когда он заговорил, уже успела настроиться, что услышанное мне не понравится: — У нас тут стрелка забита была неподалёку. Пойдём, — мне зазывно махнули рукой и, не дав сказать и слова, продолжили излагать суть да дело и шустро вести куда-то во дворы: — Всё было схвачено, мелкие с двух сторон явились вместе с одним представителем от старших, но возник форс-мажор. С нашей стороны потеря ещё до боя: у одного из парней живот прихватило, сожрал что-то не то. Поможешь по старой дружбе, подменишь? Я встала, как вкопанная, нахмурившись. Тормознул немногим впереди Чончон, в пол оборота напряжённо отслеживая изменения на моём лице. Оказалась приторможена и автоматически заведена мне за спину сеструха. За поворотом я уже слышала голоса парней, пока словесно выясняющих отношения. И проклинала всё на свете за то, что сегодня меня чёрт дёрнул выйти из дома. Всем своим видом Чончон напоминал мне о собственных же словах, сказанных после помощи в поисках Мори, и напряжённо ожидал, сдержу ли я слово или конец нашей дружбе и взаимоуважению. Мысленно матюкнувшись, попыталась пойти на попятную: — У меня выходной сегодня. Я не планировала ничего такого и безоружна. К тому же… Выразительно скошенный взгляд на сеструху проследил и парень, осознав свой самый главный промах. Но это был бы не Чончон, если бы не нашёл решения и для такой ситуации: — Дрын какой мы тебе найдём, не переживай. А Суми, я думаю, будет интересно посмотреть последнюю серию мистера Фримена. Я дам свой телефон. — У меня соревнования на днях. Мы с Конхи будем участвовать от онни во фриране, и они советовали воздержатся от лишних нагрузок и беречь себя. — Знаешь, я сомневаюсь, что ты способна так подставиться среди ровесников. Не переживай, там ребята твоего возраста, сильнее тебя не будут, иначе одну бы не пустил. Дальше искать отмазы было бесполезно. Кто-то хотел считерить за мой счёт и вынуждал отдать долг. Кивнув и расслабившись, — не можешь предотвратить — возглавь, — я двинулась за другом, который честно, приличия ради, пытался скрыть воодушевление, но в обществе знакомых не особо-то и старался. Зато показал себя на высшем уровне, избавившись от всех лишних эмоций, когда вышел перед подопечными и чужими. Чончону обрадовались, как родному. Один из его ребят действительно маялся с животом, имея нездоровый вид и искренне переживая за то, что подвёл братков. На меня он смотрел как на спасителя, особенно когда заметил жесты покровительства от авторитетного старшего. Воодушевился и второй, задиристый пацан смутно узнаваемой внешности. Старшо́й оппонентов высказал недоумение заменой в моём лице и ярко выраженное пренебрежение команде в целом. Удивило, что подопечные попытались его осадить, но натолкнулись на нелестный отпор. Да уж, ну и крыша у ребят, я им даже сочувствую. Видимо, проникся и мой временный напарник, другими глазами взглянув на своего покровителя и переглянувшись с лежачим корефаном. А я пожалела, что Чончон по возрасту не может участвовать в своре. Кодекс этих гоп-стоп пацанов был строг и справедлив: возрастные группы махаются только меж собой, вмешиваться в чужие запрещено. С удовольствием бы встала плечом к плечу с другом, чтобы завалить только одну великовозрастную скотину, которая не понравилась мне с первого взгляда при всей моей неконфликтности. В который раз помянув Чончона недобрым словом за форменную подставу, отошла к Суми, доедавшей мороженое, устраивая её в уголке рядом с лежачим. Чончон со своим инструктажом разливался на фоне, но телефон как и обещал протянул. Вернув ему аппарат, вынула свой со всякой мелочью из карманов, вместе с сеструхой выбирая, что зыркануть. Сеструха зыркать что-то в телефоне не хотела, впервые у неё был шанс вживую посмотреть на настоящую стрелку ещё и с моим участием. Суми капризничала и вредничала, Чончон негромко удивлялся тому, как мы с ней непохожи в одном возрасте, мальчишки тактично тусовались в стороне, а я под нос материлась и старалась удержать себя в руках, чтобы не залепить мелочи подзатыльника при всех. Забыла, паразитка, что не дома, устроила сцену на людях. Пришлось стать жёсткой и строгой и напомнить, что бывает с непослушными детьми. Непослушные дети умолкли и обиделись. Когда проблема разрешилась и в процесс отвлекания ребёнка втянулся лежачий, я поднялась. Отлично, теперь я готова бить морды, дозрел настрой. Поправляя ремень на джинсе и заправленную футболку, вынудила Чончона отойти от народа лишь для того, чтобы прошипеть: — Не смей сравнивать Суми и её спокойное детство с моим. Она имеет право быть ребёнком, пусть им и наслаждается. Чончон думал что-то сказать, наверное, о моей злопамятности и остром слухе, но встретился с красноречивым взглядом, вовремя захлопнул пасть и протянул биту. Оказалось, лежачий промышлял бейсболом и сегодня планировал попасть на тренировку. Задумчиво прокрутив снаряд в руках, ощутила напряжение в кистях. Нда, это будет напряжно. Пока старшеки дружно пытались создать приемлемые ограничения и условности для мелочи, пока сойдясь только на запрете ударов в голову, я в составе последних разминала кисти. Подняв руки словно в молитвенном жесте, но со сцепленными пальцами, медленными плавными движениями выводила восьмёрки, абсолютно не двигаясь сама. Было это сложнее, чем могло показаться на первый взгляд. Но поскольку у мечников пальцы и запястья по праву считаются одним из самых слабых мест за счёт быстрой утомляемости, выбора у меня не было, если я хотела победить и сохранить свои руки. От стены на меня смотрел бейсболист, узнавая разминку и уважительно кивая. Видимо, ему тренер попался с мозгами, раз профилактирует артрит у подопечных. Наконец, старшеки дали отмашку, и две стенки сошлись. Моим напарником был типичный кулачник, практикующий стиль дай-в-морду из сборной солянки кулачных искусств, с разгону влетевший в такого же простого, но энергичного кулачника. Напротив же меня встал рукопашник, выдавший себя уже узко направленной техникой боевых искусств. Меня впечатлило именно наличие техники, по дворам я таких встречала единицы. И раззадорилась. Как ни крути, а всё же драться в плотных джинсах в облипку не очень удобно. Даже несмотря на их худо-бедную эластичность, они сковывают движения и мешают развороту туловища, зато позволяют свободно — спасибо закрытому заду, в юбках так не канает, — бегать, прыгать и кувыркаться, когда приходится трюкачить или уходить разворотом с земли. А ещё начавшие активно расти сиськи… Просто какое-то хоспади. Ну как-то непривычно, когда впереди что-то колыхается и подпрыгивает при движении! Просто непривычно! Всю жизнь моим верхними девяносто был пуш-ап, а тут… Признаться, скороспелость меня озадачивала и иногда здорово мешала. Как сегодня, например. Также помимо всего прочего, мешавшего мне как яйца плохому танцору, была в списке и такая фишка как центр тяжести оружия. У бокена он находится на определённом уровне, и я к нему настолько привыкла, что его смещение в бите поначалу сбивало меня с толку. Но всё же… Это было интересно. Подливали масла в огонь крики со стороны, я уже знала, что к болельщикам присоединилась и Суми, забившая болт на мой запрет. И всё равно упивалась стрелкой. Мне, чёрт возьми, нравилось драться. Я чувствовала азарт боя, ощущала такую же отдачу от оппонента, видела, как предвкушающе скалится мой напарник и его соперник. Мы с ним менялись, время от времени прикрывая соратнику спину и давая отдохнуть, но видимо, будучи по разные стороны баррикад, с рукопашником мыслили одинаково своей жаждой равного соперника, потому что постоянно возвращались друг к другу: я целенаправленно атаковала и блокировала чужие выпады, намеренно концентрируя внимание именно с его стороны. Изначальный план Чончона пошёл по наклонной, я просто-напросто не могла выступать поддержкой своему напарнику, которому пророчили позицию главного ударника. Не могла, потому что сдерживать себя, подавлять рвущееся наружу обжигающее тепло ещё больше просто физически не оказалась способна. И видела, что также сдерживался мой личный противник. Я старалась плотно себя контролировать, не забываться и действовать, как на махаче с Огой, чтобы не навредить, и настолько погрузилась в себя, что краем сознания уловила нечто необычное, выбивающиеся из привычной картины. В какой-то момент я просто искренне удивилась тому, как же отличаются от нас оставшиеся двое, такие простые, такие… Серые. Они не светили так ярко внутренней силой. Светили только я и мой соперник. Удивительно! Я будто видела, как наши фигуры и фигуры окружающих становились образами, некими тенями, но внутренний свет был лишь в двоих из всех. Во мне и моём личном сопернике. С каждым выпадом, с каждой заблокированной атакой этот свет разгорался ярче, как разгорается костёр, он становился агрессивнее, искрил, как фейерверк, и резко затухал, когда мы расходились или отвлекались на другого человека, простую тень. Я начинала чувствовать не только мир, но и саму себя иначе, как будто могла посмотреть на всё с другой точки, под новым углом, который мне мог открыть только такой же «тёплый» человек. Я непозволительно отвлеклась на новые ощущения, позволив выбить биту из рук. И ненадолго растерялась, отступив, чем воспользовался соперник, проведя успешную серию атак. Матюкнувшись на пропылившиеся джинсы, тормознула серию, поймав чужую руку на блок, но пропустила удар в почку. Сука, в ту самую, которой нет. Взвыли пожарной сиреной спайки, в глазах на пару секунд потемнело. За набившейся в уши ватой я услышала крик Чончона, призывающего разойтись нам двоим, а потом кожей ощутила приближение со стороны. Я думала, что идут нас разнимать, поскольку, ослепнув, я зажала противника на удушающем, но никак не ожидала повторного удара в больной бок. Обмякнув, я тряпочкой сползла на землю. Рядом за шкирняк грубо поднимали откашливающегося пацана, что-то ему втирая про «смотри и учись». И пока старшо́й противников замахивался для удара ногой, Чончон вместе с прочухавшимся мальчишкой съездил по наглой роже. Неожиданно из подворотни метнулась рыжая бестия, с диким мявком вцепившись в штанину покачнувшегося старшака. Тот взвыл дурниной и быстро исчез, оставив в воздухе после себя маты и проклятия. Сказочно ахуев, пытаясь осознать, что это только что было, я мёртвой хваткой вцепилась в шкуру Хо: кошак всё порывался додать пизды сделавшему ноги старшо́му. И развалилась по асфальту, поскольку подставленная рука неожиданно подогнулась, прострелив жгучей болью. Когда на мне разлеглась испугавшаяся Суми, а рядом присел Чончон, я осознала своё положение и заржала. На недоумение со стороны с трудом через хи-хи и стоны нашла в себе силы озвучить мысль, вызвавшую столь неоднозначную реакцию: — Чон-а, ты попал… Помнишь, я про соревнования говорила? Конхи придёт по твою душу, потому что отдуваться там ему придётся в одиночку… Я на руку упала неудачно… Словив очередной приступ нервного ржача, попыталась вытереть больной рукой выступившие слёзы. Неудивительно, что конечность травмировала — усталость успела накопиться, а молочная кислота из долго бывших в напряжении мышц никуда не рассосалась, когда сверху пришёлся вес моего тела, помноженный на скорость падения. Знакомая многим спортсменам ситуация, ничего необычного. Итог закономерен, но меня убивал не он, а процесс его получения и ближайшее будущее с этим результатом. — Боже, скольких победителей по жизни ты видел, которые могли бы побить мой рекорд? — Мира, ты меня убиваешь… Отсмеиваясь после прошедшего приступа истерики, осознала, что левой рукой продолжаю сжимать шкирняк припавшего к земле Хо, и разжала хватку. К ладони неприятно прилипли вырванные клочки рыжей шерсти. Кошак встрепенулся, рысцой отбежал к стене дома и уселся вылизываться, напряжённо метя пушистым хвостом. Чончон неодобрительно покачивал головой из стороны в сторону и одним взглядом спрашивал, что ему со мной делать. Суми поджимала губы и продолжала испуганно за меня цепляться, огромными глазами оглядываясь на всех оставшихся и не решаясь подать голос. Мальчишки Чончона подобрались ближе к своему старшему, напарники со стороны противника неожиданно подошли, и тот, с которым я с таким упоением сцепилась, протянул мне ладонь и слабо улыбнулся. И пока я с благодарной улыбкой хваталась за парня, сумевшего удачно подтянуть мою тушку, чтобы сесть, а Чончон осторожно придерживал сзади, второй из противников обратился ко мне: — Слушай, а ты часом не лежала в больнице года четыре назад? В отделении реанимации и интенсивной терапии? Там, с парнем в одной палате, у которого пятно белое на лбу и такая же прядь волос? — Лежала. Ему пересаживали мою почку, вот след, — я удобно устроилась на руках Чончона, приподняв выбившийся край футболки. Тонкий след шрама на боку отчётливо выделялся на фоне загорелой кожи. Как раз туда, но со стороны спины, и пришёлся удар. Кто-то присвистнул, многие окинули меня другим взглядом, а рукопашник с вопросом и сомнением глянул на приятеля, который его проигнорировал и радостно воскликнул: — Я знал, что это ты! На колясках гонки устраивали, помнишь может меня? Я ставки делал! — Ты ещё с таким мальчиком вечно сидел, нет? У него с сердцем что-то было вроде. — Да-да, это был я! — Ты вечно ставил на Дасома и проиграл мне пудинг. — Ага, было дело, — он задорно рассмеялся, взъерошив затылок, я разулыбалась. Как же тесен Сеул, кто бы мог подумать! Неожиданно и мне взъерошили волосы, несильно пригнув к земле, из-за чего я невольно ближе прижала к себе Суми. Оказалось, Чончон вымещал эмоции, не рискуя раскрывать рот и публично отчитывать меня как маленькую. Зараза! Когда со мной был Сумо, этот засранец держал себя в руках и всегда старался быть на некотором расстоянии, а тут гляди ж! Охамел, кинофоб несчастный! Окатив его недовольным взглядом и выразительно скривившись, фыркнула. Неожиданно разулыбались ровесники, а мой временный напарник ляпнул: — У вас обоих такие невероятные отношения. Я даже завидую, тоже хочу так со своей девушкой общаться! Я посмотрела на него, как на идиота. И видимо, взгляды у нас с Чончоном были одинаково выразительны, потому что мальчишки дружно заржали и во избежание отошли. Мы переглянулись, поняв, что даже прикола ради такая глупость никому из нас в голову не придёт. Да и какие нафиг отношения в мои, как и этих идиотов, двенадцать лет, я физически не способна заинтересовать этого кабана, прости хоспади. Хотя Суми неожиданно цепким взглядом окинула старого знакомого, его руки на моих плечах, и громко фыркнула, надувшись и пнув парня. Не ожидав столь скорое исчезновение подпорок, я едва не рухнула и заржала под шипение парня, потирающего бедро. Сверху навалилась ревнивая мелкая, которую я обняла и прижала к себе больной рукой, заржав ещё громче вместе с мальчишками. Хоспади, ну что за день? Я реально рискую помереть если не от собственной рукожопости, то от смеха точно. Когда все отсмеялись, я попыталась подняться. Спайки в боку побаливали после подлого удара и смеха, но жить было можно. Мне помогли выровняться, однако закружились голова и к горлу подступила тошнота. Ощутив себя помирающим лебедем, сквозь темноту перед глазами ухватилась за кого-то рядом, чуть пригнувшись в попытке отдышаться. На фоне звучали голоса, сквозь вату я то чётче, то едва-едва могла разобрать слова о том, как справляться с предобморочным. Цепляясь за то сознанием и размеренно дыша, я постепенно вернула себе трезвость разума. — Тебя проводить может? Я отрицательно качнула головой и отцепилась от мальчишки, с которым лежала в одной больничке. Попросив Суми подобрать наши вещи, тихо порадовалась, что подстриглась: с травмированной правой рабочей рукой ухаживать за длинными волосами было бы куда более проблематично, чем за стрижкой. — Никуда вы с Суми одни не пойдёте, я провожу. Устало взглянув на Чончона, такого же задолбавшегося на несколько дней вперёд, обречённо кивнула чужому обострённому чувству ответственности. Спорить с ним в таком состоянии себе дороже. Метнулась в подворотню рыжая молния… Понятно, кошака нам не поймать и с собой до дома не доставить. Ну да хрен с ним, он сам всегда приходит по вечерам и никогда не теряется. Вместо пустого беспокойства я повернулась к Чончону: — Только не до дома. На базе аптечка больше, хоть лангет наложить будет из чего. И помыться мне не помешает, до того хорошо повалял рукопашник и его напарник, хотя и мы не уступали — наши соперники выглядят не менее потрёпанными. Но домой в таком виде заявиться я не могу. Судачество соседей, у которых всех развлечений ограниченный список, мне ни к чему. А уж если дома дядя… Ух. Благо на базе есть полноценная ванная с сопутствующим скрабом и минимальный запас сменного шмотья каждого из нас. Мне кивнули и отвернулись на подопечных, отдавая им распоряжения и озвучивая направление дальнейшего движения с планами минимум на день. Подал голос бывший сосед по отделению, пока я накидывала на плечи кофту, с заботливой неловкостью поправляемую Суми: — Что ж, раз всё в порядке, то мы пойдём. Думаю, если претензии на район всё ещё не разрешены, то мы можем встретиться позже. — Нет, вы доказали, что можете вдвоём постоять за свой район, к вам наши не полезут за данью, но кто крышу уже держит, тот держать и дальше будет. Так, хённим? Чончон кивнул на слова подопечного, подтверждая устоявшееся положение и новые правки в том. Я тихо афигевала. Вдвоём, мягко говоря очень небольшой бандой представлять целый район, — это сильно. И я фактически участвовала в этой проверке на способности. Вот вам и стрелка… А я-то, наивная, думала, что это просто парни что-то не поделили, а оно вон как получается. Ну, в целом, стоило догадаться за подставу от Чончона: старшие просто так не выступают надсмотрщиками над боями младших, не зря интуиция верещала. Ввиду отсутствия старшо́го со второй стороны, оспорить и грамотно выторговать послабления младшие не могли. А потому Чончон поступил достаточно благородно и не стал требовать ничего сверх, отпустив младших на все стороны. Мальчишки поклонились всем нам, оба улыбнулись и махнули Суми рукой, и скрылись. На товарища, что маялся с животом, очевидно начали действовать таблетки, тот чувствовал себя уже гораздо легче, но друг в беде не бросил и помог ему собрать себя с земли и пойти в нужную сторону, не забыв попрощаться как положено с оставшимися. Пошли и мы. Поняв, что я не злюсь за подставу и вообще не в претензии, Чончон расслабился окончательно и вернулся к привычной нам с сестрой манере поведения. Пока шли, мне пару раз становилось нехорошо, прихватывало фантомной болью бочину да отнимались ноги, но жить было можно. На базе никого из ребят не оказалось. Пока я изворачивалась с лангетом, поставив прерогативу душа ниже разнывшейся конечности, размышляла, что для Суми этот день стал днём новых впечатлений, поскольку на базе раньше ей тоже бывать не доводилось. С любопытством оглядывался и Чончон, отмечая новшества, поскольку здесь он не частый гость, и провожу через консьержа его большей частью я или Ога. Закончив осмотр незначительных изменений до сих пор ужасно пустой квартиры, парень устроился неподалёку, приглядывая за Суми, а потом плюнул на мои пыхтения и придержал ебаный лангет, пока я левой рукой пыталась адекватно это дерьмо примотать. И пока мы оба были заняты столь важным делом, Суми со всей своей детской непосредственностью полезла по немногочисленным тумбам и шкафчикам и оказалась погребена под свёртками выпавших матрасов, которые мы с мальчишками из лени скатали и абы как запихали с последней совместной ночёвки в шкаф. Бросив всё, я подорвалась откапывать сестру, значительный вклад в дело внёс Чончон, подняв ту за подмышки из вороха постелей, когда получилось эту егозу найти. Хоспади, у меня чуть сердце не остановилось, ей богу! — Суми, ты есть хочешь? — А что есть? Узнаю свою сестру… Поди подкупи эту торгашку. И у кого только понабралась? Оглянувшись, тихо проклиная свой мозг за идиотский предлог посадить ребёнка на попу ровно и продолжая хвататься за разнывшееся сердце, озарилась и улыбнулась. Аллилуйя! — Дядя не любит, когда мы едим бичпаки. А у нас здесь есть парочка. Будешь? Разумеется, будет! Декчун категорически не одобряет такую еду в отношении Суми, видимо переживая, что она может привыкнуть к нездоровой пище, а мне позволяет время от времени и вообще более снисходителен, наверное потому, что знает: мой организм всё ещё не адаптировался до конца к реалиям городской кухни. Тем не менее, мальчишки делают всё, чтобы я могла попробовать блага современной цивилизации и определить собственные вкусы и предпочтения. Суми ожидаемо загорелась идеей пожрать запретное, потому из вежливости предложив Чончону присоединиться и получив отказ, не без труда поставила чайник, отрыла печенюхи и от души оторвала местный дошик из общей заначки. И пока вода нагревалась, Чончон посадил меня обратно, сказал держать лангет самой и принялся бинтовать под мои комментарии. Хвала всему сущему, присмирев в ожидании халявной вредной жратвы, спокойно (относительно) сидела на попе ровно и сеструха. Поморщившись, когда парень перетянул эластичный бинт, сквозь зубы сказала ему об этом и послала Суми ухаживать за собой самой, мол, не маленькая, и тихо помолилась за здоровье ребёнка: хоть бы кипятком не облилась! Когда закончилась экзекуция и порядком вспотевший от напряжения Чончон не без облегчения закрепил концы бинта, я выпила таблетку обезбола и усадила всех за стол. Суми было не оторвать от огромной тарелки быстрозавариваемой лапши, Чончон приличия ради хлебал чай, а я скрылась в ванной. Покорячиться, конечно, пришлось знатно, я дольше раздевалась и одевалась, чем мылась, но не звать же на помощь того же Кима? Я ещё не настолько отбитая… В общем, вскоре я вернулась к людям посвежевшей и с мокрой головой, присоединившись к чаепитию. Поблагодарив Чончона отдельно за то, что приглядел за Суми, тихо порадовалась спокойной атмосфере и честно прислушалась к тому, о чём с таким упоением вещала сестра. Также мирно, как дошли до базы, нас проводили до дома. Сеструха успела окончательно забыть о прошедшем днём пиздеце и его виновнике и весело повисла на чужой шее, прощаясь. Я просто махнула парню на прощание и ногой подвинула Хо, лениво растёкшегося под дверью на солнышке. Впустив того внутрь вместе с сестрой, задумчиво хмыкнула: исходя из событий сегодняшнего дня, кому-то пора стричь когти. Хо, как почуяв неладное, неожиданно прижался к полу, весь навострившись и в напряжении, утробно мявкнул на меня и метнулся куда-то в зал. Я хмыкнула повторно. Так и быть, в благодарность за сегодняшнее поживи ещё месяцок. Вечером мы всей семьёй лежали на диване. Крутил забавную телепередачу о фейлах животных телевизор, дядя расспрашивал о том, как я потянула руку, сестра с упоением вещала о походе в ТЦ. Мой телефон разрывался от сообщений Конхи, пытающегося уместить в словах всё своё негодование за одно то, что на наших первых соревнованиях ему придётся отдуваться одному. Писали и Ога с Джином, возмущённые моей рукожопостью. Но завуалированная забота от всех окружающих грела мне сердце также ощутимо, как объёмные телеса лежащего на коленях Хо. Где-то внутри разрасталось ощущение очень нежного и мягкого тепла, сливающегося с тем бледно-поганским светом, что заполнял меня всё время до. Вместе, оно было объёмнее, ярче, сильнее. И по наитию я звала эту смесь счастьем.