Царь. Просто Царь

Сказать, что Юна была в восторге от собаки в доме, было несколько затруднительно. Она промолчала, когда мы завели пса. Не сказала и слова, когда он обнюхал все углы. Не выдала и звука, когда тот облизал её руку и уселся, облокотившись на ноги всем своим многокилограммовым весом. За женщину говорил язык её тела. Она брезговала и не понимала, какого хрена. Я ожидала истерик, битья посуды, рукоприкладства в конце концов. Не дождалась ничего. Ночью я не могла уснуть, поглаживая сопящего Сумо у кровати, и услышала, как сноха разговаривала с дядей на кухне, попивая, очевидно, успокаивающий сбор. Она спрашивала, зачем всё это, дядя вздыхал и говорил о благе ребёнка. Они беседовали долго, много и о разных вещах, взвешивали блага друг друга и моё мнение. Дядя стоял за меня и говорил, что не всё так плохо, как кажется на первый взгляд, Юна называла решение о собаке ошибочным. Я тоскливо гладила шкуру пса, пока не уснула. Поутру меня поднял до боли родной мокрый нос и слюнявый язык. Я привычно отпихивалась и просила потерпеть, пытаясь сфокусировать зрение на часах. Сонный мозг не сразу осознал, что махина, караулящая дверь, не мои пушистые коняхи, пока тело на автомате одевалось во что-то потеплее и искало на кухне пакетики. Прицепившись к ошейнику ни разу не гавкнувшего Сумо, я вышла на улицу и пошла за ограду. Пёс не тянул и спокойно шёл рядом, иногда подходя обнюхать и пометить заинтересовавшие места. Я была довольна его воспитанием и характером, отчаянно зевала, куталась в ветровку и напрягала глаза. Темно на улице, около шести утра, фонарей не сказать, чтобы много, да и света в окнах нет считай. Но что самое обидное, зелёных участков дефицит. Нет, то тут, то там были понатыканы какие-то деревья, страшные кустарники, но условной зоны для того же выгула собак не было. Серый, мать его, город урбанистического мира. Не удивительно, что обладатели мелочи приучают собачёнок к пелёнкам или кошачьим лоткам, на улицу выпуская только как предмет украшения своего образа. Мы с Сумо гуляли минут тридцать-сорок точно, вместе исследуя предрассветный район. Люди в клетках уже начали просыпаться и будить муравейник, первые работяги поспешили на работу, на оживлённых улицах всё чаще стал слышен звук автотранспорта. Мы старались уступать дорогу и не привлекать к себе много лишнего внимания, но слон и моська были непривычным колоритом этих улиц. Однако нас никто не тормознул и мы благополучно вернулись домой. Дядя на кухне, собирающий себе обед, похоже искренне думал, что мы с Сумо всё ещё спим, поскольку таких выражений от него я ещё не слышала. Ошалело уставившись на мою выглянувшую из коридора мордашку, он осторожно опустил руку на мощный собачий лобешник и выдохнул: — Чего не спите? — Сумо разбудил, гулять хотел. Я пожала плечами и протёрла глаза, проходя на кухню за стаканом воды. Дядя хмыкнул и полез в большущий пакет с сухим кормом, подаренным питомником. После прогулки завтрак был положен всем. И пока Сумо в отведённом уголке чавкал и хрюкал, мы уселись на тощие подушечки у низкого столика, захватив кружки с чаем и вязанку с домашним печеньем. Дядя сказал, что хотел сам выгулять пса, даже встал для того пораньше, оправданно переживая, что у меня не хватит сил его удержать, и начал расспрашивать о прогулке. Я поделилась впечатлениями о том, какой хороший кинолог был у Сумо и хозяин на службе, какой сам пёс умный и послушный. И похоже, за признанием нового хозяина дело не станет, поскольку собакен, опустошив миску и налакавшись, развалился у меня под боком. Мы спокойно допили чай, поговорив на отвлечённые темы, я проводила дядю и пошла досыпать. Юна в силу своего положения стала подниматься позже обычного, так что солнце утром мы встретили практически вместе. Постепенно наша жизнь пошла по накатанной. Сваха сделала над собой усилие, терпеливо снося вид пса при условии минимального с ним взаимодействия, дядя подкопил деньжат, позвал народ и поставил таки хозпристройку, разгрузив угловое помещение. Я подумала и решила отдать свою комнату будущему ребёнку, уж эти долбаные пчёлы дитю зайдут точно, а у меня уже начинают вызывать раздражение. Затеяли ремонт. Те же люди, какие помогали разбирать весь хлам в этом доме, снова пришли к нам. Я была в восторге — работящие мужики, которые души во мне не чаяли и уважительно относились к хозяйке дома, со временем стали нашими привычными гостями. Мне нравилось их общество, и хотя Юна в шутливой форме заявляла, что детское любопытство — вещь, однако девочке следует интересоваться чем-то более женственным, меня никогда не гнали. А когда мужики стали притаскивать с собой вкусности, растаяла не только я, но и падкая на леденцы женщина. Угловое помещение постепенно становилось комнатой: прорубилось дополнительное окно, отмылось второе, поставили прожиточный минимум из мебели, обои клеить не стали — я стала горой, уж лучше стены покрасим. Поскольку комната должна была отойти мне, и дядя, и мужики прислушались, и результатом я осталась более чем довольна. Двор в кои веки привели в порядок, мы настоящей семьёй дружно разбили что-то вроде садика — посадили кустарники, организовали клумбы под цветы. Казалось, внутрисемейный климат расцвёл радугой: мы стали терпимее друг к другу, снисходительнее к заскокам и прибабахам, гораздо более открыты, чем в начале нашего знакомства. Даже соседи, посмотрев на нас, стали озеленять собственные дома и быть приветливее к окружающим. Вот, что вежливость животворящая делает! А всего-то стоило каждый раз мимопроходя желать доброго утра. И вводящие в ступор и оцепенение размеры моей собаки вовсе здесь роли не сыграли, вот совсем! Меня готовили к поступлению в школу, Юна готовилась к родам, дядя готовился стать отцом… Сумо готовился стать нянькой. Ну, это мы с дядей так считали. Пёс всё также держался рядом со мной и словно чувствовал отношение женщины к себе, пока в какой-то момент Юна не подпустила его к себе. Её живот уже впечатлял размерами, и когда собакен положил тяжёлую голову на женские колени, закономерно заинтересовался и обнюхал. С того момента его интерес к животу не потух, зато презрение женщины стало растворяться. Она уже неосознанно гладила лобастую голову, когда та появлялась под рукой, и не ворчала на вечные слюни. Я тихо ликовала с того, что гормоны — вещь, и надеялась, что так будет и дальше. Между тем, в феврале мне исполнилось корейских семь лет. Зимний сезон был откровенно такой себе. Я любила снег, очень любила, и пребывала в некоей депрессии, когда не дождалась белых хлопьев. А потом и день рождения праздновали скромно, без размаха, что поначалу не особо помогло поправить душевное равновесие. Все понимали, что не с нашими финансами гулять на широкую ногу, в конце концов, в этом доме ожидается совсем скорое прибавление очередного рта. Но подарки мне сделали от души. Я была растрогана до слёз спортивной формой от снохи и новым чехлом под бокен от дяди. Это действительно нужные вещи, и пользоваться ими я буду с удовольствием. Тем более, форма была красивым удобным комплектом в красно-серых тонах, а чехол — этакая сумка со множеством вместительных кормашков, в которые спокойно можно уложить ту же форму. Хоспади, как я была счастлива, словами не описать. Я искренне благодарила супругов и честно давилась традиционным супом из морской капусты, как истинный ребёнок предвкушая следом торт. Пожалуй, эти воспоминания здорово согревали моё сердце, когда я села за парту в марте. Мне предстояло заново пройти этот ёбаный квест и завершить первый уровень за шесть чёртовых лет. К изучению мне предоставлялся список предметов, включающий в себя корейский язык, математику, точные науки и науки об обществе, изобразительное искусство и музыку. А также физкультуру. Последнему я впервые на своей памяти радовалась так, как ничему другому. И если раньше в силу дохлой физической формы я была не в состоянии выполнить школьную программу, то сейчас была полностью готова наверстать упущенное. К собственному ужасу в какой-то момент я осознала, что с нетерпением ждала именно этого первого урока. Вот уж шутки судьбы, не иначе. Но… Это было действительно необходимо. Чуть ли не жизненно. Я стала отчётливо ощущать, что не растрачиваю собственную энергию. Меня переполняет, а тех же прогулок с Сумо и собственных тренировок на заднем дворе категорически не хватает, чтобы хоть как-то себя опустошить. Я чувствовала физически, что потенциал у ребёнка просто невероятно огромный, но банально не знала, как его реализовать на деле. И надеялась на пресловутую физру. В конце концов, дети гиперактивны в силу возраста, и именно этот урок обязан их вымотать, чтобы те могли спокойно сидеть на уроках и внимать мудрости старших. Фигня война. На меня такая фишка не сработала. Я не успевала даже запыхаться, когда остальные дети уже валялись никакие. Учитель присматривался ко мне внимательней и давал персональную нагрузку. Здесь было посложнее, но выручала выносливость тренированного тела — я наслаждалась тем, что просто могла. И чёрт возьми, делала это. От одного осознания того, что я с лёгкостью выполняла увеличенную нагрузку, я ликовала в душе — какое наслаждение чувствовать себя физически полноценной! А потом схватилась за голову — какого хрена я творю?! Расслабилась, дурында, мозги кисейные стали совсем?! Блять. Я забыла, что вообще-то теперь ребёнок. И ребёнок, мать его, обычный. Крайне срочно я свернула всю ту фигню в школе, на которую раскатала губу, — ибо нафиг мне это лишнее внимание. Нефиг-зафиг. Чур меня. Я обычная! Вот, смотрите, я также сижу на уроках, как и большинство отчаянно делая вид, что ужасающе скучаю, хотя находила иностранную систему образования занимательной и активно черпала национальные нюансы с уклоном на современность. Я также занимаюсь физкультурой и вместе со всеми обессиленно падаю на пятом кругу, хотя физически чувствовала, что способна осилить метраж, минимум в три раза превышающий заданный. И блять, я стараюсь влиться в коллектив и завести подружаек или компанию, как и все, хоть и через пень колоду! Худо-бедно, но мне это удавалось. Спасало умение слушать и поддерживать темп собеседника, его речь, мимику, всё это улавливать и соответствовать — вовремя кивать, ахать-охать, восхвалять и изумляться, а когда темп спадал, задавать наводящие вопросы, и по новой. Но моя интуиция и всё то, что осталось от взрослого человека, сдыхало на играх. Мало того, что на интеллектуальных у меня натурально ломался мозг, так и на простые побегушки меня не хватало поднять народ. Но постепенно я ощутила, что начала вливаться. Дети, вроде как, приняли меня. Мы теперь вместе играли в подвижные игры, бегали по всему первому этажу, я глушила ржач, когда черёд в соревнованиях определялся через «человек-ружьё-тигр» — повсеместно известный аналог «камень-ножницы-бумага»… И считала, что в принципе быть ребёнком и во второй раз попасть на школьную скамью, это не так уж и плохо. Вырасти всегда успеется, а побыть дитём — бесценно. Я радовала учителей искренней тягой к знаниям, опекунов — успехами на сим поприще, и не заметила, как постепенно приблизилось лето. На горизонте показались каникулы, ученики всех школ активно налегли на учёбу, чтобы подтянуть хвосты и вырваться в лидеры, и я была в их числе. Вернее, старательно делала вид, что всё именно так. Хвостов за мной не водилось, я не настолько косяк, чтобы так лажануться в самом начале, — а вот дальше, в старших классах уже будет пиздец, — но что более важно, я чертовски ленивое создание. В младшей школе домашек не задавали, но были задания, которые ученик, на деле же с инициативы родителей, мог остаться порешать на дополнительных факультативах. Мне хватало того, что уроки заканчиваются в четыре, и как бы не заикались о факультативах Юна и дядя, я твёрдо намерена была отстаивать возможность побыть ребёнком как можно дольше. Нафиг мне не всралось в старших классах с этих факультативов в десять часов возвращаться. Щаззз. Лучше обрубить этот бред заранее и на корню — я отлично учусь, не вызываю нареканий у учителей, вхожа во многие компании однокашников, так что вам ещё надо? Не сразу, но взрослые от меня отстали. Летом я собиралась наслаждаться, что в общем-то и делала, гуляя вместе с Сумо по округе ещё засветло. Появилась у меня такая привычка, гулять ходить, да и я теперь не так сильно опасалась покидать ограду, как раньше. Магия собаки называется, ага. Нас уже узнавали, приветливо здоровались первыми, подходили гладить инфантильную морду, я даже завела некоторые знакомства среди сверстников и детей постарше. Достижения, мать их! Я могла спокойно оставить Сумо возле любого магазина и знать, что никто не причинит ему вреда, как и наоборот. Хотя прецеденты были. Как-то раз я привязала Сумо возле продовольственного, а когда вернулась, застала истеричную женщину, прижимающую к себе обмочившегося, всего в соплях пацанёнка. Она била сумкой спину свернувшегося клубком пса. Моего пса. Естественно, я вмешалась. И с трудом удержалась от ответного рукоприкладства, когда чёртова сумка прилетела по мне же. Собравшиеся вокруг люди недоумевали, что произошло, женщина громко рассказывала всем, что моя собака напала на её дитятко, да так, что тот теперь психологическую травму на всю жизнь получил. Я поймала в поле зрение охранника, вспомнила слова дяди о камерах и предложила посмотреть записи. Женщина запнулась на проклятии в адрес моего седьмого колена, народ предложение поддержал, охранник впустил в комнатуху и включил запись. При свидетелях я наблюдала, как сопляк, оставленный без присмотра нерадивой мамашей, тыкал в собаку игрушечным пистолетом, дёргал за хвост, пинал лапы, зачем-то лез в пасть… Сумо единожды подал голос, приподняв брыли. Этого хватило, чтобы придурок шарахнулся, обмочился и заревел с испуга. Ну, а что произошло дальше, всем было известно. Взгляды на женщину, требующую ранее возмещение морального ущерба с моих родителей, были настолько выразительными, что заставили её смутиться и с извинениями выложить на стол всю наличность, что была в кошельке, после чего испариться. Мы с народом долго прожигали деньги взглядом, пока я молча не сгребла их в кулак и не отправилась в мясной отдел и зоомагазин. Возмещать Сумо моральный ущерб. Пока я скармливала своему молодечику собачье вяленое мясо, отставив пакет с сырым продуктом и маслами, ко мне несколько раз подошли свидетели событий и сам охранник, передав для Сумо и неожиданно меня разные вкусняшки, заодно утешительно погладив мощный лобешник. Было забавно наблюдать, как люди вначале осторожно, а потом всё более и более уверенно тискают мою собаку, которая и рада неожиданной ласке. В общем, скучать мне пока не приходилось, но это была нормальная обычная жизнь, и я радовалась ей, как могла. Пока во время очередной прогулки не увидела, как смутно узнаваемая компания пацанов загоняет в угол какого-то мальчишку. Я была с Сумо, чувствуя себя гораздо увереннее под его защитой, потому спокойно подошла к ближайшему, положила руку на плечо и участливо спросила: — Развлекаетесь? Пацан с испуга шарахнулся так, что аж запнулся, но когда разглядел, кто перед ним, облегчённо перевёл дыхание. Остальные тоже повернулись в нашу сторону, кто-то приветливо махнул рукой. — Здоров, Мира! Какими судьбами? Скосив взгляд назад, один из компании кивнул своим и вышел ко мне. Остальные закрыли своими телами кого-то на земле. Я демонстративно подняла взгляд на парня лет четырнадцати и улыбнулась: — Да вот, гуляли, — кивок на усевшегося возле ног Сумо проследил и собеседник, почему-то сглотнув, — А ты какими судьбами в моём районе? О, за тем, как его привычно перекосило, я могла наблюдать вечно. Ким Чончон с бандой от десяти до пятнадцати лет держал шпану этой возрастной группы и младше в соседнем районе, и были эти ребята в принципе неплохие сами по себе. Они помогали родственникам, выступали активистами на любых мероприятиях, разбирались с теми, кто обижал слабых… Этакий самосуд проводился по правилам «обидел — заслуженно лови ответку». Однако всех, кто опускался до рукоприкладства без разбора, Чончон бил сам и выгонял из банды. Потому я вполне спокойно отнеслась к тому, что от меня кого-то прикрывали — видать, как раз своего били, — до той поры, пока сам Чончон не встал полубоком, дав понять, что таки не свой валялся, и поведал причину: — Да есть тут один, нарвался, нескольких моих нагнул в одиночку, а как толпа попёрла, бежать надумал. Ну, добегался. Да-а-а, дела. Я проследила за взглядом пацана, увидев, как летят на дурня кулаки. И закономерно заинтересовалась личностью того, кто решился выступить против системы: — Что за человек он хоть? — Да фраер какой-то не местный. Форма у него богатая, но и дерётся, зараза, хорошо, этого не отнимешь. Но против толпы не выстоит, это точно. Я увидела, как усмехнулся Чончон, и решила посмотреть на этого залётного. Любопытно же. Мне уступили дорогу, поскольку уважали девочек и больших собак с ними, и я увидела на земле тело. Тело поднималось, лупило ответку почти вслепую сквозь опухшие веки, и снова падало от ударов из слепой зоны. Тело было одето действительно в дорогую школьную форму, успевшую изрядно потрепаться. По гербу я узнала элитную частную академию. А потом заметила у этого тела характерное белое пятно среди чёрных волос, переходящее на смуглый лобешник. Да ладно… — Эй-ей, а ну-к погодь, — хватаю предплечье одного из парней, занёсшего руку для удара. На меня посмотрели странно, а потом услышали слова Чончона, что это моя территория и уважать следует мои принципы, и отошли. Мальчишки и парни пожимали плечами и уступали дорогу, смыкая ряды позади, но бояться мне было нечего. Сумо был рядом, поводок висел перекинутым через мощную спину, да и сама я крепкая, проверено. Тело на земле зашевелилось, силясь подняться. Я присела на корточки возле, наклонив голову на бок. — Как тебя зовут, парень? Мне ответили что-то невразумительное. Я повторила вопрос. Кто-то для профилактики пнул лежачего в голень. Ответ прозвучал более разборчиво и с нецензурными интонациями. Тогда подошёл Чончон, оторвал парня за шкирняк от асфальта и вкрадчиво сказал: — Тебя спрашивают. Но это пока. По-хорошему же спрашивают. — Ога… Я Ога… Прищёлкнув пальцами, не сдержала удивление: — Дасом? Твоё имя Дасом? — Ога я… Сказал же. На меня поднял заплывший взгляд тот самый Огай Дасом, ставший моим другом в поезде до Чирисан. Афигеть! Как тесен Сеул, кто бы подумать мог! — Ну, хорошо, Ога. Зачем побил людей Чончона? — Они били кота… Вот и получили по заслугам. Судя по виду, Чончон о таких подробностях не знал и хорошо так задумался над собственными действиями в последние часы. Я окинула взглядом ребят вокруг. Я видела и знала многих, но они дети. А дети — самые жестокие существа на земле, поскольку не знают ни жалости, ни полумер в силу собственной убогости. Временно, конечно, с возрастом они обретают зачатки разума, и кто-то развивается дальше, а кто-то застревает на начальной нижней ступени. Однако оправдывать шпану я не собиралась. К тому же, банда не моя, пусть Чончон голову себе греет, я самое главное уже сделала, дальше проще. — Ты поступил правильно, Ога, — на меня скосил глаза Чончон, что-то возмущённо зароптал народ, смолкнув после поднятой руки босса, — пошли, приглашаю тебя к себе в гости. Думаю, Сумо не будет против твоего визита. Пёс и правда против бы не был, он любил гостей в доме. Разумеется, когда те справлялись с его настороженностью и недоверчивостью. Я потянулась, чтобы подхватить приятеля, когда Чончон сказал, демонстративно передавая мне на руки парня: — Твоя земля, твои правила. Но суд твой правильный, Мира. Невиновен Ога, что мои ребята сплоховали. Я накажу их по заслугам. Прими мои искренние извинения. Вслед за лидером согнула спины остальная шпана. Ога, повиснув на моём плече, удивлённо обозрел вид сквозь опухшие веки и кивнул. Да уж, побей он ребят Чончона просто так, отбить его обратно было бы тяжко. А вообще, вся эта фигня с иерархией оказалась вещью! Вон, авторитет какой у меня, хотя я ничего такого и не делала. Так, по справедливости разруливала ситуации, попавшиеся на глаза, помогала окружающим и вообще несла добро. На лица несогласных, но это так, мелочь, о которой знают немногие. Да и Чончон вон, сопля ещё та, а каким высоким слогом пользуется! В политики метит, не иначе. Напротив, попробуй удержи эту разновозрастную шпану, не имея за плечами и капли таланта. Меня вызвались проводить до дома, чтобы не напрягалась лишний раз, и я серьёзно задумалась над тем, чтобы согласиться. Всё-таки Дасом не пёрышко, а я девочка, маленькая кроха, и вообще создание ленивое, чтобы таскать такие грузы. А потому кивнула и передала воспротивившегося было приятеля обратно Чончону. Тот отдал своим приказания, оставил зама и поплёлся, куда я указала. Огай, недовольным грузом повиснув у него на плече, старательно перебирал ногами. Я подумала, что ссориться детям ни к чему, да и вообще пацифисты тоже имеют право на существование, потому завела беседу на отвлечённые темы, силясь втянуть обоих. Чончон разговорился быстро, вскоре не выдержал и Дасом. По итогу возле моего дома эти двое уже во всю спорили, что лучше, автомат или пневматика. Я тихо умилялась — мальчишки! Расставались парни неохотно. Чончон аж до крыльца дошёл, до того заговорился с Огой, и несколько минут ещё простоял. Удивительный мир! Пол часа назад эти двое были по разные стороны, а сейчас ведут себя, как старые-добрые приятели. И ни один из них не задумывается даже о разных социальных слоях и не вспоминает о том, что происходило совсем недавно. В доме было тихо. С той поры, как Юна легла на сохранение, быт попытался удержаться на заданной женщиной планке, но скатился до того уровня, когда в жилище обитало двое. Я вначале переживала, что дядя начнёт возникать, но когда не увидела и намёка на недовольство, успокоилась и расслабилась. Наш дом оставался всё таким же уютным, так какая разница, кто в нём готовит, а кто моет полы? В общем, перед Огой мне стыдно не было — и накормить есть чем, и жилплощадь в приличном виде. Парню, конечно, досталось от всей широты души мальчишек Чончона, разукрасили его знатно, на благо без серьёзных повреждений. Да и те, что есть, сойдут быстро. На этом активном ребёнке всё как на собаке заживёт, вангую… Конечно, жрать в таких количествах, ещё бы не зажило — столько энергии в организм поступило! Хоть заново отстраивай!.. Но как бы я не возбухала, вслух, разумеется, ничего не сказала. А видеть Дасома была всё равно чертовски рада. Хоть и при таких обстоятельствах. Мальчишка же на такую мелочь в виде собственных увечий, в отличие от меня, внимания вообще не обратил. Казалось, что нашей встрече и халявной жратве он рад был едва ли не больше моего, дополнительно расшевелив меня так, как не удавалось никому — мы много и шумно болтали о всякой чепухе, хлебали чай после основного блюда и дрались за печеньки. Мне неожиданно припомнили мою древнюю шутку, вызвав взрыв хохота. Я испытывала странные чувства и была счастлива. На следующий день я снова встретилась с Огой. Мальчишка пожаловался, что улизнуть от пригляда дедовых соглядатаев было чертовски сложно, мол, старика по вечеру впечатлило состояние внука, вот и решил озаботиться его безопасностью после профилактического надирания ушей. На этих фактах мелкий внимания не заострил и мне не дал, потянув гулять. Я не сопротивлялась, и вскоре узнала, что дед пацанёнка хорошо устроился в Сеуле и пропадать на работе стал чаще, с головой погрузившись в какие-то машины, хотя сам врач. Откровенно говоря, этот момент меня заинтересовал, но ничего толкового Ога не знал — его в силу возраста к такой информации не подпускали. В свою очередь пацан был счастлив найти приближенные уши и доверчиво сливал наболевшее, начиная с академии, куда его чуть ли не насильно запихали, и заканчивая учителем с гор, старательно протирающим мальчишечьей тряпочкой полы каждые каникулы. Я искренне посочувствовала Дасому и перевела тему, поинтересовавшись ушами его прозвища. И едва не заржала, услышав мультипликационную историю о некоем лютом Оге*. Мальчишка оказался ещё тем отаку. А раз назвался груздем, соответствуй кузову! Как-то так получилось, что тест на соответствие выпало проводить мне. Один из пустующих нежилых домов со свободной подземной парковкой стал нам обоим тест-площадкой. Честно говоря, драки я не жаловала, когда мне приходилось в них участвовать, но важность боевых искусств в нынешних реалиях была вынуждена признавать. В отдельных кругах здесь особый приоритет отдавался тому, за чьими плечами сила. И победу я впервые на своей памяти вырывала — Дасом был чертовски хорош. Видимо, сам факт равного соперника впечатлил не одну меня, и этакие спарринги стали нашей традицией. Но вообще, мордобой не для пацифиста, который, как оказалось, живёт во мне, и не для балованной неженки, какой я откровенно бывала. Но удары и их последствия получалось сносить с удивительным для себя же хладнокровием, сожалея лишь об испорченной одежде или недостаточном уровне навыков. Удивляясь с мира, я чертовски удивлялась и самой себе, пока не вспоминала, что человек — тварь приспосабливаемая, и всё происходящее пока в порядке вещей. Как-то сама собой сложилась наша дружба с Огой. Окончательная и бесповоротная, ага. Мы с дядей были достаточно близки, чтобы он смог заметить во мне изменения, и когда я открыто сказала о том, что у меня появился друг, он поддержал меня. Ну, и с намёком добавил, что всегда рад гостям, если те мои друзья. Я расцветала от счастья, не переставая радоваться тому, как же хорошо быть ребёнком. А потом о моей дружбе узнала Юна, и когда мы с дядей вырвались в больницу навестить её, она залила мне мозг всякой дичью о том, что мужа надо присматривать и привязывать уже сейчас. Всю речь женщины я молча кивала головой с маской искреннего участия на лице и думала, что вся эта фигня с замужеством едина для женщин всех народов. Помнится, всё то детство, что я провела у бабушки в бараке, такую хрень слышать приходилось часто. Как-то я всё же притащила Огу домой, когда у дяди выдался редкий выходной день. Мне хотелось, чтобы Декчун знал в лицо того, кого я решилась назвать другом. К слову, итог встречи предсказать однозначно не получилось. Дядя по-началу смутился богатому виду мальчишки, но всё же, пока пили чай, рассмотрел, что одежда на ребёнке хоть и брендовая, а местами извазюканная да потёртая, речь хоть и чёткая, а быстрая и простая. В конце концов я добилась того, чего хотела — в Дасоме увидели такого же ребёнка, как и все. Искренняя радость на мальчишечьем лице это только подтвердила, когда дядя выделил тому отдельную тумбу и немного шмоток из тех, которые не жаль, на прогулки и игры. Не дело, мол, портить дорогую одежду ради простого валяния в грязи. К слову, если я не делала из нашей с Огой дружбы тайну, последний оправданно держал язык за зубами — слишком хорошо помнил слова сопровождающего в поезде до горы. Мальчишка таился от своих и спокойно разгуливал по моему району, как он выразился, редкостной дыре, где его точно искать не подумают. Ну, вполне закономерно «дыру» долго игнорировать у нянек дитятки не получилось, и нас нашёл один из них. Меня забавляло то, что Ога называл их соглядатями деда, но как ни удивительно, это достаточно ёмко описывало спектр их работ. В конце концов, простые сопровождающие не носят оружие в одном кармане с влажными платочками, которыми пытались оттереть чумазую морду подопечного. В тот день я с удивлением узнала мужика, сопровождающего Дасома в поезде тем памятным утром. Бедолага выглядел задолбанным на максимум, у него не хватало даже сил достойно злиться на мелочь, поэтому сколько бы не барахтался последний в захвате, а мужик таки оттёр грязное пятно со щеки. Меня узнали, но эмоций хватало только окинуть взглядом, оценить более опрятный вид, чем у подопечного, и по видимому посчитать, что уж лучше эта егоза будет якшаться со злом уже изведанным, чем с сомнительной гоп-компанией по типу того же Чончона. Охо-хо, дядя никогда в жизни так не ошибался, как в тот день. Но всем нравилось, что Ога теперь был под прикрытием, а значит, и я становилась этакой невидимкой для нужных окружающих. Теперь проявление нашей дружбы курировал Ким Ёнпак, занудно запрещая лазить по крышам и заброшкам, оплачивая счета за мороженое, отмазывая от взрослых и особенно деда и афигивая каждый раз в моём доме от уровня гостеприимства — слишком уж приглянулся в качестве подушки у Сумо, невольно становясь ею каждый раз, когда появлялся на пороге. Однако оказалось, о компании богатого наследника прознал не один дядя Ким, получивший долгожданный отдых путём вступления в клуб приближённых подопечного. Я успела проникнуться к бедолаге симпатией и искренним сочувствием, осознав, что Дасом перестал гонять Ёнпака по мелочам и сбегать от пригляда, тем самым освободив от лишней головной боли. Хотя и фантазию друга оценила — если тот хотел, окружающие даже восьмёрками бегать начинали, искренне веря в то, что так хотелось им самим. Талант видно сразу, мда. Боюсь предположить, что же вырастет из этого чуда. Однако подобные мысли надолго у меня не задержались, поскольку начались долгожданные летние каникулы. Мы с Дасомом, необременённые дополнительным школьным трудом, кайфовали от самого факта каникул, с удовольствием поедая мороженное, купленное дядей Кимом. День был ласковый, люди вокруг не так бесили, да и вообще хотелось улыбаться и наслаждаться солнышком. Также думали и мужики на гелике, с очаровательной улыбкой прописав в солнышко Ёнпаку и за шкирняк закинув нас с Дасомом в машину. Они вслух радовались лёгкой работе и от щедрот отвешивали нам пиздюлей, чтобы отбить все мысли о сопротивлении, пока отделившаяся вторая группа внушала то же оголившему оружие дяде Киму. Нас всё также за шкирняк передали каким-то людям, получив в обмен чемодан. И судя по тому, как были ему рады, заплатили за нас щедро. Пардон, за Дасома, я же точно никакой ценности представлять не могла и попала просто за компанию. Или как возможный рычаг давления, если посмотреть на то, как Ога продолжал сопротивляться сквозь многочисленные побои, тогда как я сама заглохла после первой же серьёзной оплеухи. Жить в конце концов хотелось… Да и чего скрывать, это было первое похищение в моей жизни, я впитывала всю возможную информацию, как губка, и пыталась как можно более незаметно внушить другу, что тише будешь — целее окажешься, но тот игнорировал здравый смысл в моём лице. До победного игнорировал, пока на каком-то складе, куда нас закинули, похитителям не надоело и они не начали бить уже меня за каждую попытку сопротивления Дасома. Что, в принципе, подтвердило все мои мысли и заставило мальчишку замолкнуть. Я имела представление о том, как защитить жизненно важные органы и голову, а потому свела почти весь урон к минимуму. Однако жуткая мысль о том, что подумай взрослые мужики побить меня на полном серьёзе, а не показательно, холодила всё нутро. Когда нас оставили наедине, я осторожно разогнулась на полу и едва не словила инфаркт, когда рядом грохнулся на колени мальчишка, залившись в слезах и истерике. Он всё причитал о том, как ему жаль, что меня побили за его дурость да вообще похитили за общение с ним и далее по списку, что у меня сердце сжалось. Я неаккуратно грохнулась рядом с ним, ощутив, что испинанное бедро мне спасибо не сказало, и притянула мелкого к себе. Тот при всей своей контактности моей инициативы с обнимашками испугался, но постепенно оттаял и залил рёвом всю футболку. А пока дитё переживало стресс, я осматривалась. Тело ныло от ударов, но не так сильно, как после наших с Дасомом спаррингов. Терпимо, я бы сказала. Значит, шанс худо-бедно защитить себя и мальчонку имеется. Но не голыми же руками, я не настолько крута… А значит, во-о-он та деревяшка в куче битых ящиков мне поможет. Не справлюсь комдо, буду вспоминать бейсбол. И стоит приглядеться к окружению получше. Отсюда надо выбираться, и чем скорее, тем лучше. Пока похитители уверены, что у них есть время, мы будем в безопасности, а значит… — Ога, подними голову… Ога! Тормошу мальчишку, спрятавшего лицо в моей отсутствующей груди. Тот уже не выл, но хныкал и цеплялся почище клеща. Нет, я всё понимаю, но ботинки как-то приятнее телу были — от них хоть следов меньше осталось, чем от детских ручек! И срать я хотела на благородное дело по успокоению детей и жертвенности сему — своя шкура дороже. А времени всё меньше… Тормошить начинаю жёстче, грубо отцепляю руки, похлопываю по краснючим щекам и шлёпаю по наглым ладоням. Постепенно взгляд у пацана вернул осмысленность, и мои слова о том, что надо бежать, услышали. Я готова была начать петь хвалебную алеллуйя, но не успела — мальчишка не с пустой головой был наследником своего деда и благодаря мне мозгами шевелить начал, выдав неожиданное. Вот кем надо быть, чтобы принять решение остаться и вызнать, что именно хотят похитители?! Или ни на одной его подкорке не осела моя прибаутка о любопытной Варваре или хотя бы кошке? Убивало то, что это опухшее от слёз румяное лицо на полном серьёзе заявляло, что осознаёт риски и принимает ответственность за две жизни. Две, мать его! Этот сучёныш и мной готов пожертвовать ради своего любопытства! Я убью его. Это будет милосердней. За тем, как я молча встала, наблюдали спокойно. Как пошла к битым ящикам — настороженно. Но когда взвесила в руках потенциальный дрын, отчётливо примериваясь, мальчишка напрягся: — Мира, что ты задумала? Я скосила на него взгляд, как на надоедливую муху, и стянула волосы в хвост, поправив на глазах чёлку. Осмотрела себя, может ли мне что-нибудь помешать в движении, заправила шнурки в кроссовки, примерилась… Да, из-под чёлки смотреть не очень удобно, зато взгляд отследить сложнее. Страшно — жуть, но я выберусь. И вытащу этого засранца, мать его. Вон то окно под потолком не сгодится, высоковато слишком, зато в этом углу видно, насколько старый бетон. Пробью — и только ребёнок пролезет. Такой, как мы. Ну, пошла жара!