Ромашка и цитрус

Это было действительно странно. Ночь, ветер за окном, треск костра в камине, играющие тени на стенах — и они на белых простынях, не скрывая эмоций и чувств, лежали, тяжело дыша. Его упругое полное силы тело — к ее мягкой податливой фигуре. Ее белесые глаза с пеленой очарования взглядом — в его бездонно черные, очарованные ею. Переплетённые ноги, руки, мысли. Мокрые лбы, тела, губы. Мягкие улыбки, жесты, поцелуи. Неогранёный алмаз. Почти совершенство. Саске пришел к ее дому по просьбе старого друга Наруто, желавшего удостовериться, что с его давней подругой все в порядке. Бред. Просто Наруто не хотел вновь чувствовать себя виноватым перед Хинатой за отказ от ее чувства, мыслей и сердца, которые она подарила ему в свои лучшие годы жизни. Наруто не хотел брать на себя ответственность за это, боялся точно огня, убегал от пожара и грустных белесых глаз, отдавших ему свои прекрасные годы. Глупец, сыгравший с девочкой злую шутку. Да и она дура, раз повелась на широкую улыбку, не думая о руках, которые могут бить по лицу; о человеке, который с этой самой улыбкой будет убивать. Метафорично, конечно же. А она что? Хината. Хината Хьюго. Имя, давно знакомое ему, но благополучно забытое, не нужное памяти. — Сходи к ней. Не хочу причинять ещё больше боли, но слышал, что она несколько недель не покидает своего дома. Беспокоюсь. Сакура не одобрит твоего «беспокоюсь», глупец. Саске игнорировал дела прошлого Наруто, так же делал сам Узумаки, но поступок, какой он сотворил с Хинатой, был весьма неприятен. Конечно, не ему судить, когда в свои подростковые годы Саске и сам послал куда подальше Сакуру, наплевав на чувства последней, и скрылся на долгие годы в погоне за силой, за местью, за правдой. Но сотворенное Наруто… было весьма неэтичным поступком. Ведь Наруто давно минул подростковые годы, пережил войну и мог понять цену чувств, идущих от самого сердца. Саске мало что знал наверняка из их случая, но услышанного было предостаточно. Сначала признать чувства, подарить надежду, сотворить отношения, почти семью, а после, опьянённый страстью, не имея обоюдного согласия, струсив, — опорочить слухами и сбежать. Не таким ты стал героем, к какому стремился, вечно думал Саске, глядя на обретшего счастье со взрывной Сакурой Наруто, любящего в девушке даже такую черту, от которой любого другого вывернуло бы наизнанку. Наруто променял вечное обожание и чистую любовь Хинаты на раздражение и безумную страсть Сакуры. Это было странно, но кто Саске такой, чтобы судить. Мнимый наблюдатель, который все же позволил себе сказать Наруто в лицо, что он идиот, каких поискать. — И вот я здесь. Дом, что находился на окраине квартала Хьюго, показался Саске безумно простым для вычурного стиля хозяев, живших от рождения в роскоши. Один этаж, классический стиль, небольшой сад, в котором работы было на два часа, ограждение, не скрывающее даже пояса человека. И здесь живёт представитель Хьюго, наследница, пусть и бывшая, древнего рода, Принцесса Бьякугана? Саске показалось все это странным, но не его это ума дело — беспокоиться о таком. Да и человек он неподходящий. Он стучал в дверь долго, с интервалами по несколько десятков секунд, дабы понять, была ли хозяйка дома. Ещё раз и ещё. Ответа не было. Саске заглянул в окно. Одно, второе, третье — шторы, да и только. Тишина, покой, идиллия. — Неужто вздернулась? Эта неприятная мысль кольнула в сознании иглой судебных разбирательств, медэкспертиз, семьи женщины. Саске не стоило приходить, и пора уже убираться восвояси, а Наруто пусть как-то сам разбирается с кашей, что наворотил много лет назад. Уж за десять лет можно было решить этот вопрос. Саске собирался уходить и был уже за калиткой, когда на карнизе дома увидел греющегося в лучах солнца черного кота. Учиха узнал его. Около месяца назад они повстречались у западных ворот города, когда мужчина возвращался с очередного задания, уставший и безумно голодный, потому в руке у него и был освежеванный кролик, пойманный часом ранее. Кот заметил его сразу, как только нога Саске переступила границу ворот. Приветствуя путника сладким мурчанием и призывным мяуканьем, комок шерсти надеялся на награду за гостеприимство. Наглый зверь кружил вокруг мужчины, выпрашивая кусочки кроля. Саске жадным не был, потому поделился тут же. На этом они и расстались, но ободранное ухо и перебитый хвост Учиха запомнил надолго. Кажется, кот тоже его узнал, когда Саске неосознанно подозвал его приветливым «кис-кис». Черный комок замурчал и сразу отозвался, намереваясь спрыгнуть с приличной высоты, но был тут же схвачен за хвост. — Ворон? Саске был удивлен, ибо ему давно не доводилось встречать их тут в силу погодных условий и ее переменчивости. Но это мог быть и перелетный парень, решивший перевести тут дух, ну и заодно помочь коту за его радушие и отсутствующее желание слопать. — Куда лезешь, шерстяной? Разбиться удумал? Саске был удивлен вдвойне. Болтающий ворон, вопящий на краю крыши на знакомого кота, казался чем-то странным. А теперь Учиху ещё и заметили. — Тебе что-то нужно, человек? В этот дом тебе нет дороги и путь твой сюда не лежал изначально. Ступай, пока не натворил дел, — ворон обращался к нему с манерой речи мудрого провидца, видавшего тысячи лет и принимающего Саске за юного глупца. — Хозяйка дома. Все ли с ней хорошо? — Личное дело? Или дело чужое? — Блестящие черные глаза птицы вызывали в Саске чувство неловкости. — Чужое. Но теперь и мое личное. — Он вновь вошёл во двор, прилежно закрыв калитку. — Призывной зверь. — Раз личное, то дело другое. С хозяйкой все в порядке, отдыхает она. Потому ступай дорогой своей. Нет тебе тут больше дела. — Ворон раздражённо взмахнул крыльями, блестя на солнце перьями, точно ониксами. — Позови ее, будь любезен. — Глупец. Нет дела — нет дороги. Поди прочь, покуда гнева моего не познал. — Раздражаешь. Мое дело к женщине, что живёт здесь, простое — узнать о ее самочувствии и понять, не нужна ли помощь. — Саске теперь всерьез желал этого, ибо призывной зверь-ворон, так ещё и имеющий дар речи — редкость несусветная. — Бесстыжий оборванец. — Ворон позволял себе такое оскорбление, исходя из наблюдений внешнего вида незваного гостя. Странного вида плащ, ободранный у подола, темная повязка на лбу, стёртые сандалии — признаки долгих лет скитаний и редких перерывов между ними. Саске выглядел не лучше простого разбойника, а производил впечатление и того хуже. — Она спит, не тревожь ее снов, — Ворон каркал и хлопал крыльями. — Так я и не стану ее будить. Лишь удостоверюсь, не паразит ли ты, питающийся ее жизнью и мешающий прервать бесконечный сон. Саске уже доводилось встречать таких тварей. Хитрые и безжалостные, гнилые изнутри и порождающие ещё больше гнили, касаясь всякого. И такое создание вполне могло быть и вороном, нагло обманывающим окружение ловкой иллюзией своей безобидности. Таких принято гвоздить к полу сразу, что Саске в крайнем случае и планировал сделать, окажись подозрение действительностью. Но он надеялся, что не придется. — Наглый и грубый. — Ворон досадно каркал и мотал головой из стороны в сторону. — Несусветная дерзость и нахальство. Сколько тебе лет-то, юноша, коль позволяешь себе быть таким заносчивым? — Достаточно, чтобы расправиться с одним глупым вороном. Пусти меня к Хинате. Птица ходила по краю крыши и встревоженно издавала карканье вперемешку с грубыми словами в адрес не особо желанного гостя. Призывное шипение остановило его гневные изречения. Кот вступился за Саске, говоря на своем кошачьем языке с вороном, о чём именно — Учиха понятие не имел, но это изменило мнение птицы немного в лучшую сторону. — «Этот» говорит, что знает тебя и сотворенное тобой доброе дело. Ему я верю и верую в тебя. Но на сегодня дороги нет. Прошу, юноша, уходи. Хозяйка наша действительно устала. — Ворон не только умерил пыл, но и позволил себе некую толику уважения к гостю. На этом он и покинул это странное место, где довелось повстречать интересных личностей. Для Наруто, конечно, итог был неутешительным. Саске коротко и ясно доложил, что она спала (как ему казалось, ведь о дивных зверях он не докладывал) и что готов сходить немного позже снова. Наруто слёзно поблагодарил и расспросил об обстановке в доме Хинаты, окружении, личной жизни. Саске послал друга к ней лично, ибо не его ума это дело и не дело Наруто уж точно — чего только отношения с Сакурой, длящиеся уже девять лет, стоят. Так что не мешало бы блондину держать язык за зубами да клыками острыми, чтобы язык этот прикусили в нужный момент, а то пожалеет парень. Узумаки предупреждения не понял и просто обиделся, как и всегда. Они пропустили по кружке пива и разошлись по берлогам. Кто в одинокую, кто — семейную. Второй раз был при пасмурном дне, со слабым ветром и плановым дождем. У Саске крутило ноги в местах старых переломов и больших шрамов, болела голова и давила усталость, но бросать намерение посетить Хьюго он не испытывал желания, надеясь завершить начатое. Ворон и кот сидели уже на крыльце, забавно заняв кресло и лежащий на нем плед, которого в первый визит мужчина не наблюдал. Это добрый знак — Хината выходила из дома. — Юноша? Неужто снова в гости? — Ворон поднял голову из мягкого облака пледа, не стремясь покинуть гнезда. — Думаю, что да. Хината дома? — Он не собирался церемониться. — Госпожа в своей постели, не тревожь ее сна. Будь мужчиной. — Птица вновь погрузила голову в ткани. Саске позволил себе зайти на крыльцо и присесть на второе кресло с таким же пледом. Он и вправду оказался очень мягким и привлекательным для прикосновений. — Все ли с ней хорошо? — Да, все хорошо. Госпожа — сильная женщина, справлялась и не с такими проблемами. — Проблемами? Так у нее проблема, — пришел к выводу Саске. — Всего лишь недостаток сна. Беспокоиться нет нужды, тем более посторонним, — Ворон осадил любопытство Учиха. — Понял. Кот, бывший доселе безучастным, вновь внёс свою лепту. Он прикусил бок ворона, выдернув пару перьев, призывая птицу к компромиссу. — Шерстяной, я не в праве решать что-либо. Он человек чужой мне, чуждый ей. Я едва ли могу вычленить из воспоминаний госпожи его имени или образа, не говоря уж о встречах. Это посторонний, нет ему дороги, покуда сама не позовет, — беседовали они из-под одеял. — Я свою позицию знаю, — спокойно произнес Саске и понимающе покачал головой. Ведь птица дело говорит — кто он такой, Хината помнит смутно, знает и того хуже. Они не связаны, но он приходит второй раз подряд и желает узнать о самочувствии убитой женщины, пожираемой своим же горем уже не один год. Это подозрительно, так что очень предусмотрительно — не пускать подобного психа к, возможно, всё ещё нестабильному человеку. Саске все понимал, но все равно бесился, ибо желание покончить со всем этим цирком было крайне велико. Но и ворошить тайны, открывая главу за главой этой таинственной загадки с прятками госпожи Хинаты, не было причин. И на какой же стул усесться в итоге? Саске попрощался с зверями и быстро удалился, точно зная, что вернётся через пару дней и по итогу усядется на оба сразу. Третьей «встречи» он дождался, как дитя малое. Точнее сказать, ждать мятой просьбы друга не стал, а произошло все куда печальней. Они пили в забегаловке на углу с Наруто уже около часа, как к ним присоединилась Сакура, явно раздосадованная сверхурочными на работе. — Так странно. К нам сегодня пожаловал необычный гость, — ещё даже не присев, начала она беседу. — Сакура-чан! Будешь рамен? — старый-добрый Наруто. — Откажусь. Приятного аппетита. Они начали беседу о погоде, в частности — надвигающихся дождях, последних новостях родины, политике, любовных делах. И когда их беседа стала заходить за опасные грани (Сакура активно намекала Саске на отношения хоть с кем-либо, последнему было уже почти тридцать лет), Учиха осадил ее. — Ты говорила о необычном госте. Кто это был? — А. Точно. Ближе к завершению смены Масуйо, моего интерна, в окно приемной постучались. Не в двери, а окна с улицы, — начала женщина рассказ издалека, как обычно. Саске подумал: ничего странного. Мало ли психов носит земля, ему ли не знать. Потому лишь качнул головой, уже мало заинтересованный последующим рассказом. — И? Кто же это был? Псих? — Наруто, уже изрядно потрудившийся набраться не одной рюмкой спиртного, не терпел пауз в историях. — Не поверите, но птица не самых малых размеров. Я ещё подумала, что она просто врезалась, им это свойственно в какой-то мере. Но тогда меня осадила Масуйо, заметив, что врезавшаяся птица в стекло — предвестник скорой смерти. Жуть какая, в которую не сложно поверить, ведь мы сотрудники госпиталя. — Сакура опустила плечи и пропустила рюмочку, для храбрости. — Тогда я все же решила: чушь какая, и планировала вернуться к делам, когда это вновь повторилось, и теперь ворон глядел мне точно в глаза. Это было странно и жутко. Я подошла к окну и распахнула его, на что птица отреагировала очень даже положительно — приблизилась к моей руке и протянула одну из лап. — Женщина, которая все же решила немного перекусить, прервала рассказ на вкусную закуску. — Хм. Почтовая птица? — Задумался Саске, неосознанно в немного хмельной дымке поглаживая подбородок. — Больше того. Доставщик. К лапе было прикреплено письмо с просьбой о продаже лекарства и купюры на их оплату. Вот так диву мы дались, давно не видели такого! Умная птица, пусть и очень высокомерная. Так смешно голову задрал, когда я паковала лекарства и давала вслух наставления, будто понимал меня. Саске застопорился и рванулся телом вперёд, в упор смотря Сакуре в глаза. — Что это было за лекарство? Давно улетела птица? Положение Саске пугало и смущало Сакуру, потому она вжалась в кресло, с опаской смотря на бывшего возлюбленного. — Там были сильные вещества от простуды, антибиотик в уколах. А также успокоительное. Он улетел за час до окончания моей смены, пересчитав предварительно сдачу. Чудная птица, но всякое бывает, в наши года перестаешь удивляться. Чего по тебе не скажешь. Знакомая пташка? — немного заинтересованно произнесла Сакура. — Нет. Это было последнее, что сказал Саске друзьям, забыв даже о словах прощания. Потому что уже ничего не имело значения — лишь его догадки и домыслы, почти на сто процентов подтвержденные неопровержимыми фактами. Он оказался у дома Хинаты быстрее прежнего в сотни раз, все ещё опьянённый саке и теплой атмосферой заведения. Холодный ветер, бивший по лицу, не спасал, потому Саске встряхивал головой всякий раз, когда перед глазами возникали мутные очертания окружения. Стук в дверь не принес положительного результата или ответа, а более упорный — только тишину. И даже попытка открыть ее обвенчалась провалом, так как дверь была закрыта на замок. За плотными шторами в полной тьме не виднелось даже луча света, а сумерки наступили уже несколько часов назад. Хината была Хьюго и имела повышенное качество зрения, но о том высокомерном вороне такого не скажешь, потому Саске пришел к выводу, что комната, в которой находилась хозяйка дома, могла быть изолирована от окон. Замечание, конечно, было прекрасным, но жутко бесполезным. Как и нахождение Саске здесь. Мужчина вдруг остановился посреди лужайки и осмотрелся по сторонам, точно вор. Что он здесь забыл? Какая нелёгкая принесла его сюда? Почему Учиха Саске, ещё и выпивший, стоит на лужайке Хьюго Хинаты, женщины, с которой ему ещё даже не довелось обмолвиться и словечком, будто вор или псих планирует проникнуть в дом и взглянуть на предмет своих беспокойств хоть мельком? Да и каких ещё беспокойств, они ведь чужие друг другу люди! Любой бы человек в здравом уме покинул сея место уже после первого стука в самый первый визит, или, в крайнем случае, обратился к семье женщины. Саске встряхнул головой ещё разок и вернулся к двери, упорно стуча, забыв, что минуту назад думал о собственной психической нестабильности и откровенно беспочвенном желании узнать о самочувствии женщины, дай Бог выглядевшей как… Боже, как же она выглядит? Плевать, потом придумает причину. — Ворон! Думаю, ты меня слышишь. Я пришел помочь. Говорил он негромко, насколько вообще пьяный человек может понимать это. Хорошо, что женщина жила в уединённом месте, а то Саске скрутили бы ещё пару минут назад. Да один только его внешний вид вечно бездомного чего стоил, не говоря уже о незаконном проникновении в частные владения. Хорошо, прекрасно, великолепно. Вдвойне, ибо в окно за стеклом царапался черный комок шерсти, приветливо щуря глазки. Быстрыми круговыми движениями он завлекал подойти, что Саске и сделал, с нетерпением и любопытством смотря на старого знакомого. Животное с радостью поприветствовало мужчину, открыв заслонку, ещё более-менее препятствовавшую незаконному проникновению Саске в дом Хинаты. Чудесно. Саске почувствовал новый прилив сил и адреналина, точно дитя на тропе испытаний, щелкающее их, как орешки, совершенно не задумываясь, что зубы могут и треснуть. Но азарт и глубокое почти болезненное беспокойство о Хинате, бьющее его в спину, стегающее по заду, толкали вперёд, в окно, в дом. Предварительно поблагодарив кота поглаживанием и вывалившись в узкое оконце, Саске понял, что здорово нашумел шторами, одеждой, собственными стонами и руганью. Но время не терпело ожидания. По крайней мере, так думал Учиха в данную секунду, и вряд ли его что-либо переубедит. Кот побежал в глубь дома, в самую темноту, и Саске — за ним, благодаря спутника и помощника в сотый раз. Сквозная комната, коридор, несколько дверей. Раздраженный мужчина проклял проектировщика дома и всю его семью до пятого колена, ибо придумать столь несуразную архитектуру мог только психопат и вся его такая же семейка. Чёртовы умалишённые. Когда вдруг стало тихо и кот, направлявший его весь этот путь, перестал царапать последнюю дверь, Саске поспешил к ней и замялся перед финишем такого яркого и самого темного на его памяти забега. Он и малыш-черныш здорово пошумели, снося пару неудачно стоявших на их пути предметов, топая ногами и лапами, а хозяйка, или даже тот Ворон, не подняли хоть капельку тревоги. Что-то было не так, и все ещё немного опьянённое сознание Саске поглубже отложило эту проблему, успокоив инстинкты и безумное, просто маниакальное чувство осторожности, жившее с ним долгие годы. Пусть спит. Наивность — благословение глупцов и шутов судьбы. А может, Саске просто любимец или главный герой какого-то романа, но за дверью в самое сердце дома его не ждали упавший на голову стул, сломавший нос кулак, выбивающая каналы чакры мягкая ладонь Хинаты или даже простой острый клюв и когти пернатого сторожа дома, так беспечно оставившего охранный пост. В комнате, полной теплого света и жара очага, его ожидала укутанная в одеяла и простыни женщина. Вымученная, уставшая, безумно больная, возможно — на грани смерти или припадка, — знаменитая своей красотой Хината, наследница Хьюго, Принцесса Бьякугана. Саске бесшумно двинулся ближе к постели, не позволив дверям и половице скрипеть. Да, его ждала в своей мягкой красной постели пропотевшая, бледная в бреду Хината, возможно, даже не осознающая, что кто-то искал с ней встречи уже в третий раз. Ждала, тянув свои исхудалые руки к потолку, не реагирующая ни на что и никого вокруг. А ещё Саске ожидал ворон, бывший все это время начеку. — Юноша, пришедший весьма не вовремя, уходи. Госпожа не может иметь с тобой диалога или ответить что-либо о своем самочувствии. Уходи. Балансируя на одеялах, плывущих от припадков Хинаты, точно на волнах, птица встала на защиту женщины, готовая прогнать Саске. — Я пришел узнать о ее самочувствии и получил ответ. Теперь у меня есть причина здесь остаться. Поди прочь, пернатый, ибо мое желание избавиться от этой причины выше твоих шансов на хоть какой-то вред мне. — Учиха стоял уже рядом с постелью и больной на ней женщиной, убедившись, что она ещё в состоянии самостоятельно дышать. То, как выглядело ее самочувствие со стороны, походило на эпилепсию или паническую атаку больного мозга, если не все сразу. Тяжёлое дыхание, хрипы, высокая температура, судороги до криков, несвязная речь и мертвенная бледность послужили для Саске отрезвителем и подключили воспоминания из прошлого, где ему приходилось пережить подобное, пусть и в немного более лёгкой форме — все симптомы налицо. Тяжёлая лихорадка, возможно — пневмония, что самое страшное. Саске принялся осматривать женщину, касаться, щупать, вслушиваться, что очень не понравилось ворону. — Юнец, едва ли ты сможешь оказать ей помощь, спасти от этой агонии. И даже твоей этой «причины» недостаточно, если только желание не есть самое чистое и без корысти. Ты не должен ей навредить, прошу. Саске посмотрел на птицу, как на психа, очередного в этом безумном мире. Просто неужели ещё требовалось какое-то доказательство того, что мужчина будет оказывать самую искреннюю помощь больной и почти умирающей женщине, привязанной к постели уже не одну неделю, борющейся за свою жизнь? Неужто этот ворон думает, что его привели сюда корысть или желание получить выгоду? Боги. Нет, конечно! А так ли это? Саске осмотрелся и замер, на секунду потеряв контроль. Что он, черт побери, здесь забыл? Разве просьба Наруто не могла быть исполнена простым и однострочным ответом: «Думаю, она в порядке»? А потом ему следовало забить и забыть, как всегда и делал. Саске пришел сюда в первый раз — из-за глупого Наруто, потому что тот попросил, почти слёзно, спасти его от падения в бездну собственных ошибок. Саске вернулся сюда во второй раз — из чистого детского любопытства иметь диалог с обладателем такой чудной птицы, и чтобы удостовериться, что малышу-чернышу тут уютно. В третий раз Саске пригнало сюда слабое опьянение и сильное чувство незавершённости начатого, да и банальное желание быть нужным, чистый альтруизм, с годами становящийся маниакальным. Старость, не иначе. А сейчас его направляет мимолётный, мало осознанный взгляд женщины в мокрых простынях и одеялах, молящий о помощи, усталые стоны и хриплые вздохи тяжёлой груди, опечаленный ворон, ищущий безмолвной поддержки в незнакомце. Здесь его держит своеобразный, почти извращённый долг перед жертвой друга. А потом все как в тумане, жаре и полном бреду. Лихорадка Хинаты сопровождалась нескончаемыми бредовыми снами. Она не приходила в себя ни на секунду, панически осматривалась, будто не узнавая собственного дома. Ее безумные, переплетённые между собой и мало взаимодополняющие речи — о семье и родине, долге и предательстве, любви и ненависти, жизни и смерти, самопожертвовании и альтруизме — нескончаемым хаосом наполняли комнату и голову Саске, наводя на мысли, что ей снится сон наяву длиною в целую жизнь. Ее жизнь и ее историю. Саске оставался до конца, покуда она не уснула с умеренным дыханием и порозовевшим цветом лица. Укол за уколом в ягодицу, насильное принятие лекарств вплоть до свечей, кормление, омовение, смена постельного белья — Саске оставался рядом безумно долго, засыпая прямо в постели женщины, на всякий случай. Агонии и приступы ушли на вторую ночь, убивающий кашель — на третью. На четвёртую ночь она наконец пришла в себя. Он почувствовал прикосновение к своей щеке ещё минуту назад, сквозь сон вспоминая события последних дней, наполненных этими самыми событиями до краев — больше, чем за последние годы. Хината гладила его щеку слабыми прикосновениями самых кончиков пальцев, призывая проснуться. Саске открыл глаза — но подниматься не стал, сказывалась усталость, — смотря на Хинату снизу-вверх. Интересно, чтобы подумали люди, увидев их сейчас? Наверно, что они оба сошли с ума. — Саске-сан. Этот голос. Учиха был уверен, что ему доводилось слышать его ранее, возможно — несколько раз за всю жизнь, не считая бреда последних дней. Доводилось слышать — это точно, ибо и она слышала о Саске. Так будет лучше для всей ситуации в целом. Ладонь женщины опалила его щеку, когда лежащий в постели Саске прижал ту к себе. — Да, Хьюго-сан. Тебе уже лучше? — Твоими стараниями. Спасибо. Хината поняла это с одного беглого взгляда на окружавший их хаос из лекарств и мокрых полотенец, по саднящей ягодице, смененному постельному белью, да и усталого внешнего вида Саске было вполне достаточно. Вряд ли друзья ее меньшие смогли сотворить все это без постороннего вмешательства. Постороннего. Без вмешательства человека, пришедшего на помощь. Хината улыбнулась и прилегла рядом, расслабив тело и мысли, отпустив вопросы о деле, что привело Учиха в ее дом, о его альтруизме и человечности. Она просто легла рядом с ним, улыбаясь и засыпая. Это было так искренне и так приятно, что не могло оставить Учиха в стороне. Саске улыбнулся женщине в ответ и покинул сознание в мир забвения. Снилось ему чудное ромашковое поле, венки из цветов, женщина в белом платье. Он был ещё очень молод, почти подросток, но все равно она поразила его своей мягкой красотой, граничащей между простотой и элегантностью. Ромашки рисовали на ее белом воздушном платье жёлтые и зелёные линии, одаривая ароматом лекарственных чаев, направленных на уравновешивание эмоционального состояния. Саске понял, что им это было нужно. Ему и ей — женщине в бело-зелено-желтом платье. Хинате. Саске проснулся от запаха ромашки и цитруса. Так пахнет традиционный чай Хьюго, который ему довелось отведать однажды на приёме в их доме больше двадцати лет назад. Он был тогда ещё младше, чем в собственном сне, — мальчишка. А она… Саске открыл глаза и посмотрел на Хинату, выглядящую точно здоровее днём минувшей себя и явно моложе. Не настолько, конечно, как в его стёртой за долгие годы памяти, но все же. Чай на подносе мягко наполнял комнату теплом и запахом воспоминаний. Все это было так давно и вряд ли хоть немного сейчас важно. Она села на постель рядом, смотря в распахнутые глаза Саске и мягко улыбаясь. Синяки под глазами, у него и у нее, сочетались просто прекрасно. — Доброго утра. Это было необычно для Саске. Услышать что-то такое, что могло бы согреть нутро за секунду. — Доброго, Хината. — О, тебе все же известно мое имя. — Она смущённо улыбнулась, как, возможно, делала всегда ещё до трагедии, до собственного падения — наверняка Саске не знал. — Да. Очень даже хорошо. Это не был намек на что-либо, но Хината подумала, что Саске говорил о Наруто и об их близком знакомстве. Достаточно близком, чтобы знать и об имени Хинаты, а значит, и о случившемся из первых уст. Хотя, кто вообще из их знакомых не знал об этом стараниями Наруто. — Значит, с формальностями покончено. — Она горько улыбнулась, проглатывая комок желчи, пришедший с воспоминаниями. — Мне необходимо тебя поблагодарить и хотя бы угостить чаем, в знак своей признательности. Саске поднялся с постели. — Чая и беседы будет достаточно. — Хорошо. — Она снова наполнила себя жизнью и лёгкостью. И уже завтрак они встретили на кухне, которую Саске удалось разглядеть ещё в дни болезни Хинаты, пусть и мельком. На столе оказался чай, печенье, немного конфет и горячие тосты. Мужчина отказался от сладкого, потому Хината без вопросов принялась готовить яичницу с беконом к ароматным тостам для него, мирно ожидавшего на стульчике совсем рядом. Саске отказывать не смел, кушать хотелось очень. Хинате это понравилось. А ещё это было приятно черному как смоль коту, запрыгнувшему в открытое женщиной окно. — Кажется, кто-то проголодался. — И не он один, — Хината улыбнулась на урчание желудка Саске. Позавтракав и побеседовав, они пришли к выводу, что очень быстро находят общий язык и темы для обсуждений. Интересно, было ли что-то, отчего же им становилось так легко? Ибо весьма нелюдимый Саске, не желавший делиться даже миллиметром личного пространства, и Хината, точно ромашковый цветок, очень ранимая и беспечная, не могли бы иметь ничего общего. Было ли тому виной их собственная предвзятость и отсутствие гибкости мышления, или просто дело в том, что они уже давно не те, кем были даже год назад. Саске больше не сторонился людей и не старался испариться, а доверчивая и мягкая Хината усвоила много уроков из жизни, приобрела иммунитет к мнению окружающих. Возможно, так оно и есть. Доказательство тому — его здесь нахождение и приятная атмосфера между ними. Он остался у нее до позднего обеда, предварительно вновь поев. Хината не принимала отказов, да и Саске не скрывал свой голод. Женщина готовила быстро и умело, сказывались годы одинокой жизни. Во временами мелькающих просьбах Хинаты подать Саске тот или иной предмет вроде ложки, палочек, перца, салфетки они создавали симбиоз. После этого самого плотного обеда ему удалось вновь встретить ворона, уставшего от долгого перелета. Кажется, Хината посылала его с заданием доставки. Они наконец представились друг другу и обмолвились парой-другой предложений. Речь ворона все ещё была чрезвычайно надменной и заумной, что не особо-то и делало его выше других. А интересующий Саске ответ на вопросы, которые он собирался задать ещё во второй свой визит, был очень прост и до нелепости обычен: «Не знаю. Просто услышал ее мысли о полете в небо, о свободе. Вот и прибыл». Да, до безумия просто, даже банально. Потом он ушел, вернулся на неделю к привычной жизни, только взгляды и чувства были уже не те. Теперь в голове было слишком много определенных вопросов с неопределенными ответами, доводов без выводов, мыслей немыслимых. Учиха слонялся по родному городу, исследуя улицу за улицей, переулок за переулком, надеясь найти что-то, что ответит ему, поставит точки в истории, начатой Наруто, и все ещё не законченной Саске. Ведь, уходя из дома Хинаты, на ее предложение зайти как-нибудь ещё он ответил положительно, даже не задумываясь хоть на секунду о собственной здравости и причинах согласия. Причины? Может, длинные волосы, точно небосвод в ночи, где, Саске был уверен, капли воды выглядели как звёзды; домашний уют, сотворенный столь малыми силами — беседами о простом и сложном; мягкие пледы — не только на креслах, но и стульях, постели, диванах, в которых тонешь, будто в толще воды; еда — безумно простая, сделанная за пару десятков минут, но вкуснее холодных закусок или того, что он умел делать сам; малыш-черныш, нашедший приют и оплот в тиши дома одинокой женщины, признавший в ней доброго человека, подарив свою ласку и получив взамен нечто большее. А может, причиной тому была судьба, то ли не дававшая им доселе встретиться и стать друг другу хоть кем-то, то ли наоборот — наконец разрешившая, после долгих лет ожидания, внося в историю каждого крупицы этих встреч, позволяя двум одиночествам насладиться красотой друг друга и дать миру новую эмоцию, мало умещающуюся в понятия любви, влюблённости, интереса, очарования. Может, им нужно было остановиться еще множество лет назад в погоне за образами из сказок и легенд о долгой любви до гробовой доски и кровной мести предателям мировоззрения, ведь в этой безумной погоне они так часто оступаются, падая и ломая стёртые в кровь ноги, в поисках разбивая носы. Может, им стоило оглянуться на секунду по сторонам и понять, что нет у этого мира идеально белого или абсолютно черного цвета. Может, им стоило сотворить свой, может, и не друг с другом, как сейчас задумался Саске. Там бы это уже не имело значения. Однако Наруто все же погнался и обрёл истинное счастье, а Сакура — остановилась и тоже познала его. Тогда что есть истина, а что — обман? Когда действовать, а когда ждать? Обернуться, гнаться? Выжидать, стремиться? Удержать или вновь влюбиться? Саске остановился посреди улицы в ночи от тяжелых мыслей и болей в костях в разгар плановых ливней. Он не знал точного ответа, но стремился его найти. Ноги принесли его к порогу небольшого дома в традиционном стиле, где на крыльце — два кресла с мягкими, точно облака, пледами, с придомовым садом с двумя часами работы в нем, крышей, на которой так любил нежиться черный кот и такого же окраса ворон; к женщине, чье имя он теперь знал прекрасно. Приняли его как долгожданного гостя. И накормили, и обогрели, и полюбили. И он полюбил.