А за тобой люди пойдут?

- Неужели тебе нужна революция кровавая и беспощадная? - А ты не понял ещё? - человек в углу комнаты улыбается, небольшой шрам у глаза немного двигается в сторону. Улыбка по обыкновению своему должна превращать лица суровые в лица дружелюбные, но не эта. Эта иная. Эта улыбка оскал того, что должно проснуться, должно восстать ибо нет иного пути, не может быть, не пророчено. Российская империя смотрит слепо и мягко, хотя рукава испачканы кровью. Человек в тени это прекрасно знал, знал, что в этом суть монархии и капитализма, чистые глаза, полные невинности и богопочитания, а рукава, рукава бывают в крови и по локоть. - Одумайся. Отрекись от идей своих, мы придём к соглашению, - тихо, но строго произносит РИ и тянется рукой к человеку, которого скрывает тень. Не человеку нет, а будущему. Будущему, ради которого много прольётся крови и бедняков и богачей. СССР. Союз вновь улыбается снисходительно, как улыбается сын больного отца, что бредит в предсмертной агонии. - Царствуй на славу нам, верно отец? Вот только царствовать некому уже, ибо царствование есть неравенство, угнетение, злостная эксплуатация. Твой час прошёл, - Союз встал во весь рост и оказался намного выше империи. Тяжёлыми шагами массивных рабочих сапог он покинул отца, которого видел в последний раз. И красные встали против белых и лилась кровь отцов и сыновей, ибо нет больше отцов и сыновей, кончаются семейные узы там, где начинается противостояние мнений, идеологий, взглядов на будущее. - Вы обязаны выплатить императорский долг. - Нет, мы государство другое, и раз о том зашла речь, - Союз усмехается и осматривает исподлобья все пришедшие страны,-раз уж на то пошла речь, то возместите мне за вашу разрушительную интервенцию во времена гражданской. Страны стихают, но разногласия не решены, они только зарождаются. - Коминтерн ведёт подрывную деятельность, кто дал вам разрешение вмешиваться в политику других стран? - Британия словно посерел от злости, смотрит пристально холодно, Союз только разводит руками и улыбается. Странно, смято. Те, кто видит его впервые не восприняли бы всерьез, как и все не воспринимали. Второе временное правительство, его свергнут, всё вернется на круги своя. Но нет. Нет обратного пути, только вперёд, по головам. Платить всегда приходиться, сейчас или после, но как же удачно, что можно самому выбрать валюту расплаты. - Ты ошибаешься, кто такие Маркс и Энгельс? Разве они знают душу русской земли? Разве они могут понять, что именно надобно? - Империя сидел в кресле и курил старую трубку, дым струился по комнате, в его руках шуршала газета, где почему-то после каждого слово ставили твёрдый знак. Пустая трата чернил, как считал Союз уже тогда, будучи юным. - Душу? Не смеши меня, отец, будь у нас или у людей души, то почему одни стоят тысячи, с другие ни гроша? Если все души одинаковы, то почему цена различна? - Ты, как я погляжу, всё ещё в Бога не веруешь? - мягко, но с насмешкой спросил Империя, убирая газету в сторону и поворачивая голову на сына. - А Бог ли выстоял в войнах, отец? Бог ли землю вспахал и выстроил дворцы да халупки простые? Нет твоего Бога, есть лишь человек и его желание всё служить кому-то как собака, от жизни плохой веруют, от безысходности, и в том... Союз не успевает договорить, отец даёт метежнику резкую и сильную пощёчину, перстень на руке глубоко царапает кожу у глаза, оставляя тонкий, но видимый шрам. Союз поднимает взгляд на отца, тот смотрит уже не строго, а испуганно, он понять всё не может от его ли руки осталась такая рана, или не хочет признать, что от его. - Ты не сын мне, ты против земли русской, против церкви, и не пойдут за тобой люди,-отчеканивает Империя и снова достает газету, возвращаясь к чтению. - А за тобой... - юноша глубоко дышит, от обиды за унижение по щеке бежит слеза, которую он тут же постыдно скрывает. - Ты что-то сказал? - не отрываясь от чтения, с издёвкой спрашивает Империя. - А за тобой люди пойдут?