Letters to Hope

Хоуп проснулась от тупой боли в шее. Обычно шумные улицы Нового Орлеана притихли, но она не могла сосредоточиться ни на чем, кроме ошеломляющих звуков птиц, джазовой музыки и множества голосов. Как только она открыла глаза, то увидела совершенную ясность. Зерно в древесине каркаса её кровати, количество хлопка в её простынях и узор её постельного белья внезапно усилились за ночь. Хоуп попыталась вспомнить, что произошло прошлой ночью. Она не могла улизнуть на вечеринку со своими друзьями, потому что похмелье было мрачным и оставляло у нее больше головной боли, чем её нынешнее затруднительное положение. — Тебе нужно выпить, Хоуп, — прошептал голос, напугав её. Даже если шум заставил её выпрыгнуть из кожи, она могла сказать по мягкости, что он должен был быть намного тише, чем она должна была услышать. Она повернулась на голос и увидела своего отца, сидящего на стуле в её спальне. Он выглядел измученным, настороженным, но в глубине его глаз светилось счастье, которое компенсировало лёгкий страх, скрывающий их. Она заметила, что он смотрит не на неё, а на её тумбочку, где стоял стакан с кровью, и воспоминания вспыхнули в её голове. Заклинание. Она станет первородным гибридом. — Обещай мне, что я не потеряюсь и не убью кого-нибудь, папа, — наконец заговорила она, тихая и уязвимая. Она снова почувствовала себя маленькой девочкой, которой нужна вся любовь и утешение, которыми мог обеспечить её её отец. — Всегда. Она потянулась за стаканом и быстро выпила жидкость; она думала, что вкус будет ужасным, но это была самая сладкая, самая божественная вещь, к которой когда-либо прикасались её вкусовые рецепторы. Прежде чем она успела попросить — умолять — о большем количестве сочного напитка, её дёсны болезненно защипали, освобождая место для клыков. Она чувствовала, как кровь пульсирует у неё под глазами, а сердце колотится и пульсирует, словно возобновляя жизнь. Её жизнь нежити. Прошло более пяти месяцев с тех пор, как на Хоуп было наложено первородное заклинание. Кэролайн обосновалась в Новом Орлеане так же быстро, как Хоуп освоилась в своём новом статусе. Хоуп хотела научиться контролировать свою вампирскую природу и жажду крови, прежде чем вызвать своё волчье проклятие, и почувствовать все эмоции, особенно быстрый темперамент и гнев, усилившиеся после того, как она стала вампиром. Как бы сильно она ни презирала саму мысль об убийстве кого-то — даже преступника — ей хотелось снова почувствовать себя целой. Она скучала по своему внутреннему волку. Она полностью понимала, что, должно быть, чувствовал ее отец, когда его прокляли. Хоуп не чувствовала её целых пять месяцев и не могла представить, каково это прожить тысячу лет без неё. Она даже сломалась в кабинете своего отца, и он утешил её, убедившись, что она знает, что на ней нет никакого проклятия, и что как только она будет готово, она сможет завершить своё обращение. Но она всё ещё не была готова и хотела продолжать. Сейчас был октябрь, и Клаус планировал свой ежегодный бал, и Кэролайн, Бонни и Энзо были приглашены вместе с постоянными посетителями; несколько новых ведьм и волков, только достигших дозволенного возраста, также были приглашены. Кэролайн едва успела купить бальное платье для Бонни из-за Марди Гра. Пара, Энзо и Кол, наконец, вместе пережили карнавал; эта четвёрка вместе была дикой и неукротимой. Клаус был в полном восторге от того, что светловолосая вампирша наконец-то смогла отпустить себя и выглядела счастливой и свободной в его городе, даже если это происходило за счёт других мужчин, наслаждающихся её красотой. Однажды вечером Кол пьяно проговорился о своей теории о том, что бал — это способ Клауса справляться без света в своей жизни, и использовал его как празднование дня рождения Кэролайн для неё, она же просто отмахнулась от этого, будучи слишком пьяной и встревоженной, чтобы открывать этот слишком хорошо спрятанный ящик Пандоры — и также её отвлекли новая песня и желание потанцевать с Бонни. Наступила ночь бала, и Клаус открыл вечер, по традиции устроившись на балконе вместе со своей дочерью. На ней было мягкое розовое платье с золотыми украшениями на бретельках и лентой, подчеркивающей её тонкую талию. Остальная часть его семьи стояла на лестнице, излучая статус и внушая страх. Хейли стояла на верхней ступеньке лестницы рядом с Хоуп в своём платье для приёмов, составленном из красных, розовых и жгуче-оранжевых лоскутов, камни таких же цветов покрывали лиф с вырезом в форме сердца. Элайджа стоял между ней и Фреей в своём самом дорогом, претенциозно выглядящем костюме, выглядя очень умной и благородной личностью, которой он любил хвастаться. Его старшая сестра была одета в платье-футляр с серебряным узором из драгоценных камней сверху и арктически-синей тканью, струящейся к её ногам. Кол, выглядевший скучающим и старающийся не выглядеть так, будто он кого-то разглядывает в толпе, был одет в какой-то душный костюм, который заставил его надеть Элайджа, с бокалом шампанского в руке стоял между двумя своими сёстрами. Ребекка, стоявшая по другую сторону от него, предпочла надеть бальное платье из чёрного тюля с ониксом, закрывающее нижнюю юбку цвета древесного угля. Лиф с сердечком был украшен цветочным кружевом с серебряными драгоценными камнями, скопившимися на нагрудной части платья. Клаус представлял свою семью, когда увидел, что в комнату вошла немного опоздавшая троица. Энзо, к которому он частично привык из-за того, что он занимал большую часть времени Кола, а частично ненавидел из-за того, что он пришёл с двумя партнёршами. Бонни, слева от него, одетая в глубокое, тёмно-изумрудное, облегающее платье с чувственным разрезом до бедра. Там, где сходилась собранная ткань, были украшения. Она выглядела сильной и свирепой, как настоящая ведьма Беннетт, в которую она превратилась. Он видел, как его младший брат, наконец, зафиксировал её местоположение, и это была слюна? Покачав головой, он сосредоточил своё внимание на другой спутнице мужчины, на женщине, которая буквально заставила его прервать свою речь, чтобы перевести дыхание. Женщина его мечты была в самом потрясающем платье, которое он когда-либо видел. Милое бальное платье с хлопчатобумажной белой юбкой имело самый интимный, богатый золотой цветочный узор на лифе, струящийся по её бёдрам и подолу. Она выглядела царственной и неземной с волосами, заколотыми так же, как на балу в Мистик Фоллс. Её голубые глаза светились уверенностью под его восхищённым взглядом и чем-то похожим на похоть, когда она в ответ оглядела его фигуру. Кашель Элайджи вернул его в комнату, где все смотрели на него, на их лицах всех, кроме членов его семьи, было написано замешательство. Они выглядели очень удивленными. Закончив свою речь, Элайджа открыл танцевальную часть, и Клаус воспользовался возможностью подойти к Кэролайн. — Могу я пригласить тебя на танец? — он поклонился ей, протягивая руку в приглашении. Она вложила свою руку в его, и ни один из них не замечал ничего, кроме музыки и своего партнёра. Кэролайн никогда не хотела оставаться без его рук на ней, желая большего от него теперь, когда она наконец решила, что готова к тому, что гибрид станет её последней любовью. Последние несколько месяцев они очень хорошо ладили друг с другом. Клаус и другие Майклсоны выразили ей свою благодарность за то, что она дала Хоуп шанс на бессмертную жизнь. Дуэт отца и дочери глубоко поблагодарил её, и она немного помогла Хоуп с её контролем, когда молодая девушка разыскала её, посчитав своих дядь и тёть слишком властными. Несмотря на то, что они с Клаусом гуляли, осматривали достопримечательности и танцевали в клубах, он ни разу не пытался предпринять чего-нибудь. Он был немного сдержанным и чопорным, и Кэролайн могла бы подумать, что он забыл её и пошёл дальше, но его взгляд был таким… Ей нужно было знать, хочет ли он этого. Её. Их. Она решила нарушить тишину спокойного вальса: — Итак, Кол сказал мне кое-что на прошлой неделе, когда мы выпивали, — сказала она легко, глядя ему в глаза, и он промурлыкал в ответ, чтобы она продолжала. — Он сказал что-то вроде того, что ты устраиваешь это мероприятие, потому что на самом деле это мой день рождения, — она небрежно пожала плечами, стараясь не вести себя так, будто если он будет отрицать, что скучает по ней, это разрушит её настроение. Он напрягся и чуть не споткнулся. Он полностью наслаждался временем, проведённым с Кэролайн, и, что удивительно, с её друзьями, с момента её приезда на день рождения Хоуп. Несмотря на то, что она упомянула о покупке дома и намекнула на то, что планирует остаться, Клаус тоже ждал, когда упадёт другая туфля. Он не хотел противостоять ей и делать громкие заявления, как было в Мистик Фоллс. В их последнюю встречу он оставил мяч на её стороне, и он всё ещё остаётся у неё. Он просто предположил, что подождет, когда она будет готова, как он и намеревался. Итак, тема, которую она подняла, сбила его с толку. Была ли она готова и делала намеки, или он был слишком сдержан в уважении её желаний? Приняв его мгновенное молчание за отрицание, Кэролайн опустила глаза, стараясь скрыть обиду, которую нахлынула на неё от того, что он больше не был заинтересован в ней в романтическом плане: — Тебе не нужно отвечать, Кол просто шутил. Как обычно, — тихо пробормотала она. — В каком-то смысле так оно и есть, я полагаю. Я… гм,… — он запнулся, пытаясь понять, как передать ту необходимость в ней, не отталкивая и не пугая её чудовищностью своих чувств. — Скучал по мне? — прошептала Кэролайн, и они посмотрели друг другу в глаза. — Да. — Хорошо. Клаус собирался спросить, что она имела в виду, но её мягкая нежная рука скользнула по его руке к лицу и слегка погладила его, прежде чем он почувствовал, как её мягкие, сладкие губы опустились на его в любовном объятии. Оба были полностью поглощены своим миром и друг другом, его рука подсознательно двигалась, чтобы нежно держать её бедра, пока она обнимала его за шею. Отстранившись друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, они оба отразили улыбки друг друга.