***
Джессика не успела и пикнуть, когда кто-то схватил её за плечо и потащил в сторону лестниц, как раз в тот самый момент, когда она собралась зайти к мужу. Она уже начала раздумывать, а не закричать ли ей, когда хватка на её плече исчезла, а перед глазами возникла растрëпанная Эмма. Подруга жестом попросила помолчать и, схватив её за руку, потащила вверх по лестнице. Остановились они только на третьем этаже, свернув на один из балкончиков, выходящих в сад. Эмма, наконец, отпустила её руку и, поправив причёску, облокотилась спиной на перила, тяжело дыша после спринтерского забега. — Что это было? — возмутилась Джессика, тоже пытаясь восстановить сбившееся от бега дыхание. Эмма виновато улыбнулась и, помявшись, ответила: — Просто, не стоит его сейчас трогать. — Ричарда? — Да. Эмма вздохнула и, видя недоумение подруги, пояснила: — Ты, наверное, знаешь, что Ричард ненавидел уроки музыки, сбегал с них при любом удобном и не очень случае. Не помогали ни уговоры гувернантки, ни возмущения его учителя музыки, ни воспитательные беседы от отца. Ричард покаянно опускал глаза, виновато кивал, обещал, что больше такое не повторится, но, когда дело доходило до занятий фортепиано, напрочь забывал все свои обещания. А если его всё-таки заставляли прийти на урок, так нещадно фальшивил, что несчастный мистер Аллен был вынужден завершать занятия раньше времени. Все уже решили, что принц так никогда не научится сносно музицировать, но выход нашла королева. Предложила сыну играть вместе, и Ричард, не желая расстраивать нежно любимую маму, два раза в неделю послушно садился с ней за инструмент. Эмма замолчала и, отвернувшись от подруги, устремила взгляд в сад. Джессика тоже подошла к перилам, подставив лицо ночному ветру. Где-то внизу стрекотали сверчки, а в воздухе витал едва уловимый аромат роз. Джессике вдруг подумалось, что всё в этом дворце напоминает об Анне. И эти розы, которые она так любила, и её портреты на стенах, и скамейка у пруда — любимое место Генри и Ричарда. Они оба по ней безумно скучают, сколько бы лет ни прошло. Почему-то стало тоскливо. Вспомнился потерянный взгляд Ричарда и пронзительные звуки фортепиано, звучавшие в ночной тишине. Джессика с трудом проглотила неожиданно подступивший к горлу ком и тихо поинтересовалась: — Что это была за мелодия? — Моцарт, «Мелодия сердца». Они чаще всего её играли, а потом, когда Анны не стало, Ричард приходил в кабинет королевы, когда было особенно грустно или тяжело, и играл её уже один. Эмма перевела взгляд на подругу и, словно маленькому ребëнку, пояснила: — Он так справляется со стрессом, не стоит ему мешать в этот момент. Но Джессика вдруг чётко осознала: стоит. Обязательно стоит.***
В полумраке кабинета, освещаемого только тусклым светом настольной лампы, белые клавиши фортепиано выделялись особенно сильно. Ричард скользнул по ним взглядом и бездумно нажал на одну из них. Слишком громкий звук, нарушивший ночную тишину, заставил вынырнуть из невесëлых мыслей о жене, которая последние две недели куда-то пропадала по вечерам, каждый раз придумывая всë более неправдоподобные причины. Признаться честно, он был готов, что однажды Джессика устанет от такой жизни и захочет свободы. Он даже был готов её отпустить, если вдруг она попросит. Но было так безумно страшно её потерять. И он, вместо того, чтобы поговорить с ней, сбегал в мамин кабинет, чтобы восстановить душевное равновесие и продолжать притворяться, что он ничего не замечает. Трус. Ричард снова погрузился в свои мысли, поэтому раздавшийся прямо за спиной голос Джессики стал для него полнейшей неожиданностью: — Подвинься. Ричард вздрогнул и, подавив желание протереть глаза, недоуменно наблюдал, как Джессика пододвигает к фортепиано второй стул, как опускается на него, изящно расправив складки платья, как ставит пальцы на клавиши, извлекая знакомые аккорды. — Так и будешь сидеть? — она кивнула на ноты и вновь коснулась клавиш. Ричард думал, что уже и не помнит, как это — играть не соло, но пальцы вдруг начали жить своей жизнью, поднимая из глубин памяти заученные движения, вплетая аккорды в игру жены. Мелодия звучала, разливалась эфемерным потоком, кружила пылинками в воздухе и отдавалась в сердце тихим счастьем, сменившим щемящую тоску. Пусть ему больше не шесть лет, пусть на плечах неподъëмным грузом целое королевство, пусть мамы давно нет, и она больше не поцелует его в висок. Зато рядом любимая и любящая женщина, которая разделит все печали и сыграет с ним одну мелодию сердца на двоих.
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.