Закружись со мной в вихре, как в белом танце.

Люди любят насилие. Как ни крути, но рейтинги у передач, где расследуют, кто же убил несчастную девочку, что выкрали с лужайки перед домом, куда выше, чем у новостей экономики. Это сказал парень в баре, пытаясь меня подцепить. Да, в том самом баре на окраине, где мужчинам, чей уходовый комплекс для лица дороже и круче любой девушки, совсем не место. Собственно, он и сам это понял, когда за пять минут его нахождения там Кейн вышвырнул двоих за плохое поведение. Черт, я думаю, как закоренелая выпивоха, но в баре мне спокойнее. Я думаю, что некоторые не представляют себе жизненного пути без насилия, и вовсе не потому, что им приносит это удовольствие, а потому что в них в самих живёт тот обиженный ребенок, который не знает, как выплескивать свою боль и поэтому делает так, как с ним поступали его обидчики. Наверное, исходя из собственных убеждений, я должна проникнуться сожалением к тому бритоголовому ублюдку, что прижал меня к полу своей огромной тушей, но, увы, кроме отвращения и ненависти я ничего не чувствую. – Босс сказал ее не трогать, – вмешался его дружок, стоявший у дверей. Он был явно напуган таким поведением и не ожидал, что простое задание, которое они должны выполнить, закончится изнасилованием. Он, наверное, удивится, но я тоже не планировала такой вечер. Столкнувшись раз с насилием, я думала, что следующего раза не случится. Теперь же, я думаю, что все повторится непременно и в третий. – А мы Оушену не скажем, – ответил лысый, плотоядно улыбаясь. Наклонившись ниже, вплотную к моему лицу, он сжал пальцами мои щеки и клацнул зубами. – Правда, котик? Изо всех сил сопротивляясь, я попыталась высвободиться, но все мои попытки были подобием жалкого барахтанья рыбы на суше. Но я не буду плакать, нет. Однажды слезы не помогли мне. Этому миру не нужна лишняя соль, так что, девочка, стисни зубы, соберись и борись. Или лучше отпустить все и провалиться в спасительную тьму? Нет… Нет! Прекрати так думать! Ты ведь не жертва, да? Злись, Кэтрин! Твой чистый гнев теперь единенная движущая сила, которая будет управлять тобой. Дай отпор! Борись! Ты теперь не маленькая запуганная девочка! Ты пережила столько дерьма, и тебя это не сломало! Неужели теперь опустишь руки! Борись! Я сказала, борись!!! Мой внутренний голос охрип. Не знаю, как это возможно. Пока сидевший на мне был занят моим бельем, я смогла скинуть с лица его руку и закричать. Вобрав полные лёгкие воздуха, я разразилась утробным истошным криком. Я даже и не думала, что способна выдать такой звук. Не крик, а вой наполнил комнату и наверняка бы своей волной мог снести бедолагу, что так и застыл у дверей, но удар по лицу заставил меня замолчать. С глухим звуком я бахнулась об пол. и перед глазами заплясали мелкие белые мухи-искры. Не чувствуя нижней челюсти, я зажмурилась, сдерживая слезы. – Заткись! – прикрикнул мужик, грубо оттянув волосы, убранные в пучок на затылке, мразота заставил запрокинуть голову так сильно, что я думала, моя шея треснет надвое. Мне было тяжело вздохнуть, и я захрипела. Он сжал мои волосы так, что шпилька в прическе впилась в кожу. – Еще раз завопишь, и выбью из твоей тупой башки последние мозги! Он снова с силой швырнул меня на пол, и его ярость меня лишь сильнее раззадоривала. А по мне так пусть лучше вышибут мне мозги, чем сделают то, что планируют. Так что его угроза меня не напугала. Мужская рука у меня под юбкой. Ткань белья впивается в бедро, обжигая. Хруст ниток. Ты не просто тело, Кэтрин! Борись! Молчать – равносильно проигрышу. Крик – мой путь к спасению, но на полпути я могу поплатиться жизнью. Не велика потеря. Я по крайней мере попытаюсь, а если нет, то не стыдно будет на том свете взглянуть матери в глаза, если вдруг мы окажемся в одном месте. Я опять закричала вновь, на этот раз сотрясаясь в конвульсиях не только телом, но и мыслями, лицом и остатками моей растрепанной души. Голос поднялся до таких высот, что едва стекла могли выдержать его децибел. Ну, это мне так казалось. И мне ведь совсем не было страшно. А чего я могу бояться? Я примерно знаю сценарий, знаю последствия и знаю исход. Только локация и персонажи другие. Единственное, что я учла – мои ошибки. – Дрянь такая! – прихвостень Оушена привстал и перевернул меня, чтобы мы оказались лицом к лицу. Когда его пальцы сжались в крупный мясистый кулак, я неосознанно зажмурилась и попыталась бы закрыться руками, но те были плотно прижаты к моему телу его коленями. Давление подскочило, я почувствовала, как барабанная перепонка вдавливается, и у меня заложило уши. Моя голова была будто под водой, только вот я не захлебывалась. Жаль. Я втянула голову в плечи, ожидая удара, который сравняет мою голову с паркетом пятизвездочной гостиницы. И, если этот удар не убьет меня, я закричу вновь. Я не перестану кричать, пока еще могу дышать. Но вдруг все звуки, что доносились до меня через пелену, стали другими. Я услышала резкий хлопок и вздрогнула. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, — это не звук удара о мое лицо. Я распахнула глаза и первое, что я увидела, как лысый сползает с меня. Я вывернула голову. – Ходж?.. – произнесла я удивленно, не знаю, с какой громкостью. Я сама себя не слышала. Я смогла сесть и отползти к окну. Не очень прочный замок на двери моей комнаты был вырван так, что одни щепки торчали. Второго, кто удерживал меня здесь, не было, только пару капель крови на ковровом покрытии. Мой взгляд снова переместился к Ходжу. Держа одной рукой за грудки лысого, он наносил удары по лицу моего несостоявшегося насильника. Бейкер старший бил так, словно каждый удар может искупить грехи и, судя по тому, с какой силой он их наносил, то его прегрешения были чудовищны. Челюсть Ходжа плотно сжата, а блеклые светлые глаза мертвецки бездушны. Он был, как зверь – совершенная сила природы и, если встать у такой силы на пути, она сотрёт тебя в порошок. Как в замедленной съёмке Ходж бил лысого, а я вдруг увидела себя со стороны. Беспомощная, прижатая к полу, пока рука ублюдка шарится у меня под юбкой, чтобы сорвать белье. Мои щеки обдало жаром. Я вспомнила, какие мысли я позволила самой себе из-за мудака, который решил, что лучший способ показать женщине его власть – это взять ее силой. Жалость и ярость запустили во мне какой-то странный, плохо контролируемый механизм. Я поднялась с пола, и мое тело не чувствовало ни усталости, ни боли. В три шага я сократила расстояние до Ходжа, прижимающего к полу прихвостня Оушена, и тот поднял глаза на меня. Не отдавая отчёта своим действиям, я пнула лысого мужика и... Мне понравилось. Мне понравилось пинать того, кто пытался изнасиловать меня, а теперь он лежит под моими ногами, харкает кровью и просит перестать. Неожидавший Бейкер отстранился. Кажется, я улыбаюсь, но не уверена, потому что не чувствую нижнюю челюсть. Самозабвенно я наносила удары по телу несостоявшегося насильника, не целясь, пока тот закрывался руками. Мысок туфли погнулся и увяз в крови и слюнях, а меня трясло от удовольствия. Это был чистый, без примеси особый сорт кайфа. Вокруг меня сжалось кольцо из рук. Я потеряла опору и оторвалась от земли. Брыкаясь, я ничего не добилась. Лежавший на полу человек Оушена, отполз и попробовал встать, чтобы ретироваться с места событий. Болтая ногами в воздухе, я пыталась ещё раз нанести удар, но Ходж держался на расстоянии, и этот мудак убежал, так и не отведав моего последнего пинка. – Убери руки! – закричала я, вцепляясь ногтями в запястья Ходжа. Он сразу же отпустил меня, убрал ладони и поднял их. Бескостным мешком я свалилась обратно на пол, тяжело дыша. Бессилие вместе с опустошением пришли на смену ярости. Я поджала колени и оттянула юбку, когда мой взгляд упал на полоску порванного белья у ботинок Ходжа. Мне нужно было спрятаться, скрыться от пронзительных светлых глаз старшего Бейкера, который мог прожечь дыру во мне, – физически я ощущала его взгляд на себе. Присев рядом, мужчина коснулся моего плеча, но я вздрогнула, ударилась спиной об изножье, и отстранилась, будто кожа его через ткань ошпарила меня, подобно кипятку. Я сжалась в комок, обхватывая себя руками и пряча лицо на коленях. Наверняка, он и сам испугался своего же прикосновения, поэтому отдернул руку. – Тише-тише... Я не обижу, – пылко зашептал Ходж, а через мгновение за моей спиной зашелестел тяжёлый плед на кровати и лег мне на плечи. Все ещё не смотря на брюнета, я ухватилась за одеяло, как за спасательный круг, и погрузилась в него, как в кокон, пряча себя от мира. – Вам нужно в больницу. – Не нужно, – сказала я резко и довольно грубо человеку, который спас меня. Мы зависли в молчании. В таком, где хочется захлебнуться от невысказанных слов, но в то же время безопасном. Я усмехнулась своим собственным мыслям. Ещё некоторое время назад он говорил, что я не тот человек, который должен находиться рядом с Брайаном, а теперь сидит рядом, откинувшись спиной на изножье кровати в моей комнате и наверняка гордится собой. Я искоса посмотрела на Бейкера. Невозмутимость на его лице если и была маской, то очень правдоподобной. Стирал он кровь с кулака о пиджак так, будто делал это множество раз. – Собираешься остаться? – мой голос до сих пор хрипел. – Да, – ответил он коротко, положив руку на согнутое колено. – Будешь меня жалеть и успокаивать? – Не планировал. – Хорошо, – я кивнула. И снова воцарилась тишина. Присутствие Ходжа меня немного выбивало из колеи. Вопросы сыпались один за другим. Почему он пришел? Зачем? Почему он до сих пор здесь? Что он думает? Что мне ему сказать? Но я не хотела прогонять его. С ним я чувствовала, будто нахожусь под охраной злобного ротвейлера. Почему я так чувствую? Какой-то синдром из психологии? Голова разболелась от вопросов без ответов, а ей вслед заныло и бедро. Я скривилась от боли и поджала губы, пряча лицо от Бейкера. Мой взгляд невольно метнулся к прикроватной тумбочке, где была баночка с таблетками. Мне бы не хотелось, чтобы этот мужчина узнал о моем секрете, хотя... Куда уж хуже? – Расскажешь, кто это был? – прервал тишину светлоглазый. – Мудаки, которые решили, что могут меня трахнуть, судя по всему, – я горько усмехнулась. Не умею я прямо отвечать вопросом на вопрос в моменты стресса. – Просто так? – Просто так, – себе под нос буркнула я. Опять это ощущение его взгляда на моей коже. Впервые встречаю такого человека. Я закатила глаза от злости на саму себя и выпалила на одном дыхании. – Это люди моего бывшего босса. – Что ты ему сделала? Я чувствовала себя на допросе у детектива. Голос мужчины холодный, как лед, намёрзший на стенках морозильной камеры для туш свиней. Но я всё ещё не могла сказать ему, чтобы оставил меня, а продолжила отвечать на вопросы, хоть мне и тяжело было шевелить челюстью. Он будто заколдовал меня, подчинил силе своего прозрачного взгляда. Бесит меня. – Задолжала крупную сумму денег. – Насколько крупную? – Настолько крупную, что за нее можно и навредить человеку. Желваки выступили на челюсти мужчины. Ему точно не нравилось, что я не даю ему точную информацию. Переведя взгляд ниже, к подбородку, брюнет поднял руку, но вовремя себя остановил, так и не дотронувшись до меня, за что я была благодарна. – Точно не нужен врач? Может позвонить кому-нибудь? Я отрицательно покачала головой. – Я одна, – выпалила я, не обдумав. Единвенный, кому я хотела бы позвонить, был Брайан. Я хотела услышать его голос, какую-нибудь шутку или рассказ о том, как малыш Сэм сгрыз его карандаши. Этот лучик света был бы спасительным в моей тьме, но, боюсь, что яд моих бед может убить суперспособность Брайана. После этой фразы неловко стало всем. Поднявшись с пола, мужчина застегнул пиджак, чтобы скрыть следы крови на рубашке. – Я хочу попросить тебя остаться здесь, – произнес он так, будто общался со своим сотрудником. Но он перешёл на «ты», что вызвало во мне противоречивые чувства. То есть, когда я его посылала, никаких противоречий я не испытывала, но вот, когда он перестал обращаться ко мне на «вы», я напряглась. – Закрой двери, никого не впускай. Я должен кое-что уладить, но потом я хочу вновь встретиться и поговорить. Знаю, то, что произошло... – он замялся, – Просто сделай так, как я прошу, ладно? Я слышала, но не слушала его. На автопилоте я кивнула мужчине, не особо понимая, к чему эта просьба. Мое внимание и мысли были в воспоминаниях образа Брайана. Я нарисовала в голове ситуацию, когда он узнает о моей жизни, о том, что в моей комнате меня могут поджидать отморозки Оушена, что за мной по пятам ходит опасность и неудачи. Улыбка образа сползла, уголки опустились вниз, и облик Брайана растворился. Думаю, он так сделает и наяву, когда узнает, с кем связался. О, я бы точно бежала со всех ног. Я уже дважды убедилась в правота брата Брайана. Это бесит меня еще больше. – Ходж... – я окликнула старшего Бейкера у самой двери, он обернулся. – Ты скажешь Брайану? Черная бровь вопросительно изогнулась, а губы выдали недовольно: – А ты скажешь? Вопрос так и остался висеть в воздухе, когда Ходж ушел, оставив меня одну за закрытой дверью. Нет, я не смогу сказать ему. И не захочу. Я больной зверь, которого нужно пристрелить, чтобы не навредил окружающим. Удивительным образом я вырвалась из клетки, в которую меня заточили из-за разрушения, что следует за мной по пятам. И теперь я бегу, не разглядывая дороги. Ослепленная от боли, я ухожу от погони. Напряжение, телесное и эмоциональное, разрядами бьёт по жилам. Башенный поток крови, как необузданный океан, разливается по венам. Отчаянный выброс адреналина доводит ритм сердца до грани сил. Мышцы до судорог скрутило тугой спиралью. И я бегу. Я должна бежать. Кажется, погоня – теперь моя жизнь. Поднявшись, я скинула с себя плед и ненавистную мне форму, зашвырнув ее в дальний угол. В тумбочке нашла пузырек с лекарством и, не теряя времени, на ходу закинула парочку в рот, направляясь в ванную, но я не почувствовала никакого облегчения. Приведя себя в порядок, я осмотрела свою челюсть и уже представила, какой она будет на следующее утро. В шкафу я нашла худи с капюшоном, в котором я могу скрыть лицо. Под кроватью сумка, с которой я ездила на соревнования, дождалась своего часа, только, увы, сейчас мы не отправляемся с ней покорять лёд. Открыв ее, наспех покидала вещи на первое время, плохо обдумывая свой выбор. Мне не под силу изменить ситуацию. Я не могу пойти в полицию, потому что не хочу загреметь в тюрьму за соучастие. И мне не улыбается перспектива ждать, когда меня прихлопнут, как никчемную букашку. Я спустилась вниз по лестнице для служащих и покинула отель через запасный выход. В переулке зловонное амбре ударило по ноздрям, и я скривилась. Накинув капюшон на голову, я вышла на улицу и остановила такси. – Аэропорт Кеннеди, пожалуйста, – бросила я водителю и отвернулась к окну. Спасение в бегстве. Проезжая мимо центрального входа гостиницы, я встретилась взглядом с неприятного типа мужчиной. Испугавшись, что это может быть человек Оушена, я сползла по спинке сидения вниз, прячась. Намерение покинуть город было как глоток надежды. Звонок телефона заставляет меня неприятно вздрогнуть. Я тянусь к карману. На экране номер Брайана. Прости, солнце. Я сбрасываю входящий вызов, зависнув на несколько мгновений. Знаю, что я делаю правилоьный выбор, сбегая от него тоже, но так сложно оставить человека, который по неизвестным причинам рассмотрел во мне что-то хорошее. Тебе с моей тьмой не по пути.