Обратная сторона некромантии.

- Что-что? Неминда замерла на месте, в замешательстве теребя подол своей льняной рубахи. Огоньки свечей отражались в глазах смотревшего на нее Люсьена Лашанса, и это было уже прямо-таки родным зрелищем, не вызывавшим никакого удивления. Она находилась в полутемном и просторном подземном зале, в котором почти не было никакой мебели, только узкая кровать, стол со стульями да забитый книгами шкаф. По спине тянуло едва ощутимым сквозняком, так что она подозревала, что где-то существует еще один выход к поверхности кроме тех тяжелых двойных дверей, через которые ей удалось сюда попасть. Данмерка оказалась настолько напугана тем, что встретило ее в этом подземном каземате, что очень надеялась на разрешение использовать именно этот потайной лаз. Точнее, она надеялась на это пару минут назад. Но как только Лашанс дал понять, что именно он от нее хочет, как все мысли напрочь выпорхнули из головы, оставив только ошеломленное и полное недоверия слово: «Что?» Может она ослышалась? Может, он имел в виду что-то совсем другое? Может, стоить уточнить конкретнее? - Ты прекрасно меня поняла, - с легким раздражением выдал он в ответ на ее изумленный лепет. – У нас нет выбора. В организации хозяйничает предатель, и я вынужден принять решительные меры. - Убив их всех?! В ушах поднялся нарастающий шум, а свечи перед глазами куда-то поплыли. От панической атаки ее уберегло только осознание того, что Лашанс будет наблюдать, как она сходит с ума и пытается собраться воедино. И делать из своих наблюдений соответствующие выводы. «Это большая честь», - прошелестел в ее голове тихий голос Очивы. Похоже, что худощавая и жилистая аргонианка с перламутровой чешуей сама не понимала, о чем говорила. Убийца в черном капюшоне с задумчивостью созерцал, как она мучается от снедающих ее мыслей, истеричных, разрозненных и отдающих сумасшествием. Затем вздохнул с досадой и чуть приблизился. - Я считал, что ты, как и любой другой член Темного братства, будешь выполнять мои приказы безо всяких возражений. Но теперь что-то начал сомневаться. Так что я лучше спрошу прямо – ты выполнишь эту работу? Подумать только, она так волновалась при мысли о встрече с ним. Она столько времени искала его в пустых комнатах и так усердно ждала любого намека на его присутствие. Пробивалась к нему через ораву безумных скелетов, вооруженных булавами и цепами (хотя большей частью ей приходилось удирать от них, сверкая пятками). Брела в темноте, боясь разжечь факел и держась рукой за поросшую мхом стену. И единственное, что она от него услышала – это требование незамедлительно пойти и зарубить всех ее друзей, словно свиней на бойне. Окровавленные тела в темных одеждах появились перед глазами и вытянули из Неминды глухой, отчаянный стон. Она беспомощно взглянула на Лашанса, словно ища поддержки, затем зажмурилась и замотала головой, скованная ужасом. Его лицо не выразило ровным счетом ничего, и это разочаровало данмерку даже сильнее, чем услышанный пару минут назад приказ. Словно ему нисколько не было жаль своих братьев и сестер, которых он с такой легкостью приговорил к смерти. - Что ж… придется делать все самому, - он вытянул из ножен серебряный, до блеска начищенный кинжал и двинулся к девушке. – И начну я, пожалуй, с тебя. Неминда всхлипнула и так сильно прижалась спиной к закрытой двери, словно хотела просочиться по другую сторону. Рука нашарила холодное, увесистое кольцо, и она уже собралась было потянуть его на себя, открыв путь к позорному бегству. Но, вспомнив про десяток скелетов, гостеприимно гонявшихся за ней по переходам и каменным мостам, заколебалась, выбирая из двух зол меньшее. Уж лучше фанатичный мясник с ножом, чем жуткая, алчущая крови нежить. Он подошел к ней вплотную, неторопливо перебирая пальцами по рукояти оружия, и задумчиво разглядывая ее бледное испуганное лицо. Затем одной рукой облокотился о дверь в нескольких дюймах от ее головы, и наклонился к ней так близко, что края его капюшона закрыли от обзора большую часть сумрачной комнаты. Нервно сглотнув, Неминда лихорадочно думала, как ей вообще стоит все это понимать. Но, почувствовав на своей щеке холодное лезвие, решила, что ситуация все-таки несет в себе мало приятного. - Не страшно? – вкрадчиво поинтересовался он, скользя лезвием вниз по ее щеке. «Меня сейчас удар хватит…» - Нет… - она как-то ухитрилась произнести это слово без заикания и ломкости в голосе. И вздрогнула, потому что кинжал переместился с щеки на незащищенную шею. Несмотря на серьезную опасность, которая прямо сейчас грозила ее жизни, она заметила одну любопытную вещь. При таком близком рассмотрении глаза у Лашанса оказались не красные, не безумные и не мерцающие багровым отсветом, так сильно испугавшим ее во время первой с ним встречи. Нет, они были вполне обычные, светло-карие, с темной окантовкой. И, несмотря на каменное лицо с губами, на которых застыла еле заметная и непонятная усмешка, они были вполне живыми и блестящими. Словно сотни убитых людей и разрушенных жизней не смогли превратить его в бездушное чудовище с пустым нутром. - Неужели нет никакого другого способа? – хрипло проговорила Неминда, предприняв еще одну попытку достучаться до его рассудка. Лезвие уже не казалось таким холодным, принимая в себя тепло, исходившее от ее кожи. - Сама знаешь. Я должен найти предателя. Неожиданно ее поразила одна мысль, которую было впору считать гениальной. - А что если это я? – она вызывающе вскинула подбородок, не без удовольствия ощутив, что в момент этого резкого движения он предусмотрительно отвел кинжал подальше от ее шеи. - Не говори чепухи, - без труда остудил ее Лашанс, который, похоже, начинал терять терпение. – Ты в организации совсем недавно, а присутствие изменника, нарушившего пять догматов, я чую вот уже несколько лет. Выполняй мой приказ, иначе на собственном примере узнаешь, как я расправляюсь с отступниками. Ты ведь довольно долго искала меня в комнатах убежища, в надежде, что я буду стоять там и ждать именно тебя? Бедная, наивная девочка без прошлого. Не считая моих преданных стражников, в этом подземелье мы с тобой совершенно одни. Кто знает, что сотворил бы с таким наивным ребенком кто-нибудь, окажись он на моем месте? Если бы он понял, что ты по нему сохнешь, как думаешь, воспользовался бы он тобой и твоей влюбленной доступностью? Неминда скривилась от обиды, больно кольнувшей ее изнутри. - Ты чудовище, - прошептала она. - Ну… я еще не успел тебе что-то сделать. И я не нанимался возиться с тобой, как с малым ребенком, - он улыбнулся и отступил от нее на пару шагов, пряча в ножны кинжал, так и не сыскавший применение. Улыбка у него была мимолетная и какая-то болезненная, скорее искаженная в муке, чем излучающая радость. Впрочем, она не могла судить об этом наверняка. Даже после произошедшего разговора он продолжал казаться ей недостижимо далеким. Таким далеким, что на душе становилось тяжело и возникало желание хорошенько отругать себя за все те сопливые мечтания и надежду на чрезмерное внимание с его стороны. «К черту его…» Не желая терпеть его присутствие ни одной лишней минуты, она развернулась на каблуках и потянула на себя тяжелую, окованную ржавым железом дверь. Затем проскользнула в открывшийся узкий проем, не оглянувшись, не попрощавшись. И не сообщив о том, выполнит ли она вообще его задание. Люсьен Лашанс хмыкнул и вернулся к разложенным на столе бумагам, вернувшись к работу. Почему-то чувствовал он себя при этом самой гнусной тварью на свете... - Что с тобой? Ты вся зеленая! - Ах, это… - на ватных ногах Неминда подошла к настенному зеркалу и уставилась в свои собственные, глубоко запавшие глаза. – Несвежие яблоки. - Несчастная… - Антуанетта сочувствующе покачала головой, оторвавшись от томика весенней поэзии, беззастенчиво позаимствованного из кое-какого прикроватного столика. – Знаешь, Винсент готовит просто великолепные зелья, помогающие справиться с похмельем, отравлением и несвежими яблоками. Тебе стоит непременно сходить к нему. - Да. Схожу непременно, - ее передернуло от своих же слов. – Знаешь, у меня возник вопрос по поводу моего контракта… Девушка хихикнула и тряхнула соломенными волосами. - Не знаешь, что лучше – горшок или слабительное? - Не о том речь… Задание исходило от Люсьена Лашанса и… - Стоп-стоп! – она протестующее замахала руками. – Если контакт дал Люсьен, то никаких вопросов в принципе не может быть. Его слова не подлежат никакому сомнению, а приказы должны выполняться неукоснительно. Неминда с трудом сдержалась, чтобы не разреветься. - И неважно, что эти приказы из себя представляют? Антуанетта закивала с энтузиазмом неадекватного самоубийцы. - Не имеет значения, кого он заказал. Богач или нищий, политик или стражник, женщина или старик. Если он приказал, значит так нужно. И иного выхода нет. Данмерка очень хотела услышать совсем другие слова, совершенно противоположные по смыслу и значению. Произнесенное же Антуанеттой звучало как самый настоящий приговор. Девушка положила книгу на стол, загнув уголок на нужной странице, и мечтательно улыбнулась. - Давно я не видела Лашанса, сюда он крайне редко приходит. Скажи, он постарел? Выглядит все таким же загадочным красавцем, как и в то время, когда я его встретила? - О да… - кисло протянула данмерка. – Загадочнее некуда. - Не слышу особой радости в голосе, - светловолосая убийца проницательно взглянула на то, как Неминда шатается на скрипучем стуле, и смотрит в одну точку. – Может, он и выглядит несколько строгим. Но все его действия идут во благо Темному братству. Он лучший из нас. Данмерка словно ее не слышала. Поднявшись с места, она добрела до корзины в углу, куда в течение дня сгружался весь кухонный мусор. Затем вытащила из заплечного мешка пару яблок – крупных, красных, наверняка очень вкусных – и без колебаний швырнула их в кучу кожуры и объедков. - Несвежие яблоки, - пояснила она притихшей Антуанетте еще раз. Затем, не попрощавшись и не изменившись в лице, добралась до двери и исчезла за углом коридора. Девушка некоторое время озадаченно глядела в дверной проем, но уже через минуту легкомысленно пожала плечами и вернулась к чтению. Видать, на долю Неминды выпал действительно зверский заказ, если она так мучается… Она хотела, чтобы и в этот раз у нее что-то не получилось. Чтобы все это снова превратилось в цирк и абсурд. Отчаянно желала, чтобы кто-то проснулся, неожиданно зашел в комнату, прошел мимо нее, заглянул в глаза и Понял. Успел спастись, убежать как можно дальше, в укромное место, до которого не дотянутся длинные руки Темного братства. Даже если она погибнет, не сумев выполнить контракт, она все равно будет знать, что кто-то смог выжить. Ради этого и умереть не жалко… Но нет. Впервые за все время жизни здесь, в тепле и сытости, у нее все получалось даже слишком хорошо. Возмутительно хорошо и убийственно успешно. Сегодня спал даже Винсент, хотя на дворе была середина беззвездной ночи, а он в этот час обычно читает очередные мемуары про кровавые дворцовые перевороты. На его письменном столе она обнаружила кулинарную книгу с рецептами кексов и медовых пирогов, исписанную пометками и мелкими надписями вроде: «Ей нравится, когда больше крема». В комнате Антуанетты действительно оказалась наковальня и сложная конструкция печи, уходящей дымоходом куда-то на верхние ярусы. Из-под подушки Гогрона гро-Балмога выглядывал уголок книги «Человек с топором», которую Неминда купила специально к его дню Рождения. Никто не успел проснуться. Никто не понял, никто не ждал ничего подобного. И даже пахнущий прахом и дустом скелет, бродящий из угла в угол в своеобразном вестибюле, по-прежнему смотрел на нее равнодушными, ничего не выражающими глазами. Вытирая испачканный кинжал кухонным полотенцем, Неминда со всей ясностью поняла, что в тюремной камере ей было не так уж и плохо. Тишина убежища была липкой и мертвой, тени по углам хищно удлинились и потянулись к ее ногам. Она оказалась совершенно одна в этом огромном лабиринте комнат и помещений с книжными шкафами, тренировочными манекенами и алхимическими лабораториями. Надо признать, что теперь у нее остался только один человек, которого можно было назвать хоть сколько-нибудь знакомым. И сейчас гораздо сильнее данмерке хотелось просто взять и сделать ему больно. Или хотя бы попытаться. - А, ты вернулась. Все прошло удачно? – всмотревшись в ее оцепеневшее лицо, он понял все без слов и продолжил говорить, заметно оживившись. Видимо, он не был в ней уверен до самого конца, так что сейчас испытывал огромное облегчение, - По правде говоря, я уже собирался пойти за тобой и подстраховать. Признаю, это было немного чересчур для такого человека, как… ты что делаешь? Данмерка не ответила, возясь с многочисленными заклепками и крючками на своем нагруднике. Стащив броню через голову, она швырнула ее на стол, даже не поглядев на разложенные по всей его поверхности документы и свитки, примятые по углам тяжелыми печатями. Раскрытая чернильница перевернулась набок и с дребезгом упала на пол, заляпав сапоги Лашанса россыпью клякс. Не обращая внимания вообще ни на что вокруг себя, Неминда с размаху уселась на заправленную постель и принялась стаскивать с себя ботинки. - Я спать хочу, - снизошла она до ответа, спокойного и невозмутимого. - Иди спи в убежище, - он был так удивлен, что не смог даже толком разозлиться в ответ на такую наглость. – Если ты считаешь, что я стану тебя жалеть, то глубоко ошибаешься. - Ой, да заткнись ты, - равнодушно бросила она, оставшись в одной нательной рубашке и тонких полотняных штанах. – Мне некуда идти, мне негде спать, и у меня никого не осталось кроме тебя. Не сказать, чтобы я была в восторге, но что поделать, придется потерпеть. Мне плевать, кем ты меня считаешь, и твои замечания для меня не имеют никакой ценности. Если я захочу, то буду ныть, как маленький ребенок. Если захочу, то начну рыдать в голос, топать ногами и бросаться на стены. Мне надоело изображать из себя черт знает что, и прислушиваться к мнению тех, которые гроша ломаного не стоят. С этими словами она забралась под одеяло, и деловито взбила подушку. - Неминда, я тебя предупреждаю… - кажется, он впервые назвал ее по имени, и она смутно удивилась, что он вообще его знал. Однако прозвучало это имя так, словно не сулило своей обладательнице ничего хорошего, кроме парочки сломанных костей и большой потери крови. - Убьешь меня? Тогда придется отстирывать свою постель. А если сделаешь что похуже… ну, тогда опять же придется все отстирывать, - на пол шлепнулись сначала штаны, затем рубашка с развязанными тесемками. – Кстати, предпочитаю спать голая... Со стороны Лашанса не доносилось ни звука. Похоже, он к такому не привык и все еще пытался переварить происходящее. Данмерка повернулась спиной к нему и уставилась в занавешенную гобеленом стенку. На плотной ткани, ветхой и изъеденной молью, чернел зловещий отпечаток руки Ситиса. Кровать оказалась весьма удобной, так что у девушки, натерпевшейся всякого за одну только ночь, моментально начали слипаться глаза. Но несмотря на валом накатившую сонливость, она чувствовала, что должна сказать что-то важное. Много важных слов, которые позволят ему понять, как ей было тяжело. И как тяжело до сих пор. К сожалению, она никогда не могла похвастаться особым красноречием, так что сейчас вся ее внушительная речь превратилась в вялое бормотание вперемешку с ругательствами. - Кретин, ты хоть представляешь, как бесчеловечно ты поступил? – она зевнула, с трудом договорив, и подтянула одеяло повыше. – Ты хоть знаешь, как их всех звали? Их внешность, привычки и фирменные шуточки? Да они тебя чуть ли не боготворили, постоянно ставили тебя в пример. Ты для них был отцом, братом и спасителем. «Лашанс то, Лашанс сё…». Бесит. Антуанетта страдала по тебе с самого своего детства, и все уши мне прожужжала про твои распрекрасные глаза и глубокий голос. Теперь она спит в своей комнате, и будет спать вечность. Она улыбалась во сне, когда я заносила над ней руку. Надеюсь, ей снится тот Люсьен Лашанс, в которого она влюбилась. Высокий, статный и похожий на человека, на мужчину. Но уж точно не ты, страдалец чертов… Она продолжала говорить еще что-то. Обидные и черные слова, проклятия и оскорбления, которые градом валились на голову многострадальному Спикеру Темного братства. Он же не пытался ее перебить, заставить замолчать или вытолкать взашей из своих владений. Просто стоял и слушал, терпеливо и внимательно, положив руку в перчатке на спинку стула. А на лице у него застыла улыбка, скорее искаженная мукой, чем излучающая радость. Неминда всего этого не видела. Она продолжала жаловаться и ругаться на колыхавшийся перед ее глазами гобелен, пока не оборвалась на середине очередного бранного слова, намертво вцепившись в подушку, и провалившись в наполненные кошмарами сны. *** Крохотная деревушка Данстар, тихая, сонная и безлюдная, тонула в свежевыпавшем снегу. Липкий и плотный, он хрупал под легкими сапогами, приглушая все окружающие звуки и вызывая ощущение нереальности происходящего. Высокие и обледеневшие ели чуть заметно мерцали в свете тонких солнечных лучей. Наблюдая за такой красотой, Ракшари впервые за долгое время почувствовала себя вполне уютно посреди кусачего холода и зубчатых скал. Немалую радость доставлял еще и тот факт, что до убежища Темного братства оставалось всего ничего. Один день пути по хмурому побережью с блеклой студеной водой, и она окажется почти на месте. Почти что свободна от сквозняка, круглыми сутками продувавшего спину, и от вкрадчивого, но такого опасного шепота на ухо. - Какое прелестное место. Она замерла, ожидая услышать продолжение этой фразы, несомненно, гадкое и напрочь лишающее аппетита. Однако Лашанс молчал, и, судя по температуре и без того уже холодного воздуха, не приближался. Недоуменно оглянувшись, она мгновенно поняла, что он ничуть не изменился и не стал лучше, потому что только что отвесил сомнительный комплимент мрачному кладбищу с покосившимися надгробиями. - Буду рада, если ты останешься здесь навсегда, - злобно процедила она сквозь острые зубы. И затем продолжила, но уже громче, стараясь, чтобы голос не звучал слишком сварливо. – Мне надо будет зайти за припасами в лавку, так что убедительно тебя прошу заткнуться хоть на четверть часа. Не хочу, чтобы вся деревня гонялась за мной с кольями и факелами. - Если ты побреешь свою шерстистую мордашку, то никто не будет за тобой гоняться. Ракшари возвела глаза к небу и торопливо зашагала в сторону нужной хижины, не желая слушать дальше этот ядовитый голос. Необходимо поскорее со всем разобраться и выйти к пустынному берегу, пока Лашанс не придумал очередной способ довести ее до предела. Она прекрасно понимала, почему члены братства выбрали для убежища именно пещеры в окрестностях этой богами забытой деревни. Данстар не мог похвастаться ни широким трактом, по которому могли бы продвигаться торговые караваны, ни гильдиями, ни внятно обустроенной кузницей. Единственное разнообразие в безрадостный пейзаж вносила одна-единственная пристань для рыбацких лодок, сейчас опустевшая и засыпанная снегом. В этом захолустье даже маг не обретался, и единственным человеком, способным хоть как-то помочь в опасных ситуациях, была старая травница, которая и сама-то походила на сухой пучок побуревшего сорняка. Никому нет дела до Данстара, и поэтому пригреться под его боком было чертовски выгодно. Каблуки сапог гулко стучали по доскам настила, заметенным нетронутой поземкой без единого темного пятнышка. Лишь курившийся над домами дым говорил о том, что в деревне кто-то живет. Хаджитка толкнула скрипучую дверь и оказалась в темном, жарко натопленном зале, одну половину которого занимала гора дров, другую половину – кое-как сваленные холщовые мешки. С противоположной стены на нее смотрела голова оленя с ветвистыми рогами, на физиономии которого застыло посмертно-удивленное выражение. Хозяин лавки, худощавый, хмурый, и с лицом, моментально выдававшим в нем малообразованного человека, отвлекся от заметания опилок в угол и поднял патлатую голову. - Доброго дня, - мягко поприветствовала она его, поклонившись. Выцветшие глаза торговца привычно вытаращились, и он уставился на нее словно ребенок, завидевший в цирке бородатую женщину. - Да-да, усы, - Ракшари раздраженно подтвердила его ошарашенные мысли и направилась к стойке, выискивая глазами что-нибудь съедобное. – Вас не затруднит продать мне парочку сухарей и еще чего-нибудь? Он разглядывал ее еще пару тягостных минут, изучив все от макушки до кончика хвоста. Затем, наконец, очнулся и торопливо скрылся в соседней комнате, принявшись шелестеть мешками. Она пугливо оглянулась, и, не увидев призрака, вздохнула с нескрываемым облегчением. Быстрее, еще быстрее, расплатиться и вон из деревни. Мало ли что он придумает, мало ли что натворит. Патлатый хозяин с трудом подобрался к стойке и вывалил на нее целую охапку разнообразной снеди. Хаджитка запихнула все в заплечный рюкзак, даже не приглядываясь – в крайнем случае, это можно будет сварить в котелке. Чтобы как-то скрасить неловкое молчание, возникшее в процессе запихивания чрезмерно огромного куска сыра, она решилась задать интересовавший ее вопрос: - А почему в деревне так тихо? Почему никто не выходит из домов? - Так это… - он задумчиво почесал затылок, подыскивая подходящие слова. Видимо, не верил, что она способна понять все значение того, чем занимаются обычные люди. – Смысла нет выходить. Все банки закручены, урожай сами понимаете, скот зимует в пристройках. Наружу можно выйти разве что погулять, но и тут все боятся. - Боятся? – она еле заметно напряглась и с трудом затянула тесемки рюкзака, набив его доверху. – Чего боятся? Неужели кто-то заметил, что совсем рядом с Данстаром находится лежбище наемных убийц? Это было… не очень хорошо. Они только-только обустроились на новом месте, а теперь, из-за какого-то глазастого коровьего пастуха придется снова сматывать удочки? Нет уж, она с большей охотой превратит эту деревню в вымершую по-настоящему. - Да ведьма тут завелась, - он зябко поежился и взял с полки старые, кое-как сколоченные счеты. – Детей крадет, иногда по ночам вокруг деревни кругами ходит. Лично я не видел, но говорят, что страшная, аж жуть берет. - А, так это ведьма, - выдохнула Ракшари с возмутительным облегчением. Затем поспешно напустила на себя озабоченный вид, и водрузила на свои плечи потяжелевший рюкзак. – Сколько с меня? Пока торговец возился со счетами, перекидывая крашеные бусинки из стороны в сторону, входная дверь противно скрипнула, и на пороге объявился еще один селянин, с такой же лохматой головой и отсутствием эрудированности во взгляде. Некоторое время понаблюдав за мерно помахивающим хвостом Ракшари, он, в конце концов, списал все на свою собственную нетрезвость и обратился к хозяину лавки, решавшему в уме какое-то очень сложное уравнение, связанное с деньгами. - Сигван, мед есть? Выхлестал все, а согреться не могу, хоть убейся. Сигван отстраненно кивнул, и наконец-то просиял, придя к долгожданному решению. - Двадцать пять септимов. Она как раз отсчитывала монетки из кошеля, когда по спине потянуло уже знакомым неестественно резким холодом. Видимо, кое-кому надоело шнырять вокруг безмолвного кладбища, и этот кое-кто решил, что в торговой лавке ему будет повеселее. Хаджитка удрученно подумала, что она с большей охотой попадется в лапы к ведьме, чем окажется предметом издевательств сумасшедшего призрака. - Господа, у моей хозяйки есть просьба, - звучно провозгласил Лашанс, приковывая к себе всеобщее внимание. - Ерунды не говори, нет у меня просьбы, - недовольно проговорила Ракшари, в попытке его осадить. Несчастные двадцать пять септимов никак не хотели набираться, прохладные монеты выскальзывали из пальцев и терялись где-то в глубинах вместительного мешочка. - Ну, так вот, моя хозяйка, - он с театральной изящностью указал рукой в сторону хаджитки. – Обладает некоторой слабостью к интимной близости с двумя и более лицами мужского пола. Она очень застенчивая, так что попросила меня узнать, не согласны ли вы провести с ней несколько незабываемых часов вместе? Она выронила кошелек из рук и развернулась к нему с совершенно осоловевшим лицом. - Чего?! - Хоть она и отрицает это, но на самом деле не может жить без такой, вне всякого сомнения, постыдной радости. Если она не сойдется ни с кем хотя бы раз за неделю, то начинает вести себя как самое настоящее развратное хамло. Сочетание королевской учтивости и базарного жаргона оказалось настолько ядреным, что ни деревенщинам, ни самой Ракшари было попросту нечего ответить. Девушка просто стояла и смотрела на туманный силуэт наемного убийцы, открывая и закрывая рот в полнейшей прострации. - Любопытна еще и та вещь, что у моей хозяйки есть некоторая склонность к принуждению. Даже если она начнет убегать, ругаться, плакать и молить о пощаде, то знайте – на самом деле она испытывает сильнейшее наслаждение и не хочет, чтобы вы это прекращали. - Лашанс! – яростно взвыла хаджитка, после некоторых волевых усилий обретя голос. – Замолкни, иначе я за себя не отвечаю! «Я не могу его заткнуть! Я не могу к нему даже прикоснуться!» - Моя хозяйка… - Призрак равнодушно проследил, как в его грудь врезается брошенное девушкой полено и беспрепятственно пролетает насквозь, стукнувшись в стену. - … Понимает, что выглядит для вас несколько непривычно. Так что она готова заплатить и тем самым покрыть весь моральный ущерб. Торговец Сигван и любитель медовухи недоуменно таращились на «услужливого» призрака. Еще теплилась какая-то надежда, что они оба тупы как пни, так что попросту не поймут и половины сказанного. Но если у них и оставались какие-то вопросы, то звонкое обещание денег быстро расставило все по местам. Даже то, что это предложил призрак, не вызвало никакого дискомфорта. Они переглянулись между собой, пожали плечами и взялись за завязки своих штанов, потянув их вниз. Раздался оглушительный дребезг, и в зал ворвался зимний холод, пригасив огонь в камине и вызвав мурашки по коже. Из разбитого окна неторопливо выплывали снежинки, оседая на истоптанных мешках и дровах. Озадаченно заглянув в образовавшуюся дыру, все трое увидели, как вверх по холму, прочь от деревни, от людей и от призрака улепетывает Ракшари, по колено увязая в снегу и не чуя тяжести своего рюкзака. - Ее гуманность поражает меня, - раздосадованно прошелестел Лашанс и отправился вслед за скрывшейся в лесу хаджиткой, безо всяких усилий преодолев крепкую деревянную стену. Двое деревенских простаков еще некоторое время пялились довольно странной парочке вслед. Наконец, Сигван встрепенулся и обхватил плечи руками. - Городские… - Ничего святого, - равнодушно поддакнул взлохмаченный собутыльник. – Ну так что, мед-то есть? - Лашанс, ты мерзкое чудовище и я тебя ненавижу! – яростно прохрипела Ракшари, вытряхивая липкий снег из-за шиворота. – Отойди от меня, морозишь! - Ну-ну, незачем так сердиться, - несмотря на ехидный тон, он в кои-то веки послушал ее и скрылся где-то в чащобе. Однако, ему и в голову не пришло замолчать, так что из густого сплетения колючих ветвей немедля донеслись назойливые нотации. – Тебе представился такой удобный случай убить двух совершенно бесполезных для мира людей, а ты что сделала? - Я не хочу подставлять под удар все братство! – рявкнула она так, что отзвуки ее голоса отдались звоном в стылом воздухе. – И не смей провоцировать меня на убийство! - Что помешало тебе зарубить их? Без этих двоих все рухнет? Вымрет весь Тамриэль? - Избавь меня от своих антиморальных лекций! - Перестань трусить и веди себя, как подобает Слышащему. Ничего не изменилось бы, и от парочки трупов в аду ты не сгоришь. «Сказал тот, кто убил, возможно, тысячи…» - Я не трушу, - глухо проворчала она, чувствуя, как промокший от снега воротник липнет к шее. - Тогда почему ты сидишь в кустах и боишься высунуться? Она только зарычала и зарылась глубже в снег, скрывая смущение, отчетливо проступившее на ее лице. Оставалось только гадать, удастся ли ей еще когда-нибудь наведаться в деревню, если теперь там ее готовы встретить с распростертыми объятиями, не сулившими ничего хорошего. И в этот момент стала ясна причина до странности легкого пояса, который не тянула вниз никакая тяжесть. - Я забыла там кошелек… - потерянно прошептала она, шаря руками по карманам, набитым всякой всячиной. Перспектива оказаться в недружелюбном и холодном Скайриме без гроша в кармане абсолютно ее не прельщала. Нескольких монет, затерявшихся на дне рюкзака, едва ли хватит на ночь в теплом трактире. Скорее всего, она оставила свои деньги на стойке в торговой лавке, как раз когда Лашанс начал нести свой фирменный бред и выносить мозг всем окружающим. - Я забыла его из-за тебя. Немедленно сходи и принеси! – сгорая от злости, она даже не обратила внимания на то, что едва ли не впервые обращается к нему как к слуге. - Только если ты разрешишь мне убить кого-нибудь, - немедленно сориентировался призрак. - Себя убей, - не осталась в долгу Ракшари. Появившийся в поле зрения призрак виновато развел руками, якобы извиняясь за то, что не может избавить хаджитку от своего присутствия. И затем принялся спускаться вниз по пологому склону. Ни одна ветка не шелохнулась от его движения, ни одна снежинка не потревожилась, а мерцающее белое покрывало на мерзлой земле так и осталось нетронутым. Коротко позавидовав такой несравненной способности, она порылась в мешке и вытащила оттуда крупное зеленое яблоко. Оно было холодное и такое твердое, что вполне могло пробить кому-нибудь голову на лету, но Ракшари все равно упрямо вгрызлась в него зубами, стараясь есть помедленнее. Хотелось бы, чтобы Лашанс увидел, что она ест, и как она ест. Мелочь, а приятно. Он наверняка что-нибудь, да сделает, как только появится в деревне. Подожжет амбар с зерном, сделает детей заиками, ввалившись к ним в комнаты, или еще что-то в этом роде. Она все еще помнила того священника из Вайтрана, который не вовремя оказался на улице, и не слишком-то по-божески плюнул под ноги призраку. «Как смеешь ты, неупокоенный, ходить по этой земле, рядом с детьми и женщинами, растлевая их чистые души и очерняя сердца? Проваливайся обратно в Обливион!», - фанатично завопил он и обвинительно ткнул символом Талоса в сторону многозначительно молчавшего Лашанса. Тогда она совсем не обратила на это внимания, охваченная настырной мыслью о скорейшем избавлении от смутного силуэта за своей спиной. К тому же она считала, что в растлении женщин что-то все-таки было, судя по тому, как они поворачивали головы вслед за вышагивающим по улице призраком. Так что на следующий день после убийства дракона для нее оказалось сущим сюрпризом обнаружить своего спутника в доме все того же священника, по наводкам прохожих и обеспокоенных соседей. Двухсотлетний убийца стоял в главном зале, высокий, прозрачный и нестерпимо холодный, а священник, в одном исподнем, рыдал перед ним на коленях, как-то слишком странно сжимая в руках пресловутый символ Талоса. Ракшари позеленела, когда услышала, куда Лашанс заставлял священника этот символ засунуть, благосклонно предлагая свою помощь в этом деле. Опоздай она на пару минут, и несчастного пришлось бы срочно спасать от внутреннего кровотечения, потому что обозленный за нанесенное оскорбление призрак явно не пустословил. И сейчас он задерживался. Для того, чтобы добраться до лавки, взять кошелек и уйти, понадобится от силы полчаса. Однако, она ждала его однозначно дольше, чувствуя, как вытянутые на снегу ноги начинают неметь, а горло болезненно сдавливает холодом. С места, где она пряталась, была видна только часть склона и волнистые полосы дыма, плывущие над Данстаром. Так что она не могла разглядеть ни самого призрака, ни объятую паникой деревню, впавшую в провинциальную истерию при виде расплывчатого силуэта, который шастает прямо по центральной улице и портит воду в колодцах. Ракшари принималась за третье яблоко, когда откуда-то сбоку, со стороны густо растущего подлеска, донесся шорох и тихий хруст приминаемого снега. - Ну, наконец-то, - с досадой проворчала она, вскакивая на ноги и отряхиваясь, - Я уже себе все легкие отморозила. Она шагнула навстречу шороху и хрусту, и только тогда поняла одну очевидную вещь – ведь Лашанс ступал беззвучно, бесшумно и не оставляя на земле ровным счетом никаких следов. Что-то острое и жгучее с легкостью преодолело теплый воротник и вонзилось в ее шею, прямо под челюстью. Хаджитка тяжело свалилась обратно в снег, словно из нее разом выдернули все кости. В голове зашумело, верхушки елей перед глазами закружились и смазались в безумном хороводе. Она отстраненно подумала, а не пора ли бить тревогу и впадать в панику, но потеряла сознание так стремительно, что не успела даже прикоснуться к своему оружию… - Палец великана, тщательно очищенный и вымытый. Цветок паслена с обрезанным стеблем. Пару шляпок белянки. И щепотку огненной соли. Ее совсем мало у меня осталось, плохо... Она просыпалась медленно и тяжело, с трудом дыша и пытаясь собрать воедино разрозненные мысли. Горло царапала мучительная жажда, к вывернутым назад плечам поднималась тянущая боль, а шея опухла настолько, что еле поворачивалась. Земля под пальцами была сухой и каменистой, в затекшую спину впивались все неровности стены. Глаза ни в какую не желали открываться, так что она никак не могла понять, в какую очередную неприятность ей довелось вляпаться. Единственным звуком, доносившимся до ее ушей, было незнакомое бормотание, старческое и приглушенное, перечислявшее бесконечный список ингредиентов и изредка сетовавшее на нехватку чего-то конкретного. Ракшари казалось, что голос поднимается и рассеивается, теряясь где-то наверху. "Лашанс, проклятье..." На самом деле, ей было все равно, на кого злиться. Но раз единственным объектом для ругательств в последнее время был он и никто иной, то выбирать не приходилось. Однако не успела хаджитка от всей души полить его грязью, как назойливый бубнеж прервался, и до нее донеслись шаркающие шаги. Она едва успела разлепить глаза, увидеть две бледные непропорционально длинные ступни с черными ногтями, как в ее украшенную кольцами шерсть вцепилась чья-то пятерня, больно рванув голову. - Ох, мать моя! - разом очнулась Ракшари, попытавшись отползти назад, но только ободрав спину сильнее. К ее искаженному от испуга лицу отнеслись более чем неодобрительно. - Может, я и не красавица, но уж точно не способна дать жизнь такому волосатому комку, как ты. Ворожея подцепила одно из колец длинным птичьим когтем и оценивающе хмыкнула. Глаза ее были абсолютно черными, и казались двумя провалами на высушенном лице с выпирающим подбородком. Ужас, сковавший Данстар, стал хаджитке моментально понятен, потому что сейчас ей меньше всего хотелось, чтобы это существо ее трогало. Интересно, где она прячет детей, и не ест ли она их, словно в какой-нибудь жестокой старой сказке? Обладательница птичьих повадок и птичьих когтей тем временем забормотала заново, дергая ее то за уши с кисточками, то за светлые усы: - Шкурка малость обтрепана, печально. На запястьях шерсть слезла начисто, вот это уже совсем по-уродски. Хвост облезлый, половина усов обломана, вся морда в шрамах. Не самый лучший экземпляр, и явно не самый здоровый. Не разбираюсь в кошачьих болезнях, возможно, глисты? "Нет у меня никаких глистов!" - с возмущением подумала Ракшари, все же засомневавшись. Было очень странно выслушивать критику о своей внешности от той, которая выглядит как полуистлевшая мумия. Причина же, по которой хаджитке пришлось все это терпеть, оставалась совершенно не ясной, и оттого еще более зловещей. Ворожея поднялась и направилась обратно в полумрак. Ракшари выдохнула, ощутив безмерное облегчение от того, что на нее больше не смотрят эти жуткие неживые глаза, и улучила момент, чтобы осмотреться, насколько позволяла одеревеневшая шея. Как она и подозревала, потолок просторной пещеры уходил высоко вверх, и ее свод, покрытый темной вязью корней, был еле виден в сгущавшейся темноте. Скрюченный силуэт ворожеи промелькнул на фоне тлеющей жаровни, и остановился перед котлом, в котором булькало что-то густое, испускавшее неповторимый аромат нафталина и мамонтова сыра. Сморщив нос, Ракшари поняла еще одну странность, не вписывавшуюся в общую картину. Хоть ей и не приходилось ранее иметь дело с ворожеями - с ними вообще мало кто хотел бы иметь дело - она точно где-то слышала, что им не требуется освещение, чтобы вдеть нитку в ушко иглы. И вдобавок она читала в каком-то книжном бестиарии, что эти пренеприятные колдуньи, полубезумные, и страшные, словно утро морндаса, не могут и двух внятных слов воедино связать. Отдав свое тело и свой разум птичьей сущности, они перенимают у пернатых часть повадок, изменяются внешне и способны издать разве что карканье, вызвав у неудачливого спутника дополнительный приступ детской паники. Весь Скайрим рос на одних и тех же сказках, так что при виде каркающей ведьмы, сошедшей со страниц давно позабытой книги, каждый взрослый человек вспоминает, как он давным-давно прятался под одеялом, и, следовательно, теряет все свое мужество, превращаясь в дрожащего, беспомощного ребенка. И хотя хаджитка воспитывалась на несколько других рассказах, где главными чудищами выступали пустынные шакалы и ходячие кактусы (последнее было действительно страшно), но даже ей было жутко от одного лишь вида ворожеи, от ее дерганой походки и нечеловеческих черных глаз. Из-за шеи, в которую несколькими часами ранее всадили дротик, можно было смотреть только перед собой, наблюдая, как полыхают раскаленные угли в глубокой чаше. Развязать путы возможным не представлялось, да и Лашанс куда-то запропастился с ее кошельком. Так что оставалось лишь тянуть время, надеясь на чудо, которое в данный момент почему-то запаздывало. - Это ты крала детей? - выдавила она и тут же закашлялась. Горло саднило просто невозможно. - Крала? Нет. Уводила? Да, - птичья лапа прошуршала по поверхности кривого столика и смела в котел какие-то высушенные травы. К своду пещеры поплыло облачко синеватого дыма. - ... И где же они? - с опаской продолжила Ракшари, заметив несколько выбеленных костей на неровном полу. - Играются где-то, - последовал до абсурда простодушный ответ. Хаджитка в замешательстве уставилась на спину ведьмы, сгорбленную, с выпирающими позвонками. Уж на кого-кого, а на добрейшую нянечку она точно не походила. Ворожея, видимо, почувствовала на себе недоуменный взгляд, потому что решила лаконично прояснить ситуацию: - Кариес. - Что? - ей на секунду показалось, что она все-таки имеет дело с чистым безумием, но скрипучий голос продолжил, расставляя все по местам. - В деревне детей пугают кариесом. "Не ешь столько сладкого, испортишь зубы.", - говорят родители, и детям приходится страдать над противным луковым супом. Так что я договорилась с несколькими любителями леденцов и конфет. Я им мед, пироги и карамель, а они за это собирают для меня грибы и траву, ракушки и икру. Подолгу находиться на холоде и морозе мне не хочется, а собранных ими запасов должно хватить надолго. Через пару лет я их, может быть, отпущу обратно к семьям. Кроме девочки с вишневыми глазами. Ее я отдам птицам, уж больно хороша. Ракшари живо представила триумфальное возвращение разжиревших блудных детей с дырявыми зубами. В принципе, все вполне поддавалось логике, пусть эта логика и была искажена и мало похожа на человеческую. Но вместе с тем у девушки оставался еще один вопрос, на который она так и не получила ответа. - Тогда что здесь делаю я? - Хобби. Наученная предыдущим опытом, она уже привычно принялась сверлить взглядом ее спину, и была вознаграждена взмахом руки, указавшей куда-то в сторону. - Познакомься со Снежком, - отстраненно произнесла ворожея, целиком уйдя в готовку чего-то неизвестного, пахнущего нафталином и мамонтовым сыром. Хаджитка едва подавила стон, пока поворачивала голову в нужную сторону и силилась что-то разглядеть. Увиденное не оставило ее равнодушной, и она разразилась отчаянной руганью, почувствовав, как внутри все перевернулось. Из темного угла пещеры, полулежа на внушительной куче обглоданных крысиных скелетиков, прямо на нее смотрел Снежок. Стеклянные шарики искусственных глаз едва заметно поблескивали в темноте. За всю свою жизнь она видела не так уж мало хаджитов, но все они были одинаково тусклые, изможденные и изголодавшиеся по нормальной жизни. Этого же можно было с чистой совестью назвать самым красивым, кого она только встречала из своей расы, потому что такой ослепительной ледяной шерсти с тигровым окрасом ей видеть еще не доводилось. Его безучастное лицо белело в полумраке, руки были безвольно сложены на поясе, и Ракшари подумала, что он наверняка и ловок, и силен, и свернуть шею может, и прикоснуться нежнее самого робкого порыва ветра. Ну, или по крайней мере был бы на все это способен, если б его сердце еще билось, а из зашитого грубой нитью живота не торчали пучки соломы. - Венец моей коллекции, - донесся до нее горделивый голос ворожеи. С этим сложно было не согласиться, хотя в данный момент Ракшари больше хотелось вскочить на ноги и перегрызть ей глотку. Конечно, она могла бы еще использовать крик, но вдохнуть поглубже было весьма затруднительно, да и обжечься содержимым котла не хотелось. К счастью как раз в этот момент по пещере пронеслась ощутимая волна холода, от которой притихли даже угли в жаровне, и из ближайшего ответвления, ведущего в смежную пещеру, прогулочным шагом вырулил Люсьен Лашанс. - Ну, наконец-то! - против воли вырвалось у девушки. Заерзав на месте, она уже приготовилась к тому, как своенравный призрак покромсает ворожею-живодерку на лоскуты, но этого почему-то не произошло. Вместо эффектного убийства подручными материалами и последующего спасения, призрак картинно грохнулся на колени и обхватил голову Снежка бесплотными ладонями. - Ракшари, ну что же ты так! - он так горестно прогудел ее имя, что она вздрогнула. - Стоило мне только отвернуться, как ты уже не дышишь! Теперь я буду бродить по этой земле вечно, обуреваемый неудержимой жаждой убийства, и все потому, что ты покинула меня! С этими словами он наклонился ближе к мертвому хаджиту и прижался полупрозрачными губами ко лбу. Стеклянные глаза набитого соломой чучела подернулись холодной пленкой. - Я здесь, придурок! - оглушительно проорала она, очнувшись от ступора. Если уж Лашанс что-то задумывал, то это настолько разнилось с общечеловеческой моралью, что она каждый раз просто не могла найти подходящих слов, способных выразить все свое негодование. По застывшему лицу неугомонного убийцы ничего нельзя было прочесть, но она могла поклясться, что он "смертельно" разочарован. - А... - А?! Ты прекрасно знаешь, что исчезнешь, как только я умру, так что не ломай комедию! Перестань его лапать и немедленно убей ворожею! - Хочешь полапать его вместо меня? Я видел тебя, когда входил сюда, и могу точно сказать, что ты почти что влюблена. Тебе представился великолепный шанс, потому что сейчас ему совершенно все равно, что бы с ним ни делали. Она была настолько разъярена, что не смогла произнести ни одного внятного слова, только глухо рычала и безуспешно пыталась выпутаться из веревок. Краем глаза заметив непонятное движение со стороны ворожеи, она не без труда повернула голову обратно... и снова не нашла слов. Костлявая и когтистая ведьма смотрела на Лашанса с каким-то странным выражением на сморщенном лице. Затем она подняла свою тощую бледную руку и провела ею по куцым остаткам волос, постаравшись проделать это как можно более незаметно. "Она что, прихорашивается?!" - Добрый вечер, мадам, - бархатным голосом произнес призрак, во мгновение ока оказавшись перед колдуньей на расстоянии вытянутой руки. Та, в свою очередь, попыталась вести себя под стать ему, но сломалась и захихикала, как девочка, впервые получившая комплимент от королевского модника. Глаза у Ракшари стали такими же круглыми и стеклянными, как у Снежка. А Лашанс тем временем продолжал обхаживать "мадам", и голосом и жестами походя на змея-искусителя. Если ему вслед оборачивались практически все женщины Вайтрана, а ворожея растаяла за совершенно ничтожный промежуток времени, то каким же он тогда был при жизни? Ну да неважно, она все равно его ненавидит. - Я не ошибусь, если скажу, что это ваше? - он кивнул в сторону восседавшего на костях Снежка. - Ювелирная работа, должен заметить. Ворожея прямо-таки расцвела, услышав такую неприкрытую лесть. Ткнув острым когтем в онемевшую от столь концентрированного абсурда хаджитку, она прокашлялась и скромно заметила: - Теперь хочу сделать из нее. Вот только сами видите, какая она облезлая. - Да уж, экземпляр, прямо так скажем... - бессовестно протянул Лашанс, оценивающе оглядев перекошенную позу Ракшари и ее побледневшее лицо, - А вы можете показать, как это делаете? Девушка хотела рявкнуть в его адрес что-нибудь обидное, но из горла вырвалось что-то совсем уж нечленораздельное и испуганное. Сразу вспомнился хруст льда и невыносимо холодная вода, тисками сдавившая голову. Не будет ничего удивительного в том, если призрак снова попытается довести ее до полусмерти, но теперь уже чужими руками. Воодушевленная таким обаятельным наблюдателем колдунья вооружилась крючковатым ножом и направилась прямо к ней, явно вознамерившись красочно вывернуть наизнанку. Хаджитка в последний раз попыталась выпростаться из туго стянутых веревок, но только сдавила свои немеющие кисти еще сильнее, рискуя остаться с посиневшими конечностями. Профессиональный мертвый убийца от души наслаждался испугом своей хозяйки, ни на шаг не отступая от ворожеи и явно не собираясь ничему препятствовать. Когда они остановились прямо перед неуклюже сидевшей девушкой, то старуха внезапно скисла, и боязливо оглянулась на ухмыляющегося Лашанса. - Я не могу ее вскрывать, отвар еще не готов, - видимо, она боялась утратить интерес для призрака, поэтому теперь говорила слегка виновато. - Без отвара шкура будет крепче держаться. Не успела Ракшари перевести дух, как ее монстроподобный подопечный вновь подал голос. - А как вы ее вскроете? Ворожея подняла ржавый крюк и провела им вдоль живота девушки от солнечного сплетения до пупка, не задев ни одежду, ни даже воздух рядом с ее телом. Призрак задумчиво хмыкнул, и на его белесом лице проступила толика неодобрения. - Вы уверены, что отверстие будет достаточно большим? Как же вы будете снимать с нее шкуру? Позвольте, я покажу. Ведьма, которая ловила каждое его слово и каждый его жест, покорно вложила нож в протянутую руку. Хаджитка поняла, что в данный момент призрака она боялась куда больше, чем свихнувшуюся старуху. Безумно хотелось перекатиться в сторону выхода и нырнуть в темноту, но она подозревала, что таким образом сделает еще хуже, а вид бегущего за ней Люсьена Лашанса с мясницким крюком в руке и вовсе вызовет паническую атаку с летальным исходом. В отличие от притихшей ворожеи, с любопытством заглядывавшей через его плечо, он начал гораздо выше. Остро заточенный кончик ножа еле ощутимо уколол впадину у основания шеи и двинулся вниз, с легкостью распарывая тонкую рубашку и с хирургической точностью избегая прикосновения к живой коже. Девушка боялась шевельнуться, и думала, не будет ли безопаснее втянуть живот, чтобы не лишиться драгоценных внутренностей. Но не успела она и глазом моргнуть, как острие ножа благополучно миновало линию штанов и остановилось, гораздо ниже обозначенного ворожеей места и гораздо ниже границы приличного. - Вот так, - негромко произнес призрак, возвращая нож обратно. Ведьма глянула в сторону хаджитки с затаенной ревностью. Ракшари только стучала зубами и смотрела на них из-под насупленных бровей. Она была уверена, что он не срезал ни шерстинки на ее теле, но все же откуда-то изнутри поднималась глухая злость на него, на ворожею, и в особенности на себя, за то, что она тогда додумалась произнести злополучные слова призыва. И хотя до этого Лашанс не раз издевался над ней на людях, но по-настоящему униженной она себя почувствовала только сейчас, связанная, обездвиженная, и с разрезанной одеждой, словно попавшая в логово неизвестного маньяка-расчленителя. "Псих больной..." И тут оказалось, что они трое были не единственными обитателями пещер, затерянных где-то на скалистом побережье. Потому что до ушей Ракшари донесся чей-то детский голосок, напевающий под нос незнакомую мелодию похоронного настроя, и одновременно что-то жующий. Всего несколько секунд, и из того же темного прохода неторопливо вышла невысокая стройная фигурка в длинном платье, тащившая охапку шуршащих трав. - Я принесла, что вы просили, госпожа Эрзули, - прошелестел девичий голос, и хаджитка медленно выпрямилась, вперив в вошедшую пристальный взгляд. Встрепенувшись, ворожея поспешно вернулась обратно к дымящемуся котлу, напоследок одарив невозмутимого Лашанса таким взглядом, от которого, наверное, завяла бы целая цветочная изгородь. Сгрузив на стол принесенные ингредиенты, ребенок подошел ближе, ведя себя так, словно знает это место, как свои пять пальцев. Багряные сполохи жаровни отразились на ее аккуратно расчесанных волосах, осветили мрачным светом наивное, открытое лицо, и хаджитке нестерпимо захотелось расхохотаться. Глаза девочки были большими и темно-алыми, словно две спелые блестящие вишни. - О, Ракшари, - голос девочки не выражал никаких эмоций, будто она констатировала общеизвестный факт. Она спокойно окинула взглядом потрепанную хаджитку, и, как ни в чем не бывало, продолжила чем-то хрустеть. - Здравствуй, Бабетта, - таким же ровным голосом ответила девушка, моментально успокоившись. - Какими судьбами? Тебя не было всего две недели, устроить кавардак в убежище мы еще не успели... оу. Она, наконец, заметила молчаливый силуэт призрака, который был больше похож на размытое светлое пятно во мраке. Некоторое время она созерцала его с задумчивостью, совершенно не подходящей для ребенка, и затем медленно подняла руку к голове, лениво откинув прядь волос за спину. - Ситис, неужели ты тоже...? - убитым тоном простонала Ракшари, уже заподозрив, что с ней самой явно что-то не так, если она испытывает к призраку исключительно негуманные чувства. Вместо ответа девчонка выплюнула что-то себе на ладонь и брезгливо скривилась. - Что? Орешек не жуется, - она экономным движением отбросила его в сторону крысиных костей, и отряхнула маленькие руки. - Ну так вот... Чего ты тут сидишь? Ракшари с опаской взглянула в сторону ворожеи. Та как будто их не замечала, помешивая булькающее варево в котле и предвкушая скорый процесс свежевания. Скорее всего, она действительно была сумасшедшей, раз отнеслась к подобному скоплению нелюдей с таким поразительным спокойствием. - Я пытаюсь заставить своего Слугу убить ворожею, - рискнула признаться Ракшари, понизив голос. - Вот как? - в ее голосе прорезался совсем уже взрослый поучительный тон. - Он что, тебя не слушается? - Я - само олицетворение послушания, - мягко возразил Лашанс, бросив многозначительный взгляд на хаджитку. - Ага, - судя по всему, Бабетте это было не особо интересно. Она поправила измятую юбку и расслабленно вздохнула. - По правде говоря, я тоже хочу ее убить, и уже довольно давно... Но халявные орехи в меду, понимаешь? Ворожея по имени Эрзули отложила в сторону недочищенную икру рыбы-убийцы, и медленно повернулась, лицо ее постепенно темнело от запоздалого понимания. Ей открылась жутковатая, и вместе с тем занимательная картина - трое существ, которых можно было назвать людьми только с большой натяжкой, смотрели на нее с совершенно одинаковыми кривоватыми улыбками на разномастных лицах. И в этот момент Бабетта прыгнула прямо с места, без разгона и излишнего движения, наплевав на котел, на смертельные когти ведьмы и на свой собственный вид, в считанные секунды изменившийся до неузнаваемости. Ракшари, до этого видевшая девочку исключительно вежливой, спокойной и медлительной, испытала некоторое изумление, не ожидая такой звериной прыти. А уж когда беспомощный и хрупкий ребенок вцепился в шею истошно заверещавшей ворожеи, то все стало выглядеть совсем уж... непривычно. Со стола градом посыпалась икра, которая с треском лопалась о каменный пол и заливала все вокруг склизким содержимым. За ней последовал ворох сушеных трав, разбилась склянка рыжеватой огненной соли, глухо звякнул оброненный нож-крюк. Яростно вопившая колдунья носилась по всей пещере, опрокидывая все, что только попадалось ей под руку, и пытаясь отодрать от себя Бабетту, все сильнее сжимавшую челюсти. Когда настала очередь раскаленного котла с едким варевом, то хаджитка не стала больше медлить, а бросилась в сторону, избегая потока, вполне способного растворить в себе железо. Крысиные скелетики жалобно хрустели и ломались, пока она взбиралась по ним вверх, подальше от всей этой разрушительной беготни. Наткнувшись на жаровню, ворожея сначала предприняла попытку запихнуть туда девчонку, и уже почти усадила ее на кучу пылающих углей, но в итоге вся эта хлипкая инсталляция - девчонка, ворожея и жаровня - рухнула на пол, расплескав искры во все стороны. Теперь оказалось, что это ядерное варево из котла способно еще и воспламеняться, так что Ракшари сначала ослепла от лицезрения самого настоящего огненного моря, затем оглохла от болезненного воя, отозвавшегося гулом в высоких стенах. Она хоть и знала, что Бабетту практически невозможно поранить, но все же не была в этом уверена на все сто, и поэтому с растущим беспокойством вглядывалась в мелькающие силуэты. Хотя, что она может сделать в такой ситуации? Из-за шерсти и льняной одежды она вспыхнет в один момент, словно спичка, так что нечего было даже надеяться на свою помощь в этом деле. В пещере и без того было достаточно жарко, так что завидев, как в дальнюю стену врезался огромный сгусток пламени, в отчаянии пущенный когтистой рукой, она несколько удивилась подобной нелогичности. Магия оказалась настолько мощной, что проделала в стене черную обугленную дыру высотой в человеческий рост. С потолка посыпались осколки камня и сухие корни, мгновенно сгоравшие дотла. Воздуха в пещере оставалось все меньше, и в отличие от остальных присутствующих здесь членов братства, Ракшари вряд ли сможет без него обойтись. Одно хорошо - крысиные кости никак не желали разгораться, только немного дымили, причиняя хаджитке еще больше неудобств. Тем временем ворожея цеплялась за жизнь с завидным упорством, и снова начала швыряться смертоносным огнем, превращая свое жилище в какой-то огромный пористый улей. Один огненный шар, по закону вредности оказавшийся самым большим и раскаленным добела, полетел прямо в сторону мучительно кашлявшей хаджитки. Хотя до столкновения с ним оставалось каких-то полторы секунды, но она все равно успела в сотый раз проклясть Лашанса и беспомощно оглянуться на равнодушного Снежка. Тому, как обычно, было уже все равно, но все же смотреть на него было лучше и приятнее, чем на свою собственную приближавшуюся гибель. Шерсть белого хаджита засверкала нестерпимой белизной, только теперь она отсвечивала не синим тысячелетним льдом, а пустынным солнцем. В его глазах что-то промелькнуло, но стоило Ракшари вглядеться, как они снова стали стеклянными и безжизненными. Прошла секунда. И еще одна. До нее, наконец, дошло, что она не горит, не дымится и уже даже не кашляет от дыма. Наоборот, было настолько холодно, что пальцы свело судорогой, а позабытый в этой суматохе хвост онемел начисто. Она медленно повернулась обратно и поняла, что движение, отразившееся в искусственных глазах, было ничем иным, как призраком, вовремя ее заслонившим. - Не хочешь, чтобы я погибла? - хрипло произнесла она, с наслаждением вдыхая ледяной воздух. - Не хочу погибнуть сам, - окончательно остудил ее Лашанс, нисколько не изменив своей природе. - Милое тут местечко, - докончила Бабетта, непонятно когда оказавшись рядом и поудобнее усевшись бок о бок с Ракшари. Она снова грызла орехи, на которых блестел внушительный слой меда. - Подождем, пока эта отрава не выгорит, а то тебе ступить негде. Будешь? - Спасибо... Но мне бы лучше воды. Ворожея затихла и больше не плевалась огнем. По правде говоря, из-за учиненного бардака и горящего пола хаджитка не могла даже понять, где находится ее тело. - Бабетта, а ты сама-то что здесь забыла? - поинтересовалась девушка таким тоном, словно они встретились в выходной день на прогулке, а не в богами забытом ведьминском логове. - О, я тебе скажу, что я забыла! - с внезапной злостью взвилась девочка. Не переставая, впрочем, с аппетитом поглощать орехи, так что ее хмурое лицо выглядело скорее комичным, чем сердитым. - Я несколько месяцев ломала голову над парочкой невинных вопросов, которые по чистой случайности мешали мне жить спокойно. Кто варварски срывает все цветы паслена на несколько миль вокруг? Кто обчищает кладки с икрой, подрезает грибные рассады, и сметает подчистую все травы, вплоть до сорняков? Какой умник обворовал мои личные запасы? Когда я нашла эту страшидлу, то моя кладовая оскудела настолько, что пришлось отдать Назиру подслащенную воду, выдав ее за зелье повышения выносливости! Мало того, что эта старая грымза брезговала пачкать свои кривые ручонки, так еще и успешно прикрывалась детьми, а дети больше топтали, чем собирали! И окончательно меня выбесило то, что я не смогла грохнуть ее с порога. Она навредила бы детям, весь Данстар поднялся бы на поиски виновников, и тогда найти нас не представлялось бы никакой сложности. Так что, как только она отвлеклась на тебя, я спокойно выпихнула детей в сторону деревни, и направилась сюда. А ведь они еще и упирались, маленькие зажравшиеся поганцы, думали, что я хочу отобрать себе все сладости. Судя по карманам Бабетты, доверху набитым орехами, те дети не были так уж неправы. Отклонившись назад, она в два счета разорвала узлы, и Ракшари зашипела от боли в руках, к которым начал возвращаться приток крови. Тем временем отвар выгорел уже настолько, что на полу осталось лишь несколько тлеющих островков, не способных причинить никакого вреда, если к ним не приближаться. Легко спрыгнув вниз и окончательно выпачкав в саже свои и без того обугленные туфельки, девочка спокойно направилась к выходу. Выглядела она так, словно наконец-то избавилась от неделями донимавшей ее занозы. - Она держит свои запасы в другом месте, там несколько мешков. - И кто их понесет? - пробормотала Ракшари, медленно сползая по раскрошенным костям. Она уже заподозрила неладное в том, как легко это было сказано.. - А ты как думаешь? Хаджитка только тяжело вздохнула. Она так сильно хотела поскорее оказаться на свежем воздухе, что была согласна и ломовой лошадью поработать. Но сначала было бы неплохо отыскать свою теплую одежду, и рюкзак с едой, за которую, между прочим, была уплачена немалая сумма. Она вполне может свалиться на несколько недель с воспалением легких, если подвергнет свое неприспособленное к холоду здоровье еще каким-то испытаниям. - Она намного старше меня? - проницательно поинтересовался Лашанс, кивнувший в сторону Бабетты. - Лет на сто. Может, на семьдесят, если учитывать твои "живые" годы... Что ты с ним делаешь? Призрак, тащивший Снежка за шкирку, остановился с искренним недоумением на лице. За ними пролегла целая полоса соломы, выпавшей из коряво заштопанного чучела. - В какой-то южной стране делают надувных кожаных кукол для тех, кого не устраивают живые люди, и... - Ой, заткнись! И верни мне мой кошелек! Убежище Темного братства располагалось в сети просторных пещер, единственный выход из которых открывался с видом на хмурый, серый и покрытый слякотью берег. В этом месте никогда не бывало хорошей погоды и ясного солнца, а теперь, когда неподалеку обосновались вечно голодные наемные убийцы, то не будет и хоркеров, до этого момента обитавших на побережье в чудовищном количестве. С другой стороны, раз в этом месте нет ровным счетом ничего интересного, то и беспокоиться о нежданных посетителях совершенно незачем. Первые несколько раз Ракшари плутала между скалами несколько часов кряду, потому что укромная и темная дверь в убежище никак не желала попадаться ей на глаза. Да и сейчас она наверняка заблудилась бы, если б не Бабетта, чрезвычайно довольная и окрыленная успехом сегодняшнего убийства. И сейчас хаджитка наконец-то добралась до тепла и спокойствия, после всех мучений и мытарств с невыносимым призраком, серьезно попортившим ей кровь. Не считая их двоих, в убежище находилось около пятнадцати членов братства - внушительное количество людей для организации, промышлявшей контрактными убийствами по всей территории Скайрима. Впрочем, понаблюдав, как самозабвенно они греются у очага и дерутся за пару ничейных шерстяных носков, девушка пришла к выводу, что мало кому захочется тащиться убивать непонятно кого в середине суровой зимы. Пережидать недели мороза и метелей в тавернах и арендованных комнатах было бы слишком накладно, так что большая часть убийц с чистой совестью направилась сюда, упрямо пробиваясь через частые бураны и утопая в глубоком снегу. И надо сказать, что никто обделенным не остался, получив кров, пищу и приятное общение. Однако половина подземных помещений пустовала до сих пор, что лишний раз напоминало о том, что им все еще нужно больше, гораздо больше людей. Ракшари проснулась в своей постели с таким волчьим голодом, что пучок засохших полевых цветов на столике чуть было не подвергся немедленному съедению. Отведенную ей пещеру нельзя было назвать ни тесной, ни душной, но она все равно была весьма скудно обставлена, безо всяких радовавших глаз мелочей и личных вещей. Ей никогда не хотелось оставлять здесь что-то, что могло бы потом заставить ее вернуться обратно. Со стороны центральной пещеры донесся многоголосый смех и звяканье кружек. Кажется, один из новичков дрожащим и перепуганным голосом вещал о своем первом убийстве, вне всяких сомнений проделанном шиворот-навыворот, а все окружающие добродушно над ним потешались. Неизвестно было, откуда эта традиция пошла, но поднимала она настроение уж точно, да и начинающим убийцам было легче облегчить душу, и избавиться от кошмаров. Хаджитка никогда не была любительницей шумных компаний, так что неторопливо обошла широкую и светлую пещеру по кругу, направляясь к кухне, из которой доносился дребезг тарелок и плеск воды. Почти у самого порога она споткнулась обо что-то мягкое и испуганно подскочила к потолку, услышав холодящий душу вопль. Под ногами прошмыгнул черный и лохматый комок, скрывшись в одной из жилых пещер. Она очень надеялась, что это чей-то кот, или хотя бы прирученная крыса. Бабетта, которая за свои триста лет существования неплохо поднаторела в психологии всех разумных рас, как-то заявила, что навязывать членам братства нормы порядка в их комнатах будет бесполезно и даже вредно. Их работа включает в себя нехилую эмоциональную встряску, так что для того, чтобы отвлечься от тяжких дум о несмываемом грехе во имя Ситиса, убийцам разрешалось обустраивать свое жилище так, как им вздумается. А уж если они принесут сюда что-нибудь, идущее на пользу всей гильдии, то это будет совсем отлично. Психология Бабетты хоть и вызывала ликование среди отличавшихся эксцентричностью людей, но все же имела свои недостатки. Иногда они приносили что-то действительно полезное, поэтому полки в библиотеке уже ломились от разноязычных книг, а в оружейной можно было отыскать любое оружие, какое только душа пожелает. Но чаще всего это оказывался совершенно ненужный хлам, который приходилось или выбрасывать под аккомпанемент возмущенных причитаний, или продавать, потому что рано или поздно его становилось так много, что любой рисковал сломать себе шею в коридоре. Сейчас единственным, обо что споткнулась чертыхающаяся Ракшари, был кот. Или крыса. Видимо, Бабетте все-таки удалось отыскать золотую середину, которая позволяла без опаски ходить по убежищу и не наблюдать в каждом углу угрюмые обездоленные физиономии. - Прошу, не заляпай бумаги своими слюнями, - девочка бережно отодвинула свитки в сторону, покосившись на то, с какой жадностью хаджитка поедала исходящее паром жаркое. Ракшари в равной степени любила и ненавидела это место. Нуждающийся в доме убийца непременно отыщет его здесь, на самом северном краю Тамриэля. В любом другом месте, будь то трактир или постоялый двор, к хмурым и молчаливым субъектам относились не слишком-то гостеприимно. То воды в похлебку дольют, то расщедрятся на прохудившееся изжеванное молью одеяло, то отведут лежанку в конюшне. Даже самый недалекий хозяин почует опасность, исходящую от фигуры с неприметным отпечатком длани Ситиса на одежде, и попытается создать для этого человека максимально неблагоприятные условия проживания, стараясь выпроводить его как можно скорее. Ракшари никого за это не винила, потому что, распорядись судьба иначе, она поступала бы точно также, дрожа за собственную шкуру. Здесь же и речи не могло быть о подобном неуважении. Никому даже в голову не приходило обделить кого-то завтраком или оставить мерзнуть ночью. А если и возникали какие-то трения внутри братства, то эти разногласия быстро пресекались трехсотлетним вампиром, который выглядит как маленькая, тщедушная девочка, не способная причинить вред даже таракану. Здесь было хорошо. До такой степени хорошо, что Ракшари никак не могла собраться и отправиться домой в Эльсвейр, в родные дюны и на молочно-белые пляжи. Куда она там пойдет? И кто ее там ждет? Иногда ей казалось, что в этой ее затее не было никакого смысла. - Где Назир? - невнятно пробубнила девушка, примостившись на краешке стула. - В Солитьюде. У нас новый поставщик еды, и он пытается доказать перепуганному рыбаку, что мы белые и пушистые. - А где Лашанс? Она аккуратно свернула желтоватый пергамент и спрятала его в тубус. Комната была залита светом от многочисленных свечей, расставленных буквально на каждой горизонтальной поверхности. Вопреки своей природе, Бабетта не любила находиться в темноте, заявляя, что не хочет быть похожей на какого-то ущербного крота. - Он в камере пыток. "Действительно, как это я не догадалась..." - Он вряд ли убьет кого-то без моего разрешения. - Пару часов назад один из пленников откусил себе язык, - каменному лицу девочки мог позавидовать любой закаленный солдат Имперского легиона. - И затем съел его. Ракшари поспешно заткнулась и виновато уставилась в тарелку. Несколько минут вяло протекло в неловкой тишине, но, видимо вампирше наскучило возиться с бумагами вот уже который час, и она снова заговорила, негромко и расслабленно: - Красивый был мужчина. - Нет, серьезно?! - все-таки взорвалась Ракшари, повернув голову в пространство, чтобы не запачкать неприкосновенные тексты Бабетты. - У всех женщин, мимо которых он только пройдет, вскипает кровь, а после ворожеи у меня до сих пор мурашки по коже! - А ты и не заметила? – на восковом лице девочки проступило легкое недоумение. – Разворот плеч, линия спины, рельефные руки, плавные движения. Совершенный контроль над собственным телом, даже если это тело не материальное. Затем лицо отъявленного мерзавца-разбойника, с которого не сходит плотоядная улыбка. Наконец, неторопливый голос и такой несгибаемый характер, что его не поставит на колени никто, кроме призвавшего, ну и еще, может быть, самого Ситиса. Не удивляйся тому, что все лица женского пола при одном только взгляде на него понимают, как было бы здорово приручить дикого зверя, и чтобы он не подчинялся никому, кроме одной-единственной… особы. - Но он же мертв давно! – хаджитка предприняла еще одну попытку возмутиться. – К нему даже притронуться нельзя! - А вампиры жрут людей. Да и оборотни в полнолуние становятся ранимыми, словно обесчещенная королевская принцесса. Но почему-то в нас, монстрах и живых мертвецах, видят какое-то средоточие неземной похоти и разврата. Считают, что пятисотлетний кровосос способен удовлетворить их одним пальцем, и их нисколько не волнует, что он был безголовым любовником как во время своей человеческой жизни, так и после нее. Ракшари не придумала ничего лучше, кроме как сосредоточиться на стынущей еде. Ей было не по себе выслушивать лекцию о половых отношениях от маленькой девчонки. Перестав расти и навечно оставшись в облике ребенка, Бабетта лишилась тех некоторых радостей, которыми спасаются от скуки существа ее вида. Так что нет ничего странного в том, что ее частенько заносило во время разговора. Единственной заслугой, которой могла похвастаться вампирша, было благополучное усваивание человеческой пищи. Да и то она достигла этого, потому что довольно долгое время жила в каком-то имперском городе, где при одном только появлении двух дырок на человеческом теле тут же собиралась толпа ожесточенных фанатиков с осиновыми кольями. Бабетта внимательно наблюдала за каждым движением Ракшари, не в пример внимательнее, чем до вопроса о Люсьене Лашансе. Хаджитка поняла, что прокололась, еще не успев толком завести речь на интересующую ее тему. - Ты им недовольна, - подвела девочка краткий итог своим наблюдениям. «В яблочко…» – несмотря на мрачные мысли, Ракшари вполне убедительно состроила пораженную физиономию и уставилась на сообразительного «ребенка» круглыми глазами, не говоря ни слова. Сейчас следовало говорить очень осторожно, ни в коем случае не намекая на то, что она мечтает избавиться от Лашанса сильнее, чем даже вернуться домой. Догматы Темного братства для него нерушимы, но неизвестно ведь, как он себя поведет, если на кону окажется его собственная свобода. Хаджитка все еще помнила остывающее тело Астрид на своих руках, и ее угасающие виноватые глаза. Ей совершенно точно не хотелось переживать это еще раз, но уже с Бабеттой. Она облизнула пересохшие губы и попыталась расслабиться. Здесь было достаточно тепло, пламя свечей горело ровно и равномерно, но все же ей казалось, что за ними уже наблюдают чьи-то глаза, размытые и бесцветные, но от этого не менее зоркие. Бабетта сурово нахмурилась, изучая застывшее лицо Ракшари, и ее руки, крепко сжавшие колени. С гусиного пера сорвалась тяжелая капля и расплылась черным пятном по пергаменту, но девочка этого даже не заметила. - Да ты боишься его… – прошептала она, и выдавила из себя неуверенную улыбку, пытаясь подбодрить девушку. – В заклинание призыва был вплетен контракт души, который связывал его по рукам и ногам, так что он обязан сдувать с тебя пылинки и заглядывать в рот в ожидании любого каприза… Она не договорила, потому что в тесной и светлой комнатке раздался смех. Один принадлежал Ракшари, и был довольно нервным, отдающим некоторой истеричностью. А второй – тихий и довольный, вызывающий мороз по коже и вместе с этим странное еканье в животе, - исходил от Лашанса, вынырнувшего из глухой стены, за которой не было ничего, кроме бесконечной каменной толщи. - Ваш пленник в дальней камере раскололся, - проинформировал он, нависнув над макушкой девушки, словно палач. – Я всего лишь долго и красочно расписывал, что сделаю с его женой, если продолжу слушать это упрямое молчание и… Судя по всему, он нашел способ как-то обойти пресловутый контракт души, потому что ни сдувания пылинок, ни заглядывания в рот Ракшари не заметила. Она очень надеялась, что этим дело и закончилось, и он не продолжает освобождаться дальше. Если она окончательно утратит над ним контроль, то несложно догадаться, кого этот бесноватый размажет по стенке первым делом. - Что смотрим? – спокойно вопросил призрак в ответ на мрачный взгляд девушки. - Пытаюсь увидеть в тебе мужика, - буркнула она, придирчиво разглядывая его капюшон. Все же ее несколько покоробило замечание Бабетты, указывавшее на то, что она изучила призрака недостаточно внимательно. Или все дело было в кардинальных расовых различиях? Лашанс мило улыбнулся и уже открыл было рот, явно для того, чтобы обронить очередную сальную шуточку, после которой хаджитка ощутит себя словно в лохани свиных помоев, но тут в их короткий разговор вмешалась Бабетта. Она действительно не любила тратить время на интриги, недомолвки и хитроумные подставы, предпочитая экономить свое личное время, которому конца края не было видно. Скорее всего потому, что ее не могли даже поцарапать, какую бы прямолинейную гнусность она ни произнесла. - Он тебе подчиняется? – спросила она в лоб, не обращая ни малейшего внимания на незаметные знаки, которые посылала ей отчаявшаяся Ракшари. – Он убивает не по приказу? «Не убивает, но калечит так, что потом их остается только добить…» – несмотря на свои мысли, она лишь неопределенно пожала плечами, изобразив дурочку. Замерший позади Лашанс не издавал ни звука, но это не означало, что они находятся в безопасности. Ей уже начинало казаться, что ради собственного спасения и возможности остаться в мире живых людей, он раздавит здесь всех, включая того непонятного кота-крысу. Разумеется, с ее вынужденного разрешения. Вопрос был лишь в том, станет ли он поднимать руку на собственное братство? На его месте она бы здорово озлобилась, если бы ее зверски умертвили свои же люди. - Возможно, ты не знаешь, как его отозвать? Я могу помочь с этим, - услужливо произнесла девочка, прежде чем Ракшари успела ее прервать. По спине потянуло холодом, и шеи мимолетно коснулось что-то тонкое и нестерпимо холодное. Этого хватило, чтобы душа у хаджитки моментально ушла в пятки. - Вовсе нет! – выпалила она чуть громче, чем требовалось, - Наоборот… Я хочу воскресить его. Судя по гробовой тишине и двум соляным столбам, в которые превратились призрак и вампирша, она добилась желаемого эффекта. Что уж говорить, сама не ожидала такого. - И как ты это себе представляешь? – Бабетта быстро стряхнула с себя оцепенение и откинулась в кресле, глядя на хаджитку с плохо скрываемой иронией. – Давай, просвети меня в тонкостях некромантии. Ей не очень хотелось унижаться перед трехсотлетним практикующим магом и алхимиком, но делать было нечего. - Ну…. Представь себе кашу, - сбивчиво начала она, не обращая внимания на то, что девчонка еле сдерживается от смеха. – Кашу и топор, который ее разделяет, - добавила она, наплевав на логику. Оба слушателя внимали ей с интересом профессоров, не сумевших отвязаться от прилипчивого выпускника сельской школы. И все же она продолжила, пообещав себе, что позже ей удастся как-нибудь за это отыграться. - Одна половина каши, это душа. А вторая – останки тела. Если убрать топор, то половинки каши соединятся, и все снова будет в порядке. - Ладно… тогда что является топором? – протянула девочка, с явным трудом переварив примитивную информацию. - … Расстояние? – предположила Ракшари, несколько замявшись. - Расстояние… – задумчиво повторила Бабетта, и взглянула на нее так снисходительно, что девушка враз ощутила себя полнейшей идиоткой. – Ты действительно ничерта не сечешь в магии, да? Хаджитка согласно замотала головой. Как ни странно, но в ее голове выстраивалась вполне логичная цепочка действий. Если получится вернуть Лашанса к жизни, то все сложится как нельзя лучше. Бабетта задумчиво повертела перо в руках. В ту пору ей было около ста лет, но не было никакой уверенности в том, что в ее памяти сохранились детали настолько давних событий, произошедших в Сиродииле. - Люсьен Лашанс погиб, зверски замученный своими собственными соратниками, - вспоминала девочка, отстраненно вглядываясь в огонек свечи. – Несколько часов пыток, потрошения, свежевания, и, в итоге его тело бесследно исчезает из истории. Сейчас все считают, что оно было сожжено до пепла, который позже развеяли по ветру на все четыре стороны. Самая ожидаемая участь для тех, кого считают предателями и изменниками, и думаю, наши не лишенные помпезности предшественники так и поступили. Если бы не Мать Ночи, то мы бы не смогли призвать его даже в обличье призрака. Буду удивлена, если тебе удастся найти хоть маленькую частичку, которая уцелела спустя двести лет. Ракшари подозревала, что у нее возникнут именно такие сложности. Но если Бабетта не отмела эту идею сразу же, значит, какой-то шанс на успех все-таки имеется. - Это, конечно же, попахивает абсурдом, - с сомнением протянула вампирша. – Но не сказала бы, что сделать совсем ничего нельзя, если, конечно, ты принесешь останки лично мне. Осталось только узнать у него самого, как он относится к этой затее. Они обе развернулись к призраку, и Ракшари еле сохранила невозмутимое выражение лица, потому что гораздо сильнее ей хотелось кровожадно оскалиться. Люсьен изобразил смущение от такого чрезмерного внимания к своей персоне, но глаза у него все равно оставались холодными, а взгляд колючим. - Зачем тебе это нужно? – обратился он к хаджитке. - Хочу, чтобы ты освободился, - выдала она, и глазом не моргнув. – Нам необходимо поднимать братство и набирать больше людей в свои ряды, да и влияние у нас не то, что раньше. Твоя помощь будет неоценима. - Ну, не знаю… – пропел призрак, мастерски выводя ее из себя. – Что я с этого получу, кроме стареющего тела с ограниченным сроком действия? - Яблоки, - напомнила она, искоса на него поглядывая. - Тогда согласен, - выпалил он, отбросив издевательский тон. И затем добавил, совсем тихо, так, что ей пришлось напрячь слух, чтобы что-то разобрать. – Возможно, она все еще жива… - Кто? – быстро спросила Ракшари, стараясь скрыть то, что творилось сейчас у нее на душе. - Неважно, это слишком сложно для твоих кошачьих мозгов. Раз уж мы договорились, то немедленно отправляемся, пока я никого здесь не изувечил. Видимо, он решил перестать прикидываться паинькой, раз его все равно не собирались отзывать обратно. Ракшари перенесла желчь в его словах вполне спокойно, зато у Бабетты, не ожидавшей такого поведения, глаза на лоб полезли. - Тебе известно что-нибудь еще? – негромко обратилась к ней девушка, испытывая некоторое сочувствие. Вампирша, как и все члены Темного братства, считала его святым мучеником, достигшим просветления за две сотни лет прозябания в бездне. Несчастная, откуда же ей было знать, что он такая сволочь… - Я читала что-то. Если ты сможешь подождать, то постараюсь отыскать нужные сведения, - пробормотала она, кое-как проморгавшись. – Я помню только одну вещь, показавшуюся мне несколько забавной, но она вряд ли имеет отношение к делу. - Всякое может пригодиться. - Как знаешь. Где-то было написано, что все члены Темного братства, учинившие самосуд над Лашансом, вскоре погибли, причем чрезвычайно нелепыми способами. Смерть последнего из той группы наступила только через пять лет после инцидента. Я не помню точно, но, кажется, кто-то неизвестный утопил беднягу в ночном горшке. - Мда, действительно никакого отношения к делу, - фыркнула хаджитка, услышав позади себя премерзкое хихиканье. - Так мы пойдем? – заныл призрак снова, мастерски играя на нервах. - Пойдем, когда пройдут морозы, - резко бросила она, доедая позабытое жаркое. Он досадливо что-то прошептал и исчез в ближайшей стене, заявив, что пообщается тем временем со старой знакомой в железном гробу. А Ракшари смотрела ему вслед и не видела ни призрачных одежд, ни бесплотного лица. Она видела оголенную шею, в которую с легкостью погрузится стальное лезвие, разрезая трахею и гортань. Она чуяла запах живого тела со своими мягкими, податливыми и слабыми местами. И она слышала гулкое биение его сердца, которому не суждено проработать и нескольких минут. Как только Лашанс оживет, то он превратится в человека, несомненно, сильного и смертельно опасного, но вместе с этим материального и теплого. И вот тогда она как следует постарается, чтобы он не прожил в своем новом теле слишком уж долго.