О надежде и уткочерепахах

      Урса красива. У неё правильные черты лица, тонкие запястья, светлая кожа и хорошая осанка. Озаю она нравится, хотя поначалу он был настроен скептически, если не сказать враждебно: дочь судьи из какой-то отдаленной провинции, да ещё и внучка предателя-Року.       Но его предубеждения оказались ложны: Урса воспитана вполне подобающе, может только чуть-чуть уступая манерами столичным девушкам — жизнь при дворе это быстро исправит. Необходимое для принцессы обаяние тоже на месте, и народ явно от неё в восторге — тут Азулон не прогадал. Да и смотрелись вместе будущие супруги отлично, так, что ни у кого не возникало мысли, что они знакомы меньше недели и не испытывают друг к другу даже тени влюбленности.       Впрочем, насчёт себя Озай уже не столь уверен.       — Похоже, что ты им приглянулась, — его губы трогает слабая улыбка. — Меня они всегда боятся.       — Наверное, ты просто выглядишь слишком большим, — Урса неловко улыбается в ответ.       — Мой брат говорит, что их пугает моя энергия, — Озай опускается на колени рядом с невестой, и детёныш уткочерепахи, которого она кормит с руки, тут же шарахается, налетая на собратьев. Они отплывают на середину пруда и больше не делают попыток приблизиться.       Урса отряхивает ладони, пряча руки в рукава, в её движениях сквозит напряжение.       — Тебя тоже? — спрашивает Озай, и она вздрагивает. Он усмехается. — Можешь не отвечать.       — Меня пугает новая обстановка, — тихо возражает девушка, хмурясь и сосредоточенно глядя вперёд себя. — Ты — её часть, поэтому…да, ты пугаешь меня.       «Часть обстановки» — интересное мнение жены о будущем муже.       — Что ж, по-крайней мере, ты честна, — Озай бросает в воду кусок хлеба, но уткочерепашата кидаются от него в разные стороны, как будто это взрывной снаряд. — Только учти на будущее: при дворе это не всегда добродетель. Здесь не всем можно доверять.       — Тебе можно? — спрашивает Урса, поднимая на него глаза. В них по-прежнему настороженность, но видна и воля, значит, и характер таится где-то чуть поглубже — Озай не мог бы сказать, что он этому очень рад, но это определенно интригует.       — Полагаю, что да. Раз уж мы почти женаты, — его губы снова растягиваются в попытке изобразить дружелюбие. У него всегда были проблемы с тем, чтобы нравиться людям, и он привык больше рассчитывать на силу, но в данной ситуации это едва ли может быть разумно, и принц выжидает, пытаясь погасить в себе нетерпение.       Урса опять устремляется задумчивым взглядом куда-то в пространство, и Озай готов поспорить, что её руки снова напряжённо сжимаются в широких рукавах. Она дергает губами, как будто собирается сказать что-то, но так и не решается на это.       Чтобы нарушить раздражающую его тишину, принц швыряет в воду последний кусок хлеба, хотя и предыдущий остался нетронутым — все птицы попрятались в камышах и не собираются оттуда вылезать. Внезапно Урса издаёт что-то, напоминающее хихиканье. Совсем по-детски. Озай смотрит на неё удивленно.       — Кажется, я знаю, почему они тебя боятся, — поясняет она, подбирая хлеб, пока он не уплыл слишком далеко, и крошит его в пальцах. — Ты никогда не пробовал кормить их с рук? Или хотя бы не пытаться убить их едой?       Озай закатывает глаза.       — Это бесполезно. Они даже не приближаются ко мне.       — Держи, — Урса протягивает ему кулачок, полный крошек, и он позволяет ей высыпать их себе на ладонь. — Я попробую их приманить.       — Говорю же, это абсолютно бесполезно, — повторяет Озай, но не слишком возражает попыткам невесты помирить его с дворцовой фауной. Урса выглядит заметно оживившейся, и такой она определено нравится ему больше.       — Уткочерепахи совсем ручные, — она вытягивает подальше руку с угощением. — Если быть с ними поласковей, они сразу доверяются.       Два самых любопытных птенца из стайки, прячущейся на другой стороне пруда, заинтересованно подаются в направлении Урсы, но на полпути замирают, опасливо косясь на Озая и не решаясь подплыть ближе. Урса некоторое время упрямо подзывает их, держа вытянутую ладонь над водой, до тех пор, пока её рука не начинает дрожать от усталости, но в конце концов все же сдаётся.       Ни один из уткочерепашат не оказывается достаточно храбрым — или голодным — чтобы приблизиться.       — Убедилась? Ничто не заставит их подплыть сюда, пока я здесь, — Озай вызывает короткий всполох пламени и сдувает пепел с ладони. Тёмная пыль драматично разлетается над водой, оставляя легкий запах гари.       — Возможно, нужно просто немного времени, — неуверенно произносит Урса, высыпая крошки в пруд. Её лицо снова мрачнеет. Кажется, неудача с глупыми птицами её действительно расстроила.       В затянувшемся молчании Озай ритмичным повторяющимся движением зажигает в ладони огонь и гасит его сжатием кулака. Урса искоса наблюдает за этим и, судя по её грустному взгляду, думает о чем-то печальном — о своей судьбе, наверное — но Озаю чудится в этом скрытое неодобрение, так что последняя вспышка пламени немного больше предыдущих. Он резко поворачивается к Урсе, но она тут же отводит глаза и зажмуривается. Озая терзает смутное предчувствие, что она вот-вот заплачет, и это нервирует его ещё больше.       — Озай, мне нужно сказать тебе кое-что, — вдруг произносит Урса изменившимся голосом. Это слегка обескураживает, в особенности потому, что это первый раз, когда она назвала его по имени. Озай внимательно смотрит на неё, и его недовольство сменяется любопытством. Девушка собирается с духом ещё немного, затем поднимает на него глаза, блестящие от слез: — Я люблю другого человека. Я боюсь…я не смогу быть хорошей женой для тебя. Мне правда очень жаль.       В глубине души Озай ожидал чего-то подобного. Это, наверное, должно бы быть ему неприятно, но он, напротив, чувствует что-то вроде триумфа: она доверилась ему. А с плебеем он разберётся позже.       — Я так и подумал, — произносит он спустя некоторое время. — Тот парень из твоей древни?       — Да, — кивает Урса, совсем не аристократично вытирая щеку рукавом, как будто признание освободило её от невидимых оков. — Мы выросли вместе.       — А мы знакомы неделю, — холодно констатирует Озай.— Но выйти тебе все равно придётся за меня.       — Это мой долг, — в её голосе звучит предсказуемая понурая покорность. Пока иного ожидать глупо.       — Как и мой. История для постановки, разве нет? — Озай невесело усмехается.       — Я не люблю трагедии, — осведомляет его Урса, хотя он не спрашивал. — Мне больше нравится верить во что-то…во что-нибудь.       Озай раздумывает с минуту, прежде чем сказать:       — Я думаю, что эту трагедию мы вполне могли бы предотвратить.       Урса смотрит на него непонимающе. Он уточняет:       — Нам ведь необязательно ненавидеть друг друга всю жизнь, верно?       — Конечно, нет, я и не собиралась ненавидеть тебя, просто…       — Просто любить меня ты тоже не будешь. Это очевидно, — на это Урса лишь опускает глаза. Можно подумать, что она действительно чувствует себя виноватой. — Я тоже не могу обещать ничего подобного: лишь безопасность тебе и нашим детям. От тебя же я требую только верности. Во всех смыслах, если ты понимаешь, о чем я.       — Думаю, что понимаю, — медленно кивает Урса, снова сжимая руки под шелковой тканью. На какое-то мгновенье Озаю даже становится её жаль: она самый несчастный персонаж в этой пьесе, как ни посмотри.       После секундного колебания он осторожно протягивает к ней раскрытую ладонь и честно старается улыбнуться ободряюще.       — Я не желаю тебе зла, можешь мне поверить.       Её губы трогает слабая улыбка. Её пальцы робко касаются его руки. Они совсем ледяные, зато у Озая — теплые.       — Я верю, — говорит Урса, и в её золотистых глазах мерцает солнце.       Озай видит в этом знак: она будет хорошей принцессой Огня.