После мучительной репетиции я сажусь в машину и называю водителю адрес твоей киевской квартиры.
И нет, это не потому, что я соскучилась.
Просто так удобнее. И ехать ближе, чем в моё Зазимье.
Закрываю потяжелевшие веки, расстегиваю пуговицы на кардигане и представляю, как открою очередную бутылку вина и сделаю пару жадных глотков в одиночестве.
Бурчу что-то под нос, пока Виталик пытается меня разбудить. Кажется, сейчас уже совсем не до вина. Мне бы хоть до кровати дойти на своих уставших ногах. Желает доброй ночи и уезжает, удостоверившись, что я вошла в подъезд.
Проклинаю лифт, который едет непозволительно медленно. И тебя по пути. Ну неужели нельзя было поселиться чуть-чуть ниже пятнадцатого этажа?
Поворачиваю ключ несколько раз, перешагиваю порог и захлопываю за собой дверь. Рюкзак тут же падает на пол, а с моих губ срывается тяжёлый выдох. После нескольких секунд, которые я провела в обездвиженном состоянии, я наклоняюсь вниз, чтобы развязать шнурки на кроссовках. Моргаю несколько раз, не веря своим глазам.
Твои черные кроссовки, которые мы полгода назад вместе заказывали на каком-то сайте, стоят у противоположной стены.
Начинаю копошиться, искать резко пропавшие из виду ключи. Этого не может быть. Ты же должен быть дома. С семьёй.
— Не уходи, — доносится твой хриплый голос из глубин гостиной.
Я остаюсь на прежнем месте, ибо знаю эти нотки твоего голоса. Нотки твоего
сонного голоса. В голове каруселью мелькают картинки, где ты лениво тянешься утром к солнышку, стоя у панорамного окна. Я так любила подходить сзади и утыкаться носом в твою спину, оставляя лёгкие поцелуи на лопатках.
— Тина, пожалуйста, — вздрагиваю, когда обращаю своё внимание на тебя. Ты стоишь буквально в полутора метрах от меня, и я инстинктивно делаю шаг назад. Ты словно отзеркаливаешь это, подходя ещё ближе, и заставляешь меня ещё раз шагнуть назад. Тот час встречаюсь со входной дверью и закрываю глаза, будто это поможет избавиться от твоего образа.
— Не подходи ко мне, — разворачиваюсь лицом к двери и упираюсь в неё лбом. Не хочу тебя видеть сейчас. Слышу твой несмелый шаг, и чуть громче произношу: — Стой, где стоишь!
Мне хочется разреветься прямо в этой чёртовой прихожей. Держусь из последних сил.
— Тин… — протягиваешь ты в надежде на конструктивный диалог.
Уж точно не сейчас.
— Дай мне пройти, — после серии глубоких вдохов и выдохов решаюсь посмотреть сквозь тебя на дверь в спальню. Крупная дрожь начинает марафон по моему телу, я переступаю с ноги на ногу и обнимаю себя руками. Это должно помочь. Хоть немного.
Ты покорно отступаешь в сторону, а я мчусь в комнату, закрывая за собой дверь. Скатываюсь по ней вниз, кусая в этот момент нижнюю губу, чтобы мой всхлип был не таким громким. Меня всю трясёт, лицо в слезах, в груди неприятно ноет.
Сердце бьётся с неистовой силой о грудную клетку, пытаясь донести до меня, что ты, несмотря на все слова, сказанные перед уходом, всё равно вернулся.
Но мозг оказывается на долю процента сильнее в этом неравном бою. Заставляет меня подумать о том, сколько раз ты ещё сбежишь в подобных случаях, которых, я уверена, будет ещё немало. Сколько ещё раз ты оставишь меня одну в своей квартире в самом центре города, который подарил мне тебя?
Что ты там рассказывал мне про орла и голубя?
Так вот я всё-таки жалкая голубка, которая ломает крылья, пытаясь выбраться из клетки, наглухо запертой рукой хозяина.
Мой слух улавливает тихий всхлип и удар ладони о пол. И только спустя четыре удара с трудом выжившего сердца я поняла, что эти звуки принадлежат тебе. По ту сторону моих баррикад.
Отрываю спину, явно кровоточащую от переизбытка ножевых, которые ты только что так любезно, сам того не осознавая, подарил мне, от холодного дерева. Встаю сначала на колени, справляясь с головной болью и головокружением. Ноги не слушаются, гудят от напряжения, и мне приходится упасть щекой на панель возле двери, чтобы снова не оказаться на полу.
Открываю дверь и вижу твою спину. Как бы мне не хотелось, но на полу я оказываюсь быстрее, чем с моих губ срывается громкий писк. Ты реагируешь на падающую на колени меня и мой разрезающий тишину голос, поворачиваешь лицо, на котором я отчётливо, даже в кромешной тьме, вижу одинокую слезу.
— Не надо, — шепчу в воздух между нами и дрожащей ладонью касаюсь твоего подбородка. Кожа под моими пальцами горит. Морщусь, осознавая, что тебе, наверное, ещё больнее, чем мне.
Подаюсь вперёд, оставляя свои губы, пропитанные солью, на твоей скуле. Не сводишь с меня глаз, пока я нежно успокаиваю проснувшийся внутри тебя вулкан. Указательным пальцем хочу стереть виновницу всех моих действий, но ты хватаешь меня резко за запястье и начинаешь говорить:
— Я понимаю, что сказав: «Мне нужно обдумать это. Не здесь», и уехав за сотни километров, я оставил тебя в абсолютном одиночестве. Но если бы я остался, было бы хуже… Случайно падали звёзды в мои пустые карманы, но ты — самая яркая, без которой моя жизнь превращается в тьму. Пожалуйста… — не выдерживаю больше твоего монолога, который выворачивает меня наизнанку. Прижимаюсь губами и целую так отчаянно, что сердце, наконец-то, побеждает разум.
— Нарочно, — выдыхаю в твои приоткрытые губы.
— Что? — ты явно не успеваешь за мной. И не нужно. Я всё тебе объясню, любимый.
— Нарочно падали звёзды в мои пустые карманы.
Я держу тебя за руку, и всё расплывается.
Успокой меня заново, мне ужасно нравится.
Как ты выглядишь в этой нелепой шапочке.
Твой бархат прекрасно ложится на мой хриплый от рыдания голос. Боишься коснуться, потревожить меня… Боишься потерять.
Я знаю.
Эта грустная сага никогда не закончится.
Кладу голову тебе на плечо и чувствую, что твоя грудная клетка опускается, а ты, вслед за ней, медленно выпускаешь из лёгких остатки воздуха. Переплетаешь наши руки, делая замок, а второй помогаешь мне пересесть на твои ноги.
Мне не надо и надо, ты моё одиночество.
Я не драматизирую, я держу тебя за руку.
Я не откажусь так просто от нас.
Никогда. Обещаю.
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.