Полчаса надежды

      Гермиона бросала тревожные взгляды на бушующую за окном грозу, посматривала на часы и ждала, когда же закипит чайник. Закопченный с одного бока предмет кухонной утвари был чуть ли не фамильной ценностью Малфоев, был сунут Драко в руки Грейнджер «на удачу», и всецело оправдывал поговорку о том, что чайник, за которым наблюдают, никогда не закипит.       Когда дело касалось спасения жизней самых близких, строгие и суровые Целители, какими уже несколько лет и являлись Драко с Лавандой, становились донельзя суеверными. Им было от чего испытывать тревогу. Сегодня в полночь линии вероятностей, высчитанные Гермионой ровно тринадцать месяцев назад, выстраивались воедино, чтобы спасти или уничтожить.       Как это часто бывало, когда дело касалось магии, одним и тем же заклинанием или зельем можно было, как спасти жизнь, так и отнять ее. Жидкая Удача при злоупотреблении вызывала зависимость сродни наркотической. Зелье Сна без Сновидений при длительном употреблении награждало своего пациента хронической бессонницей. Не говоря уже об изначально благой цели, ради которой когда-то создавались заклинания, со временем получившие титул Непростительных.       Вот и сейчас приближались к завершению тринадцать месяцев, превратившие жизнь Гермионы в затяжную ночь без конца, а жизнь Северуса — в полчаса надежды. Грэйс входила в тот возраст, когда у детей волшебников обычно происходят первые вспышки магии. Драко, Лаванда и даже Гарри Поттер очень уповали на ее первый магический выброс, достаточный для того, чтобы родительская магия приняла ее под свою защиту, не причинив вреда Северусу, и возможно… Гермиона нервно вздохнула, теребя в пальцах уголок скатерти, возможно, им удастся стабилизировать состояние Северуса.        Число тринадцать обладало дурной славой, как и многие вещи в мире волшебства. Одни считали эту цифру проклятой чертовой дюжиной, иные верили, что единица и тройка, стоящие рядом, приносят удачу, символизируют перерождение и новые надежды. Гермиона устала верить и корить себя за прославленное упрямство.       Вступив в отношения с Северусом, Гермиона настаивала на том, что ее не интересуют матримониальные контракты, брачные ритуалы и сам институт брака в целом. Ей нравилось проводить время вдвоем, нравились их партнерские отношения, когда каждый был занят собственными расчетами, проводил научные исследования или посещал конференции, а возвращаясь, окунался в любовь, нежность и заботу. Видимо, подобные взгляды на институт брака и оттолкнули однажды Гермиону от Рона Уизли. Как бы то ни было, но взращенный матриархом Семейства Уизли в лучших традициях почти вымерших чистокровных семей, Рон придерживался старомодных взглядов на семью, желая, во что бы то ни стало, надеть Гермионе на запястье церемониальную ленточку в цветах Гриффиндора, и самому стать главой семьи.       Гермиона хотела свободы. Она уйму лет провела в роли няньки и приемной матери для Гарри и Рона, что ей очень хотелось испытать тот пресловутый вкус жизни, о котором твердили ее друзья, но ощутить который ей так и не удалось. Имидж библиофилки и перфекционистки не слишком располагал к безумным поступкам.       Северус не препятствовал ее желаниям, однако узнав о том, что Гермиона ждет ребенка, он попытался прочесть ей лекцию о законах чистокровных магов и о роли родительской магии. По всему выходило, что именно родители становились первыми проводниками в мир волшебства для ребенка, помогая ему справиться с первыми проявлениями магии, уча понимать собственное естество и просто уберегая от плохого.       Гермиона, вроде бы, понимающе кивала и соглашалась с его словами, но все же добавляла: «Я не ради того сражалась с идеологией чистокровных, чтобы так скоро попасться на ее удочку. В конце концов, у Магглов тоже рождаются волшебные дети, я тому прямое подтверждение, и никто не страховал меня на моем пути по тернистой дорожке магических переплетений!»       Северус не стал спорить. Он лишь воздвиг над нею и ребенком Кровную Защиту, умолчав о том, что едва Гермиона стала его женщиной, в игру включились другие законы, которые перед лицом магии видели ее почти его женой, так и не получившей должного благословения. Снейп решил повременить с браком, хотя бы до рождения Грэйс. А там уж…       Никто и подумать не мог, что их постигнет такая трагедия, когда даже саму жизнь будет трудно назвать жизнью, не говоря уже о невозможности провести необходимые ритуалы.       Следовало признать, что здесь зазнайка Грейнджер допустила огромный промах: она не разбиралась в ритуалах чистокровных, ей даже и в голову не приходило, что ритуалы древней магии могут играть столь серьезную роль в жизни волшебников. О чем ей, конечно же, не преминула ледяным тоном сообщить сиятельная Нарцисса Малфой, сразу после того, как стало ясно, что именно послужило причиной коматозного состояния Северуса.       Гермиона роняла слезы в подушку, рядом спала Грэйс, Лаванда капала в стакан успокоительную настойку. Нарцисса потягивала чай. Как только завершилась ее суровая отповедь, она тут же предложила Гермионе и малышке свою всяческую поддержку и содействие, а Люциус договорился о том, чтобы проконсультироваться с лучшими Колдомедиками Европы и Америки. Сириус Блэк молча притащил Гермионе половину трактатов по чистокровной магии и велел ни в чем себя не винить.       Легче Гермионе не стало, хоть все и пытались убедить ее в том, что она имела полное право раз в жизни поставить в приоритет себя. Видеть, как Северус по ее милости чуть не лишился жизни, было невыносимо. Одна лишь дочь берегла ее от падения в бездны отчаяния. Да еще, пожалуй, волшебные психологи, среди которых была Парвати Патил. В сегодняшнюю полночь, которая как могла уничтожить последнюю надежду, так и вернуть утраченное счастье, Гермиона бродила по комнатам, пила лавандовый чай и мурлыкала старинную колыбельную на гаэльском, ту самую, которую когда-то в детстве пела Северусу его мать. Вышитые простыни с охранными рунами, пропитанные материнской магией, уже были направлены к нему в больницу. Скоро стрелки часов сойдутся на цифре двенадцать.       Драко и Лаванда готовились применить стабилизирующее зелье, которое уже несколько раз давало осечку. Гермиона давилась ложной надеждой. Пусть она почти прошла свой путь к раскаянию, видеть, как по ее милости страдал любимый человек, было невыносимо тяжело.       Грэйс, проснувшись и не обнаружив в спальне мать, приковыляла на кухню и схватила Гермиону за руку:       — Папа! Папа! Мама, пойдем! Мама!       Сверкнула молния, грянул гром, пробила полночь. У Гермионы зазвенело в ушах, когда вспышка магии у дочери вовлекла ее в вихрь спонтанной Аппарации.       А когда мир перед глазами перестал кружиться, Гермиона пришла в себя и увидела, что находится в палате у Северуса, что слева от нее потрясенно ахнула Лаванда, что справа профессиональным тоном зазвучали диагностические заклинания, накладываемые Драко, а прямо по центру стоит Северус и прижимает к себе заливающуюся смехом дочь. Отцовская магия, давным-давно принявшая Грэйс под свою защиту, наконец-то получила возможность признать ее перед лицом древних законов. На запястье Гермионы засветилась та самая церемониальная ленточка из брачных ритуалов. Люциус Малфой с самого начала выступивший в роли доверенного лица Северуса, составил необходимые бумаги, по которым Гермиона и Грэйс официально признавались семьей Снейпа. Им лишь необходимо было встретиться в определенный час и день, чтобы закон вступил в силу. Драко и Лаванда именно над этим и работали: над стабилизацией состояния Снейпа, достаточной для того, чтобы быть в состоянии встретить двоих своих самых дорогих людей на свете и объявить о своем намерении быть отцом и мужем. Вновь Слизеринцы плели свои интриги под самым носом у Гермионы, но впервые в жизни она была им всем благодарна.       Осталось пережить еще полчаса и всё будет хорошо.       И Северус вернется домой.