Девочка-апельсинка

Месяц назад

      Да, вечер выдался весьма бурным. На протяжении нескольких часов Маринетт спорила с Алей, яро стараясь доказать свою точку зрения. И это вышло бы, будь времени чуть больше… — Ну, ничего, завтра продолжим! — пообещала Мари, сворачивая в сторону пекарни.       Фонарь над головой предательски погас. Маринетт дернулась и остановилась, вжав голову в плечи. «Что такое? Почему внезапно.? Лампочка перегорела что ли?» — не разбираясь в подобных делах, она сделала пару глубоких вдохов, чтобы сердце вышло из режима «спасайся бегством», и решила ускорить шаг. Всё-таки в темноте совсем одной было слишком страшно.       Кажется, во всём Париже был слышен её стук каблучков. Чуть ли не переходя на бег, Маринетт пыталась спрятаться от пугающего шума ветра. Шелест листвы резко ворвался в голову и без того напуганной Маринетт и силой ударил в спину, заставляя беглянку обернуться. «Боже, за мной кто-то идет или нет?!» — простонала тихо она и, переводя взгляд на дорогу, вновь свернула. До пекарни оставалось совсем немного, ещё чуть-чуть и она будет дома, в тишине, в безопасности, в спокойствии. Впереди показался спасительный фонарь. Обрадовавшись лучику света, Мари припустила к нему еще быстрее. Прямо за ним должна быть скамейка, а уж за ней — нужное здание! С надеждой всматриваясь в тьму, Маринетт замечает спасительную скамью и, не успевая вздохнуть с облегчением, испуганно визжит. Человек, сидящий на ней, тоже вздрогнул и отшатнулся, чуть ли не упав на землю. — М… Маринетт? — сиплый голос явно принадлежал мужчине.       Её знают. С трудом угомонив дрожь в конечностях, Мари пригляделась как следует: два стеклянных немигающих зелёных глаза оторопело уставились на неё. — Нуар? — в этом выдохе высвободился весь испуг.       Ответа не последовало. Маринетт, успокоившись, спокойно прошла до скамьи и обессиленно опустилась на неё. — Ты меня напугал до чёртиков!       Кот больше не реагировал. Он, прижав ноги к телу, забился на самом краю скамейки и неотрывно смотрел в пустоту перед собой. «Что с ним? Кажется, во время боя всё было нормально. Проблемы дома?» — Дюпен-Чен мягко улыбнулась и положила ладонь ему на плечо, привлекая к себе внимание. — Ты как?       Скулы на его лице туго заиграли, выдавая напряжение Нуара. Он, словно вспомнив о присутствии Маринетт, с трудом поднял на неё взгляд и вымученно улыбнулся, будто поднимал тяжёлую ношу. И тут же голова опустилась обратно. — А… Всё нормально. Не переживай. — И в каком же месте это — «нормально»? — она раздраженно кивнула на Кота и неодобрительно цокнула языком. — Ты когда-нибудь любила?       Маринетт тут же подавилась заготовленной гневной тирадой. Конечно, любила. Да и сейчас любит. Начиная понимать, к чему именно клонит Кот, она тихо вздохнула и слегка прикусила губу. — Вижу по реакции, что и сейчас ответ — «да», — через силу вздохнув, Нуар запрокинул голову и прикрыл глаза. — А ты когда-нибудь… уставала надеяться? Когда-нибудь ты принимала регулярные отказы? Или когда-нибудь твои чувства игнорировали? Когда-нибудь ты думала, что готова весь мир положить к ногам человека, которому не нужен ни ты, ни что-то от тебя?       Кот устало хмыкнул и едва повернул голову. Столько боли скопилось в его взгляде, что у Маринетт невольно сжалось сердце. Нужно было его поддержать. Успокоить, подбодрить, в конце концов! Все слова разбежались прочь и никак не желали собираться. — Подожди тут, пожалуйста, — она стремительно соскочила на землю. — Никуда не уходи, Нуар!       Припустив со всех ног, Мари оставила Кота одного на скамейке. Он, даже не повернув головы в сторону убегающей, ощутил себя по-настоящему бездомным животным, который котёнком был всем интересен и мил, а подросшим оказался брошенным на волю судьбы. Один. На холод и голод парижских улиц. Мыслей в голове не было — сплошная пустота от усталости и невыносимости жизни. Зачем вообще люди влюбляются? Пустая трата сил и нервов. Гораздо проще было бы никого не любить. Нуар больше не видел никаких выходов из ситуации, всё предстало в сером и унылом будущем. — Нуар! — Маринетт, возникшая из ниоткуда, протянула ему чашку, из которой неторопливо клубился пар.       На запах Коту показалось, что напиток слишком сладкий. Чересчур приторный и противный. Пить желания не было, но под воодушевленно-ожидающим взглядом* Маринетт пришлось сделать глоток. Из адриановской вежливости.       Кисель ревниво обжог горло и оставил после себя приятное послевкусие. Несмотря на изначально кажущийся настойчивым запах, напиток мягко согревал тело изнутри и создавал ощущение уюта и спокойствия, словно ты сидишь в холодный зимний вечер возле камина, в нём время от времени потрескивают дрова и огненные танцовщицы ловко играются телом. На тебе надет большой вязаный бабушкой свитер, на ногах — плед, из-под которого торчат мягонькие носочки, и так нежно-нежно звучит колыбельная из маминой музыкальной шкатулки.       Удивившись такому необычному ощущению, ворвавшемуся в его голову, Кот Нуар распахнул кошачьи глаза и уставился на чашку. Сделал ещё один глоток. На этот раз напиток казался слаще, но мягче — не обжигал, а приятно успокаивал, словно кто-то безумно нежно обнял его и стал тихонько гладить по спине, вверх-вниз, вверх-вниз… Следующий глоток подарил ему ласковые слова, которые оседали в голове, словно пытаясь убедить, что все будет хорошо. Что боль уйдет. Что он будет не один. И что сможет искренне смеяться и радоваться каждому новому дню. Нуар не был человеком слишком сентиментальным, но эти ощущения того, что кто-то рядом, кто-то его поддерживает, кто-то может согреть и улыбнуться ему — всё это надавило на горло, и в глазах скопилась влага. Спрятав лицо за челкой, Нуар смотрел на пустую чашку киселя и чувствовал, как все перед глазами расплывается от слез благодарности и успокоения. — Я, конечно, не смогу помочь, — начала Маринетт осторожно, присаживаясь возле Кота, — Но ты всегда можешь приходить ко мне — я выслушаю. Наверняка тяжело держать всё в себе без возможности поделиться мыслями и переживаниями с кем-то…       Она мягко положила руку на его горячее плечо и едва сжала пальцы. — Положись на меня, Нуар. Доверься мне, и я стану твоим хорошим другом.

***

      Настроение ни к черту. Вчерашний день так надавил на больное, что Маринетт не могла вылезти из себя — постоянно зависала, не слушая никого вокруг, вроде и находилась в мыслях, но совершенно ни о чём не могла думать. Может, именно из-за этого состояния Нуар и решил в этот раз сам заварить чай? В любом случае, двигаться ей было тяжело. В очередной раз готовить напитки, выслушивать его и терпеть свои чувства? Да, Мари сама позвала Кота. Да, сейчас происходящее ей не нравится совершенно. И сама себе она тоже не нравится. Почему она продолжает делать вид, что рада этим посиделкам? Потому что не хочет, чтобы время, проведенное с Нуаром, сошло на нет. Из-за ненависти к своей геройской личности Маринетт начинает ненавидеть и саму себя — за мысли. И за то, что не может изменить их. Или она просто боится?       Резко крутанув головой, Мари слегка похлопала себя по щекам. Надо прекращать. Надо бы, да в груди настолько всё сводит от боли, что дышать спокойно не выходит. Откинув голову, она безразлично уставилась в белый потолок. «Белый хочет начать всё с чистого листа», — мелькнула в голове строчка из книги. Кажется, весь мир ей намекает — изменись. Брось, оставь, успокойся и живи дальше. — А-а, ты ещё не уснула, милая? — от этой фразы Маринетт с силой прикусила нижнюю губу. — Я не часто это делал, так что пришлось убедиться в безупречном результате.       Нуар хихикнул и поставил поднос на столик. Одну чашку он тут же протянул безэмоциональной Мари, а вторую взял себе и поспешил усесться поудобнее напротив. «Это не чай» — поняла она уже по одному виду напитка. Пахло клубникой. Слишком слащаво… Привычным жестом она потянулась за спасительным кружочком апельсина, однако Кот решительно её остановил. - Никакого апельсина.       Мари сжала протянутую руку в кулак и беспомощно вернулась к чашке. Решив в очередной раз перетерпеть, она быстро делает первый глоток.       Пощипав искусанные губы, кисель обдал жаром язык и тут же успокоился. Приятное тепло разлилось по телу, нежно обнимая Маринетт и, подобно любящей матери, успокаивая её тихими поглаживаниями по спине. Нуар, видя искреннее удивление на лице Мари и наполняющиеся влагой глаза, беззвучно хмыкнул и отвёл взгляд в сторону.       «Знакомый сценарий».

Месяц спустя

      Мари плюхнулась в кресло-пуф и требовательно протянула руки Нуару. Он с улыбкой подал чашку горячего киселя и тем же «плюхом» устроился возле Маринетт. — И всё же эта ваша безответная любовь — та ещё нервотрёпка! — усмехнулась она, с нетерпением сжимая в руках напиток. — Ещё какая, — мотнул головой Нуар и неодобрительно покрутил головой.       Словно так «безответная любовь» устыдится и, поджавши хвост, убежит прочь, оставив после себя только «ответную». Нуар отпил немного из чашки и, посмаковав кусочки ягод, повернулся к Мари. — А что ты сделала, когда поняла, что всё не может так продолжаться дальше?       Выждав мучительную паузу, Маринетт демонстративно глотнула кисель и подержала его во рту, желая сохранить уют на долгое время. — Я-то? Изменила цель.       Она усмехнулась и с открытой наглостью взглянула в его удивлённые зелёные глаза. Уже не стеклянные, а искрящиеся счастьем и озорством — так, как и должно быть.       Нуар в ответ хохотнул и, поймав её взгляд, замолчал, с теплотой подмечая сияние в глазах. Клубничный запах мягко расходился по комнате, обволакивая не только их, но и гитару, стоящую неподалёку. — Кстати! — резко разорвала игру в гляделки Маринетт. — Я всё помню! Давай, учитель, гитара не будет ждать вечно.       Нуар изобразил досаду и, играючи, недовольно сморщился, но к инструменту потянулся. — Так уж и быть, что с тобой делать-то! — Он кинул хитрый взгляд на Мари и, готовясь к защите, старательно нацепил на лицо максимально невозмутимый вид. — Итак, гхм… начнём с простого, а то твои старушечьи пальчики рассыплются в труху раньше времени…

Конец.