***
Оказалось, она и правда его нашла, ну или украла и принесла к подножью заснеженной горы, сломав парочку костей. В любом случае, его не планировали продавать куда-то или выгонять, ведь за порогом небольшого, но уютного домика начинались бескрайние снежные поля, из-под которых тут и там торчали чёрно-серые острые пики камней. В целом, можно было сказать, что ему очень сильно повезло: выжить, попасться ей на глаза и быть достаточно упрямым, чтобы идти на поправку. Была только одна деталь, которая сильно беспокоила – это был не он. Вернее, он, но сильно старше, словно его не только лавиной накрыло, но и время исказилось. Однако Госпожа говорила, что время не причём, просто из-за удара по голове часть памяти потерялась и, что как только он её найдет, то узнает почему пошёл к горе и, что вообще с ним случилось. И ей хотелось верить, ведь она была самым удивительным человеком, встреченным в жизни. Её длинные белые волосы, украшенные серебряными шпильками и частично уложенные в причёску, а частично распущенные доставали почти до колен, сливаясь цветом с точно таким же белым кимоно, расшитым голубоватыми, причудливыми узорами, словно завитушки на замёрзших лужах. И он совершенно серьёзно подозревал, что Госпожа одна из тех загадочных заклинательниц, про которых то и дело судачат на рынке, потому что нельзя работать по дому и готовить, оставаясь безупречно чистой. А она оставалась. Ни на рукавах, ни на вороте не было ни пылинки, ни соринки, не то, что он, не расплескает, так измажется весь, потому что руки трясутся и работают кое-как. И каждый такой раз плакать хотелось, ведь вкусно-вкусно, а он почти половину супа на себя разлил, и стыдно, и прибить себя хочется, чтоб еду не переводил, раньше ведь никогда так хорошо не ел. А она только смеётся и по голове гладит, и в миску ещё подливает супа. И от этого только сильнее плакать хочется. Лекарства у неё горькие, вязкие, но действуют хорошо, за пару дней почти все синяки сошли, а рука с ногой в лубках завёрнутые почти нормально начали двигаться. Но двигаться не хочется, хочется остаться в этом доме посреди зимних полей, и не из-за вкусной еды или мягкой кровати, а из-за рук, что мимоходом гладят по волосам, что осторожно подтыкают одеяла на ночь, что обнимают во время кошмаров. А в кошмарах только кровь и блики ножей. В кошмарах страшно и горько, словно в сердце всадили нож. В кошмарах мужчина, зовущий себя приёмным отцом с доброй улыбкой и холодными глазами. Туда не хочется возвращаться, но каждое пробуждение его встречают добрые руки и жизнь уже не такая паршивая. Да, его утешают как ребенка, но он не против, наверно у него такого в забытой части жизни не было, не было и в той, что помнил и уж точно не будет в последующей, так что моментом надо пользоваться. И он пользуется: ластиться, как уличный кот - нагло и нервно, вдруг оттолкнут да выкинут, старается помочь, чем может – перетирает травы одной рукой, получая в награду похвалу и парные булочки, и в целом старается не доставлять неудобств. Единственное, что он не делает – не вспоминает. Не вспоминает свои обрывочные сны-кошмары, не перебирает вещи, в которых был, в поисках ответов, не просит Госпожу рассказать, где и как чуть не умер. Он проживает каждый день как последний, вбирая всё тепло, всю ласку которые может получить. Ходит за хозяйкой дома по пятам, как только встаёт с кровати, лепит с ней снеговиков, как только заживает рука, катается с горок, когда исчезают последние последствия травм. И чувствует себя невероятно счастливым в этом застывшем зимнем царстве.***
Воспоминания открываются резко, наплывами, словно кто-то роняет ширму, вываливая на него куски из ощущений и чувств, переплетенных с образами. Он тонет в них, барахтается в сладковатом запахе крови и чувстве глубокого удовлетворения, сплетённого со звонким перебором струн. - Хочешь я расскажу тебе сказку? – он прижимается к Госпоже, как потерянный ребёнок, хотя уже несколько дней осознаёт себя не то мужчиной, не то юношей, но она гладит его по голове точно так же, и точно так же смотрит старыми и мудрыми глазами, хотя её лицо остаётся молодым и прекрасным. - Да, - то ли хрип, то ли скрип, в горле сухо, но отстраниться нет ни сил, ни желания, в её руках тепло и уютно, и страхи с кошмарами-воспоминаниями остаются где-то во снах. - Давным-давно, когда на месте гор ещё были равнины, родилось у царицы-зимы три дочери, по числу месяцев. Старшая стала той, что сменяет золото осени серебром снегов, средняя, стала приносить самые долгие ночи и метели, а младшая, отдавать снега на водяные косы. Но длилось так недолго. Царице-зиме что, сиди себе во дворце на краю мира, да вьюги посылай, а вот дочери всегда в мир шли, несли с собой эти вьюги, укрывали землю снегами, чтобы по весне впитавшаяся вода как следует промочила почву, заметали реки и леса, чтоб поспали да отдохнули. Много работы, много забот, знай сменяли одна сестра другую, уходя обратно к матери-зиме. Но не по нраву было это средней сестре. Старшая прощалась с господином-осенью с его золотом и багрянцем листвы, младшая здоровалась с госпожой-весной с её ручьями да зелёными почками, а у средней было только серебро льда, да белизна снега, что во дворце, что в мире. И чем дальше, тем сильнее она злилась, что ничего кроме зимних сугробов не видит, тем сильнее становились морозы, забирая своим ледяным дыханием жизни животных и людей. И тогда взмолились её сёстры матери-зиме, чтобы она забрала силы у средней, потому что люди только ей стали молиться, только ей приносить дары, чтобы смиловалась она и сдержала гнев, и совсем позабыли о двух других сестрах, в зависти своей тоже обозлившихся. А царица-зима, посмотрев на дело дочерей своих, на людей, что лишь среднюю дочь почитали, взяла, да отняла силы у всех троих, чтобы проучить, и отправила в мир людей, учиться уму-разуму. Старшая с младшей поскитались, да вернулись, не вынеся без своих сил, бросились в ноги матери-зиме, моля простить, да смилостивиться, и так и застыли ледяными фигурами у ворот дворца, лишь ненадолго возвращаясь к прежней работе, а вот средняя, так и не вернулась, и по ныне скитаясь среди людей. - А почему она их заморозила? - Не знаю, может потому, что и про неё люди забыли и перестали почитать? Поди разбери, о чём такие создания думают. Спи, мальчик, утро ещё не скоро.***
Се Ван. Король-Скорпион. Теперь он помнил кем был. Руки сами заплели косы, а чёрные одежды легли на плечи. Не стало мальчика-бродяжки. На его месте появился глава Скорпионов, держащий в страхе многие школы боевых искусств. И кажется, что всё вернулось, разложилось по местам в когда-то разбитой голове, но что-то всё равно изменилось, срослось. В груди больше не болело отравленной стрелой, не жгло смертельным ядом. Теперь на месте кровоточащей раны, нанесённой приёмным отцом, остался только белый след. - Благодарю вас Госпожа, ваши навыки врачевания воистину удивительны и достойны восхищения, - он кланяется со всем почтением, на которое способен. Знает, что этого ничтожно мало за всё то тепло, в котором он смог отогреться за долгие-долгие годы одиночества, и в тоже время знает, что большего она не примет. Он всё ещё не знает её имени, он всё ещё не знает кто она, у него лишь её сказка-история про снежную деву, но в пронзительно-синих глазах отблески времени, которых он не видел даже у Старейшины Е Байи. Наверно, для неё он и правда «мальчик», и даже будь у него седина и борода по колено ничего бы не изменилось. - Я рада, что смогла помочь, - нежная и прохладная ладонь гладит по склонённой голове, а на губах всё та же добрая улыбка. И Се Ван не хочет возвращаться. Он, как и мальчик-бродяжка, хочет всё бросить и остаться среди этого белого царства в маленьком домике, пропахшем лекарственными травами и супом. Но там, за порогом, ещё остались незавершённые дела и не отданные долги, он не может вот так просто взять и всё бросить на произвол судьбы, даже если все убеждены, что он благополучно сгинул под лавиной. Просто не может и всё. Даже если дела и долги уже не имеют смысла… - Я… я могу когда-н… - горло сжимает. Король-Скорпион - великий и ужасный боится спросить и боится услышать ответ. Слишком часто он обжигался о доброту приёмного отца, чтобы взять и поверить в бескорыстность и заботу. - Возвращайся, мальчик. Возвращайся сюда если захочешь. Пожалуй, я проведу здесь достаточно долго времени, - белоснежные рукава кимоно оборачиваются вокруг черного ханьфу, и Се, словно ребёнок, прячет слезящиеся глаза у неё на плече. - Вы даже не знаете кто я. - Ты дитя, подаренное снегами. Для меня этого достаточно. Он уходит из её дома с котомкой на плече и покоем в сердце. Здесь, в домике среди гор, будет ждать женщина, принявшая его своим ребенком. Не потому, что это выгодно, а потому что она нашла его и подарила жизнь. И он к ней обязательно вернётся. Не сразу, конечно, ему и правда стоит уладить множество дел. Впрочем, для бессмертных время течёт иначе, а потому Госпожа, возможно даже не успеет заскучать. И всё же Се Ван, Король Скорпион дивится иронии собственной жизни, ведь он всё время слепо бежал за приёмным отцом, терпя обиды и предательства, выполняя бесконечные поручения ради крох внимания и заботы, чтобы в итоге судьба бросила его под ноги женщине, которая отдала ему всё это просто так, походя, просто за то что он появился в её жизни. И, пожалуй, впервые он чувствовал себя целым…