Летучие паутинки

В ушах звенит и гудит разом, и такое ощущение, что мозги сейчас польются носом. — Кеншин!.. Звучит незнакомо, и он пытается напрячь память: не Сано, не Яхико… кто еще называет его так?.. Вместо этого вспоминается: черная дыра дула, вспышка… Стреляли в лицо, не попали или попали вскользь. Он жив, но контужен… или что-то вроде. — Кеншин! Чтоб тебя… Ты живой?! Он узнает интонацию, но не верит сам себе. Перед глазами плавают черные и багряные круги. Голова болит, глазные яблоки кажутся шершавыми, застревают в глазницах, не давая перевести взгляд… и где-то на краю видимого желто и тревожно полыхает из-под густых, как кисть каллиграфа, ресниц. При попытке кивнуть подкатывает тошнота, но в голосе Сайто уже слышно ворчливое облегчение: — Вижу, живой. Лежи тихо. Тут уже… некому больше стрелять. Кеншин закрывает глаза. Вот и не пришлось ему смотреть, как в его присутствии кого-то убивают. В те несколько секунд, когда убивали, он как раз и не присутствовал… Сайто, конечно, ранен, ему досталось еще в самом начале, но одним выстрелом эту мельницу разве остановишь! Кеншин лежит и думает — вяло, поскольку голова раскалывается, — что, вероятно, стоило влипнуть в полицейский рейд, побегать за контрабандистами по полуразрушенным складам и едва не словить пулю в лоб, чтобы только быть названным по имени. — Ну и хлопот с тобой, Химура… хотя пользы, пожалуй, больше. Ну вот. Хорошо хоть не снова «Баттосай». А это короткое, почти испуганное «Кеншин!..» он запомнит, пожалуй, навсегда.