Ханджи и Цветок

Она так горевала по своим гигантам, что я не удержался и решил сделать ей что-то приятное. Притащил ей растение в горшке и объяснил это тем, что раз теперь ей не за кем ухаживать, то пусть ухаживает за цветком. В тот же момент я был обвинен в мелочности, непонимание и еще много чем… Даже обидно стало. Правда, после того, как она разлилась в слезах счастья и благодарности, я соблаговолил простить ей все. Женщина, что уж тут... Поначалу, цветок не вызвал в ней такого маниакального интереса, как гиганты. Но потом, потихоньку помаленьку, она так загорелась этим растением, что я сто раз пожалел о содеянном. * * * Спустя три дня после появления цветка, выяснилось, что ему нужно много света. А поскольку в ее комнате было сумрачно (Еще бы! Все завалено книгами и бумагами, а окна моются только раз в два месяца. Дождем. В зависимости от погоды. И то только с одной стороны), горшок она водворила в мою комнату, даже не спросив. Все мои попытки выпихнуть ее вместе со своей «травой» в коридор не увенчались успехом. Каждый раз, когда я начинал тащить горшок прочь из комнаты, Ханджи обиженно всхлипывала и смотрела на меня жалостливым взглядом карих глаз, вот-вот собираясь разреветься. А если ей это не помогало, то на следующее утро я находил ее спящей под моей дверью в обнимку с этим зеленым монстром. Ну… После такого количества давлений на жалость (и лекции Ирвина, о том, что гений науки простудится) у меня просто рука не поднялась бы. Я сдался. Дальше, хуже. Поливала она свое растение знатно. Бегала от душевых со стаканчиком до моей комнаты, при этом половину расплескивая на пол. А если вода проливалась в моей комнате, то она вытирала ее моим же пододеяльником/шторой/ковром, в зависимости от того, что под руку попадалось. А если ничего не находилось, то размазывала воду по полу ногой. При этом вид у нее был такой, что ничего не происходит, что все так надо, и лужа мне померещилась. Я даже поверил как-то. Слишком убедительно она выглядела. Кроме того, она любила «умывать» цветок. Ежедневно прибегала в мою комнату с мокрой тряпкой и прыгала вокруг этого горшка, стирая пылинки с листочков. Это даже удивляло: сама неделями не моется, а цветок - каждый день. В первый раз, ненормальная умудрилась отломать половину лепестков, от чего растение значительно облысело. Но потом, с приходом опыта, она наловчилась, и теперь не обливалась слезами при виде каждого оторванного листочка. Аномальная носилась с этим цветком, как наседка с цыплятами. Искала для него более солнечное место, выносила под дождик, ставила на подоконник, чтоб проветрился. Чуть ли не гулять с ним за ручку-лепесток ходила. Странно, что она еще имя ему не дала. Как-то даже среди ночи вломилась ко мне в комнату, обняла горшочек и с несчастными глазами стала рассказывать растению страшный сон, приснившийся ей. Жаловалась, что теперь боится спать одна и что ей грустно и одиноко. Меня как по затылку кирпичом ударили. Она рассказывает все это цветку. Цветку! Цветку, который ничего в этом не понимает! Одиноко!? Страшно!? Понимаю, я никогда не горел желанием слушать ее, но в этот раз могла бы и мне рассказать. Интересно, а титанам во двор она тоже бегала рассказывать сны и жаловаться? Небось, и про меня что-то говорила… Да, ее счастье, что ни титаны, ни цветы не говорят. Я бы мог много интересного узнать… Или не интересного. * * * В конце концов, она залила. Нет, не мою комнату, а цветок. Хотя, вероятней всего он загнулся от ее чрезмерной опеки. Хоронили его всем отрядом. Она умудрилась собрать всех. Я даже боюсь узнать как. Наверное, пригрозила им, что будет ходить за ними и безумолку рассказывать про свои опыты. После горестных похорон, сопровождаемых всхлипами и сочувствиями со стороны особенно впечатлительных членов отряда, Ханджи подошла ко мне. - Ривай… Не дари мне больше цветы… Никогда… Лучше гиганта поймай… Он хотя бы не умирает от моей заботы… - чуть ли не плача, произнесла она. Я вздохнул и попытался сделать вид, что искренне сопереживаю, и даже приобнял ее. Честно говоря, я был рад окончанию его бренного существования. Теперь он не будет стоять у меня… И Ханджи не будет ему ничего рассказывать посреди ночи. После того случая со сном, признаю, я втайне желал его смерти. И это не ревность! Это гордость и уязвленное самолюбие! - Хорошо… И даже не одного, а двух… Карие глаза вновь загорелись радостью. Правильно. Лучше улыбайся. Даже самой своей безумной улыбкой. Она тебе больше к лицу, чем померкший взгляд, полный слез.