Нужно всё перепроверить!

      За маленьким окном с полураскрытыми голубыми шторками раскинулась непроницаемая тьма наступившей ночи, разгоняемая лишь светом далёких звёзд на тёмно-фиолетовом небе и полной луной, серебристый свет которой робко заглядывал в спальную комнатку, в которой, нависнув над исписанными листами, при свечах сидела за письменным столом молодая алогривая кобылка.       Шайн Райт сонно проморгалась, после чего приставила к мордочке белое копытце и, осторожно выглянув из-за него одним правым глазом лазурного оттенка, вновь посмотрела на лежащий перед ней лист — ровно через три секунды раздался глухой стук, с которым голова земной кобылки рухнула на стол, заставляя стоящую рядом стопку бумаг подлететь в воздух.       — Я никогда не закончу делать эту книгу… — устало пробубнила белая пони, пустым взглядом смотря на листы, постепенно разлетающиеся по всей комнате, уже давно утратившей вид спальни.       Вокруг стоял не просто бардак, а самая что ни на есть свалка, которую уже не так просто назвать обычным творческим беспорядком. Повсюду, вместе с редкими чернильными пятнами на полу, валялись мятые комки и более-менее целые листы черновика, письменные перья со сломанными кончиками в количестве не менее двадцати штук — порой она слишком сильно прижимала кончик к бумаге; а завершала всё это великолепие кровать с голубым одеялом, которое теперь было почти идеально чёрно-синим из-за «удачно» пролитой на него запасной банки с чернилами.       Хорошо, что она и не собирается сегодня ложиться спать, да и как тут заснёшь, когда уже завтра утром ей предстоит нести свои наброски в издательство?!       — А вдруг они ещё и потребуют сразу показать все черновики? Ох… — застонав, Шайн Райт обхватила голову. Это же будет катастрофа!       — Мне… Мне нужно просто продолжать работать, да! — кобылка выпрямилась на стуле и вновь пробежалась взглядом по тексту на листке, хотя она и так прекрасно знала его наизусть. — Так, эту сцену нужно переделать — персонажи явно переигрывают, да и сама ситуация сильно выбивается из ритма… — кивнув самой себе, Шайн положила на стол новый листок и затем взялась зубами за карандаш, принявшись писать, усердно выводя буквы.       Писательство. Такое простое и одновременно с этим настолько серьёзное слово — писать можно что угодно, и о чём угодно, но самое главное в том, как именно писать, ведь далеко не просто — сделать текст, который будет интересно прочитать другим. На это влияет множество факторов, начиная от банального языка и стиля, завершая сюжетом и построением всей работы.       И ведь это далеко не всё, ибо есть ещё множество самых маленьких мелочей, о которых нужно помнить и никогда не забывать! Шайн со стыдом вспоминала свои первые «пробы пера», от которых она избавилась сразу же, как начала читать подходящую литературу, осознав, насколько же убого выглядят её каракули — она ведь тогда даже толком писать то и не умела, только успела что получить кьютимарку за составление на бумаге короткой песенки ко дню рождения мамы, как тут же засела за этот же самый стол писать свои «шедевры».       — «И, фшохнуф, с фромким шелесфом скрыфась за кусфом…» — поставив на конце три точки, алогривая кобылка с изображением пишущего пера на двух боках выплюнула на стол карандаш и тяжело вздохнула, проведя себе по лбу копытцем.       Шайн никогда не любила заставлять себя писать через силу. Не столько из-за трудности самого процесса, когда перед каждой новой строчкой наступал ступор, от которого не поможет избавиться даже самый детальный сценарий в мире. Нет, дело было в другом — текст выходил откровенно хуже, чем если бы она писала его, попивая горячее какао ранним утром, специально встав перед этим пораньше. Но, к несчастью, сейчас у неё не было такой возможности, чтобы ждать, когда идеи сами по себе начнут ложиться на бумагу. Ведь сроки поджимали, и очень сильно.       — Надеюсь, оно стало хоть чуточку лучше. Надо будет потом перепроверить… — Шайн со звонким цоком от копытец соскочила со стула, и, не обращая никакого внимания на мятые листы под ногами, подошла к окну и раскрыла то настежь, выглянув наружу — приятный ночной ветер сразу же всколыхнул алую гриву белой пони, что со спокойной душой вдохнула грудью свежий воздух, лишенный уже въевшегося в её шёрстку запаха чернил.       Маленький неказистый город у самого порога Вечнодикого леса, судя по тёмным окнам домов, сладко спал, пока его с высоты двухэтажного коттеджа, свесив передние копыта с подоконника, с интересом осматривала алогривая кобылка. Шайн подняла голову, отвлёкшись от вида стоящего вдалеке леса, и посмотрела на ночное небо, усеянное тысячами ярких белых звёзд.       Получится ли у неё напечатать своё произведение? Она работала над ним, кажется, целую вечность, и если завтра ей скажут, что её работа «недостаточно хороша» или «не соответствует требованиям», то… что она будет делать? Столько трудов, таких же бессонных ночей, как эта, уйдут в пустую! И ведь она даже не знает, что у неё в итоге получилось, всё же после двухсотой вычитки всей книги, весь текст, его образы и заложенные в него чувства, теперь выглядели как стена сплошного текста, без смысла и даже толики того, что она хотела в нём увидеть!       — Нужно сделать ещё одну вычитку, иначе я так никогда и не усну… — Шайн тяжело вздохнула и свесила голову. — Ох… Ну, почему это так сложно? У меня ведь должен быть хоть какой-то талант, раз на моём крупе нарисовано перо, но такое чувство, будто я в этом полная бездарность…       Молодая кобылка подняла взгляд обратно на ночное небо, и робко улыбнулась, увидев несущуюся через тёмно-фиолетовое полотно тусклую сиреневую звёздочку.       — Пусть все мои старания не будут напрасны, — тихим голосом пожелала Шайн, и звезда, словно услышав её, тускло блеснула, исчезнув в короткой вспышке.       Белая пони отстранилась от окна и обернулась, издав сдавленный стон, наконец обратив внимание на бардак в комнате. Нет, сейчас у неё даже при желании не будет возможности убраться или хотя бы собрать все эти мятые бумажки с пола. Ведь её ждала работа. Шайн Райт осмотрелась, и, осторожно поднимая одно копытце за другим, принялась двигаться, переступая чернильные кляксы и клочки черновика, идя по направлению к письменному столу, на котором рядом с новым, только что написанным черновиком одной из страниц книги, лежала увесистая подшитая папка. То, во что она вложила свою душу, и что всё ещё не было идеальным.       Алогривая кобылка сделала очередной шажок, как вдруг под ногой что-то зашуршало, и в следующую секунду Шайн со вскриком свалилась на пол, подскользнувшись о листок бумаги рядом с особенно крупной чернильной лужей. Досадно фыркнув, белая пони с трудом поднялась на ноги, после чего оглянулась на свой измазанный в чернилах круп — слава Селестии, её алый хвост никак не пострадал и остался абсолютно чистым, его отмыть было бы почти нереально.       — Нда, вот жешь угораздило, теперь придётся ещё и купаться… — кобылка тяжело вздохнула. Уж что-что, но тратить лишнее время, когда его считай и нет, она никак не могла. — Нет, лучше надену завтра плащ или что-нибудь ещё, чтобы закрыть пятно, — решила Шайн, после чего благополучно уселась на стул перед письменным столом.       Усилиями двух белых копыт папка с подшитыми внутри листами оказалась ровно посередине стола, после чего Шайн осторожно, словно боясь, что та исчезнет, приоткрыла её на первой странице, после чего медленно пролистала дальше и взяла ртом ранее заново написанную страницу, чтобы затем положить её поверх старой. Найти клей и приклеить им новую страницу было делом одной минуты, и только после этого Шайн Райт позволила себе гордо улыбнуться.       Это был её труд, сотни труднейших перечиток, переписей глав и сожжённых в огне камина страниц, и уже завтра это всё сполна окупиться — осталось только всё проверить, сделав последнюю вычитку. Так, на всякий случай…       Белая кобылка вернулась на первую страницу, и принялась медленно перечитывать свои письмена, тщательно вглядываясь голубыми глазами в каждую буковку и символ. Вот поездка главных героев через тёмный лес, в котором две сестры — городская единорожка и лесная бэтпони, находят приключения и встречают на своём пути местных обитателей, идя в другой город на обратной стороне леса. Всё выглядело отлично, атмосферно и Шайн даже посмеялась над явно удавшейся шуткой. Однако затем она увидела нечто, отчего весь бодрый настрой алогривой кобылки смело волной дрожи.       — О, н-нет… — стоящие торчком ушки Шайн низко опустились. — Только не это…       Губы белой пони задрожали, пока её глаза, не моргая, в ужасе и в непонимании смотрели в одну точку, тогда как сама Шайн даже на миг перестала дышать.       Там была лишняя запятая.       — Но это же невозможно! Я проверяла эту страницу больше сотни раз, её просто не может здесь быть!       По спине Шайн пробежал холодок от внезапной мысли — а что если эта лишняя запятая далеко не одна? Сколько же ещё здесь должно быть ошибок, которые она просто-напросто не заметила?..       — Нужно всё перепроверить! Это же мой последний шанс хоть что-нибудь исправить!       Шайн Райт принялась лихорадочно листать страницы одну за другой, на огромной даже для себя скорости читая текст как какую-то скороговорку, и она едва не взвыла, когда поняла одну простую вещь. Её текст был отвратителен! Все диалоги, сцены и описания… Это был просто набор букв, выстроенный сплошной стеной, без смысла, какой-либо здравой логики и наполнения — в нём не было души! Буквально каждое слово было словно насмешкой над ней, пони, которая день и ночь старалась сделать свою историю чуть лучше.       Только вот почему она не замечала всего этого раньше?..       — Э-это… Это никогда не примут в издательстве… — белая кобылка тихо всхлипнула, пока из её глаз начинали медленно стекать горькие слёзы. — Л-лучше я уничтожу всё это, э-это будет гораздо лучше, чем если этот п-позор хоть понибудь увидит!       Шайн Райт с силой захлопнула папку с листами под сопровождение жалобно мнущейся страницы, которую кобылка так и не поправила. Шуфлядка стола открылась, и роняющая слёзы Шайн, дрожащими от волнения копытами достала из неё огниво, которым она изредка избавлялась от неудачных страниц, дабы их больше никто и никогда не прочитал.       — Прощай, моя маленькая и-история, — не зная, почему, решила попрощаться Шайн со своей книгой, один вид которой заставлял сердце белой пони сжиматься в тугие тиски. — П-прости меня, я не смогла сделать тебя такой, к-какой ты должна была стать. Я… Я попытаюсь сделать это быстро…       Алогривая кобылка схватила зубами навершие огнива, и, схватившись передними ногами за кремень и кресало, приблизилась к подшитой папке и стала с силой бить кресалом об кремень так, чтобы от первого в сторону папки летели яркие искры, заставившие коричневую обложку покрыться чёрными пятнами.       Вот и всё, подумала Шайн, со слезами на глазах смотря на постепенно истлевающую от огня папку. Сейчас она сделает последний удар, и весь её труд, в который она буквально вложила всю себя, навсегда исчезнет. Почему это должно закончиться именно так? Ей ведь никогда не нужно было и не важно ни признание, и не вознаграждение, хоть они и были приятным дополнением — она просто хотела создать историю, которая полюбиться и другими пони, кроме неё; но кто вообще способен хорошо оценить труд автора, который и сам прекрасно видит, что его работа достойна лишь того, чтобы сгореть в ярком пламени?       Шайн, прекрасно видя, что страницы в папке понемногу начинают загораться, уже приготовилась сделать последний удар кресала о кремень, дабы наконец поджечь её, как вдруг дверь в комнату резко отворилась.       — Шайни! Что ты творишь?! — увидев происходящее в комнате, в ужасе воскликнула нежно-жёлтая единорожка с такими же как и у Шайн голубыми глазами и алой гривой, но более светлого вишнёвого оттенка.       Единорожка, не долго думая, бросилась к столу с пытающейся поджечь на нём папку алогривой кобылке, и зажгла рог голубой аурой, начав с силой тянуть на себя огниво, в которое отчаянно вцепилась копытами алогривая кобылка, успев в самый последний момент ухватиться за вырвавшееся изо рта приспособление.       — Нет! Мама, отпусти! — чувствуя, как огниво постепенно выскальзывает из её копыт, закричала Шайн. — Ты не понимаешь! Я не могу, не могу никому показать эту книгу — я бездарность и больше никогда в жизни не буду что-либо писать!       — Ты… Не… Без… ДАРНОСТЬ!!! — огниво в голубой дымке с силой вылетело из копыт алогривой кобылки, отлетев в сторону стены и упав на пол, от силы удара развалившись на составные части.       Шайн Райт уже было бросилась к осколкам огнива, как её тут же заключили в объятия два жёлтых копытца. Белая кобылка попыталась вырваться, но довольно быстро обмякла под нежными, и при этом такими крепкими объятиями матери, чтобы затем, тихо всхлипнув, уткнуться в её шею и горько заплакать.       — Тише, тише моя милая, всё в порядке, — обняв её покрепче, мягким голосом проворковала единорожка, потёршись щекой о щеку дочери. — Ты вовсе не бездарность и опять накрутитила себя почём зря. Что случилось?       — Я никогда не напишу эту книгу, мама… — продолжая тихо всхлипывать, сказала Шайн. — Это ужасно… Я хотела просто в последний раз прочитать свою работу и поняла, что… что она бездарна! — она вновь громко разрыдалась.       — Так, посмотри мне в глаза, Шайни, — отстранившись, единорожка присела перед дочерью и мягко обхватила её голову, дабы та смотрела заплаканными глазами прямо на неё. — Ты. Не. Бездарность. Заруби это себе на носу, у тебя есть талант, как и у любой другой пони, и Селестия мне свидетель, я говорю это тебе от чистого сердца.       — Н-но!..       — Никаких «но», Шайн Райт, — грозно нахмурившись и назвав её по полному имени, отрезала единорожка. — Я много раз читала каждую главу в твоей книге, и могу с уверенностью сказать, что по сравнению с той кучей навозного сена, стоящей в нашей городской библиотеке, твоя история будет одной из лучших, когда она появиться на её полках.       — Это решат только читатели и издатель, — опустив взгляд, буркнула Шайн, после чего алогривая кобылка несмело подняла его обратно на мать. — Тебе… правда понравилось? — робко спросила она. — Я только что прочитала всё заново, и мне кажется, что я просто не способна что-то нормально написать…       — Правда, а последнее это твоя придумка, — отпустив передние копытца со щёк земной кобылки и поднявшись с пола, мягко улыбнулась единорожка. — У тебя и вправду хорошо получается писать, Шайни, и я ни разу не обманывала тебя на этот счёт.       Белая пони обернулась, неуверенно взглянув на подшитую папку с обгорелыми краями. Быть может мама права и она зря решила, что весь её труд достоин лишь сгореть от огня огнива?..       — Шайн, — голос матери заставил алогривую кобылку встрепенуться. — Давай мы вместе почитаем твою книгу — ты скажешь, в чём ты не уверена и я скажу своё мнение, — предложила ей мама. — Тебе ведь всё равно завтра нести только наброски, а чтобы занести всю книгу для печати у тебя будет больше месяца.       — А они точно не потребуют отдать книгу сразу? — опустив ушки, спросила Шайн.       — Точно, — усмехнувшись, заверила её мама. — Давай, садись за стол, чем раньше мы начнём, тем быстрее у меня получится уложить тебя в кровать.       Не сказав ни слова, Шайн Райт послушно уселась за стол, краем взгляда взглянув на кровать, полностью залитую свежими чернилами. Только бы она не увидела…       — Так, это я уже видела, — как только была открыта первая страница, произнесла жёлтая единорожка. — Но ты хорошо здесь всё переделала, хотя та версия мне казалась чуть попроще…       — Я могу её вернуть — она же всё ещё лежит где-то на полу! — уже было собравшуюся было искать в сотне мятых листов первую главу черновика кобылку крепко сдавило голубой аурой, не дав даже подняться с места.       — Нет, ничего не надо возвращать, — строго сказала мама. — Эта глава заслуживает быть здесь такой, какая она теперь есть.       — Ну, хорошо… — Шайн тяжело вздохнула и, пролистав пару страниц, тыкнула в одну из них. — Вот, смотри. Здесь я сделала большой сюжетный поворот, где оказалось, что сестра единорожки, лесная бэтпони, оказалась одним из давно вымерших чудовищ.       — А потом эта не-бэтпони, когда её секрет узнали, загадала желание Звезде сделать её обычной пони? — на вопрос матери белая кобылка кивнула головой. — На самом деле это, наверное, один из лучших твоих сюжетных ходов, Шайни, — сказала жёлтая единорожка. — Как минимум тот урок, который ты в него вложила, действительно важен.       — Но понравится ли он читателям? — спросила Шайн, после чего кобылка отвернулась в сторону. — Я понимаю, что это даже звучит глупо, но у меня никак не получается избавиться от чувства, будто всё, что я сделала и придумала не понравиться никому кроме меня одной…       — Шайн, это не так, — возразила единорожка, начав разглаживать копытцем алую гриву дочери. — Это нормально, что ты боишься реакции других пони на своё творчество, но ты не должна только из-за этого губить себя и писать пустую повседневность, где ничего толком не происходит. Если ты продолжишь работать над собой, не поддаваясь своим страхам, то твои поклонники и читатели всегда найдутся, в этом я уверена, Шайни.       Единорожка тихо усмехнулась, заставив одним только этим звуком, таким родным и полным заботы, робко улыбнуться и алогривую кобылку.       Шайн вновь взглянула на раскрытые страницы, и на этот раз, прочитав пару строк, она с изумлением отметила, что её текст был… другим! Да, здесь было что подправить или переделать, но в целом всё выглядело так, словно уже завтрашним утром она сможет смело брать эту книгу и сразу нести её в издательство, и её обязательно там примут! А она всего пару минут назад чуть не сожгла все свои труды, Дискордов перфекционизм…       — Ничего, такое со всеми бывает, Шайни, — видимо прочитав её мысли по опустившимся ушкам и глазам, подбодрила её мама. — Завтра ты пойдёшь в издательство и выдашь им свои наброски для оценки. Я уже обо всём за тебя договорилась.       — А ты не пойдёшь со мной? — почувствовав дрожь в коленках, спросила Шайн. — Я думала, мы сделаем это вместе…       — Прости, милая, я не могу — твой папа зачем-то попросил меня срочно съездить к нему в Замок Двух Сестёр на аудиенцию к принцессе Луне, — жёлтая единорожка тяжело вздохнула.       — Принцесса Луна зовёт тебя к себе? Но зачем? — удивилась белая кобылка.       — Не знаю, Шайни, но это не так уж важно, — её мама улыбнулась. — Ну так что, у тебя есть ещё что-то, что ты хочешь мне показать?       — Нет, — чуть подумав, ответила Шайн и улыбнулась. — Я думаю, ты права — я только зря себя накрутила, и какая бы у читателей не была реакция, моя история найдёт тех, кому она понравиться. Конечно, моя работа не идеальна и в ней есть свои недостатки, но разве есть что-то, в чём их нет? Тем более, что однажды я обязательно стану лучше, и смогу писать… ещё лучше! — с уверенностью, которую она сама от себя не ожидала, воскликнула алогривая кобылка.       — Хех. Для этого тебе точно нужно поработать над постановкой своих слов, — тихо усмехнулась себе в копытце единорожка, на что Шайн издала недовольный фырк в ответ на подначку матери. — Только вот я говорила не совсем про это, Шайни, — её улыбка померкла, и теперь на белую кобылку смотрели два ледяных голубых глаза, предвещая скорую бурю.       — Что ты, Дискорд тебя дери, натворила со своей кроватью?!