***
С самого детства Хлоя Буржуа считала себя личностью исключительной. От осознания собственной значимости, её так и распирало от гордости. Ни дать, ни взять — королева. Но как же больно оказалось падать с пьедестала. А падать она начала рано, примерно лет с семи. И чем больше проходило времени, тем больше она проваливалась в пучину отчаяния и одиночества. С каждым днём всё больше осознавала, что вся её исключительность заключается, разве что, в собственной никчёмности. Но королевы не плачут. Нет. Королевы… Они любят гордо. Будучи маленькой беззаботной девчушкой, Хлоя чувствовала себя настоящей принцессой, сошедшей со страниц детских сказок. Рядом всегда были любящие, как ей тогда казалось, родители и Адриан. Впервые она поняла, что не все желания исполняются, когда ей было семь. — Нелепо, это совершенно нелепо! — Одри брезгливо скривила губы, пытаясь отцепить от себя плачущую дочь. — Я и так потеряла семь лет, изображая идеальную жену. С меня хватит, я возвращаюсь в штаты! Рыдая навзрыд, Хлоя кулаком утирала, катившиеся по пухлым розовым щечкам слёзы и, сидя на полу отцовского кабинета, цеплялась тонкими пальцами в подол женских брюк и просила мамочку остаться. Остался лишь «мистер Пушистик». Чем она так не угодила собственной матери Хлоя не смогла понять даже спустя годы. А потом её бросил и отец. Нет, конечно же он не отвернулся от неё и исполнял любой каприз своей «маленькой девочки», но из-за своей работы не уделял ей достаточно времени и уж точно не мог заменить ребенку мать. Какое-то время хрупкое сердечко юной Буржуа согревал её единственный друг. Но когда Габриэль разрешил Адриану посещать коллеж, у того сразу появились новые друзья и свой круг общения, в который Хлоя из-за своего склочного характера, мягко говоря, не вписывалась. Но люди часто забывают, что характер человека, как и личность в целом, создают окружающие его люди и обстоятельства.***
После предательства матери маленькой Хлое довелось познакомиться с жестоким миром лживых, эгоистичных и насквозь прогнивших себялюбцев. В школе у неё появилось множество друзей. Вернее, тех, кто набивался в друзья к дочери влиятельного политика, а позже и мэра и, от которых за версту несло лицемерием и жаждой наживы. Но Хлоя, вопреки всеобщему мнению, никогда не была дурой. Сразу же смекнув, что к чему, она всячески пыталась прекратить общение с подобными типами. Но чем больше юная Буржуа делала попыток избавиться от «подлипал», даже грубить пробовала, тем сильнее они норовили проявить свою лже-заботу. Вскоре она поняла, что больше, чем деньги и влиятельные связи люди любят только себя, точнее, своё эго. И Хлоя стала бить единственным доступным ей способом. Высмеять, оскорбить, унизить. Этот принцип работал безотказно. Но и он имел свои минусы. Защитный механизм злословия настолько въелся в сознание маленькой Хло, что стал практически неотъемлемой её частью. А когда один распоясавшийся ученик из последнего класса лицея зажал тринадцатилетнюю Буржуа в раздевалке, то отчаянно пнув гада коленом, она не нашла ничего лучше, чем разразиться гневной тирадой, начинавшейся с «Да ты знаешь кто мой отец?!» А после в красках расписала скорчившемуся мерзавцу то, как папочка-мэр устроит «веселую» жизнь ему и всей его жалкой семейке. Как ни странно, но эта угроза сработала. С тех пор этот недо-маньяк обходил Хлою десятой дорогой, а случайно столкнувшись с ней в коридоре, не переставал рассыпаться в извинениях. Ну, а дальше пресловутое «я всё расскажу папе» также намертво укоренилось в лексиконе юной Буржуа. Стоит ли говорить, что с такими-то привычками о друзьях и речи быть не могло. Но Хлоя была готова терпеть такие жертвы ради собственного комфорта. Для минимального общения ей вполне хватало и Сабрины, единственной одноклассницы, что готова была терпеть её «королевские» замашки. Но и в этом случае её спокойствие не могло длиться вечно. Всё изменилось, когда к ним в класс перевелся худощавый рыжеволосый паренёк. Натаниэль Куртцберг был натурой творческой и очень стеснительной. Вечно сутулый в нелепых растянутых свитерах с чёлкой, закрывающей пол лица, по непонятным даже для самой Хлои причинам, он сразу привлёк её внимание. На уроке она украдкой наблюдала за тем, как, прикусив краешек нижней губы, Нат что-то усиленно выводил в своем блокноте. Словно почувствовав чужое внимание, Куртцберг поднял глаза, встречаясь с изучающим взглядом голубых глаз. Будучи пойманной врасплох, Хлоя сильно стушевались, не зная как вести себя дальше. Но выработанные годами привычки дали о себе знать быстрее, чем она успела подумать. — Убожество. Пренебрежительно фыркнув и гордо задрав нос, она отвернулась, привычным жестом откидывая за спину прядь волос. Сердце в груди колотилось, как бешеное, а идеально подпиленные ноготки до боли врезались в сжатые в кулаки ладони. Как такое могло произойти? Как она могла пялиться на какого-то оборванца? Как она могла допустить, чтобы какой-то оборванец увидел, как она на него пялится? Всё, это конец! Что будет, если он кому-то об этом разболтает? А если это заметил кто-то ещё? Да её же потом просто засмеют! Издевкам одноклассников просто конца не будет! Теперь-то они на ней сполна отыграются за все унижения! Крепко зажмурившись, Хлоя с ужасом ждала окончания урока, пытаясь придумать такую колкость, чтобы все эти людишки и думать забыли о её унижении. Но, к великому удивлению Буржуа, ни на этой перемене, ни на следующей, ни даже через неделю ничего подобного не происходило. Ни косых переглядываний, ни неприятных шепотков за спиной. Ничего. Что ж, похоже, её спокойствию ничего не угрожало. Практически ничего. Не считая того, что мысли о рыжеволосом пареньке все чаще стали посещать её прелестную головку. Сам же Натаниэль, как и все остальные одноклассники, за исключением, быть может, Адриана, который совсем недавно стал посещать их коллеж, старался лишний раз с ней не пересекаться. Неизменно занимая последнюю парту, он рисовал в своём блокноте, не обращая внимания ни на вечно спорящих Кима и Аликс, ни на весело щебечущих Роуз с Джулекой, ни даже на злобный клёкот миз Менделеевой. Сидя в углу столовой и поглощая фрукты, зажатые в одной руке, другой продолжал выводить в блокноте лишь ему понятные линии. Казалось, что его и вовсе ничего не интересует кроме блокнота, в которой Хлое так и не удалось ни разу заглянуть. Однажды, проходя мимо, Буржуа боковым зрением удалось разглядеть краешек листа, на котором был изображён чей-то размытый силуэт. Женское любопытство взяло верх. Одно «случайное» столкновение… блокнот летит на пол, а вложенные в него листы разлетаются по всему классу.***
Прижимая к себе мистера Пушистика, свободной рукой, Хлоя упихивала за щеку шоколад, любезно принесённый Жаном-или-как-его-там. Сердце болезненно сжималось, а по щекам не переставая текли слёзы. И это было абсолютно неприемлемо, ведь королевы не плачут. Подняв сегодня в классе упавший блокнот, Буржуа не ожидала, что рисунки Ната окажутся настолько потрясающими и уж точно не ожидала, что главной героиней на них окажется так ненавистная ей одноклассница. Нет, Хлоя не была влюблена в Куртцберга и уж точно не ревновала его к Дюпэн-Чен. Но почему тогда было так больно? Неужели потому, что вместо того, чтобы похвалить работы понравившегося ей парня, она высмеяла его чувства, делая их достоянием общественности? А может, потому, что всё внимание снова досталось этой Дюпэн-Чен? Ну конечно, Маринетт Дюпэн-Чен была просто идеалом! Безупречная всегда и во всём! С отличными внешними данными и почти отличными отметками, стремящаяся помочь всем и каждому, заслужившая уважение всех одноклассников и преподавателей, небоявшаяся дать отпор злодею даже без всяких суперспособностей, выросшая в настоящей любящей её семье! Просто зашибись какая замечательная! Это ведь именно она со своей очкастой подружкой перетянула на себя все внимание Адриана. Это она заняла её место представителя класса. И это именно её днями (а может и ночами) напролёт рисовал Нат. Ну конечно, как в такую можно не влюбиться? Да Маринетт же отказала Куртцбергу, а он, не смотря ни на что, продолжает бегать за ней, как влюблённая собачонка. Так вежливо отказать это ещё уметь надо. Хлоя же не могла показать даже обычную симпатию. Не могла сказать Адриану, что всегда ценила его поддержку и о лучшем друге, чем он даже мечтать не могла. Что даже не смотря на холодок, что присутствовал в их отношениях последнее время, не сердится на него потому, что знает, что это исключительно её вина. Не могла сказать Сабрине, что ценит всё, что та для неё делает. Что благодарна ей за то, что не отвернулась от неё, как все остальные. Что она значит для неё куда больше, чем просто девочка на побегушках. Хлоя не могла, не знала, как рассказать о своих чувствах. Её этому просто не научили. Только сейчас, оглядываясь назад, Хлоя понимала, что хоть мать и целовала её на людях, брала на руки, делала совместные фото, дарила подарки на Рождество, пышно отмечала её дни рождения, но никогда её не любила. Всё это делалось лишь для того, чтобы создать видимость идеальной семьи перед обществом. А отец хоть и старался сделать всё, чтобы ей не пришлось плакать, и не потому, что очень любил дочь, а потому, что попросту не переносил слёз, всегда интересовался только своей карьерой. В общем, понятия любви, семьи, верности, поддержки, взаимопомощи, всё то, что для других людей являлось делом вполне обыденным для Хлои было чем-то эфемерным. Ребенок с золотой ложкой во рту, как про неё поговаривали, по сути никому никогда и не был нужен. Ну и куда было ей, всеми брошенной и обиженной на весь белый свет злюке, тягаться со всеобщей любимицей? Нет, Хлоя, конечно же, не хотела толкать Натаниэля со словами «с дороги, чучелко». Это вышло как-то само по себе стоило только заметить его влюблённый взгляд в сторону всё той же Дюпэн-Чен. Чёрт бы побрал эту пай-девочку! Вся такая из себя правильная, аж до тошноты. Правильнее могла быть разве что любимица всея Парижа, такая же приторно-идеальная Леди Баг. Странно было, что Леди Баг вообще снова доверила ей гребень пчёлы, но уже осознанно, а не по ошибке, как это было в первый раз. Неужели и правда доверяла? Неужели разглядела то, что никто до неё не видел? Неужели смогла понять, какой Буржуа всегда была на самом деле. Не ту её сторону, что видят люди, а ту, что была спрятана где-то глубоко внутри под ворохом дорогого тряпья и сарказма. Звучало не очень правдоподобно, но очень хотелось верить. И Хлоя поверила. Впервые в жизни. И тем больнее было осознавать, что твой кумир, которому ты доверяла всецело предпочёл тебе, как позже выяснилось, Кагами. Ту самую Кагами, которая сумела обскакать в борьбе за сердце Адриана даже идеальную Дюпэн-Чен. Хлоя не могла объяснить, что двигало ей в тот момент, когда она согласилась на сделку с Бражником. Скорее всего, обида от очередного предательства. Что ж, вполне понятно почему после этого отношение окружающих к ней заметно ухудшилось, хотя казалось, что хуже уже некуда. И если раньше все, привыкнув к её выходкам, почти не обращали на них внимания, то теперь, каждый раз заходя в класс, она чувствовала на себе осуждающие взгляды. Даже от Адриана. Все, все пытались прожечь в ней дыру. Кроме всё той же Дюпэн-Чен, что лишь сочувственно вздыхала, глядя ей вслед. И это сочувствие душило Хлою хуже лютой ненависти. Леди Баг и Кот Нуар продолжали спасать Париж, наконец заявив о себе, как о паре. Одноклассники продолжали её ненавидеть. А Куртцберг продолжал рисовать всё те же нелепые хвостики и васильковые глаза. Так проходили дни пока не случилось то, что полностью перевернуло привычный мир Буржуа. Первым тревожным звоночком стало появление в коллеже ранним утром Адриана за руку с Дюпэн-Чен. Как выяснилось несколькими днями позже, это рано или поздно должно было случиться. Это бы все равно случилось. Это был лишь вопрос времени. Эти двое были предначертаны друг другу судьбой. Леди Удачи и её Чёрный Кот. Хлоя совершенно точно не должна была находиться в этом самом месте в это самое время. Сегодня Натаниэль начал работу над комиксом о супергероях, в котором не было ни слова о Квин Би. Ну конечно, кто захочет писать комиксы о предателях? И подобрав выпавшую из кармана проходившего мимо паренька пачку сигарет, Хлоя спряталась в ближайшей подворотне за мусорным контейнером. Чиркнув зажигалкой, она едва не подавилась вставленной в рот папиросой, когда после ярко-розовой вспышки за соседним баком на неё практически налетела растрёпанная Дюпэн-Чен. В этот раз, поглощая одну шоколадку за другой, Буржуа пыталась уложить открывшуюся ей истину в привычную картину мира. Получалось слабо. Зато, это многое объясняло. Непонятным было только одно: почему Маринетт не единожды доверяла гребень пчелы той, что раз за разом продолжала её задирать? Неужели она и правда верила, что в каждом человеке есть что-то хорошее? Верила, что каждый может измениться? Или она верила в то, что собственные силы помогут ей изменить мир? Ну, в любом случае, она верила в неё, верила в Хлою. А она её предала. Предала своего кумира. Предала того, кто, не смотря ни на что, доверял ей камень чудес. Предала в минуту слабости, в момент обиды, когда та… Постойте-ка, в тот день Леди Баг не принесла ей гребень пчёлы потому, что позвала Кагами, которая в тот самый момент вместе с Адрианом… А! Ну, теперь как раз понятно почему по уши влюблённая Маринетт… М-да, хоть этот поступок не был правильным и ни в коем случае не оправдывал пятнистую героиню, но Хлоя понимала её, как никто другой. Она поступила бы точно также. Шли дни. Мотыльки Бражника продолжали атаковать невинных граждан. Леди и Кот продолжали спасать людей от чар зла. А Маринетт продолжала кидать опасливые взгляды в сторону Хлои. А потом, в один из ничем не примечательных дней, Буржуа обнаружила в своей сумочке уже знакомую ей чёрную шкатулку с витиеватым красным узором. Она едва дождалась окончания уроков, чтобы пробравшись в самый дальний и всеми забытый угол библиотеки, надеть гребень. Если бы кто когда сказал Хло, что больше всего на свете она будет рада вновь увидеть маленькое жужжащее нечто с непропорционально большой головой, она бы покрутив пальцем у виска, заявила бы, что это нелепо. В тот момент, когда Поллен радостно кинулась к ней, обнимая своими крошечными лапками, Хлою прорвало. Она никогда прежде не позволяла плакать себе на людях. Даже как-его-там-Жан ни разу не видел её слёз. Покрасневшие глаза, припухшие веки и нос — да. Слёзы — нет. Ведь королевы не плачут. И пусть маленькая квами и не была человеком, но она стала единственным свидетелем её слёз. Тогда, изливая ей свою боль, Хлоя не знала, что Поллен была не единственной, а только первой. Она не могла видеть притаившегося за стеллажами художника. Не могла знать, что увиденное и услышанное им в тот момент навсегда изменит его жизнь… Их жизни… Безусловно, Хлоя была поражена тем, что после её предательства Леди Баг снова решилась отдать ей гребень пчелы. Ни своей лучшей подруге, ни тому преданному словно пёс гитаристу, ни волевой и сильной Кагами и даже ни какому-то новому герою, а именно ей. Что ж, выходит, она и правда верит, что все в этом мире заслуживают второго шанса. Но даже это и в половину не имело того эффекта, который на неё произвело ещё одно случайное открытие. Когда ей, по чистой случайности, открылась личность пятнистой героини, которая совсем недавно во всеуслышание объявила о своих отношениях с напарником, то, зная о влюбленности Дюпэн-Чен в Агреста-младшего, вывод о личности хвостатого героя напрашивался сам собой. И вот, обернувшись Квин Би, она влетела в окно своего друга детства. Убедившись, что Адриан в данный момент был, очевидно, на патруле, Хлоя предпочла прогуляться по особняку, нежели киснуть в комнате, дожидаясь её хозяина. Видимо, у неё был какой-то особый дар находиться не в то время не в том месте. Но, прячась за одной из колон в холле, она готова была биться об заклад (или об эту самую колонну), что выходящий из кабинета Агреста-старшего и находу снимающий трансформацию Бражник, ей просто привиделся. Немного поистерив и отойдя от шока, Буржуа наконец смогла услышать, как Поллен твердила про то, что ей срочно нужно поговорить с хранительницей. Да, она поговорила с Маринетт. Нет, она не выдала ей личность Бражника. — Уж очень я устала открывать чужие личности, — устало вздохнув, Хлоя дала понять, что данная тема закрыта. Изучая записи перевода книги оставленные ей мастером, Маринетт узнала, что Бражника легче победить зная его личность. В зависимости от возраста, здоровья и некоторых особенностей характера менялись рецепты зелий и слова заклинаний. Но поскольку эта информация была доступна лишь одной героине, то они потратили уйму времени и сил, чтобы подобрать соответствующие ингредиенты. Ночами, пробираясь в геройских обличиях в «Grand Paris», они часами напролёт экспериментировали с зельями, в попытке добавить в напиток щепотку забвения, дабы у бывшего злодея не осталось и капли воспоминаний хоть как-то связанных с камнями чудес. Однажды им едва удалось избежать пожара. К счастью, Жан-как-его-там не задавался вопросом ни о том зачем им нужны новые шторы, огнетушитель и весь тот, подчас совершенно нелепый хлам, который они просили доставить в личные покои Хлои. Но в наступивший день-Х стало ясно, что сгоревшие в отеле гардины, отдали свою жизнь не зря. Пришедший в себя в кабинете после обморока от «переутомления» Габриэль так и не вспомнил о своём злодейской прошлом. А для всех жителей Парижа Бражник был уничтожен, разлетевшись тысячей белокрылых бабочек.***
— Береги его, подруга, — Хлоя обняла Маринетт, легонько похлопывая по спине. Пусть они так и не стали близкими подругами, но заметно сблизились после тех бессонных ночей в поисках подходящей формулы зелья. Проходя мимо Агреста, она аккуратно сжала его локоть, наклоняясь к самому уху. — Не всем так везёт, как вам. Не потеряй своё сокровище, Котик, — и оставив ошарашенного Адриана, удивленно озираться ей в след, направилась к выходу. Бросив взгляд на застывшего рядом Куртцберга, она грустно улыбнулась уголками губ: «Что ж, не у всех в этом мире появляется вторая половинка. Вот и твоя муза, Куртцберг, упорхнула к другому ангелу». Сердце снова неприятно сжало… но королевы не плачут. Не плачут, нет. Да, память дядюшки Габи подверглась серьезной корректировке. Но Хлоя помнила всё, а потому наотрез отказалась работать моделью в его компании, ссылаясь на то, что хочет всего добиться сама. Стремлением к самостоятельности она прикрыла и желание сбежать из дома, где по-большому счету на неё было наплевать всем, быть может, кроме Жана… или как там его…***
Жить самостоятельно оказалось куда сложнее, чем представляла юная Буржуа. На первых порах пришлось обратиться за помощью к Адриану, но уже через полгода она вернула всю занятую сумму. Отели, в которых она жила были менее комфортабельными, еда менее изысканной, а одежда теперь покупалась в обычных ТЦ, а не в брендовых бутиках. Хлоя работала без агента, сама договариваясь о съемках в сериалах, участиях в ток-шоу и показах менее звёздных дизайнеров. Не сравнить, конечно, с гонорарами того же Адриана, но на приличную жизнь хватало. В такой жизни были свои преимущества. Но как бы не храбрилась Хлоя, каждую ночь, укрывшись пледом и прижимая к себе мистера Пушистика, она забывала о том, что королевы не плачут. Ведь единственным её спутником оставалось одиночество. Так проходили дни. А потом она встретила его. Впервые это случилось осенью. Закутавшись в жёлтенький плащ и сжимая в руках зонт, Буржуа пыталась укрыться от холодных капель и пронизывающих порывов ветра. Встреча с продюсером одного из молодежных сериалов должна была состояться ещё час назад. Раньше Хлоя, не задумываясь, послала бы этого зажравшегося и крайне не пунктуального типа к чертям. Но сейчас она вынуждена была ждать, стиснув зубы и засунув свою гордость куда подальше. Переминаясь с ноги на ногу под раскидистым клёном, Хлоя скучающим взглядом изучала разномастную толпу, что пряталась от дождя на остановке через дорогу. Она несколько раз быстро моргнула, чтобы прогнать наваждение. Но оно не исчезало, давая понять, что взгляд бирюзовых глаз, которые неотрывно смотрели прямо на неё в то время, как руки продолжали выводить быстрые линии на переносном мольберте, ей вовсе не привиделся. Его огненно-рыжая шевелюра была собрана в небрежный пучок на макушке, а краешек губы привычно зажат между зубами. Куртцберг рисовал. И рисовал именное её.«Ты рисовал ненастный день, Меня с зонтом под алым клёном…»
Нервно сглотнув, Хлоя поспешила отвести взгляд. Что забыл здесь этот ненормальный в такую погоду? И почему в его бредовую голову взбрело рисовать именно её? Здесь? Сейчас? Он что всегда таскает с собой мольберт? Да ну, не мог же он припереться сюда специально, чтобы… С её губ сорвался нервный смешок. Нет, исключено! Особенно, если учесть, что после того, как Леди Баг решила дать полосатой героини второй шанс, вернув гребень пчелы, Хлоя стала вести себя с ним ещё агрессивнее. Нет, не то чтобы она делала это намеренно, просто… Айщ, чёрт, в её жизни никогда ничего не было «просто». Но получив второй шанс, Хлоя изо всех сил старалась исправиться. Она перестала задирать одноклассников, ругаться с учителями и брюзжать по каждому поводу. И лишь столкнувшись с Куртцбергом, её темная сторона вылезала наружу. Страх раскрытия её привязанности к этому чудаковатому пареньку был настолько велик, что в мгновение ока включал все защитные механизмы. Ведь в своей маленькой слабости она до последнего боялась признаться даже самой себе. И вот, излив на Ната поток негатива, она торопилась скрыться, чтобы не дать себе разрыдаться у всех на виду. Ведь королевы не плачут. И после всего этого он сидел на той чертовой остановке и рисовал её, наплевав на промозглый ветер. Кто вообще может понять, что творится в головах у этих людей искусства? Никто не знает, где они будут черпать вдохновение в следующий момент. Хм, ну ничего, сейчас он напишет её портрет, а уже завтра вернётся в Париж, чтобы продолжить рисовать «свою» Дюпэн-Чен. Вот интересно, он и после свадьбы с Адрианом продолжит по ней убиваться? От этого на душе становилось ещё паршивее. Но от грустных мыслей её отвлёк подъехавшее авто продюсера, который всё же соизволил явиться.«Меня ты скоро позабудешь, Художник, что рисует дождь. Другому ангелу ты служишь И за собой не позовёшь.»
В тот вечер Куртцберг мелькнул в её жизни ярким пятном, напоминая о том, что не все в этом мире покупается за деньги и, что, возможно, в её жизни так никогда и не появится мужчина, способный разделить её одиночество. Ну, разве, что, мистер Пушистик так и будет преданно сопровождать её, путешествуя из города в город в её чемодане. Хлоя уже смирилась с тем, что та встреча с Натом была своеобразным прощанием с её первой безответной любовью. Но уже через неделю среди толпы зевак в парке, где проходили съемки сериала она замечает знакомый силуэт. Огромные темные очки скрывали половину лица. Но выбившаяся из-под бейсболки рыжая прядь и зажатый в руках карандаш с головой выдавали личность уличного художника. После команды «снято» Хлоя двинулась в сторону любопытной толпы, желая узнать какого черта сюда занесло его художественную задницу. Но не успев сделать и пары-тройки шагов, замечает, что того уже и след простыл. С тех пор она замечает его повсюду. Показы, репетиции, интервью. Прячась за чужими спинами безмолвной тенью, он каждый раз исчезает, не сказав ни слова. Менялись города, страны, континенты и времена года. Но Хлоя твёрдо знала, что куда бы не забросила её судьба, он будет там. Всегда… Везде… Тихо… Молчаливо… Пытаясь затеряться в толпе… Пытаясь остаться неузнанным… Преданной безмолвной тенью…***
Показ завершён, костюмы и маски сняты, макияж смыт. Уставшие организаторы и модели наконец смогут расслабиться на небольшом фуршете в соседнем зале. А художник, что рисует дождь уже, наверняка, по своему обычаю успел покинуть шумное сборище. У Хлои нет никакого желания продолжать натянуто улыбаться. Она уходит тихо, не прощаясь. Сжимая в руках лямку перекинутого за спину на одно плечо небольшого рюкзачка, выходит в ярко освещённое фойе. В следующий миг сердце замирает гулко ударившись о рёбра. Перед входной дверью, уже стянув с себя идиотскую шапку и очки, теребя лямку походного рюкзака, нервно расхаживает Куртцберг. Судя по губам, что быстро движутся, он репетировал какую-то речь, то и дело, недовольно качая головой и зажмуривая глаза. Хлоя замирает на месте, как вкопанная. Она не сомневается, что он ждал именно её. Боже, как же долго она ждала… мечтала об этой встрече! А сейчас мысли отчаянно метались в её прелестной головке, пытаясь найти верное решение. Сбежать через чёрный ход пока её присутствие осталось незаметным или подойти и расставить все точки над «i»? Но судьба делает этот выбор за неё. Словно почувствовав её внимание, как тогда в классе, Куртцберг поднимает глаза. Встречаясь с этим бирюзовым взглядом, она уже не может отвести взор, а ноги сами делают шаг вперёд. — Привет… Такое же тихое и неловкое «привет», что раздаётся в ответ становится своеобразным залогом чего-то большего, что им только предстоит построить…