Дом.

Зайдя в незнакомый дом, Бегония почувствовала себя.дома. Её охватило странное чувство, будто именно это место давно было её домом. Невилл взял Тревора, и уже хотел идти вместе с Бегонией в комнату, чтобы показать всякие странности и вещи, которые магглорождённая девочка никогда не могла видеть, но бабушка Августа быстро его остановила. — Давай, помогай девочке с чемоданами, подними их в спальню. Нечего так торопиться, успеешь ещё! Вдруг Августа нагнулась к Бегонии, приложила свою руку ко рту, будто рассказывая секрет: — весь в меня, честное слово. Спустя время Бэгги (так любил сокращённо называть её Невилл после второго курса), как и Невилл, рассматривала всякие интересные, магические, и порой даже рабочие штуковины. Лонгботтом был слегка взволнован, так как он никогда раньше не приглашал к себе друзей, а особенно девочек. Порой он даже немного стыдился внешнего вида своей комнаты. Она казалась ему «чересчур детской». А Свэтерс всё нравилось. Вид комнаты придавал ей чувство какой-то близости, и, может даже, старомодности, будто она действительно приехала к своей бабушке. На кухне шуршало всё: кастрюльки, сковородки, лопатки, ложки. Ужин готовился во всю. Уже вечерело, а в доме становилось теплей. Вероятно, это из-за печи на кухне. Или же из-за уже горевших в камине дровишек. В доме сразу же потеплело, и Бегония, ничего не стесняясь, сняла свой свитер. Свой первый свитер. Конечно, эта девочка никогда не отличалась обычностью, поэтому на ней было два свитера. Первый свитер был самый простой, вязаный, тёплый. Но вот тот, что был под первым — не совсем обычный. Он был не самый яркий, но на нём красовалась забавная надпись: «Поцелуй и получишь лимон!». За окном уже темнело, и поэтому в скором времени с кухни раздался голос бабушки. Она звала ужинать, чему оба голодных третьекурсника радовались непомерно. Они со смехом в шутку толкались на лестнице, но зная их удачу, один, конечно же, упал. Почти. Бегония вовремя его подхватила, и они уже оба падали с лестницы. Августа явно была не рада такому поведению. В конце концов, «серьёзные волшебники не ведут себя как дикари!». От этих слов Невилл и Бегония, ясное дело, не стали более серьёзными. После этого они только хихикали за столом. Обстановка была весьма старомодная, но такая приятная. Огромные старые часы, деревянный обеденный стол, потемневшие от старости занавески. Всё это лаконично смотрелось друг с другом. Когда одной трети еды уже не было, жар комнаты охватил лицо Невилла. Или всё же жар не комнаты? Дело в том, что Бегония никогда не держала левую руку на столе. Ей это не нравилось, и она предпочитала вертеть или держать какой-нибудь предмет в своей руке. Поэтому её рука висела, и просто болталась без дела пол столом. Невилл вдруг побагровел. Он чего-то хотел. Очень сильно, но он не мог этого сделать из-за своего стеснения. Он опустил свою правую руку по стол. Поначалу она так же просто болталась. Невилл выглядел сильно напряжённым, и ему было страшно. А что если что-то пойдёт не так? Пока Невилл корчил гримасу отчаяния и волнения, уставившись в свою тарелку, Августа стала что-то замечать. В конце концов, ей не нравилось, когда Невилл болел. И прямо в этот момент ей не нравился вид внука. Но вот, Невилл оторвался от тарелки и стал ненавязчиво, будто скучающе, смотреть в противоположную от Бегонии сторону. Он дотронулся до её руки своим мизинцем. Для него это казалось большим достижением. Он был красный, как малиновое варенье на белой рубашке. Бегония не отставала. Это было какое-то незапланированное соревнование «кто краснее». Она обхватила своим мизинцем мизинец друга, тыкая вилкой в уже полностью дырявый лист салата. Невилл стал поглаживать руку Бегонии своей рукой, как бы напоминая ей о том, что она не пустое место для него. В свою же очередь мисс Свэтерс погладила своим большим пальцем руку Невилла, и решительно просунула все свои пальцы между пальцами Лонгботтома. Надпись на свитере Бегонии звучала настолько комично, что даже не воспринималась никем всерьёз. Но Невилл никогда так ещё не хотел никого поцеловать, и он был готов съесть хоть 10 лимонов, лишь бы только сделать это. Они и не заметили, как они оба стеснительно лыбились. Зато всё прекрасно видела бабушка. — Чего такие красные? Простудились? — Душно.— оба не умели врать, и эта ложь никак не звучала убедительнее с их тихих уст, в которых так и стал ком.