Смерть будет упрямо и вечно стараться, Кружиться в движениях мрачного танца, Отплясывать ночи и дни напролет И в каждом движении жизнь заберет. С. Сабратов
Женщина аккуратно вкладывает свою ладонь в его руку, нежно улыбается, тянет в центр зала. Ну же, танца! Я хочу танца! — кричат её движения. О, она так невинна и так соблазнительна. Она кружит по залу в своём роскошном кринолиновом платье, которое подчёркивает её невероятно зелёные, как морская бездна, глаза. Она улыбается, и он тонет в этой улыбке. Он должен сказать ей, должен попрощаться, но слова застревают в горле, когда её аккуратная ладошка, оказывается в его грубых руках. Он медленно поднимается, ведёт её в центр зала. Она ещё не знает, но это их последний танец. — Что же мы будем танцевать? — Мазурку, о, милый, я так люблю мазурку! — она снова улыбается, звонко смеётся. Её смех разлетается по всему залу, привлекая внимание окружающих. — О, давайте же станцуем мазурку! Он сжимает руки, медленно выдыхает. Для неё это будет мазурка, думается ему, а для него это будет пляска смерти, последний путь, который он пройдёт ведя её в танце. Они подпрыгивают, скользят вперёд. Он исполняет «голубец», громко стучит каблуками в воздухе. Падает на колено, продолжая держать её за руку, пока она звонко смеясь, оббегает его несколько раз. О, как нежны и прекрасны её руки. Как прискорбно ощущать их тепло в последний раз. Их кружат в хороводе, она тонет в толпе, в прикосновениях других кавалеров, но неизменно возвращается к нему. — Почему же ты покидаешь меня? — шепчет он, когда они вновь соединяются в танце. — Я вся твоя, — горячо шепчет она ему в ответ. — Это же всего лишь танец, дорогой. Это наш последний танец, — хочется кричать ему в отчаянье, но он лишь осторожно улыбается в ответ. О, как же приятно пахнут её волосы. Русые локоны аккуратно собранные на затылке, распадаются на её тонких плечах. «Словно морская пена» — думается ему. — Ах, если бы я могла, я бы кружилась с тобой в танце целую вечность! — Вечность — это так мало для нас двоих. Он тяжело вздыхает. Она знает, что скоро придёт время попрощаться с ним навсегда, но упорно смеётся смерти в лицо, топя свою боль в этом танце.***
Они расстаются на рассвете, клятвенно заверяя друг друга, что встретятся завтра вечером вновь. Он обязательно станцует с ней вальс, а потом они уединятся в её личном саду, утопая в розах и объятиях друг друга. Он не приходит на следующий бал. Не приходит в её сад. Она больше не смеётся, лишь хмуро улыбается. Не танцует мазурку. Цветы в её саду вянут все сильнее день ото дня, а от того самого кринолинового платья остался лишь пепел. Он не умер, — думается ей. Подарив последний танец, он, как настоящий джентльмен, исчез на рассвете. Конечно, она прекрасно помнит тот день, когда держала его за руку, шептала молитвы. Помнит, как даже в самую последнюю секунду он обещал ей вальс. Помнит, как он закрыл глаза, отпуская её ладони, с тёплом которых так отчаянно не хотел расставаться. — Мы станцевали с тобой наш последний танец. О, если бы я только знала о твоей болезни раньше… — шепчет она, сидя в саду завядших роз, смахивая слёзы, предательски обжигающие её щеки.