Псионикум

Предчувствие прошептало мне, что зря я согласилась. Профессор явно что-то не договаривал или хотел что-то доказать. Но как говорится, поздняк метаться, никто не тянул меня за язык. — Профессор, можете запустить метроном? — Разумеется. Оно и правда помогает, ведь так? Можно и так сказать. Равномерное тиканье помогало сосредоточиться только на одном из чувств восприятия. Под звуки постукивания я направила свой, скажем так, внутренний взор в сторону профессора. Его пси образ вел себя спокойно, плавно и как-то тягуче, что ли. Знаете, что я поняла, видя все эти образы — сила псионика не зависит от яркости ауры. Я пыталась сконцентрироваться на нем, как в случае с Кэссиди, но встречала жёсткое сопротивление, словно я впустую ударялась о невидимую преграду перед собой. Так, сходу вломиться не получится. Потому для начала погрузилась в себя. Как профессор сам учил на первых уроках, медитация служит хорошим началом, чтобы очистить лишние мысли и направить свои ощущения к объекту, чтобы установить с ним связь более безболезненным способом. Тиканье постепенно исчезло, стало пропадать чувство времени. А спустя минуту другую я погрузилась в пучину собственного сознания, прорвавшись через чёрную пелену первичной стенки разума. Белая комната встретила меня неприятными ощущениями. От яркости вокруг глазам было крайне неприятно, но вскоре я привыкла. На противоположной стене, словно на проекторе, каскадом мелькали кадры собственных воспоминаний. Некоторые из них я не узнавала, что было необычно. Хотя нет, не хотела узнавать. — Ты чокнутая, да? — Чокнутая… — Эй, отвечай… — Мелкая дрянь… — Ты никто! Никто! — У неё ведь родителей даже нет… Ха-ха. — Отвечай, когда с тобой говорят! Перекрикивали друг друга различные голоса, но я старалась не обращать на них внимания. Это ведь уже в прошлом. Так, для начала нужно вспомнить, как я смогла получить доступ к разуму Кэссиди? Я стала прокручивать в уме то, что там ощущала. Ничего кроме того тоннеля на ум не пришло. И думаю, с Кэссиди получилось лишь потому, что она хорошо ко мне относится. Как и я к ней, соответственно. Ну да ладно, попытаюсь вызвать тот информационный поток. Гм… Попробуем. Некоторое время спустя я вроде бы ощутила его. Белая комната исчезла. Я рухнула в пропасть, но никакого тоннеля, будто я резко сорвалась с обрыва, лишь мельком увидев то, что явно мне не принадлежало — мальчика с черными кудрявыми волосами, который катался на лошади. Его держали сильные крепкие руки. И он был так счастлив. Его переполняли самые прекрасные чувства, а его звонкий смех так и оставался в ушах приятным эхом. Чувство счастья быстро пропало. В реальность меня вернула боль. В висках и внутри глаз стреляло сильной пульсацией. Не в силах терпеть мучения издала тихий стон и стала массировать переносицу. В груди ощущала тяжёлое давление, будто бы захлёбывалась. В памяти тут же всплыла больница после аварии — не самое приятное воспоминание. — Анна? Анна, как ты? — доносился рядом обеспокоенный голос Кэс. — В порядке. Всё в порядке. — Отдышитесь, мисс Рейн. Не спешите. Да… Спокойствие мне не помешает. Чуть позже меня немного отпустило. — Ну, мисс Рейн, что скажете? — Да, сейчас, — прочистила горло. — Я увидела мальчика — чёрные кудрявые волосы, пухлые щечки, карие глаза. Его переполняли радость и гордость, оттого, что рядом с ним был его отец, который катал его на лошади и который был рядом. Яркое чувство защищенности, когда этот мир представлялся совсем не таким, как сейчас, полный боли и страдания. Прекрасный миг из детства, куда хочется возвращаться и который хочется сохранить в памяти навечно… Это ведь были вы, профессор? — Всё так… — со странной интонацией в голосе произнёс Краусс. — Я концентрировался на одном ярком воспоминании из детства и воспроизвёл его в мыслях. И вы это увидели, юная леди. Нет, не только смогли увидеть, но и прочувствовать его, пропустить через себя. Как я и думал, у вас предрасположенность к эмпатии и телепатии. — Оу, ясно… То, что я сделала, что-то уникальное? Не совсем поняла я его слов. Хотя у каждого из нас имеется предрасположенность к чему-либо. Люди не одинаковые, у кого-то имеется талант к музыке, к рисованию, к наукам. Похоже, так же и в псионике, кто-то более успешен в телекинезе, биокинезе, а кто-то в ясновидении и телепатии. — Значит, я успешно сдала задание, профессор? — Разумеется, мисс Рейн. Но не думайте, что это пустяки. Заглядывая в чужой разум, вы не можете не пережить то, что пережил он и перенять что-то чуждое. А это чревато непредсказуемыми и опасными последствиями. На первый взгляд не самыми явными, но в конечном итоге, изменения могут быть необратимыми. Личность вещь хрупкая — измените одну деталь, поменяется всё. Так что будьте осторожны, мисс Рейн. Телепатия — одна из самых опасных и «скользких» наших способностей. Никогда не относитесь к ней с пренебрежением. Почувствовали отторжение, не стоит давить. Может вы и сможете это пережить, но ваш объект не всегда. — Учту. — Надеюсь. Порой отказ от этой способности — мудрый выбор. Но разве кто-то устоит перед соблазном копаться в чужом разуме. Бывали случаи, когда разум телепата и его объекта взаимно уничтожали друг друга. — Уничтожали? — одновременно с Кэс спросили мы. — Изнуряли друг друга до такой степени, что впадали в вегетативное состояние после истощения. И он только сейчас об этом говорит?! Мда… — Оо… — Хорошо, что вы доверяете друг другу. Что ж, можете быть свободны. — До свидания, профессор. — До свидания. — Ненавижу телепатию, — в который раз повторила про себя Кэссиди на выходе из аудитории. — Да… Думаю, теперь понимаю, почему. — Анна? — резко сменила тему Кэссиди. — Что? — Что я тебе говорила, профессора не любят «умников», — объяснила свои пинки Кэссиди. — А-а, ничего не могу с собой поделать, — в ответ услышала лёгкое фырканье. — Зато он заметил твои способности. Посмотрим, сколько баллов тебе ещё надо будет набрать, чтобы избежать вылета. Пока Кэс проверяла таблицу, я обдумывала слова Краусса. Он прав. Что-то не нравится мне телепатия. Во время погружения в чужой разум я открывала дверь и в свой собственный. Куда более опытный телепат мог бы хозяйничать в моем разуме как у себя дома. Но гораздо опасно другое — я будто бы становилась другой. А что если в один из таких моментов я останусь такой навсегда? Можно, конечно, тренироваться. Но в погоне за этой «туманной силой» потерять себя? Нет. Пока я могу здраво оценивать свои мысли, буду просто учиться другому, телекинезу, например. Телекинез мне по душе. — Анна? Ты меня слушаешь? — А? Так призадумалась. — Для той, кто делает вид, что ей на все плевать, ты слишком много думаешь. Вот, посмотрела, сколько он тебе поставил. Твоё отставание сократилось, но не так сильно как хотелось бы. Похоже, остальные тоже напряглись за этот месяц. — Напряглись? Это ещё мягко сказано. Чую скоро стану сверхразумом, если так продолжу учиться. Я в жизни так не училась. Удивляет, что я все ещё в своём уме. — Ну, привыкай. Меня так с детства таскали. — А что мне остаётся… — Крепись неофит, крепись! Это только цветочки! — похлопала по плечу Кэс. — Очень обнадёживает. Далее у нас была телекинетика, которую ведёт профессор Шарль Рише. Для закрепления пройденного материала, профессор Рише не тянул с практическими занятиями. И только на этих занятиях я «воочию» чувствовала, чем же сие учебное заведение отличается от остальных. Если в сенсорике всё упирается в сугубо субъективных ощущениях и их интерпретациях. То, пожалуй, телекинетика строго противоположна сенсорике. Она стала моей самой любимой дисциплиной. Здесь было мало теории, всё упиралось в управлении псионикой над материальными объектами. Я видела не только, как передвигают вещи силой мысли, но и меняют его свойства. Телекинетика подразделялась на кучу узких направлений в зависимости от физического процесса, который выберешь: пирокинетика, криокинетика, магнетика и так далее. А пока просто телекинетика. Само собой начинали с самого простого. Сам же профессор представлялся мне мудрым старцем из древних легенд с длинной такой седой бородой, которую он постоянно поправляет, перед тем как изложить гм… вековую мудрость. Его старческий, но успокаивающий голос приятно отдавался в ушах, даже когда он говорил очень тихо. А для своих лет он не потерял своего энтузиазма в преподавании и вел свои занятия весьма бодро. — Сегодня пройдём «воздействие псионики в зависимости от агрегатного состояния объекта». Конечно, тут без наук никуда. Как он и постоянно твердил, всё в мире взаимосвязано. Порой не самой очевидной связью, но она всегда есть. В этот раз мы собрались в специально отведённом помещении, похожем на лабораторную комнату с защищёнными отсеками. Профессор начал с самого простого примера, который приходит на ум — воды. За защитным стеклом в трёх специальных капсулах находились: кубик льда, на чане в соседнем отсеке плескалась вода, и в последнем, паровой аппарат, из которого ввалили из нагревающейся колбы под полом струи пара. Как уточнила Кэс, пар освещается цветными лампами, чтобы наглядно увидеть само облако. Для меня же ничего не было видно, но слушала я внимательно. Странно, что плазмы не видать, но да ладно. Видимо, её пройдём чуть позже. — На твёрдый и однородный объект воздействовать легче всего. Его легко толкнуть. Ударить. Поднять. Если получится, сжать и деформировать сколь угодно, но при этом нужно учесть сопротивление материалов. Скажем так, сжать пластик не то же, что сжать титан. В отличие от других дисциплин, все наши воздействия можно легко заметить по тому, как поменял своё месторасположение в пространстве наш объект и по его изменившейся форме. Кстати, лёд — далеко не самый простой объект. И так, смотрим… На правой стороне я увидела белые нити из руки профессора, а затем и кубик, который взмыл в воздух и немного покрутился вокруг своей оси, а затем превратился в шарик. — С жидкостями чуть сложнее. Поднять воду и удержать её в воздухе невероятно сложно, но не невозможно. Для облегчения, я пользуюсь одной хитростью. Вместо того, чтобы пытаться схватить воду, я обволакиваю всю поверхность некоей плёнкой и сворачиваю её в ней, как зачерпнул бы настоящей плёнкой из водоёма. Второй объект отличался от первого. Сферообразный яркий объект постоянно дёргался и плескался, когда профессор поднимал его в воздух. — С газами совсем другой разговор. Иной раз невозможно увидеть, смогли ли вы воздействовать на него. Здесь также можно применить хитрость, но увидеть газ намного сложнее. Среди студентов прошёл лёгкий смех, когда Рише сделал из облака пара смайлик, который моргнул. — И так, пройдёмте в следующую комнату. Комната практики представляла собой подобие тира или зал для боулинга с дорожками. — Займите свои места. Вы, должно быть, заметили железный куб на песчаной дорожке перед вами. Ваша задача — подтолкнуть кубик до самого края. Десять баллов тому, кто сможет подтолкнуть его до конца занятия. Едва профессор дал отмашку, мир вокруг меня утонул в ярких образах. И только моя дорожка выглядела чёрным пятном посреди этого светового шоу. Я не спешила. Сначала нужно было сконцентрироваться на себе. В непроглядной тьме увидела свою руку как в рентгене, но вместо костей линии псионики. Профессор-то схитрил, кубик точно весит целый центнер, если не больше. И всю оставшуюся часть занятия мы маялись в попытках его сдвинуть. А в конце занятия профессор ходил от каждого кубика к другому, меряя след на песке сантиметровкой. Как и всегда, лучший показатель был у мисс Уильям и мистера Стивенсона. Ну, а худший, сами знаете у кого. Хотя, я бы не посчитала это провалом, я ведь смогла сдвинуть его на пару сантиметров. Блин, вот почему у меня нет предрасположенности к телекинезу, а? Я не хочу копаться в чужих мозгах. Я вам не Ганнибал Лектер. А поднимать вещи силой мысли я бы хотела. Очень хотела бы. Ну, ладно. Таким образом, без каких-либо приключений прошёл очередной день в Псионикуме. После ужина, как обычно, я с Кэс занимались на тренировочном поле. — Времени всё меньше и меньше, — без особой радости говорила Кэс, выдыхая сигаретный дым. — Ничего не поделаешь. Вдруг в ночи рядом с нами раздался девичий смешок. — Ну, давай же… — Том, прекрати. — Не ломайся. — А если нас услышат, — говорила она томным голосом. Гм… Сладкая парочка явно не заметила, что они здесь не одни. И даже не почувствовали сигаретный запах и не увидели искры? Да уж, псионики во всей красе. — А им там хоть что-то видно? — Думаю, им сейчас по барабану, Кэс. — Том, ты это слышал?! — Что, детка? — Голоса! — Не говори ерунды… — Нет, я точно что-то слышала! Вдруг я увидела пучок света со стороны двух слипшихся образов в трибуне. — Вы ничего не видели! — Я уж точно, — подняла руку. — Ага, я тоже, — спокойно затянулась сигаретой рядом Кэссиди. — А вам разве не было бы холодно? — Что? — Ну, если бы вы не остановились. — Что за… — Том, уходим! Я же говорила, это плохая идея! — Ты видела, что они там делали? — Какая разница, Том! — вскоре от парочки и след простыл. — Мм… А эти двое останутся, — с ехидством произнесла Кэс. — Да ладно, Кэс. Они занимаются псиугодным делом. Как там было, псионик мама плюс псионик папа равно стопроцентный новый псиончик? — Не стопроцентный, но да. Ребёнок от двух родителей псиоников с высокой вероятностью будет обладать способностями. — Ну вот. Они стараются, чтобы повысить демографии нам подобных. Флаг им в руки. Гм… И не только флаг. — Тебе должно быть стыдно, Анна. У них больше баллов, чем у тебя. — Да нет. Мне не стыдно. — Да… Кому я это говорю.

***

Я уже думала, что дальнейшие будни не будут отличаться от остальных, как последующие дни обещали привнести с собой новшество. Учебный процесс решили разбавить культурным мероприятием. В конце ноября студенческий совет объявил о конкурсе талантов, победитель которого получит дополнительные баллы и приз. Многие восприняли новость с великой радостью, а то одна только учёба уже приелась, и вовсю готовились к этому дню. По всему кампусу увеличилось число поющих, танцующих и прочих людей. Не забыли и о тех, кто не примет участие. Они могут получить баллы за помощь в подготовке. — Интересно, за что получишь больше баллов? За участие в конкурсе или за организацию? — Обдумываешь насчёт своего решения, Кэс? — А что? Выучила бы какую-нибудь песенку. Или танец. — Гм… Я могла бы зачитать. Главное ведь участие, да? — О, да… Я бы послушала. Кстати, мне понравились твои треки. А ты оценила мои? — Не хочу обидеть, но попсятина — не моё. — Уу, как радикально. Практически все студенты от мала до велика сейчас готовились к выступлению. А мы, как люди обделенные творческим талантом, шли рабочими по объявлению студсовета. Они искали людей для организации. Судя по списку желающих, никто не хочет вступать в совет. К честности признаться, о них я узнала не сразу. Вот такие они — невидимые активисты института. — Пришли, — огласила очевидное Кэс и постучалась. — Войдите, — раздался голос. — Мы по объявлению. Это ведь вам нужны лишние руки? — Ах, да… Глава совета, старшекурсник с приятным баритоном и лёгким акцентом, попросил нас подыскать ещё людей, но за час мы так никого и не нашли. — Мда… Никто не хочет лишней мороки. — Ага, кажется, мы ошиблись, Анна. Может не поздно подготовить номер? — Вон, идут… Присоединяйтесь к студсовету. Не хотите в студсовет? Вы нужны совету! Совет без вас распадётся! Гм… Никто не заинтересовался. — Кэс, сколько ещё нам торчать около столовой? — Не знаю. Думаю, идея вступить в совет уже не такая уж хорошая. Казалось, надежды больше нет, но в последний момент нашёлся один человек. — Я тоже не понимаю, зачем всё это. Я думал, здесь не место таким глупостям. — Что такое, Мартин? Не любишь веселиться? Мартин Стивенсон? Он же лучший студент среди первачей. С 9,9 баллами он возглавлял рейтинг каждую неделю. — Я здесь, чтобы учиться, а не плясать и петь! Вижу, вы тоже. Поощрять участие в этом цирке такая глупость! Конечно, иначе баллы-то не заработать. Это несправедливо к тем, кто набрал их исключительно умом и талантом, а не всем этим! А ты почему не участвуешь? У тебя ведь не самое высокое место. — Кэс, он показал на меня, да? — Ага. — И он это произнёс вслух? — Ага. — И здесь кроме нас троих никого? — Ага. — Мистер Стивенсон, вы понимаете, к чему я веду? — Что? — Сейчас кого-то будут бить. Возможно ногами. — Я посмотрю, чтобы не было свидетелей. Но нам сказали найти хотя бы одного, Анна. А кроме него, возможно, никого и не найдём. Мартин, вступишь в организаторы — останешься цел. — Я туда и хотел. — Тогда, возвращаемся к главе? — спросила Кэс. — Ага, он же не уточнял, скольких нам надо было найти, — согласилась я. — Так, мисс Рейн, мисс Уильям и… мистер Стивенсон, верно? — начал глава. — Меня зовут Марк Рэшворд. До конца этой недели мы должны подготовить актовый зал, написать сценарий и согласовать призы. С завтрашнего дня начнём оборудовать зал и сформировать группу жюри. А вы, для начала, поговорите с профессором Зенером по поводу оплаты наших счетов и с датой их доставки. — Ладно, признаю, идея полная фигня, — после его кабинета я решила свалить по своим делам. — Анна, ты куда? Главный корпус не в той стороне. — Сегодня суббота, официальный день отдыха… — Вообще-то самоподготовки, — уточнил Мартин. — Да плевать. Вы как хотите, я пошла в тренажерный зал. — А как же счета? — Вы думаете, профессор забыл о них? Вряд ли. И без нас прекрасно справятся.