Слова имеют значение

      Широкие коридоры медленно плыли, не обретая желанной четкости, скованные полутьмой, которую разгонял свет волшебных факелов. Действительно волшебных: не сгорающих, не чадящих и не дающих тепла, поскольку висящие в опасной близости тканевые гобелены и портреты в тяжелых резных деревянных рамах даже не потемнели и не обуглились. Только свет. Свет волшебства — не сильно яркий, переменчивый и с трудом разгоняющий подступающие сумерки, заглядывающие в стрельчатые окна. Мертвый свет. Гарри не помнил, откуда он взял это определение, но оно прочно засело в мозгах и не желало их покидать.       Мертвый свет. Мертвый огонь. Он где-то читал… Память любила выкидывать странные фортели: где-то слышал, где-то читал, знает… Но откуда?       Для волшебников это, кстати, характерно — все знают. А вот истинно ли это утверждение, мало кого волнует. Так вот, он где-то читал, что под землю без живого огня нельзя. Там могут скопиться опасные газы. Живой огонь поможет. А вот как — тут опять провал. А еще суеверные люди считают, что живой огонь помогает от нечисти: она его боится.       Нечисти за окном навалом.       А огонь в замке мертвый. Он не греет, не обжигает, не ярится горячими искрами… Наверное, именно поэтому дементоры и обнаглели, что так близко подбираются к живым. Теплым. Испуганным. Беззащитным. Живого огня под рукой нет, а яркий свет, что пугает их, выпускать могут лишь немногие. И то ненадолго. А потом дементоры опять возвращаются.       Нечисть любит живых. Гастрономически. Или нежить?.. Гарри не помнил, как их различают. Он читал об этом в книгах в те редкие случаи, когда удавалось спрятаться в школьной библиотеке.       Сейчас он сильно жалел, что мало прочёл о подобном. Но Дурсли не любили ничего волшебного, даже если оно просто описывалось в детских книжках. Но про живой огонь он помнил. Правда, и экспериментировать, выходя против дементора с зажигалкой, не спешил. «Результат может оказаться неоднозначным», как любила говорить профессор Трелони. А это, как предпочитал для себя расшифровывать Гарри, — почти провал. Об этом думать не хотелось. Поэтому он попросил профессора Люпина научить его патронусу. Профессор долго отнекивался, но Мальчик-который-выжил очень хотел выжить еще раз и надавил. Памятью родителей, о дружбе с которыми очень любил напоминать профессор ЗОТИ.       Пусть будет хоть какая-то замена живому огню. В учебниках старшекурсников гриффиндорец читал про Адский огонь. Этот, наверное, горячий и яростный — совсем как настоящий. Говорилось, что его трудно удержать, он словно имеет свою волю и норовит вырваться из-под контроля заклинателя. Настоящий огонь, если разойдётся, тоже трудно удержать и остановить. Что ж, теперь Гарри знает, какое проклятие он будет учить следующим. А пока учится контролю на патронусе. Оно энергоемкое, но не такое разрушительное.       Но на факелы с неживым огнем он теперь смотрел с тоской.       Холодный свет подсвечивал серые стены, выложенные крупными, ровно отесанными или вырезанными камнями; скрепляющий кладку раствор кое-где выкрошился, но это скорее придавало древности и старины тысячелетнему замку. Местами голая кладка была прикрыта гобеленами, картинами с пейзажами и портретами, жаждущими обсуждать поведение учеников или вспоминать прошлое своего персонажа, при этом безбожно приукрашивая истории. Поттер не торопился. Впереди шаркающей походкой вышагивал Филч, старинный керосиновый фонарь поскрипывал в такт его шагам, слегка раскачивался и искажал причудливые тени, танцующие на полу и стенах коридоров.       Направо, налево. Подождать лестницу. Еще раз направо. Встречные студенты подозрительно косились и уступали дорогу вредному старику, кто-то кивал Гарри в качестве приветствия, кто-то бросал безразличные или злорадные взгляды и спешил дальше по своим делам.       Глупые. Они не понимали: седой сквиб был самым умным — он нес в сухих, со вздутыми венами и длинными мозолистыми пальцами, руках живой огонь. Фонарь раскачивался и поскрипывал, язычок пламени нервно трепетал, привлекая взгляд; миссис Норрис замыкала процессию, задрав трубой хвост и высокомерно посматривая на волшебников. Кошка пенсионного возраста была мудрой и тоже знала правду.       Целью их короткого путешествия оказался Зал славы. Большое помещение, заставленное золотыми кубками, одинаковыми, словно домики на Тисовой улице в Литтл Уингинге, различающиеся только блестящими табличками с гравировкой. Казалось, поменяй кубки местами — и никто не поймет разницы. Гарри всегда считал это странным: если кубок получал ученик, то почему он оставался в школе? Словно Хогвартс сам себе дарил кубок за достижение человека. Это обесценивало результат.       — Вот твой фронт работ, хулиган! — проскрипел Филч, мерзко ухмыляясь. — Вернусь через пару часов, проверю.       Подросток с грустью посмотрел вслед старику и вздохнул. Филч унес с собой живой огонь, и в огромном помещении резко стало холодно. Миссис Норрис мяукнула что-то одобряющее и поспешила прочь. Кошка явно видела, что он оценил мудрость ее хозяина, и сочла этот факт достаточным основанием для поддержки. Гарри остался один.       На самом деле Зал славы был одной из самых скучных достопримечательностей школы: здесь стоило побывать один лишь раз и более не возвращаться.       Пыль скапливалась постоянно, словно ее специально надували со всех коридоров ради таких нерадивых учеников, как он. Почти как на складе забытых вещей Выручай-Комнаты. Она была везде: на наградах, постаментах, стенах, запуталась в складках тяжелой драпировки и портьер на окнах, осела на подоконниках и цветных витражах. И казалось, припорошила даже холодные факелы, бросающие яркие блики на полированные бока кубков. Поттер опустил на пол железное ведро, наполненное водой с плавающей в нем тряпкой. Ведро глухо ударило по каменным плитам, многократно усилив звук гулким эхом, показавшимся гриффиндорцу крайне неуместным в этом пыльном и застарелом безмолвии.       Филч сегодня был на удивление молчалив: ни пустых угроз-воспоминаний о прошлом, ни привычного ворчания. Впрочем, Гарри никогда не чурался работы руками. Он привык. Это было тяжело тем, кто знал, что пыль может исчезнуть по взмаху палочки, а он до сих пор воспринимал магию как сокровенное чудо, еще не привыкнув к ее постоянному присутствию и в быту. И часто попадал из-за этого впросак.       Эту отработку ему назначила профессор МакГонагалл. И эту, и все последующие до конца месяца. За неоправданный риск, как она выразилась. Хотя подросток был убежден, что риск-то как раз был оправданный, но не захотел спорить. Бесполезно. Декан никогда не слушала оправданий — ее не интересовали детали. Абсолютно. Это он еще на первом курсе усвоил. После посещения Запретного леса.       Впрочем, он и раньше-то особо не доверял взрослым: опекуны Дурсли, соседи и равнодушные учителя младшей школы быстро отучили от подобных глупостей, от пустых надежд. Поэтому на втором курсе он не искал помощи, за что, шипя, как василиск, его ругала профессор Трелони, убеждая, что это прямая обязанность преподавателей — обеспечивать безопасность и решать проблемы. Но профессор трансфигурации всегда решала их по-своему и была недовольна профессором прорицаний настолько, что иногда позволяла себе нелицеприятные высказывания в присутствии учеников.       А еще профессор вызвала к себе для разговора Гермиону. О чем они проговорили целых два часа, подруга так и не созналась, зато Лаванда по секрету рассказала, что та проревела весь вечер и именно по этой причине отказалась идти на ужин. Сегодня Гермиона вновь вела себя как ни в чем не бывало, но где-то в глубине ее глаз затаилось что-то, чему Гарри не мог придумать названия. Нет, он искренне убеждал подругу, что бы ни сказала МакГонагалл, Гермиона поступила верно, и он тоже не бросит ее в трудную минуту. Но гриффиндорка предпочла умолчать о тех часах позорной выволочки декана, оставшейся за закрытыми дверьми.       Вода очень быстро стала грязной, но идти на другой этаж в мужской туалет не было никакого желания, а палочку, чтоб можно было исправить данное положение, унес с собой завхоз. Промытые кубки блестели в мерцающем свете, и Гарри не мог определиться, настоящее это золото или позолота. Могло быть и настоящим. Как любит приговаривать профессор Трелони, «Маги обожают пафос и пускание пыли в глаза».       Протереть кубок, табличку, постамент, поставить кубок на место, сполоснуть тряпку, перейти к следующему. Монотонная работа не напрягала, умелые руки не торопясь выполняли привычные действия, что совершенно не мешало думать. Совсем. Взять, протереть, иногда прочитать табличку…       В конечном итоге сыграли они в ничью. Ему совсем чуть-чуть не хватило скорости на последнем вираже, и ловец другой команды опередил его на какие-то доли секунды. Гарри уже протягивал руку, чтобы схватить долгожданный снитч, как внезапно он оказался в руке соперника. У которого метла была выше классом. Как сказал Вуд, при прочих равных навыках в мастерстве и опыте побеждает тот, у кого круче метла и кому улыбается удача. Сегодня удача была не на их стороне. Еще Оливер подтвердил, что метла, которую он с первого курса считал своей, числилась за командой Гриффиндора, просто было логично посадить на нее ловца, а поскольку запасного до сих пор не появилось, то капитан просто умолчал о таком маленьком нюансе. Сначала не хотел портить восторг, что горел в глазах ребенка после помпезного вручения загадочного свертка перед всей школой, а потом как-то забылось. Все же не брать в команду первокурсников — это традиция, а вот запрет на личные метлы для них же вполне официален, так что нарушать его даже в отношении героя МагБритании… Тут Оливер слегка замялся, но Гарри только понятливо хмыкнул. Слово прецедент ему было отлично знакомо. Но менее обидно от этого не становилось.       А еще очень сильно цапнуло по самолюбию исчезновение золотого мячика прямо из-под носа. Снитч, который он, разгоряченный погоней и азартом, уже искренне считал собственным трофеем. Как-то очень неприятно оказалось чувствовать себя на месте проигравших. Раньше его это не слишком волновало. Гарри упивался победой и яркими эмоциями команды и болельщиков, и дела не было до расстроенных чувств и обид противников, тогда ему все казалось честным и до логичности понятным. А вот сейчас что-то царапало на самой грани сознания, какая-то мысль, которую он никак не мог ухватить за хвост и вытащить на поверхность. Иногда все же профессор Снейп был до ужаса прозорлив, особенно когда дело касалось его мозгов.       Филч вернулся внезапно. Просто в один прекрасный момент под убаюкивающие монотонные движения руками в тишине огромного зала, в плавное течение его ленивых мыслей вторглось визгливое поскрипывание прямо за его спиной. Инстинктивно подпрыгнув, Поттер рванул в сторону, выставив в защитном жесте мокрую тряпку. За спиной оказался мерзко ухмыляющийся завхоз с давно не смазывающимся фонарем. Миссис Норрис чинно сидела у его ног и осуждающе взирала на глупого ученика.       — Что? Уже все? — понимая как глупо выглядит, дрожащим голосом спросил Гарри, бочком придвинувшись к ведру.       — Нет, — проскрипел Филч, проследив взглядом за траекторией тряпки и злобно зыркнул на него, увидев слишком грязную воду в ведре, — это я пришел раньше. Тебе еще полчаса.       Он прошелся взглядом по кубкам, что побывали в руках Гарри, и стал пристально их рассматривать, поднося свой фонарь вплотную, так что языки дрожащего пламени и выцветшие глаза старика отражались на начищенных гранях. Однако не нашел к чему придраться.       — Хорошо, — покорно согласился подросток и вновь вернулся к монотонной работе, краем глаза поглядывая на трепещущий огонек. Одним своим присутствием он отодвигал ледяную тяжесть, что подбиралась из-за причудливых витражей, в вечернюю пору пугающих потемневшими красками и зловещими бликами.       Филч уселся на колченогий стул, неведомыми путями затесавшийся среди пьедесталов, и немигающим взглядом уставился на гриффиндорца. Иногда Гарри казалось, что завхоз и не человек вовсе, а оживший голем или монстр из страшных сказок. Он как-то слышал пересуды старшекурсников, что к Филчу проклятия лучше не применять: неприятный сюрприз ждет. Вот от близнецов точно слышал, что конфундус на завхоза не подействовал, вследствие чего Уизли лишились своих заначек с навозными бомбами и загремели на две недели на отработку. Так Филч еще и МакГонагалл пожаловался, а та не поскупилась на нудную лекцию.       — Нет в тебе огня, — внезапно проскрипел Филч, вновь заставив Гарри вздрогнуть, — в твоей подружке есть, а в тебе нет. Иногда, бывает, зашипишь, заискришь, но… увы. Не пылает твоя душа, вот тебе и холодно. Нечем греться.       — Так для огня нужно топливо, — неприязненно посмотрел на старика Поттер: обидные слова напомнили ему, что и патронус у него не получается, а Люпин только печально качает головой, якобы ученик не может сосредоточиться на счастливых воспоминаниях.       Сложно сосредоточиться на том, чего нет. А жалкие остатки радости высасывает тяжелая атмосфера парящих рядом дементоров. Не обязательно их видеть, порой достаточно знать, что они здесь.       — Так чья это проблема, если не желающего тепла? — казалось, даже кошка смотрит на него укоризненно.       Гарри промолчал, но невольно отметил, что сегодня Филч на удивление словоохотлив и явно не против пообщаться. В своей манере, конечно.       — Тоже будете укорять, что у меня нет в памяти ничего светлого? — хмыкнул гриффиндорец.       — Ты слишком цепляешься за прошлое, — проскрежетал старик, нечитаемо глядя на него, — а вот в том, что не желаешь насладиться текущим моментом, — вина твоя. Молодость, знаешь ли, мимолетна.       Гарри неопределенно фыркнул, но уже с интересом покосился на древнего сгорбленного завхоза.       — А вы ведь знали моих родителей… — сменил он тему, закинув пробную удочку.       — И что с того? — мерзко усмехнулся старик, глядя, как подросток старательно начищает кубки, бросая расчетливые взгляды из-под отросшей челки и полагая, что в полумраке собеседник этого не заметит.       Однако Филч был стар, но не глуп и повидал за время бытия завхозом этого странного учебного заведения немало ухищрений, чтоб не суметь разглядеть неумело замаскированную эмоцию. И вечерний сумрак его не смущал, и на остроту зрения он тоже не жаловался, что бы там ни думали нерадивые студенты.       — А с того, что мне о них никто не рассказывает! — Гарри резко швырнул тряпку в ведро, расплескав мутную воду. Но затем, взяв себя в руки под потемневшим взором надзирателя, принялся подтирать брызги.       — А стоит ли? — гнусно осклабился завхоз, сверкнув пожелтевшими зубами. — Ты и так слишком похож на своего отца, вдруг решишь еще в чём взять с него пример?       — Да что вы понимаете?! — вновь потерял над собой контроль подросток. — Он мой отец, каким бы он ни был. И только мне решать, с кого брать пример! У меня так-то еще мама была… Что? На нее не похож?       — Не слишком, — продолжал скалиться Филч, а миссис Норрис осуждающе прищурилась.       — А говорят, глаза у меня мамины! — и не думал успокаиваться Гарри.       — Только цвет. Но не взгляд, — склонил к плечу седую голову старик, словно приглядываясь.       — Ну хоть что-то, — вздохнул он.       — А отец твой был не просто хулиган, — внезапно заговорил Филч. — Злой хулиган. Было в нем что-то мерзкое. Как и во всех его дружках. Да и назвали они себя соответственно: Мародеры.       — Не думаю, что они имели в виду что-то плохое, — попытался заступиться за них Гарри, неприязненно глядя на вредного завхоза.       Старик просто зашелся хрипящими резкими звуками, так что Гарри не сразу понял, что это именно смех.       — Разве это может быть чем-то хорошим?       — Это всего лишь название. Слово, — гриффиндорец мог быть упрямым и упертым, это свойство признавали за ним все.       — Слово, — проскрипел Филч, — слово… — словно перекатывая на языке, повторил он. — А что такое слово?       — Э-э-э… — завис Гарри, растерянно посмотрев на завхоза. — Ну, мы разговариваем словами…       — Словами! — захохотал завхоз, от возбуждения хлопая себя по коленям. — Словами?! А как ты колдуешь, сопляк? — внезапно успокоился он и вперил в Гарри немигающий взгляд внезапно потемневших глубоко запавших глаз на испещренном морщинами лице. В неровном свете факелов его лицо казалось похожим на гротескную маску, натянутую ночным кошмаром в попытке походить на человека. А учитывая что они в школе магии, а старик сквиб удивительно невосприимчив к чарам, то все может быть.       — Слово, жест, намерение, — ошарашенный резким переходом в эмоциях завхоза, как по заученному ответил Гарри.       — Слово, — снова покатал его на языке Филч, — слово. Странно, что такие вещи вынужден объяснять тебе я, старый сквиб, а не твои преподаватели. Слово — вот с чего начинается твоя магия. Слово. Ты учишь заклинание, взмахиваешь палочкой и желаешь. Ты произносишь «люмос», машешь и желаешь светляк на кончике артефакта. Потом ты просто думаешь и снова машешь, потом просто говоришь и получаешь результат. Неважно, в какой последовательности ты переходишь к невербальным или безжестовым чарам. Неважно. Важно то, что слово «люмос» навсегда у тебя соотнесено со светляком. Связано. Даже если и загорается он на одном твоем желании. Значение этого слова в твоем исполнении влияет на реальность.       Гарри пожал плечами, словно давая понять, что нисколько не заинтересован в подобной философии.       — Вот только это верно и в обратном направлении. Ты думаешь, твой отец и его дружки не знали значения этого слова? — продолжил Филч, словно не заметив его пантомимы. — Даже если не знали, то их просветили. В школе достаточно эрудированных детей. Только это их не остановило. Или наоборот, защемило. Уже неважно. Они называли себя мародерами и все остальные стали считать так же. Маги! Не скажу, осознавали ли они суть слова в самом начале, но значению они стали соответствовать очень быстро. Приличные люди себя мародерами не назовут.       — Вы сгущаете краски, — поежился Гарри как от холода.       Такой Филч пугал. Не ворчащий, шаркающий и пылающий злобой, понятный и привычный злобный старикашка, а вот этот безэмоциональный, вперивший немигающий взгляд в собеседника и рассматривающий его с легким интересом энтомолога, собирающегося пришпилить острой булавкой очередной образец.       — За примерами далеко ходить не надо. Взять хоть тебя же, в каждой бочке затычку. Многие уже верят в твою избранность и предназначение. А ты? Хочешь себе такое значение и ответственность? Или близнецы Уизли со своими вредилками? Ты не задумывался, что это от слова вред?       Гарри снова передернуло, и он уже другими глазами смотрел на старого сквиба. А сквиба ли?..       Он уже не верил своим глазам в неверной игре фантомов огромного помещения. Сложно было сказать, чего тут больше: магических огней факелов, прилипших к стенам, или черных вытянутых теней, что пронзали Зал наград хищными пиками, вырастающими из тех же стен; и границы этих теней были столь резкими, что комок подкатывал к горлу. Лишь старый фонарь с живым огнем слегка разгонял волшебный полумрак, смазывая вокруг себя очертания предметов; лицо старого завхоза искажалось тенями, так что не разобрать выражения, и лишь впалые глаза горели жуткими темными углями. У его ног — неподвижная и гордая, как на египетских фресках, виденных в школьной библиотечной энциклопедии, — сидела миссис Норрис, будто страж потустороннего чудовища.       Внезапно кошка зашипела, ощерившись и сверкнув тонкими, как иглы, белоснежными клыками, глаза зажглись злыми огнями, а хвост, яростно хлеставший по бокам, чуть не сбил керосиновый фонарь, в последний момент подхваченный бдительным завхозом.       Наваждение спало, и Гарри, вздрогнув, невольно повернулся в сторону — туда, куда была направлена ярость вечной спутницы вредного старика. Разворачиваясь, он зацепил ведро, с грохотом покатившееся по каменному полу, расплескивая грязную воду, что окончательно отрезвило подростка. Но он еще успел заметить, как в тусклом лунном свете удаляется от стрельчатого окна темная тень, зияющая прорехами.       — Ох, осмелели твари, не к добру это… — проскрипел старик, снова превращаясь в привычного Филча с засаленными редкими волосами и бессильной ненавистью во взгляде. — Твое время закончилось, хулиган, но не думай, что ты можешь оставить это безобразие!       Гарри глянул под ноги, на промокшие кроссовки и блестящую лужу, отражающую дрожащий язык пламени, заключенный в хрупкую стеклянную оболочку, и не сразу осознал, что Филч уже стоит рядом. Вздрогнув, он отпрянул и только потом заметил, что завхоз молча протягивает ему палочку из остролиста. Как положено: боком и на вытянутой раскрытой ладони. Не желая раздумывать о внезапной доброте сквиба, Гарри поспешил подхватить свою верную подругу и парой пассов убрать лужу, с перепугу даже забыв пробормотать заклинание и так и не заметив довольно сверкнувшие глаза старика.       — Идем, отбой скоро, — проворчал завхоз, — я провожу. А то шастают твари, шастают… И ты по ночам шастаешь, как твой отец. Ты заходи, если не испугаешься, у меня все ваши выходки записаны, хулиганье, — привычно заворчал под нос Филч и шаркающей походкой направился к выходу под мерный скрип покачивающегося в его руке фонаря.       Миссис Норрис, задрав трубой хвост, важно вышагивала следом.       А Гарри, пристроившийся в конец процессии, с подозрением буравил сгорбленную спину провожатого и был уверен, что больше не обманется безобидным видом старого нелюдимого сквиба… Вспомнилось утверждение профессора Трелони, что все в Хогвартсе носят маски.       Вот только они сползают, когда дементоры оказываются слишком близко.