Пока не закончится праздник

      Станки работали не переставая. Найроби радовалась как ребёнок. И её оптимизм был заразителен.       – Пятьсот миллионов евро, ребята! Давайте, давайте, веселей! – кричала девушка, пританцовывая между станков.       – Найроби, это просто произведение искусства, – восхитилась Вена, перебирая между пальцев стопку купюр, – их будет невозможно отследить.       – В том-то и секрет, красавица, Найроби всё делает идеально! – брюнетка засмеялась и обняла напарницу.       – Пожалуй, только ты это и делаешь. Остальные только подкидывают дерьма в вентилятор, – Вена положила купюры на стол.       – Токио перебесится, она с нами до конца, я отвечаю, – уверенно сказала Найроби, – или ты не про неё?       – И по неё в том числе.       – А что у вас с Берлином? – чуть тише спросила коллега.       Вена удивлённо вскинула брови.       – Он ведёт себя со мной точно также по-мудацки как со всеми, – ответила она просто.       – Ой, нет, не прикидывайся, только к твоему мнению он и прислушивается. Может, кроме как ко мнению Профессора.       Вена горько усмехнулась. Как же, прислушивается.       – Брось, Найроби...       – Да у него даже язык тела меняется, когда ты заходишь в комнату. Он хочет выглядеть более представительно, более мужественно. Не говорю уже про взгляды, которые он на тебя бросает, – она многозначительно улыбнулась.       – Я думаю, это потому что я вывожу его из себя, – закатила глаза женщина.       – А я думаю, потому что ты его заводишь... – она прикусила губу и сделала пару характерных движений.       – Найроби, я тебя люблю, но ты говоришь глупости, – отмахнулась Вена.       – Как знаешь, подруга... – она подмигнула ей и пошла дальше контролировать процесс печатания денег.       Когда Вена возвращалась в холл к заложникам, она услышала тревожные перешёптывания людей, а потом увидела панику на их лицах. Осло, стороживший их, не смог толком ничего объяснить.       – Что случилось? – спросила она у учительницы, которая кидала обеспокоенные взгляды на второй этаж.       – Мы слышали выстрел, – прошептала она, – кто-то выстрелил.       – Не переживайте, возможно, кто-то просто прочищал пистолет, – успокоила их ложной надеждой Вена, – я сейчас пойду и разберусь.       Но её сердце билось очень сильно, пока она поднималась по лестнице. Она помнила слова Токио о том, что её следующий выстрел может предназначаться кому-то из них.       С силой толкнув дверь служебной комнаты, она увидела, что Токио, Рио и Берлин о чём-то спорят.       – Что случилось?       Вслед за ней в комнату вошёл Москва.       Токио бросила взгляд на Вену, в котором читалось торжество, не совсем понятное женщине.       – Берлин приказал казнить заложника. Монику Гастамбиде.       У Вены перехватило дыхание. Она перевела взгляд на Берлина, молча спрашивая, правда ли это. Тот сжал зубы и отвернулся. Вена пораженно выдохнула.       – Кто исполнял? – дрожащим голосом спросил Москва.       Вена всё поняла.       – Твой сын.       Москва схватился за грудь. Вена повернулась к нему и попыталась удержать на ногах.       – Москва, дышите, пожалуйста, не задерживайте дыхание.       – Я хочу его видеть.       – Он в мужском туалете.       Вена подняла взгляд на Берлина, впервые произнёсшего хоть слово. Она не могла поверить, что он так поступил. Но их разговор можно было отложить, а Москве нужно было помочь сейчас.       Они нашли Денвера в туалете на том же этаже. Он успел отмыться от крови сам, но пол всё ещё был заляпан смесью крови и грязи. Вена подавила позыв к рвоте. Но тела Моники нигде не было видно.       На Денвере лица не было. Он попытался убедить отца, что всё в порядке, но ничего не было. Москва начал задыхаться, и Вена поняла, что Берлин пошёл за ними, потому что он обошёл её и помог уложить мужчину на пол. Она опустилась на колени рядом с ним и шептала, чтобы он успокоился.       Когда Москву перенесли на диван в комнате отдыха, Вена вымыла руки, также запачканные в крови в первом же туалете.       Моника. Моника взяла второй телефон босса, который лежал в пальто и пыталась позвонить в полицию. Берлин нашёл телефон и приказал Денверу убить её.       Чёрт. Чёрт. Чёрт.       Что она скажет Профессору? Она обещала ему лично отвечать за жизнь каждого из заложников.       Моника была беременна.       Боже.       Вена закрыла лицо руками, но тут же их отняла, потому что почувствовала призрачный запах крови. У них у всех теперь были руки в крови Моники Гастамбиде и её нерождённого ребёнка.       Жалость постепенно перерастала в гнев.       И она знала, на кого его обратить.       – Эй, Вена, ты в порядке? – спросила Найроби, провожая взглядом стремительно пересекающую коридор женщину с ножом в руке.       – Какого чёрта ты натворил, Берлин?       Дверь в его кабинет с грохотом ударила об стену, но ей было плевать.       Вена прошла через весь кабинет к креслу, где он сидел как ни в чем ни бывало. Быстро перескочив через стол, она села на его край и одной ногой прижала стул к стене, а другой упёрлась в грудь мужчины. Рука с ножом оказалась у его горла.       – Я задала вопрос, отвечай, – приказала она, чуть сильнее надавливая лезвием на его шею.       – Она сдала бы нас полиции, ты правда хочешь провести остаток дней в тюрьме? – на удивление спокойно ответил мужчина, подняв руки вверх.       Вслед за Веной в кабинет влетели Рио, Токио и Найроби.       – Воу, Вена, полегче! – крикнула последняя, не ожидав от обычно уравновешенной и сдержанной женщины подобного.       – Но ты не можешь убивать заложников, Берлин! Особенно, когда я несу личную ответственность за их жизни! Ты должен был посоветоваться до мной! – она вжала свой ботинок в его грудь, – ты не должен был устраивать самосуд.       – Если ты ещё не забыла, дорогая Вена, я главный в этом ограблении, и я имею право принимать такие решения, какие я считаю нужными, – произнёс Берлин, пристально смотря ей в глаза, – включая наказать тебя за то, что ты сейчас приставляешь свой ножечек к моей шее.       Вена резко перенесла нож с его горла вниз, в куда более интимное место.       – Боюсь, ты рискуешь остаться без жизненно важной части тела, если это сделаешь, – сладко пропела она, улыбнувшись.       Берлин ухмыльнулся.       – Вперёд, дорогая.       – Так, ребята, брейк! – закричала Найроби, помахав руками.       Вена сделала глубокий вдох и медленно отстранилась от Берлина. Перевернулась обратно через стол и встала.       – Ты позвонишь Профессору и расскажешь ему всё, – произнесла она безапелляционно, – и он решит, как тебя наказать, грёбанный психопат. И теперь все решения относительно судьбы заложников ты должен обсуждать со мной.       Берлин нехотя кивнул.       Но звонить ему не пришлось, потому что Профессор оказался первым. И тут же спросил:       – Что происходит? Почему заложники на крыше?       Вене хотелось верить, что Андрес сожалеет о том, что отдал этот приказ. Он не успел рассказать об этом Серхио сейчас, но она проследит за тем, чтобы тот узнал.       Но, может, это всего лишь оправдания, которые она придумывает для него. Раньше она не питала иллюзий, что он нарцисс, себялюбец, плохо отличающий грань между моральным и аморальным, готовый пойти на всё ради своей цели. Когда всё изменилось? Когда она думать, что он лучше? И почему он должен быть?       Они услышали ещё один выстрел. Далёкий, но это был выстрел.       – Снайперы, – выдохнула Токио и рванула из кабинета. За ней последовали Рио и Найроби.       – Вена! – окликнул её уже в проходе мужчина.       Женщина обернулась и посмотрела на него со злостью.       – Нет, я не хочу сейчас с тобой разговаривать.       Потому что она злилась. На него. Но и на себя. За то, что наивно думала, что он лучше.