Всё будет хорошо

Тусклые дежурные лампы не столько освещали плацкартный вагон болезненно-жёлтым светом, сколько подчёркивали темноту. Ло пришлось продвигаться по проходу почти боком, чтобы не влететь лицом в чьи-нибудь торчащие с верхней полки ноги и не задеть сумкой спящих на боковушках. Он шёл первым и сильно напрягал глаза, вглядываясь в полустёртые номера мест, но почему-то идущая следом Монэ увидела первой и сказала негромко: — Здесь. — Как ты смогла рассмотреть при таком освещении?.. — пробормотал Ло, сворачивая с прохода. — Я прекрасно вижу в полумраке, — шепнула она, втискиваясь вслед за ним. Ло показалось, что глаза у Монэ сверкнули жёлтым, как у какой-нибудь совы. Весь вагон уже спал; негромкий шум, шорохи, тихие разговоры раздавались только от других таких же, как они, ночных подселенцев. Остро пахло железнодорожной пылью и нестиранными носками. Кто-то храпел. Ло убрал объёмную спортивную сумку под нижнюю полку и сел, откинулся на стенку, закрыл глаза. Монэ пристроилась рядом, так что он чувствовал её плечо своим. Снаружи невнятно донеслось искажённое громкоговорителем объявление, и практически все звуки стихли. — Не засыпай, — шепнула Монэ, слегка толкая его локтем в бок. — Ещё билеты проверять будут и постель выдавать. — Поезд стоит сорок минут, — парировал Ло. — Я выспаться успею. Он не открывал глаз, так что не видел, куда исчезла Монэ, только ощутил ужасно обидную пустоту рядом. Плечу моментально стало холодно, как будто только тепло Монэ его и согревало. Сонливость как рукой сняло, но Ло продолжал недвижимо сидеть с закрытыми глазами; веки изнутри казались очень красными из-за падающего сквозь окно света перронного фонаря. На вокзале снова что-то громко и абсолютно неразборчиво объявили. Раздался шорох и негромкое звяканье — Монэ вернулась. Ло наконец-то открыл глаза, оторвал затылок от стенки, подался вперёд и чуть не ударил под локоть Монэ, пристраивающую на столик два стакана в металлических железнодорожных подстаканниках. Ложечки снова тихо звякнули. — Это что? — шёпотом спросил Ло. — Это чай, — Монэ подвинула к нему один стакан. — Чтобы не спать. Я у проводника купила. Осторожно, горячий. Главное, что она снова устроилась рядом. Скинула кроссовки, залезла на полку с ногами, прижав колени к груди. Неторопливо попивая горячий и терпкий до горечи чай, Ло почти улыбался в темноте. Не то чтобы в самом деле, а так, мысленно — но почти улыбался. — Мы тронулись, — негромко констатировала Монэ. Ло хотел удивиться такому прозорливому, но несколько внезапному суждению, но тут же сообразил, что фонарь на перроне медленно поехал прочь — а точнее, поезд неощутимо сдвинулся с места, заскользил по рельсам. Мечты об отдыхе, до этого какие-то умозрительные, неуверенные, вдруг отчётливо воплотились в реальность. Поезд неторопливо разгонялся, с каждой секундой приближая Ло и Монэ к морю. Они как раз успели допить чай, когда им выдали постельное бельё и покончили со всеми прочими формальностями, оставляя наконец в покое. Дружно и быстро, в четыре руки, они подготовили себе постель: нижнюю полку для Ло и верхнюю для Монэ. Бельё показалось Ло чуть влажноватым, и он болезненно поморщился, но постарался убедить себя, что оно просто холодное. От наволочки слабо пахло дезинфицирующим средством и вездесущей железнодорожной пылью — наверное, этот аромат не выводился из ткани уже ничем. Монэ накинула на шею полотенце и, подхватив в одну руку пустые стаканы, а в другую косметичку, ушла в сторону купе проводников. Каким-то образом дребезжание ложек разнеслось на весь вагон, перекрывая шум поезда; Ло только понадеялся, что никто не проснётся. Сам он ушёл в противоположный конец вагона, и, пытаясь как можно меньше контактировать с окружающей действительностью в тесном и не слишком чистом туалете, быстро привёл себя в порядок. Вернулся он первым, растянулся на своей полке и прикрыл глаза рукой. Поезд давно набрал ход и нёсся вперед, мерно покачиваясь баюкающей колыбелью. Ло думал, что сразу уснёт, но свет дежурных ламп, тусклый и недостаточный час назад, теперь казался слишком ярким. Вернулась Монэ, пошуршала чем-то на своей полке, а потом слегка толкнула Ло в бок, призывая подвинуться. Ему пришлось вжаться в стену, чтобы Монэ смогла уместиться рядом на узкой полке, и то ей пришлось сползти куда-то ему в подмышку. — И зачем? — шёпотом проворчал Ло, обнимая её. — Для уюта, — пояснила Монэ. — Ненадолго. Просто насладиться моментом. На колючем казённом одеяле и неприятно влажной подушке, в тесноте и лихорадочном болезненном полусвете, под грохот колёс и чей-то храп Ло обнимал Монэ и чувствовал себя таким живым, как никогда прежде. Всё было настоящим, зримым, ощутимым. Может быть, именно ради этой секунды он и старался, работал до тошноты, падал от усталости и вставал снова. Да, где-то там, впереди, море, солнце и тёплый песок, но здесь, сейчас… Он начал засыпать и понял это, только когда Монэ выскользнула из его объятий. — Спи-спи, — успокаивающе шепнула она. Встав на края нижних полок и удивительно ловко балансируя в движущемся поезде, Монэ на мгновение замерла, а потом скакнула наверх одним ловким движением, словно взлетела. Ло проводил взглядом её ноги, закрыл глаза и почувствовал, что начинает сразу же проваливаться обратно в сон. Отчего-то кажется, успел подумать он, что теперь всё будет хорошо.