Окольные пути / Hearts on Detours

      От автора:       Давным-давно, примерно на том же самом месте, где я сижу сейчас, я начал писать эту глупую маленькую историю, намереваясь ограничиться коротким рассказом не более 10 000 слов. Мда.       Итак, в какой-то момент я решил, что любой хоть сколько-нибудь серьёзный автор фанфиков о Гарри Поттере обязан иметь в своем портфолио историю о Святочном бале. Это же очевидно. Вроде как обряд посвящения в их кругах. Или я всё это выдумываю? Да не-е-ет, не может быть. Это то, что отличает крутых ребят от дилетантов. Это похоже на достижение того уровня в Саентологии, когда после нескольких щедрых пожертвований на их благородное дело они впервые открывают тебе, что их глубоко духовные практики основаны на трудах психически неуравновешенного автора научной фантастики. Ну, может, чуть менее безумно и коварно, но определённо так же забавно. К чему это я? Так вот, сбрасывая оковы иллюзорной оригинальности, я просто захотел написать свою собственную альтернативную версию Святочного бала, полностью игнорируя тот факт, что к настоящему времени эта конкретная часть микрокосма Гарри Поттера, скорее всего, была обыграна уже всеми возможными разумными и не очень способами. Я не сомневаюсь, что где-то в недрах фанфикшена можно найти умопомрачительную историю про Хагрида и Добби, открывающих свою вечную любовь друг к другу на просторах святочного танцпола, в то время как мистер Филч отжигает неподалёку с профессором Спраут. И нет, этот фанфик не из таких. Сколько разочарованных читателей я только что потерял?       Так или иначе, мы здесь. Я не буду тут жаловаться на то, что эта история по большей части была написана более двух с половиной лет назад, но потом всё как-то сильно запуталось, пошло совсем не так, как я хотел, я был очень недоволен и в конце концов сдался, но потом вернулся и кое-как всё-таки довёл историю до логического завершения и объявил, что дело сделано и пошло всё к черту, я просто хотел уже покончить с этим и переключиться на что-то другое, так что выбор был либо публиковать то, что есть, либо бросить ко всем чертям. Нет, я ничего подобного не скажу. Потому что это было бы безумием.       Вместо этого предлагаю просто окунуться в то, что получилось, и посмотреть, что будет. Только мне не рассказывайте! Ненавижу спойлеры.              

***

             Шёл 1994 год. Был декабрь, и праздничный дух Рождества полностью захватил Хогвартс. Сия дата уже давно стала совершенно особым событием среди магглов во многих уголках христианского мира — ежегодный праздник восхваления истинных ценностей, таких как любовь и единение, а также чревоугодие, потребительство и мёртвые деревья. И, уж конечно, никак нельзя было упустить возможность хотя бы раз испытать очарование Рождества в поистине волшебных башнях, залах и гостиных школы чародейства и волшебства Хогвартс.       Однако в этот конкретный декабрь этого весьма примечательного года весь замок буквально гудел от беззастенчивого юношеского волнения, но причиной этого волнения стало не столько само Рождество, сколько неизбежное приближение события иного рода, которое, хотя бы за редкостью проведения, уже было гораздо более необычным, чем сами Святки. Событием, которое вытеснило все разумные мысли из умов студентов, был Святочный бал.       Первоначально задуманные как торжественная декларация солидарности между различными волшебными сообществами со всего мира, когда те собирались для очередной итерации глубоко традиционного и столь же варварского Турнира Трёх Волшебников, в 1994 году — через двести лет после вполне обоснованного прекращения турнира — танцы значительно отклонились от своих благопристойных средневековых корней и превратились из политического значимого мероприятия в чрезмерно концентрированную выжимку всего того, что олицетворял собой подростковый возраст: спорные модные тенденции, буйство гормонов, бескрайний нарциссизм и неограниченное изобилие этанола.       А с учётом того, что, кроме всего прочего, Хогвартс принимал в своих стенах делегации ещё двух школ из континентальной Европы, замок был значительно более оживленным, чем кто-либо когда-либо из ныне живущих его видел. Воздух буквально потрескивал от предвкушения. Казалось, молекулы феромонов свободно плавали в каждом классе, каждом коридоре, заражая ничего не подозревающих обитателей замка. Тоскующие сердца горели надеждой, невинные умы метались в сомнениях и неуверенности, а любовь витала плотным туманом, поднимаемым приглушёнными шепотками и томными вздохами. Это было везде. Это заражало. Этому невозможно было сопротивляться.       Итак, шёл 1994 год. Был декабрь, и Хогвартс полностью захватила лихорадочная романтическая жажда. Ну, может, всё-таки не полностью. Один самый стойкий ум гордо стоял на своём решительном сопротивлении любому неоправданному волнению…       — Отвратительные, — процедила некая Гермиона Грейнджер, почти выплевывая ядовитые слоги в воздух, протискиваясь мимо четвёрки сплетниц посреди коридора прямо перед классом профессора Флитвика. Двое её спутников следовали за ней по пятам, причём один из них, спешно проходя мимо стайки девушек в попытке избежать их внимания, вызвал приступ плохо скрытого хихиканья.       Гермиона, хорошо осведомленная о том, чем вызвано это веселье, повысив громкость своего голоса и концентрацию яда, презрительно добавила:       — Отвратительные, мерзкие и презренные.       — Малфои! — воскликнул Рон в нетерпеливой манере участника викторины, что было тем более достойно внимания с учётом того, что волшебные семьи обычно не были знакомы с понятием «викторина».       — И они тоже, — мрачно согласилась Гермиона, затем продолжила сквозь стиснутые зубы: — Но они хотя бы не действовали мне на нервы двадцать четыре часа в сутки в течение последних двух недель.       Гарри и не подумал открыть рот, предпочитая оставаться очень-очень тихим, но у его долговязого друга на противоположном фланге Гермионы, похоже, имелись свои соображения.       — Да ладно, всё не так уж плохо, — ляпнул он, будучи либо достаточно смелым, либо достаточно беспечным, чтобы спорить с разъярённой подругой.       — Не так уж плохо? — неизбежно прилетело в ответ, и Гарри почувствовал, как его губы невольно изгибаются в улыбке, которую он постарался скрыть от двух своих друзей. — Весь учебный процесс коту под хвост! Их же вообще ничего не интересует! Они постоянно витают в облаках, говорят и думают только об одном! Все вокруг настолько одержимы этим вульгарным легкомысленным бредом, что совершенно забывают о важности нашего образования. Как будто этого садистского турнира уже не достаточно, чтобы помешать правильной процедуре нашего обучения, нам в придачу навязывают этот безвкусный гедонистический ритуал, который призван лишь увековечить атавистические поведенческие модели и напомнить, что мы не более чем обезьяны, которые научились использовать одежду и танцы, чтобы привлечь партнёра для спаривания.       — Вау, — беззвучно произнёс Рон, бросив выразительный взгляд на Гарри поверх едва ли не дымящейся макушки Гермионы. — Эм… не уверен, что я понял хотя бы половину из того, что ты только что сказала, но, наверное, тут важно то, что ты сама нисколько не забиваешь себе голову подобной ерундой.       — О, лучше сейчас помолчи, Рональд, — огрызнулась Гермиона, хотя Гарри подозревал, что часть её раздражения была вызвана удивительной уместностью замечания, которое только что сделал Рон. — Я сейчас совсем не в настроении выслушивать изрекаемую тобой чушь.       — Подожди, то есть бывает время, когда ты в настроении выслушивать изрекаемую мной чушь? — спросил рыжий с невозмутимым весельем. — Если так, то я хотел бы получить свою копию расписания.       — Рональд Билиус Уизли…       — Знаете, Первая мировая война разразилась по ещё более странным причинам, — вмешался Гарри. — Не могли бы мы ограничиться мирными переговорами? В конце концов, мы тут все в одной лодке, помните?       — Это точно, приятель, — согласился Рон, радостно ухватившись за возможность сменить цель. — Наверное, никто не ждёт этого с меньшим нетерпением, чем ты, а?       — Почему это? — спросил Гарри с оттенком тревоги в голосе.       — Ну, — любезно согласился объяснить свою мысль его рыжий друг, — мы с нашей дорогой Гермс будем всего лишь частью общей толпы посетителей, так? Никому и дела не будет, с кем мы пойдём на бал и пойдём ли вообще. Ты же, с другой стороны, чемпион Турнира Трёх Волшебников, ну и… знаешь… самая горячая знаменитость волшебного мира и всё такое. Ты входишь в число восьми бедолаг, которым предстоит открывать танцы, и все будут пялиться на тебя и на ту, кого ты затащишь с собой на танцпол. И это не может быть кто попало, правда? Она должна быть действительно особенной, иначе боюсь даже представить, чем разродится Скитер на этот раз.       В то время как Гермиона лишь насмешливо фыркнула на эту тираду, на Гарри сценарий, так ярко проиллюстрированный его услужливым другом, произвёл совершенно другой эффект — он заметно побледнел. И без того начав с не самой тёмной стороны спектра, в конечном итоге его лицо приобрело отчётливые признаки дальнего родства с мелом.       — Потрясающе, — угрюмо пробормотал он. — Спасибо за ободряющую речь, Рон. Кажется, меня сейчас стошнит.       Рон участливо похлопал Гарри по спине, тем самым, по его разумению, компенсируя всё, что только что на него вывалил.       — Ты уже присмотрел кого-нибудь?       — По правде говоря, я как-то не сильно задумывался над этим вопросом, — уклончиво ответил Гарри под яростный протест собственных мыслей в беспокойной тишине его разума.       — Ну, тебе лучше поторопиться, — посоветовал ему Рон как ни в чем не бывало, — или всех хорошеньких разберут.       — Твоё отношение к девушкам, как всегда, вдохновляет, Рональд, — заметила Гермиона голосом, полным сарказма. — Скажи, пожалуйста, и что же за благословенная дева достойна составить пару твоей августейшей персоне?       — Не знаю, — пожал плечами Рон, задаваясь вопросом, при чём тут август, когда на дворе декабрь. Тут он посмотрел на неё, и его лицо осветила зловещая вспышка озарения. — А как насчёт тебя? Ты девушка.       — О боги! — театрально выдохнула Гермиона, поднося тыльную сторону ладони ко лбу, словно у неё закружилась голова. — Я недостойна столь пылкого обожания!       — Давай, — продолжал Рон, наполовину умоляя, наполовину настаивая. — Избавим друг друга от лишних проблем.       — Ты хотел сказать, что это ты избавишь себя от лишних проблем, — невозмутимо возразила Гермиона, явно не впечатлённая его аргументом. — Мне не нужно никого приглашать. В соответствии с вековой традицией мне, как девушке, отведена исключительно пассивная роль, и на этот раз я намерена с радостью её исполнить.       — А что, если тебя никто не пригласит? — выпалил Рон, и Гарри внутренне съёжился ещё до того, как его печально известный своей бестактностью друг закончил фразу.       — Тогда все мы получим то, что желаем, — резко ответила Гермиона и, растянув губы в фальшивой улыбке, посмотрела на Рона. — Большое спасибо за ваше благородное предложение, Рональд, но я думаю, что предпочту остаться в компании собственного достоинства. Независимо от места пребывания, — добавила она, поставив окончательную точку в разговоре.       С этими словами она повернулась на каблуках и зашагала прочь, подпрыгивающие локоны и развевающийся подол мантии самым очевидным образом демонстрировали её крайнее негодование.       — Ну и иди, танцуй со своим достоинством! — крикнул ей вслед Рон, после чего помолчал, а потом усмехнулся. — Нет, ну это надо, а? Достоинство… — пренебрежительно пробормотал он, покачав головой, и повернулся к Гарри. К собственному тревожному недоумению, он обнаружил, что тот смотрит на него с явным осуждением. — Что? — хрипло спросил он, ощущая первые признаки вины. — Она сама не знает, чего хочет! Почему её вообще волнует, пригласят её или нет, если она всё равно не хочет идти?       — Ну, — с беспокойством выдохнул Гарри, — ты же знаешь Гермиону.       — Что я знаю?       — Она сложная.       — А, это да, — сказал Рон с решительным кивком.       Гарри только покачал головой и продолжил путь по коридору.       — А как насчёт тебя, кстати? — спросил он через несколько шагов, когда Рон догнал его. — Тебе тоже придётся кого-нибудь пригласить. Что бы ты ни говорил, но если ты станешь первым Уизли в известной истории, не посетившим Святочный бал в Хогвартсе, твоя мать тебе этого не простит. Такое пятно на семейной истории. Тебя могут даже лишить наследства.       — О, как же я буду жить без этих несметных богатств, — патетически воскликнул Рон, положив руку на грудь. — Но я всё ещё взвешиваю свои варианты. Ну, то есть пытаюсь понять, кто та единственная, что окажется либо достаточно эксцентричной, либо совершенно отчаявшейся, чтобы сказать мне «да». Эй, ты мог бы пригласить кого-нибудь за меня!       — Ну да, как я сразу не подумал, — бросил Гарри.       — Нет, серьёзно, — продолжил воспылавший внезапным энтузиазмом Рон. — Держу пари на сотню галеонов, что многие девушки, которые только посмеялись бы, если бы я пригласил их сам, согласились бы пойти со мной, чтобы сделать одолжение тебе. Лучший-друг-Гарри-Поттера звучит намного лучше, чем Тот-странный-Уизли-с-кучей-более-популярных-братьев. Чёрт, мои варианты только что выросли на порядок.       — Честное слово, Рон. Ты знаешь эту тонкую грань между самоуничижением и отвращением к себе? Так вот, ты только что её переступил.       — Эй, я всего лишь реалист.       — Только не говори этого при Гермионе. Ты доведёшь её до сердечного приступа.       — Значит, ты этого не сделаешь? — со скорбной грустью в голосе спросил Рон, сопроводив слова соответствующим щенячьим взглядом. — Даже для меня?       Гарри только закатил глаза на эту нелепую попытку эмоционального шантажа.       — А знаешь что? — в конце концов ответил он, снова обратив взгляд на друга. — Я сделаю это. Я приглашу девушку на бал за тебя. Но только если эта достаточно-эксцентричная-чтобы-сказать-«да» девушка окажется достаточно эксцентричной, чтобы сказать «нет», когда ты пригласишь её сам. После этого я подойду хоть к Флёр Делакур и попрошу её пойти с тобой на бал, потому что я весь такой известный и замечательный и все должны делать то, что я говорю.       — Ха! Ты заключил сделку, приятель, — заявил довольный собой Рон, демонстративно поправляя ворот рубашки. — Ты только что поставил свои галлеоны на хромого фестрала.       Ощутив инстинктивное стремление ладони к лицу, Гарри только ещё раз покачал головой за неимением слов.

***

             Ближе к вечеру, когда последний на сегодня урок остался позади и изнурённые учебной нагрузкой студенты неторопливо расползались по своим гостиным в поисках столь необходимого отдыха, Гарри расстался с изрядно озадаченным Роном у подножия лестницы, ведущей в удушающее благовониями царство профессора Трелони, чтобы вместо гостиной Гриффиндора отправиться в библиотеку, где он договорился встретиться с Гермионой для подготовки к предстоящему тесту, который перед самым Рождеством любезно подготовил любимым студентам некий профессор Северус Снейп.       Как ни странно, Гарри пребывал в отличном настроении, нисколько не жалея о своём решении выбрать библиотеку из всех возможных заманчивых альтернатив, и потому шёл своим путём довольно бодро. Библиотека, по крайней мере по словам Гермионы, искренне почитавшей это сакральное место, оставалась последним убежищем от безумия Святочного бала, распространившегося по замку, как тяжелый случай гриппа, и это казалось Гарри достаточно веским аргументом в её пользу.       Он был всего в нескольких шагах от цели, когда неожиданно услышал, как его окликают. Гарри остановился и обернулся, чтобы найти источник звука. К сожалению, источником оказался до тошноты удалой молодой человек с широкой белозубой улыбкой, будто приклеенной к смазливому лицу. Кормак Маклагген был единственным студентом Гриффиндора, который обращался к Гарри по фамилии, и сейчас этот образчик юной мужественности решительным шагом направлялся прямо к нему. Пожалуй, даже слишком решительным на вкус Гарри.       — Эй, Поттер, — сказал он, не обратив внимания на вспышку раздражения, которая промелькнула на лице Гарри при одном взгляде на него. — У тебя есть минутка?       — Да, — последовал краткий полуответ-полувздох Гарри, прямо противоположный тому, что на самом деле он предпочёл бы сказать. — В чём дело?       — Просто хотел у тебя кое о чём спросить, — ответил Кормак, небрежно пожав плечами.       Гарри секунду поколебался, искоса глядя на него.       — Если это не приглашение пойти с тобой на бал, спрашивай.       — Смешно, — сказал Кормак и вновь сверкнул белыми зубами в широкой улыбке, вызвав у Гарри навязчивую мысль о солнечных очках. — А ты забавный парень, Поттер.       Забавный парень слабо вздохнул.       — У меня бывают моменты.       — Ну, да ладно, — плавно вернулся к делу Кормак. — На самом деле меня интересует Грейнджер.       — Она тоже забавная, да, — автоматически ответил Гарри ещё до того, как его мозг успел как следует обработать вопрос. — Подожди, в каком смысле?       — В смысле Святочного бала, — несколько озадаченно пояснил Маклагген, но, поняв по лицу Гарри, что такое разъяснение оказалось недостаточным, добавил: — Как партнёрша…       Гарри моргнул.       — Для… кого? — неуверенно уточнил он, сузив глаза. К его растущему недоумению, Кормак коротко хохотнул.       — Для меня, разумеется, — заявил он с самым снисходительным выражением лица, как будто ему приходилось объяснять таблицу умножения безнадёжно глупому ребёнку.       — Н-но… — выдавил Гарри, — мне казалось, тебя интересуют несколько… другие девушки…       — Ну, не то чтобы я планировал остепениться в ближайшее время. Для этого я слишком молод, — невозмутимо объяснил Кормак с самодовольной ухмылкой. — Но в мире столько разных вкусов. Почему бы не попробовать что-то новенькое, а?       — Ну да, — оцепенело сказал Гарри, еле шевеля языком, и почти незаметно покачал головой, в то время как его кровь по какой-то неясной причине, казалось, побежала по венам чуть быстрее.       — Так что, — вывел его из ступора голос Кормака, никоим образом не исправив внутреннего смятения, — она всё ещё свободна?       Гарри потребовалась секунда, чтобы заставить свой мозг сотрудничать.       — Почему ты спрашиваешь об этом меня?       — Да ладно, Поттер, — панибратски подтолкнул его Маклагген. — Ты, как никто другой, должен понять. У таких, как мы с тобой, есть определённая репутация, которую мы должны поддерживать, верно? У тебя своя, у меня своя. Моя в основном касается девчонок, если ты понимаешь, о чём я. Мне не отказывают. Никогда. В основном потому, что я — это я, но иногда не помешает заранее прощупать почву. Разведать варианты. Сгладить возможные углы. — Он легонько стукнул Гарри кулаком по плечу. — Это игра, Поттер, и ты либо учишься играть, либо вылетаешь.       — Думаю, я предпочитаю квиддич, — произнёс Гарри и слегка поморщился, когда Кормак снова громко рассмеялся.       — Ты такой юморист, — сказал он с ещё одной зубастой улыбкой, хлопнув Гарри по спине, отчего тот стиснул зубы. — Так что насчёт Грейнджер? Она уже приглашена или ещё нет?       И тут что-то в голове Гарри щёлкнуло. Оглядываясь назад, он не мог точно сказать, о чём думал в тот странный момент и думал ли вообще.       — Дело в том, что… — услышал он свой голос, — да.       — Она приглашена? — На лице Кормака появилось что-то похожее на разочарование, хотя за щедрой порцией удивления эта конкретная эмоция была не так легко различима. — Точно?       — Точнее не бывает, — усугубил Гарри свою спонтанную ложь, проталкивая слова через внезапно образовавшийся в горле ком.       — Чёрт. Похоже, я потратил слишком много времени, взвешивая свои многочисленные варианты, — сказал Маклагген, и если сожаление и промелькнуло в его точёных чертах, оно мгновенно сменилось очередной улыбкой из рекламы зубной пасты. — Так бывает, когда вариантов слишком много, правда? Так кто же этот счастливчик?       — Какой-то парень, — неуклюже ответил Гарри, не в силах решить, что его больше смутило: слова Кормака, выражение его лица или поразительная скорость, с которой и то и другое так кардинально изменилось. Собственная совершенно незапланированная ложь тоже не помогала прояснить ситуацию. — Я не знаю, — пробормотал он. — Она мне не говорила. Меня рядом не было. Откуда мне знать? Так что я не знаю.       То, что Кормак Маклагген с сомнением приподнял бровь, вероятно, можно было засчитать в пользу его здравомыслия, сколь бы ничтожным ни был этот признак.       — Но ты уверен?       — Абсолютно, — полузадушенно прохрипел в ответ Гарри, едва сдерживая сумятицу в собственной голове. — Сожалею.       — Ну что ж, — пожал плечами Кормак, а затем посмотрел на него с ещё одной идеальной улыбкой. — В озере полно кальмаров, правда?       — Я почти уверен, что кальмар в озере только один.       — Да? Ну, тогда забудь о кальмарах. Я найду себе другую пташку.       Если бы странные отсылки к животному миру были единственной сбивающей с толку частью этого диалога, он, возможно, и смог бы выкинуть разговор с Маклаггеном из головы, но когда Кормак ушёл, многозначительно подмигнув напоследок, Гарри остался стоять на месте в полнейшей дезориентации. С трудом соображая, кто он, где находится и зачем он здесь, Гарри встряхнулся, огляделся и наконец вошёл в библиотеку, определив её как пункт назначения, которого он намеревался достичь до того, как мир решил перевернуться с ног на голову.       Найти Гермиону, по крайней мере для Гарри, было всё равно, что определить стороны света в безоблачный день: не более чем вопрос когда и куда смотреть. Оказавшись в библиотеке, он целенаправленно двинулся к тому месту, где ожидал найти подругу, и, достигнув наконец заветной ниши в конце одного из многочисленных тёмных проходов между старыми книжными стеллажами, доходившими почти до сводчатого потолка, он нисколько не удивился тому, что его ожидания оправдались. Как только Гарри опустился на мягкую скамью напротив Гермионы, она на секунду подняла на него глаза, затем бросила быстрый взгляд на свои абсолютно неволшебные часы, прежде чем снова пронзить его взглядом.       — Ты опоздал, — заявила она с самым строгим выражением лица, но Гарри без труда распознал, что она его просто дразнит.       — На две минуты, — многозначительно сказал он.       — Пунктуальность — добродетель скучающих, а?       — Или тех, кого не задерживают в пути.       — Кто тебя задержал? — спросила Гермиона. — Поклонницы?       — Не совсем, — расплывчато ответил Гарри и быстро сменил тему в попытке избежать дальнейших расспросов: — Итак, что у нас на сегодня за программа?       — Мы могли бы начать с домашней работы по Зельям, — деловито предложила она, и Гарри попытался подавить улыбку при виде её нескрываемого рвения к покорению очередных академических вершин. — Она в любом случае относится к той же теме, что и тест в четверг.       — Хорошо, — согласился он и полез в сумку за своими учебными принадлежностями. Когда они с головой погрузились в работу в окружении книг и пергаментов, Гарри наконец смог почти забыть о всяких сюрреалистических инцидентах недавнего прошлого. Работа с Гермионой обычно требовала такого уровня сосредоточенности и внимания, что практически не оставляла места каким-либо случайным мыслям. Лишь несколько раз Гарри ловил себя на том, что смотрел на неё, пока её собственные глаза были прикованы к перу и бумаге, и странное чувство вины царапало его совесть.       В течение довольно долгого времени они не обменялись ни единым словом, не связанным с текущей работой, за исключением случайных шуток и дружеских поддразниваний. Когда дело касалось учёбы, Гермиона становилась довольно строгой, но строгость эта всё же не была драконовской. В такие моменты она напоминала более молодую версию профессора МакГонагалл. Но несмотря на глубокое восхищение главой Гриффиндора, по какой-то необъяснимой причине Гарри решил, что предпочитает не думать о Гермионе в этом конкретном смысле.       В какой-то момент, когда Гарри писал строчки на своем пергаменте, а Гермиона просто ждала, пока он закончит записывать то, что она ему продиктовала, его концентрацию внезапно нарушило неодобрительное фыркание. Гарри решил, что сделал какую-то ошибку, о которой ещё не подозревал, и поднял голову, ожидая встретить сердитый взгляд подруги, но с удивлением обнаружил, что она смотрит в совершенно другом направлении.       — Невероятно, — пробормотала она себе под нос, покачав головой и презрительно нахмурив брови. — Они проникли даже в библиотеку.       Гарри оглянулся через плечо, чтобы проследить за её ледяным взглядом, и быстро обнаружил группу смеющихся и аплодирующих студентов, окружавших сияющую улыбками пару, держащуюся за руки. Похоже, только что было принято ещё одно приглашение на бал. Гарри смотрел не более трех секунд, затем поджал губы и повернулся к Гермионе, которая выглядела так, словно пыталась наложить невербальное Убивающее проклятие.       — Тебе это всё правда настолько не нравится? — спросил её Гарри с некоторой осторожностью.       — О нет, что ты, — ответила Гермиона, бросив на него быстрый взгляд, прежде чем вернуть своё внимание к столь возмутившей её картине. — Нельзя сказать, что мне это не нравится. Я всецело и полностью, со жгучей ненавистью, рождённой в наиболее тёмных глубинах моей личности, презираю саму суть того, что происходит.       — Ну да, — кивнул Гарри с едва сдерживаемым смешком. — Тогда я рад, что беспокоиться не о чем.       Гермиона тоже ответила смешком и наконец отвела глаза от постепенно редеющей группы подростков, в последний раз покачав головой. Она с задумчивым выражением лица пристально посмотрела на Гарри, пока он просматривал свои записи, не замечая её взгляда.       — Ты со мной не согласен, да? — с любопытством спросила она. — Не с моим слегка гиперболизированным заявлением, конечно, а с лежащим в основе мнением?       — Ну… — как можно уклончивее начал Гарри и почесал затылок, прежде чем должным образом завершить свой ничего не говорящий ответ: — Не знаю…       — Вау, — выдохнула Гермиона, её брови поднялись до тревожной отметки. — Всё хуже, чем я думала. Ты в корне со мной не согласен!       — Я бы так не сказал, — быстро возразил он. — Я понимаю, почему ты так к этому относишься, правда понимаю. Кроме того, я сильно сомневаюсь, что кто-то в этом замке пребывает в большем ужасе от перспективы танцевать с другим человеческим существом перед целой толпой народа, чем я.       — Даже Невилл?       — О, ты бы видела этого предателя, — поморщился Гарри. — Он ведёт себя как чёртов Джеймс Бонд. Представь, он каждый вечер надевает эти свои смехотворно блестящие танцевальные туфли и репетирует шаги посреди нашей общей спальни под Брамса и Чайковского, как будто это единственная цель его жизни или что-то в этом роде.       Гермиона поджала губы в довольно безуспешной попытке скрыть улыбку.       — Тот неловкий момент, когда Невилл внезапно оказался самым учтивым кавалером Гриффиндора.       — Не напоминай, — простонал он. — Наблюдение за его пируэтами угнетает и вдохновляет одновременно, но мы ещё не решили, что перевешивает, и только поэтому пока его не выгнали.       Гермиона рассмеялась, но потом чуть смущённо призналась:       — Боюсь, я могу ему посочувствовать. В моём случае переменные, конечно, немного другие, но в нашей комнате именно я тот странный обитатель, что не вписывается в общий коллектив. Я единственная, кто не принимает участия в оживлённых обсуждениях современной моды, углубленном анализе мужских образчиков школы и обмене самыми свежими сплетнями.       — Да ты что! — драматично удивился Гарри. — Не может такого быть!       Она закатила глаза в ответ и покрутила перо между пальцами, ожидая, когда он закончит смеяться. В конце концов он прокашлялся и выжидающе посмотрел на неё.       — Однако ты так и не ответил на мой вопрос, — осторожно заметила она. — Возможно, я немного сбила тебя с мысли, когда упомянула Невилла, но я всё ещё хотела бы услышать твои мысли по этому поводу, если ты не против.       Гарри со вздохом откинулся на спинку скамьи и посмотрел в высокое арочное окно, за которым открывался тускло-серый пейзаж. Осень упорно отказывалась уступать место неторопливой зиме, но, учитывая, что это место в буквальном смысле было самым волшебным в Британии, ещё оставалась надежда, что грядущее Рождество будет белым вне зависимости от капризов природы.       — Ну, — снова начал Гарри, — как я уже сказал, я понимаю твою точку зрения. Правда понимаю. Наверное, меня просто не настолько сильно беспокоит то, какими поверхностными могут быть Пэнси Паркинсон и Лаванда Браун или насколько некоторые люди одержимы подобными вещами. Ну да, всё это кажется довольно глупым, если задуматься. Но опять же, как и квиддич. Возможно, — и, пожалуйста, не убивай меня за то, что я сейчас скажу, — возможно, даже наше обучение здесь может показаться глупым с определённой точки зрения. Я имею в виду, единственное, что имеет значение, — это то, что ты как личность думаешь обо всём этом, верно? Что бы ты ни делал, только ты сам определяешь, насколько это значимо и важно, даже если это никого больше не волнует. И даже если найдется тысяча недостойных варваров, оскверняющих твоё занятие своими ограниченными умами.       Гермиона скривилась от столь недвусмысленного намёка на себя. Надув губы в притворной обиде, она попыталась скрыть улыбку, но её карие глаза всё же сверкнули весельем. Гарри мимолетно взглянул на неё с озорной ухмылкой, затем продолжил более серьёзно:       — Я пытаюсь сказать, что… сами по себе это просто глупые танцы, верно? Люди напиваются, нелепо размахивают конечностями и пытаются обменяться телесными жидкостями. Не особо заманчиво, когда смотришь с такой точки зрения. Но, может, для кого-то это не так. Думаю, почти наверняка где-то в этом замке найдётся хотя бы пара человек, у которых есть кто-то, кто им искренне нравится и с кем они надеются хорошо провести время таким немного тривиальным, но всё же особенным образом. Ну, а что касается меня...       Он на мгновение замолчал, избегая её внимательного взгляда.       — Наверное, гипотетически я бы тоже мог представить обстоятельства, при которых всё это потенциально могло бы стать… ну, во всяком случае, терпимым. Или приятным. А может быть, даже запоминающимся. — Он снова сделал паузу, откашлялся и добавил: — Гипотетически, разумеется.       Когда звук его голоса затих, наступила тишина, которая ощущалась особенно остро из-за и без того приглушённой атмосферы библиотеки и их довольно уединённого расположения в ней.       — Ясно, — наконец произнесла Гермиона тихим голосом, аккуратно поправляя стопку книг на потёртой столешнице. Внезапная, хоть и едва уловимая, перемена в её поведении немного встревожила Гарри.       — Я что-то не так сказал? — поспешно спросил он.       Несмотря на то, что она больше не смотрела прямо на него, он всё ещё мог различить намёк на улыбку в уголках её губ, отчего мгновенно почувствовал облегчение.       — Нет-нет. Всё в порядке, — заверила она его. — Я просто удивлена, только и всего.       — Удивлена? — переспросил Гарри не без собственного удивления. — Чем именно?       — Просто я не знала, как ты относишься к подобным вещам, — объяснила Гермиона. — И теперь, когда я об этом задумалась, я понимаю, что, вероятно, причина в том, что мы почти никогда не обсуждаем такие вещи.       — К-какие вещи? — спросил он без малейшего признака понимания на лице.       — Ну, знаешь. Такие, — ответила она, раздражённо взмахнув руками, хотя трудно было сказать, было ли её раздражение направлено исключительно на него. — Межличностные. Свидания, отношения, Святочные балы. То, о чём мы говорили последние пять минут.       — Ах, эти вещи, — пробормотал он.       Они синхронно кивнули головами, плотно сжав губы, каждый из них смотрел куда угодно, только не в сторону собеседника, и по мере того, как проходили секунды, Гарри начал чувствовать, что окружающая их созерцательная тишина медленно, но верно превращается в своего социально неловкого собрата.       — И кто же она? — внезапно выпалила Гермиона, тем самым превратив возникшую неловкость в полное замешательство со стороны Гарри.       — А? — выдал он в манере человека, которого только что вырвали из какого-то более или менее приятного сна и спрашивают, что такое квадратный корень из четырёх. Проблема заключалась не в сложности требуемого вычисления, а в том, что он даже не осознал, о чём его вообще спрашивают, поскольку всё ещё не понимал, почему он больше не на космическом корабле, сражающемся с клингонами.       — Девушка, которая у тебя на уме, — попыталась помочь ему Гермиона, но, когда растерянность, написанная на его лице, никуда не исчезла, продолжила: — Судя по тому, что ты только что говорил, я могу предположить, что у тебя есть кто-то конкретный на уме, потому что, насколько я помню, всего пару недель назад ты всерьёз рассматривал возможность побега за пределы страны только для того, чтобы избежать надвигающейся катастрофы Святочного бала. И я уж точно не помню искренних речей о том, что особенные люди могут сделать обычные события очень запоминающимися.       — Я… я не говорил «очень», — самым очевидным образом ухватился Гарри за пресловутую соломинку. — Я сказал «может быть».       От взгляда, которым наградила его Гермиона, его жалкая соломинка хрустнула между пальцами ещё до того, как он смог по-настоящему за неё ухватиться, что было весьма прискорбно, так как поначалу она казалась такой хорошей соломинкой.       — Да ладно тебе, — подтолкнула его Гермиона. — Ты же знаешь, что я никому не расскажу твой секрет. Я вообще довольно редко с кем-то разговариваю. Кто та счастливая девушка, на которую нацелился Гарри Поттер?       — Я не… нет, я не имел в виду… я вовсе не… — беспомощно пролепетал Гарри нечто невразумительное, невольно принимая защитную позу. Но затем он посмотрел на подругу, и ему показалось, что на её лице мелькнула тень разочарования. Он тяжело вздохнул и, снова пожав плечами, произнёс… что-то.       — Чух…       — Чо? Чо Чанг? — мгновенно интерпретировала Гермиона этот неразборчивый набор звуков, а затем поспешно продолжила: — Ну конечно, сколько здесь других Чо? Конечно Чо Чанг. Хотя имя довольно странное, тебе не кажется? Я почти уверена, что Чо на самом деле японское имя, в то время как Чанг — фамилия, наиболее распространенная в странах континентальной Азии, таких как Китай или, может, Тайланд. В любом случае она кажется довольно милой девушкой, и я почти уверена, что видела, как она не раз бросала на тебя взгляд, хотя то же самое можно сказать о большей части женского населения этой школы и, возможно, даже о некоторых мальчиках. То же самое можно было сказать и о Гилдерое Локхарте, насколько я помню, хотя я очень, очень надеюсь, что он смотрел в твою сторону по совершенно другим причинам. Думаешь, он до сих пор в Мунго?       Быстрое моргание глаз Гарри было единственным видимым симптомом того, что его мозг только что скрутили в нечто, поразительно похожее на пуделя из длинного воздушного шарика. Слышимым симптомом были звуки, секундой позже вырвавшиеся из его рта. Казалось, его губы двигались сами по себе, произнося что-то очень похожее на: «Япа-япатай?»       — Ох, ты только посмотри, сколько времени! — воскликнула Гермиона, взглянув на часы. — Ты же опоздаешь на ваш товарищеский матч с Седриком, которого ты так ждал. Тебе лучше сейчас поторопиться. Иди. Оставь это. Я сама всё соберу.       Его взгляд проследил за движением её рук, беспорядочно указывавших на книги и пергаменты, разбросанные по столу, и совершенно случайно его зелёные глаза нашли шоколадно-карие, и на одну бесконечно долгую секунду они пребывали в ловушке зрительного контакта, опасно приблизившись к тому, чтобы понять что-то невысказанное и неосязаемое. Но в следующий миг они оба одновременно отвели глаза, и неизвестность осталась неизвестностью.       — Ты… ты уверена? — с заминкой спросил Гарри.       — Конечно, — быстро ответила она. — В любом случае я, наверное, ещё немного почитаю. А ты иди, отвлеклись немного. Я же знаю, как тебе не хватает квиддича в этом году.       — Ага, — сказал Гарри, рассеянно проводя пальцами по лбу. — Ладно. — Он довольно резко встал, затем бросил мимолётный взгляд на то немногое, что мог различить на её спрятанном за кудрями лице. — Ну… увидимся позже. Да?       Он увидел, как она кивнула. Её губы изогнулись в лёгкой полуулыбке, а взгляд на мгновение метнулся к нему, избегая глаз.       — Повеселись там хорошенько, — пожелала она ему напряжённым голосом.       Он неохотно покинул нишу и пошёл по проходу в тени стеллажей. Только дойдя до конца, он обернулся, чтобы бросить последний взгляд на подругу. Гермиона неподвижно сидела на своём месте, прижав стиснутый кулачок к губам; её глаза безучастно смотрели в пространство. По какой-то необъяснимой причине этот образ оставил неизгладимый отпечаток в его беспокойном и противоречивом сердце.