На земле богов и монстров

Мрачное помещение и мальчик на кровати без рук, без отца, без матери. Эльза Марс принесла ему пенициллин и надежду, вскрывая все свои старые душевные раны. Что ещё ей оставалось делать, когда ей невольно пришлось забрать у этого мальчишки так много? И теперь Эльза была здесь, уговаривала Джимми поверить ей и мастерству Массимо, надеяться на лучшее будущее, когда у неё самой исчезала одна надежда за другой. Сидела здесь, в тёмной неприветливой комнате, вспоминая кошмары прошлого, узнавая новые детали из кошмаров своего любимого, понимая, что всё не только пережито, но и, кажется, кончено между ними. Безмолвно плакала. Да, она так и не ответила на его письмо. Она была в ярости. Он оставил её совсем одну, когда над всем миром нависла страшная опасность, оставил, будучи единственным лучём света в её беспросветной оставленной богом жизни, прямо тогда, когда она была уже готова стать его женой. И что потом? Долгие годы тишины. Внезапное короткое письмо, в котором он — почти официально — уведомил её в том, что все её мучители мертвы, за исключением доктора Групера, и что он сейчас в Америке. Она не написала ему ответ, так по-женски надеясь, что он поймет её и без слов. Она отчаянно хотела увидеть его снова. Несмотря на это новое молчание, теперь уже её молчание, она всё ещё хотела, чтобы он вернулся. Вечное напряжённое ожидание стало её второй натурой, но она спрятала это чувство так далеко, что никто об этом даже не подозревал. Она не ответила, но она ждала, ждала, ждала, пока не осознала, что нет, он не приедет. Может быть, он её больше не любил. Если бы любил, то уже был бы здесь, не желая и дальше страдать от разлуки. Может, он ненавидел её. Да он, скорее всего, ненавидел её за всё то, что ему пришлось испытать, когда он вышел на путь своей страшной мести. А сейчас она узнавала, что, независимо от того, как бы она ни была зла на него, его единственным грехом было любить её. Слишком сильно. Так сильно, что теперь он больше не мог испытывать любовь вовсе. — Так если вы так любили её и знали, где она была, то почему просто не пришли за ней? Эльза вскинула голову в немом вопросе, в слепой надежде на что-то, чего она сама до конца не понимала. Она хотела узнать ответ на этот вопрос все эти годы. — Моё тело перенесло пытки, но я… я как Пиноккио. Во мне не осталось человечности. Я… у меня нет души… я не способен любить. Эльза не смогла отделаться от мысли, что если бы у нее была сейчас такая возможность, она бы превратила доктора Групера в самого уродливого из уродов, медленно и в случайном порядке отрезая разные части его тела, а потом задушила бы его голыми руками. Много ли в мире было таких людей, как Массимо? С широкой любящей без границ душой, потребностью отдавать больше, чем брать, заботиться и направлять? А теперь он утверждал, что у него не было души вовсе. Мужчина, который называл её ангелом, когда она сама думала о себе исключительно как об отвратительной калеке с изломанной судьбой, утверждал, что его сердце было не чувствительнее дерева. Массимо собрал свои вещи и вышел. Эльзе хотелось закричать, но она могла только беззвучно плакать. — Извини, Джимми, — прошептала Эльза и выскользнула из помещения, спеша догнать Массимо. Dolce ironia. Она всё ещё во что-то верила. Он мог говорить, что угодно, но теперь она знала, что он тоже ждал ее все эти годы. Он просто не пришел без приглашения, как истинный джентльмен. Мужчины редко обращались с ней как с леди. — Ты пришёл. — Конечно. Может быть, его тело правда испытало столько страданий, что он был больше не способен стать чьим-либо любовником. Однако Эльза точно знала, что он всё ещё был готов быть ее другом. Люди, в которых не осталось ничего человеческого, на такое не способны. Она не ожидала, что он приедет так быстро (она вообще не была уверена, что он приедет, но, очевидно, он отправился в путь сразу же как только получил письмо). Массимо был готов помочь, и его объятия все ещё были тёплыми и сильными. Нет, его душа, его большая любящая душа, никуда не делась, Эльза знала это. Такая особенная душа как у него не могла быть уничтожена. Прямо как её мечты.