Повстанец

Юан до сих пор помнит, как выглядела Мартель — ее улыбку, волосы, руки и манеру беззлобно поддразнивать его. Как они танцевали посреди леса без музыки. Как она защищала брата и каждый раз в сложных ситуациях оглядывалась на Кратоса. Юана тогда это жутко раздражало. Он искренне не понимал, почему она прислушивается к этому равнодушному чурбану, да еще и человеку. Потом, когда узнал Кратоса получше, понял. Но все равно не принял — внутреннее, совершенно нелогичное раздражение осталось. Лишь сейчас, столетия спустя, Юан понимает, что это была ревность. Смешная и совершенно необоснованная — Мартель никогда не видела в Кратосе мужчину. Да и он защищал ее совсем не за красивые глаза. Теперь, когда Мартель умерла, думать об этом уже поздно. Наверное, Юан слишком долго приходил в себя после ее смерти — за это время Митос успел наворотить всякого. И Кратос, конечно, его поддержал, он же обещал. Они оба обещали. Вот только Юан так не умел. Он слишком хорошо помнил, о чем именно мечтала Мартель и чего пыталась достичь. И теперь мог сказать: Митос постепенно сворачивал куда-то не туда. Придуманная религия имени сестры, искусственно подогреваемая ненависть между людьми и полуэльфами, попытки воскресить Мартель, используя семя Мирового Древа. Самой Мартель это бы не понравилось. Юан смотрит на фреску на стене нового храма — «богиня» Мартель совсем не похожа на себя настоящую. Осталось донести эту мысль до Митоса, ну и Кратоса заодно. Юан знает, что это будет сложно, но он готов рискнуть. Ради той, которая навсегда осталась в его памяти, он сделает все, что угодно, даже если придется разрушить этот искусственный мир. Так появляются Ренегаты.