Солнечный апельсин

      Снег струился из-под ног, как волны океана. И с каждым шагом, становилось глубже и тяжелее идти. Я не могла сказать, где мы, и сколько километров прошли от лагеря. Темная стена Каньона была от нас по правую руку, откуда доносился шелест песка и раскаты грома. Небо начинало понемногу темнеть, отбирая рыжий отблеск солнца. Я настолько устала и оголодала, что хотелось упасть в сугроб и не дышать, однако косые взгляды на Мала давали надежду, что всё не зря. Следопыт шел уверенной походкой вперёд, придерживая ружье свободной рукой, второй же разгребал замерзшую корку снега. Восседая на серой кобыле, мне лишь хотелось, чтобы мы нашли хоть что-то, кроме глубоких следов. Качаясь в седле, я напевала тихую мелодию под нос, дабы не уснуть. — Давай тише, — попросил парень.       Я фыркнула. — Если Тапок жив и где-то рядом, то мой голос даст ему верный путь обратно.       Он посмотрел на меня с минуту, затем продолжил своё нехитрое дело. Укутавшись по самый нос, я чихнула и начала тише мычать мелодию. Холодно. — Если хочешь, мы можем разжечь костёр, ты согреется, а я пойду вперёд. Если следы будут уходить и дальше, продолжим утром. — Я не против, — пожала плечами, действительно ощущая, что ещё час таких блужданий и мой отмершие ноги отвалятся и пойдут сами.       Спешившись, я отыскала укромное место, чтобы быть скрытой от чужих глаз, и присела на пенёк, половину скрытый снегом. Оретцев быстро натаскал дров и принялся чиркать кремнем, упёрто стараясь вызвать огонь. Но низкая температура и сырая древесина упёрто не поддавались. Затем он достал из кармана седла бутыль и выплеснул на ветви. Это должно было помочь, но спирт просто сгорел сверху. — Давай я сама. Ты иди. Бесконечность — не предел, всё-таки, — вызвалась, взяв из его рук камень.       Мал раздосадовано выдохнул и поднялся, перехватив ружьё. — Если что — кричи. Я пошёл. — Ну не сомневайся, ты услышишь если что-то будет не так. Весь лес услышит.       Парень улыбнулся и направился широким шагом в темный лес, который за короткое время уже превратился во что-то, вроде каньона.       Я осталась одна и даже почувствовала себя намного лучше. Всё-таки, общество Мала меня немного напрягало. Вероятно, это так же и от всевозможных дилемм в голове по поводу их сводничества со Старковой. Коли уж Дарклинг покусился на мою душу и тело, высмотрев во мне родную душу или подстилку — черт разберёт — я должна была теперь спасать Мир, а не его жопу. И свою. Если не получится переубедить этого старика, обиженного на всех, то в любой момент можно в прыжке переобуться. А Алина у нас обладает некой детской наивностью, поэтому поддержка извне — не помешает.       Долгими стараниями я добилась слабого огонька, лизнувшего самую тонкую ветвь. Постепенно влага испарялась, перестав дымить, и получился неплохой такой костерок. Прижавшись в стволу ели, я утопила взгляд в прыгающих языках пламени и задумалась о вечном. Настолько глубоко, что не услышала, что в кустах что-то громко трескало. Видимо, зверь заприметил, что я нахожусь в трансе и перестал скрываться, топая по своим делам. Очень надеялась, что это не медведь. Ну, если даже он, то лучше с балалайкой — веселее будет умирать. — О, баба.       Я резко дёрнулась, стремительно скинув капюшон, мешающий обзору. Из тех самых кустов выглядывало дикое лицо мужчины, обросшего как тот самый косолапый. Рядом с ним ещё двое. Смотря на меня из зарослей, как Горыныч с тремя головами, они нехорошо переглядывались. Кричать я не спешила, потому что нащупала рукой кинжал и попробовала воззвать к силе, решив в этот момент, что сильная и независимая. Да и к тому же, Мал не успеет раньше, чем мне отрежут язык. Сжав в пальцах рукоять оружия, я закусила губу, уговаривая тьму выйти погулять. — Как думаете: немая или боится? — Конечно, боится, дурак, — возмутился тот, что меньше всех давил лыбу.       Вышагнув из своего укрытия, бравые разбойники присели ко мне, оставив третьего около лошади, перекрыв все дороги вскочить в седло и умчать в закат. Сглотнув комок, заставила себя улыбнуться и кокетливо наклонить голову. Феорданцы. Если они узнают, что я Гриш, то пизда придет не только моей чести. Изнасилуют и убьют. А может, убьют, а потом… — Как звать то красавицу? И чего одна в таком лесу? — Ягоды собирала.       Не потрудившись, достала из кармана ягоды рябины и сухой малины, которая висела на ветке довольно давно. Наверное, целый сезон, раз осталась. — Травница? — удивился тот, что у лошади.       Я напряглась, потому что он стал шуршать в застежках карманов на седле. — А лошадка седлана непросто, — отметил тот. — Так кто же ты? — Лошадь я нашла неподалеку, одну, без всадника. Ветви кушала, — врала, убирая ягоды обратно. Рука всё ещё удерживала спрятанный кинжал. — Оставил кто-то. А мне и жалко стало. — Повезло. Хорошая животина.       Не найдя ничего интересного, он оставил свою затею и стал гладить мохнатую морду обалдевшей кобыле. — И не страшно одной? — спросил тот, что рядом. Пахло от него помойкой. Видимо, давно в пути. — Когда долго находишься одна, то единственное, что страшно — это холод, — сумничала. — Так мы тебя согреем, красавица, — заржал второй, сверкнув золотыми зубами. — Спасибо, я как-нибудь сама, — напряглась. — Ребята, мы тут не для этого, — напомнил рядом с копытной. — Ты точно одна? — Можете поискать хозяина лошади, она будет благодарна. Но я одна.       Мужчины переглянулись, а тот что с золотыми зубами взял меня за руку, держащую кинжал. Ситуация начала напрягаться. Его пальцы достаточно больно сжимали, заставив конечность онеметь и разжаться. — Поищем, не переживай. Ты же одна, правильно? Значит, точно не против трёх мужчин в рассвете сил.       Усмотря на его золотую улыбку, я хотела далеко не «мужчин в рассвете сил», а раствориться. — Нет в вас духа авантюризма, господа, — начала осторожно, отцепляя от себя чужие лапы. — Где цветы? А комплименты? Ни одной женщине не понравится такое отношение. — Ты скоро сама убедишься, что это не главное, — улыбнулся второй.       Когда разбойники начали непотребстовать, я кинулась бежать, хоть это и мало что могло изменить. Ножки, маленькие, утопали в снегу и мешали передвижению, в тот момент как они в два шага настигли меня и повалили лицом вниз. Ощутив на себе все прелести колючего снега и нехватки воздуха, я крикнула, но рот зажали. Чертыхаясь в глубоком сугробе, ещё пыталась спастись, но потом так сильно устала, что перестала двигаться, смирившись с участью. Одной надеждой было то, что Мал придёт на подмогу или же они получат нужное и уйдут.       Но когда жёсткие руки подняли многочисленные юбки, что-то щёлкнуло в моей голове, затем в груди, требуя выхода. Я не могла сказать что это было, но неведанное клокотало от нетерпения и сулило мне уйму удовлетворения, если освободится. Это что-то пробуждалось ранее, когда Тапок был рядом. Озадаченная, я даже позволила снять с себя кружевные панталоны, так нравившиеся мне, хоть слушать их треск было больно, но в конечном итоге сомкнула руки за спиной и выпустила силу наружу. Погрузив поляну во тьму, поглотив даже свет костра, я через минуту поняла, что вместе с ней уходит и сознание. А когда очнулась от треска поленьев, вокруг была только кровь. Кобыла, к сожалению, тоже пала смертью храбрых. А рядом с ней сидел мой родненький Тапочек: лохматый, грязный, в сухих репяхах, но живой.       Мала рядом так же не было, чтобы я заподозрила, что у него получилось отыскать пса, а значит, кобелина просто шлялся по лесу, как степной волк. Сначала была злость, но потом я взяла себя в руки и подозвала шалапая. Было приятно вдыхать знакомый аромат псины и мороза на черной спинке, утопать в слюнях на лице и просто чесать за ухо родную кровинушку. — Я вся извелась, ты где был? — задала вопрос радостному псу. Он вилял хвостом и молчал, переступая с ноги на ногу в нетерпении. Но за моментом радостного воссоединения, я снова осмотрелась по сторонам и коротко выругалась. Его возвращение дало мне былую силу и хорошее самочувствие, но так же принесло новый ряд неприятностей. Поэтому я быстро натянула панталоны, немного растянувшиеся, собрала важные вещи и ломанулась в сторону, куда ушел Мал, обтирая руки, испачканные энергией тьмы. — Мал! — кричала, распугивая ворон.       Тапок ворвался вперёд, даже не понимая, что я ищу, но тоже начал ловить след. А парня нигде не было, даже следов на снегу. Одним словом — следопыт.  — Мал, вернись обратно! Я нашла его!       Пробежав достаточное расстояние, чтобы костер был маленькой точкой позади, я остановилась, переводя дыхание. Взывая ко тьме внутри, пыталась его хотя бы почувствовать, но кроме птиц, мигающих тьмой на ветках сверху, всё было белым бело в моей проекции — ничего не находила. Устало присев на пенёк, смотрящий в небо из-под снега, принялась ждать. Вернётся, куда денется. Обещал же. — Иди ко мне, — поманила Тапка. Прижала к себе и начала осторожно вытаскивать репяхи из шерсти, возмущаясь: — Совести у тебя нет. Мать всех на уши поставила, с мужиком потрахалась с горя, а ты тут лестной кукушкой прослыл. Балда.       Пёс меня почти не слушал, высунул язык и завалился на тот бок, который я старательно очищала. Поднять его было трудно, поэтому я бросила эту затею, задумчиво умтавившись в пустоту. А зачем мне мультики, когда перед глазами мелькали фьеорданцы, практически разорванные на куски. Досталось даже лошади, чьи кишки грели теперь снег. Вряд-ли сила Гришей способна различить врага и друга. Они все были похожи на куски необработанного мяса, окрасив снег в красный. О, ужас, только сейчас до меня дошло, что Мал будет в растерянности и ярости от увиденного. Ну ничего, скажу, что без понятия, что произошло. Ведь это практически так. — Не понял…       Вот и следопыт. Появился он так же тихо, как и ушёл. Обладатель такого роста и мышечной массы ходил как мышка, что не могло не пугать порой. Как и сейчас: от его голоса я резко обернулась, но не расслабилась. Лицо парня походило на смесь удивления и непонимания. — Тапок нас нашёл, — решила перейти на важную информацию. — Видел его. Чёрт убежал, только завидев меня, — потом улыбнулся, заботливо тронув нос пальцем. — Ты в порядке? Что с лицом? — Есть одна проблемка, — сжала губы, сморщив нос. — Идём. Мал напрягся и послушно, пружиня, пошёл следом. Я щурилась яркому снегу, освещённому лунным диском и молила всех богов, способных меня спасти от ярости солдата. — Вот, — окинула рукой просторы снега и крови, ещё не застывших на морозе. Парень обомлел, но даже и не сдвинулся с места. Опустил взгляд на меня, приподнял бровь. — Объяснишь? - спросил он, подойдя к лошади. С досадой снял с сумки флягу и начал откручивать крышечку. — Не знаю — развела руками. — Они сначала пытались меня изнасиловать, потом что-то случилось. Я очнулась, а тут такое, — запинаясь, поведала. — Тебе кричала, а ты не слышал. — Я слышал и спешил как мог, — оправдался следопыт, делая глоток. — Идём отсюда, пока не оказались на их месте. Сейчас мы без лошади, и скорости будет поменьше.       Я кивнула и поднялась на ноги.       Шли мы молча. В темноте я плохо видела, но Мал уверенно вёл нас вперёд, ловко огибая глубокие участки пути. Стало не по себе от вранья, но так же и радостно, от появления родного Тапочка, что добавляло сил на путь. Я твёрдо была уверена, что: чем быстрее Дарклинг узнает о моем успехе в общении с тьмой, тем больше сможет помочь с данной ситуацией и что было сделано не так. — Мал, — тихо позвала парня. — М? — А ты Алину любишь? — Тебе то какой спрос? — хихикнул он, обернувшись. — Просто хочу помочь. Она часто о тебе говорит. — Правда? — Правда, — хмуро глянула. — Что за сомнения в моей искренности? — Просто это звучало так, словно ты пытаешься не ей помочь, а себе. Дарклинг ведь относится к тебе более безразлично. — Слушай, хочешь меня обидеть, то ты на верном пути, — буркнула. — Я альтруист и всё тут. — Мне казалось, ей там неплохо, — задумчиво продолжил он путь. — Ты её разве не знаешь? Луга и просторы на дворцовые перевороты? Пхах.       Лес шумел птицами и ветром, создавая спокойную атмосферу, дающую нам настроение для душевной беседы. Я была только и рада, хотя понятия не имела, чем могла ему помочь. В кармане его не принесешь во Дворец, конечно же, но провести некую афёру… Вполне.       В темноте я едва различала дороги и не отличала дерево от страшной бабайки. В конец устав спотыкаться и шугаться зловещих теней, я подхватила солдата под локоть. — Что же ты предлагаешь? Так хорошо начинала, а тут затихла. Передумала? — Нет, — улыбнулась. — Думаю, что Старкову надо украсть. Ты как на это смотришь? — Лерка, ты меня пугаешь. Грандиозные планы в этой рыжей головушке, — засмеялся следопыт, ухватив меня за щёку и оттянув её. — Такая мелкая, но такая злобная. — А вот сейчас обидно было, — хихикнула в ответ, пригревшись под боком. — Не обижайся, я честен перед тобой, как лист. Иначе как нам тогда сотрудничать? — наклонился он на уровень моего лица. Я скосила глаза на его нос. — Слушай, мафиози, будешь со мной заигрывать — я оторву тебе хвост. Тот, что между ногами, — пригрозила, отодвигаясь от его морды, тянущей ко мне губы трубочкой.       Мал заржал больной лошадью и отодвинулся.       Дальше шли в молчании под хруст снега. Мороз щипал щёки, но холодно не было, ведь темп разгонял кровь и достаточно грел. Лишь усталость и голод портили всё впечатление от ночной прогулки. Меж ветвей проглядывался лунный диск, серебривший черные стволы деревьев. Жопа Тапка, такая же черная, сейчас походила на серого волка, петляющая меж стволов в своей причиной обстановке. Смотря на своего пса, я понимала, что без него мало что из себя представляла. Ни сил, ни воли, ни мозга. С последним совсем конфликт образовался. Это же надо было дать Дарклингу? Понравилось ли мне? Да. А ему? Кто знает. Повторила бы? Конечно. Но хотела бы семью с ним? Нисколечко.       До Крибирска мы добрались под утро. К моему огромному сожалению, корабль, отчаливший вчерашним утром, стоял в порту. А значит, Дарклинг тоже. Я уже представила, какое у него будет лицо от появления меня и «мертвого» Тапка в лагере. — Всё, дорогая, нам стоит расставаться, — сказал Мал на подходе. — Пойду отчитываться командиру за свое отсутствие. — Тем, что спасал наш зад — они не удивятся, — усмехнулась, чувствуя такую усталость, что могла упасть прямо у ворот.       Крыши города и палаток, которым выделили целую площадь, окрашивали рассветное солнце. Я проводила взглядом спину следопыта и принялась растирать снег меж ладоней, чтобы призвать воду и умыть присохшую кровь со лба и копоть на руках, которую прятала от взгляда Оретцева.       Лагерь спал. Стрекотали сверчки из кустов, раздавался храп и едва уловимый запах костра, который разжигала полевая кухня. Нас никто ещё не видел. Я кралась, как нашкодившее дитя, на носочках, шикая на Тапка в моменты, когда пёс норовил что-то стянуть из чужих вещей. В последний момент отвесив ему пинка под хвост, направила в сторону своей палатки и с облегчением упала на раскладушку, чувствуя приятную вибрацию ног, шедших всю ночь с малым отдыхом. Тапок увалился на подстилку и уже через минуту громко сопел замёрзшими соплями в носу. Лохматый и грязный, зато живой и мой.       Пока я смотрела в потолок, свет быстро мелькнул по его сводам и затянул с собой холод. Я слышала, что кто-то вошёл, но была ужасно измучена, чтобы поднимать голову. — Вижу, поиски прошли продуктивно.