мазохисты

Я любила его? Люблю?. Ты задаёшь себе этот вопрос каждый день и никогда не можешь дать ответ. Он убегает от тебя также, как и его любимая каша, которую ты так и не научилась готовить. Он застывает между тобой и вашими детьми, когда ты обнимаешь их или целуешь в лоб перед сном. Уже седьмой раз слышишь, что раньше так делал папа... Бессильно опускаешь голову вниз, а перед глазами проносятся ваши с ним одиннадцать грёбаных лет. Руки упираются в кухонную тумбу, пальцами стуча по дорогому дереву. Хватит. Каждый раз кричишь на себя в голове, но не можешь ничего сделать. Это абсолютно не в твоей воле, и тебя это бесит. Откровенно сильно бесит. Как и он, так часто приезжающий в гости к детям, нарушающий все возможные границы в словах и действиях в твою сторону. Он выводит тебя из себя, доводит до состояния белой горячки, а потом спокойно уезжает с обещаниями приехать скоро. Тебя уже всю трясет от его 'скоро', потому что оно наступает слишком быстро. Ссоритесь-ссоритесь-ссоритесь — ваш бесконечный круг, без шаткого миритесь. Тебе хочется, правда, но колется. А чего добивается он? Ты не веришь в то, что ему в удовольствие издеваться над тобой. Конечно, только словесно, но сути не меняет. Или не хочешь верить, потому что это ранит тебя сильнее, чем его пьянство года назад. Он ведь и не пил так много, как ты говорила в суде, просто что-то стало последней каплей. Ты не помнишь что, значит это было мелочно. Но зацепило. Получилось как заусенецу — зацепился, потянул и оторвал большой кусок кожи. С мясом, кровью. Болью и слезами. Прямо как у тебя сейчас на душе, внутри, где-то под всеми масками и улыбками, на твоем маленьком сердце. Он этого не видит. И ему, кажется, даже плевать. Не понимаешь, честно, не понимаешь, почему ему так легко, а тебе уже целый год так хреново. Я не верю ему. Ты в принципе ему не веришь, но его 'I hate you, Angel', все ещё грудой его вещей под дверьми лежит между вами. Ты тогда так не вышла поговорить, а он не попытался добиться вашего разговора. Глупые. — Мама! — звонкий голосок маленькой Вив разбивает оглушающую тишину на кухне. — Папа приехал. Пошли. Она хватает тебя за руку и со всей своей маленькой силой тащит на улицу. Ваша малышка так и не приняла факта, что папа не рядом. Что папа не любит маму, не живёт с вами и не может лежать с мамой в одной кровати рано по утрам. Что вы теперь по раздельности и одни. — Вивьен, подожди. — Ты легко подхватываешь дочь на руки, и она крепко обнимает тебя за шею. Золотко. Выходишь на веранду, наблюдая, как старшие дети уже вовсю обнимают отца, рассказывая ему что-то новое из сегодняшнего и вчерашнего дня. Не принимаешь попытки подойти ближе, хотя дочь на руках чуть брыкается, прося либо опустить на землю, либо начать идти на встречу папе. Отпускаешь ее на землю, чуть подталкивая в спину, и скрещиваешь руки на уровне груди. Наблюдаешь за сценой во дворе с тихой грустью, время от времени переводя взгляд на все вокруг в нежелании встретится глазами с пока ещё мужем, но уже вроде как бывшим. Да, ты все ещё не можешь дать статус вашим не-отношениям. Внутри что-то шкребет и ноет при слове бывший, а причинять самой себе боль ты перестала ещё лет в тридцать, и отгоняешь мысль, что как раз после встречи с Брэдом. Детям не хватает отца. Ты это знаешь и понимаешь, но поделать ничего не можешь. Они видятся намного чаще, чем говорит глупая жёлтая пресса. И ты не такая мигера со злобой, которая прячет детей за семью замками. На первом месте у тебя всегда наследники, и даже если ты бы и хотела запретить общение детей с Брэдом, то пришлось бы идти против своих же малышей. И Брэда ты бы тогда не видела так часто. Трясешь головой, отгоняя мысли, что тебе тоже хоть изредка нужно его видеть не по несколько секунд или в зале суда. Хотя бы с видимостью, что все в порядке. Что он просто играет с ребятами или они просто его давно не видели и поэтому так крепко обнимают. — Привет, Эндж, — не замечаешь за глубокими раздумьями, как к тебе подходит он и здоровается. Странно, ведь раньше он мог просто пройти мимо без какой либо реакции на твое существование. Тогда было реально обидно, потому что ты не заслужила такого обращения. Ты, на самом деле, много чего не заслужила, так же как и он. Например, разваленой, некогда очень счастливой, большой семьи. Это ваши общие руины на которые вам приходится смотреть каждый день, прокручивая в голове мысли 'а что я мог/могла сделать, чтобы этого не произошло?'. Сожаление, да, вы оба чувствуете сожаление. Потому что строили долго, а сломали так быстро и неправильно, бросая камни из собственных ошибок друг в друга без разбора обвинений. Глупые, наверное, всё-таки. — Да, привет. А куда дети убежали уже? — оглядываешься за его спину, не находя взором ребят. — Уже убежали в дом, ты не заметила. Сегодня такая жара, что мы решили поиграть внутри. Ты не против? — его голос мягкий и теплый, как солнце, которое сегодня действительно жарит. Ты видишь как жмурятся его глаза из-за солнечного зайчика, отбившегося лучиком от окна дома; и скатывается капелька пота по виску и лбу, выделяя дорожкой морщинки. Вы ведь даже старели вместе, смеясь и шутя о новых седых волосках. Мечтали о том, как когда-то в глубокой старости будете нежиться в объятиях друг друга. И что он обязательно умрет после тебя, ведь причинять боль своим уходом он не хочет. Не замечаешь, как снова зависаешь, глупо рассматривая до боли знакомые черты лица. — Энджел, ты в порядке? — говорит и мимолётно касается твоей руки своими пальцами. Ток пронзает твое тело, ведь он так давно к тебе не прикасался. Блуждаешь взглядом по его руке, застывшей буквально в миллиметрах и поспешно отходишь назад. Вы слишком близко, дыхание перехватило от его аромата парфюма. Не сменил, все ещё тот, что ты дарила.

Кажется, вы оба те ещё мазохисты.

— Да, конечно, проходи. Раньше разрешение тебя не требовалось. — язвишь, пытаясь отвлечь внимание Брэда от изучения твоего смущённого лица. Блять, ты реально покраснела от его прикосновения. — Я пересмотрел свои взгляды после, а хотя в принципе неважно. Спасибо. Он проходит в дом, а ты все так же остаёшься стоять на входе. Крутишь в голове мысли о такой смене отношения к тебе, не в силах сложить факты. Замечаешь, что он чуть хромает, когда оборачиваешься. Хмуришься, но молчишь. Тебя вообще не должно волновать, что с ним произошло. Но почему-то тебе, будто жизненно необходимо узнать, что же случилось. Он находится в твоём доме до вечера и ведёт себя вполне доброжелательно с тобой. Ты удивлена такой смене отношения, но все же язвишь ему в ответ на каждую фразу. Не можешь сдержаться, чтобы не отомстить за свои испорченные нервы. Тебя задевало его отношение к тебе. Ты не могла себе это признать достаточно долго, но от этого ничего не изменилось. Ты помнишь ваш последний день в абсолютно точных деталях, но не понимаешь, почему все же сорвалась и подала на развод. Почему начала лгать и обвинять. Как ты вообще дошла до твой жизни и до такого отношения к нему. Вспоминаешь начало и от этого у тебя немного слезятся глаза. Одиннадцать лет слишком большой срок, чтобы попытаться его зачеркнуть. Признания в любви на весь мир были слишком громкими, а ссоры слишком тихие. Наверное, из-за детей, которых резко стало так много, что не хватало времени даже вздохнуть спокойно. Не то, чтобы нормально выяснить, что не так в их семье. Помнишь, как в один момент собрала вещи и уехала с детьми с Австралии, где вы были все вместе. Как резко все надоело, и ты поняла, что настал тот чертов конец. Он видел все, но не пытался остановить. Разве что детей не хотел терять — отец он всё-таки отличный. Помнишь, как в далёком году вашего первого знакомства, Брэд с первой минуты поладил с Меддоксом. Как они играли в перерывах съёмок и ездили вместе отдыхать. Как сын впервые назвал отца 'отцом'. И как вы неловко переглянулись принимая решения о будущем. Общее, но по отдельности. — Ты в порядке? — его голос нарушил многочасовую, достаточно редкую в твоей жизни, тишину. Не знаешь, зачем он пришел к твою спальню к тебе, но уже предвкушаешь, чем это все закончится. Очередным скандалом с жёсткими выяснениями правды. После такого ты ещё несколько дней чувствуешь себя максимально плохо морально, но кого это волнует. И так всегда, но ты почему-то каждый раз надеешься, что закончится все не очередной ссорой. — Да, вполне. Ты что-то хотел? — не встаёшь с кровати, все так же продолжаешь сидеть в позе лотоса посреди своего ложе. Муж, который уже не муж, стоит в дверном косяке не приближаясь. — Младшие спят, старшие уже в своих комнатах. Вечер, почти ночь уже. Ты не заметила, как пролетел день и от этого хмуришься, выглядывая в большое окно. Действительно, время прошло быстро. Слова Брэда отражаются в твоей голове воспоминанием, как он и раньше так говорил. Заходил в спальню в вашем общем доме, обнимал и вы засыпали. Или занимались страстным сексом, ведь ночь это единственное время, когда вы могли побыть наедине. Зависаешь, не замечая, как Брэд подходит ближе. — Почему ты хромаешь? — еле сдерживаешь в голосе беспокойные нотки, потому что раньше такого точно не было. — Тебе и в правду интересно это знать? — легко слышишь в его голове скептические нотки, ибо тебе действительно должно быть плевать. Наверное, да. — На самом деле, нет. Прошу покинуть мою комнату и мой дом, раз дети уже ушли спать. Тебе здесь делать нечего. — переходишь в нападение, желая быстрее выпроводить Брэда из дома, чтобы остаться наедине с мыслями. В который раз прокрутить все в голове, мучительно размышляя о том, что делать с руинами на которых тебе приходится жить. Брэд действительно разворачивается и уходит, а ты начинаешь сверлить его спину взглядом. Замечаешь, что история повторяется. В тот день, когда ты улетела с детьми домой без него, связываясь с своим агентом, сообщая, что подаёшь на развод, он так же ушел по твоей просьбе, оставив тебя одну в номере. Случилась та самая точка невозврата, потому что ты что-то ждала. Не ухода, а разговора. Не его пьянки этажом ниже в баре, а попытки помириться. — Я попал в аварию, недавно. Поэтому меня не было здесь неделю, я был в больнице. — не оборачиваясь назад проговаривает Брэд, а у тебя уходит земля из-под ног. Хоть какая-то угроза жизни твоим близким слишком травмирует тебя. А Брэда ты все ещё считаешь очень близким для себя человеком. — Что? — тебя хватает только на эту фразу ему в спину, и он оборачивается к тебе. Видит твое полу истеричное состояние и подходит ближе — Ничего серьезного, но вот хромаю, скоро пройдет, — быстро поясняет, а тебя захлёстывает воспоминания о маме, бабушке, смерти которых оставили невероятный болезненный след. Чувствуешь поступающую паническую атаку, когда стает трудно дышать. — Энджи, так, успокойся. Медленный выдох, выдох, смотри на меня. Смотри мне в глаза, твою мать! Он хватает тебя за плечи, но тебе глубоко плевать на это. В голове крутится лишь то, что ты могла его потерять. И остаться одной. По настоящему одной. Осознаешь, что все, что было до этого так мелочно, когда речь идёт о жизни и смерти. Падаешь в объятия Брэда, хватаясь за его рубашку, плача от нахлынувших эмоций. — Анджелина, посмотри мне в глаза! — слышишь его голос как из-под воды, но все же поднимаешь глаза. — Все хорошо, слышишь. Ничего серьезного. Я знал, что тебя легко этим разбить, но чтобы настолько. Тише, успокойся. Я жив, здоров, рядом с тобой сейчас. Он всегда умел успокаивать тебя, и этот случай не исключение. Его голос действовал как успокоительное, а взгляд обвевал теплом. Глубоко дышишь, медленно приходя в себя и отстраняясь от Брэда. — Прости, я... — начинаешь, в попытке оправдать свою реакцию, но тебя нагло перебивают. — Энджи, я знаю. Не думал, что это вызовет такие эмоции у тебя, я думал тебе даже плевать будет. Прости. — его голос действительно полный сожалений и раскаяния. Он не хотел, просто сказал правду, что случилось. — Мне не плевать на тебя. — произносишь на удивление твердым голосом, но сама не веришь, что это сказала. — Ты все ещё очень значимый человек в моей жизни, ни смотря ни на что. И ты меня прости, я все же виновата во многом тоже. Не находишь момента лучше, чем сейчас, чтобы извиниться перед ним. За все. Ты далеко не ангел, и хорошо это понимаешь. — Энджел, я так давно не слышал от тебя таких искренних слов. — смотрит тебе в глаза, рукой касаясь острой скулы, аккуратно касаясь. — Я не смог найти в себе силы действовать, а просто пустил все на самотёк. Давно нужно было признать, что я был мудаком, не способным удержать самое дорогое, что у меня было. Опускаешь взгляд, но одинаковые слова само собой вылетают с ваших уст: — А ведь много было не нужно, просто поговорить. Отстраняешься. Пристально смотришь на него, чувствуя, что перед тобой именно тот Брэд, которого ты полюбила. Которому признавалась в любви на весь мир, и который принимал тебя такой, какая ты есть. Не считаешь, что наступаешь на одни и те же грабли, когда ощущаешь прилив чувств к нему. Ты не переставала любить его, просто прятала все свои чувства под грудами камней обиды, которыми кидалась на протяжении года. Брэд берет тебя за руку и ток пронзает все тело. Его, наверняка, тоже. Второй рукой притягивает тебя к себе, обнимая, но ты не против. Тебе хочется как и раньше оставаться в этих объятиях подольше. - Когда приходит понимание о возможном конце, приходит и понимание о переосмыслении жизни и своих решений. Я понял, что мне дорого по настоящему. - твёрдо говорит Брэд, а ты лишь неосознанно киваешь. Вы не ложитесь сегодня в одну постель и даже не целуетесь. Просто он остаётся ночевать в твоём доме и это даёт хрупкую надежду, что из руин ещё можно снова выстроить что-то крепкое. Нужно лишь постараться перестать причинять самим себе боль молчанием о не понравившимся этапе стройки. Перестать быть мазохистами.