***
снег совсем не таял на бледной коже, и Майер с неподдельным удивлением рассматривал руку, поднесённую к самым глазам. снежинки, лежащие на его ладони, переливались и блестели всеми цветами радуги, были похожи на пушистых белых пчелок. Майер впервые осознал в полной мере великолепие зимнего дня. до сего момента ему не приходилось бывать зимой вне стен убежища при свете дня, и молодой вампир мог только догадываться о прелестях снежной поры, наблюдая смену сезонов только через защитное стекло замковых окон. всё для Майера было новым, непонятным — и сокрытый белым пушистым ковром парк, и деревья, одетые в богатые одежды ледяного серебра, и особенно яркое солнце, пробивающееся сквозь облака и искристый снегопад. Линг шагнул с крыльца вниз, направляясь к воротной арке парка, и спускаясь по ступеням инстинктивно сильнее закутался в плащ, впитавший защитные чары графа. снег под каблуками сапог похрустывал, длинные полы костюма за спиной вампира сметали белоснежный покров, и он искрами окутывал воздух вокруг его фигуры. он прошёл под аркой, остановился на миг у розового куста. магия графа не давала цветам увянуть или замерзнуть, потому они цвели буйно и ярко, как летом, и Линг невольно залюбовался ими. в преобладающем господстве белого, алые розы казались пятнами крови, едва-едва припорошенными снегом. необдуманно Майер наклонялся к цветам, вдохнул осторожно их аромат, едва касаясь носом нежных лепестков, и расплылся в улыбке — розы отчетливо пахли руками Шарлотты. пальцем, в мгновение ока ставшим тонким стальным лезвием, Линг отрезал две самых красивых розы, очистил каждую от острых шипов и листочков. одну он спрятал за пазуху, окутав чарами тепла, другую пристроил в нагрудном кармане сюртука, ближе к сердцу. осторожно расправив примявшиеся лепестки, вампир застыл, прислушавшись к пению птиц и шелесту ветра в заледенелых кронах. его глаза скользнули по снежному ковру, и острое зрение выхватило несколько совсем легких следов, явно женских, и вели они к тропинке, уходящей в центр парка, к декоративному озеру. маленькой чёрной точкой среди белого моря ощущал себя Майер Линг, протаптывая дорожку. снега было так много и он сверкал отраженным светом настолько ярко, что мужчина невольно хмурился, пряча чувствительные глаза за длинными ресницами. дорожка, по которой он шагал, постепенно расширялась, и впереди показалось озеро, больше похожее сейчас на пустынное поле. Майер подошёл ближе, окинул взглядом заснувший водоём и голые прибрежные кусты. здесь царил полный покой, умиротворяющую тишину осмелился нарушить только ветер. молодой аристократ так впечатлился увиденной картиной, что не услышал, как за спиной захрустел снег. его спокойствие продлилось совсем недолго. ощутив толчок в плечо, Майер резко обернулся, и нарушителя личного пространства спасла от стальных когтей в горле только нечеловеческая реакция самого вампира. он успел узнать «виновного». — Шарлотта!.. — облегченно выдохнул Майер, и могучее тело моментально расслабилось, выпадая из боевой стойки, — как ты так подкралась так тихо, счастье моё?.. — у меня был хороший учитель. — хрупкая девушка почти целиком исчезла в объятиях Линга, подняла на него сияющее счастьем и каким-то детским озорством личико, — пока ты спал, граф любезно позволил мне погулять по парку. здесь так красиво! Шарлотта, еще окрылённая восторгом от красоты природы, не сразу осознала, что она и возлюбленный стоят среди бела дня на солнечном свете, а Майер даже не думает прятаться от губительных лучей. недоумение отразилось на прекрасном личике, и девушка с волнением всмотрелась в лицо вампира, пытаясь заметить новый ожог. — Майер… — в её голосе засквозила тревога, умилившая и растрогавшая вампира, — ты же на солнце, тебе нельзя… ты ради меня вышел сюда?.. глупый, глупый Майер… с нежностью она поправила выбившиеся прядки из его прически, заправила косички с бусинами-оберегами за ухо. — пойдём скорее в дом. — не нужно, радость моя, — остановил её Линг, и алая роза, тёплая-тёплая, вынырнула из его сюртука, чтобы через мгновение оказаться аккуратно впутанной в густые волосы Шарлотты. девушка ахнула, щеки её покрылись румянцем и большие лучистые глаза засияли от благодарности. — граф был настолько любезен, что исполнил и мою маленькую просьбу… — какую же? — Шарлотта улыбнулась, и Майер постарался запомнить эту минуту, так, чтобы в памяти отпечатались и этот парк, и белый снег, лежащий на макушке любимой серебряным королевским венцом, и тепло девичьих рук, покоящихся на его груди… — провести это утро с тобой. и все последующие — тоже. обняв её крепче, он спрятал девушку под плащом, и тонкая ткань, словно крылья, закрыла их их двоих от всего мира непроницаемым коконом. — хотела ли бы ты этого?.. — прошептал вампир, задержав дыхание. — я захотела этого тогда, когда впервые увидела тебя, любимый… — молвила она в ответ, и Майер блаженно прикрыл глаза, когда тонкие пальцы любимой легли на его щеки, поглаживая, — и с каждым днем хочу все сильнее… и когда Шарлотта поцеловала Линга, ему снова, как и в первый раз, почудилось, что сердце забилось быстрее, и в груди разлилось тепло. живое тепло. настоящее.***
— и кто же теперь болван? Ли, стоявший на застекленном балконе, повернул голову. Лармика, шурша белым платьем, поравнялась с отцом и устремила взор на влюблённую пару, скрывшуюся крыльями от чрезмерного внимания. в её глазах, казалось, ничего не отразилось, но Магнус чувствовал, как она грустна. — о чем ты, дочь моя? — граф знал, к чему клонила младшая из клана Ли, но оттягивал разговор, как мог. — ты прекрасно знаешь, о чем. — Лармика была непреклонна. она ожидала, что отец взорвется и все же уйдёт от неудобного вопроса, но Магнус, к её удивлению, только тяжело вздохнул, не сводя сверлящего взгляда с чёрной точки среди сугробов. — я слишком стар, и слишком устал, чтобы переживать в очередной раз горечь привязанности и последующей потери. это ты молода, и можешь позволить себе такую роскошь — любить, как ты захочешь и сколько захочешь… он задернул шторы, отвернулся от окон и медленно зашагал прочь, вглядываясь в портретную галерею, развешанную под самым потолком. на него смотрели выдающиеся лица, основоположники могущественного клана Ли, но Магнус скользил по ликам родных рассеянно, будто мыслями своими был вовсе не здесь. — значит, гнить в одиночестве до скончания времён, пока от нас не останется даже пыли? это твой выбор, отец? существовать, а не жить, тянуть бесконечную серость дней и разбавлять её случайными женщинами? — древний вампир резко остановился, вдруг услышав в голосе дочери и упрёк, и жалость, — разве об этом говорила матушка? разве ТАК ты хотел провести свою жизнь? — твоя мать была МОЕЙ ЖИЗНЬЮ. — отрезал Ли жестко, не давая ей вставить и слово, намеренно не поворачиваясь, чтобы она не видела искр отчаянной злости в его глазах, не видела, как предательски дрожит кадык и клыки до крови впиваются в губы. — и жизнь эта закончилась тогда же, когда она умерла. я существую мечтами о мираже, который пытаюсь высмотреть в каждом встречном лице, и не найдя его, все безразличнее смотрю в будущее. я утоляю голод и зов плоти жалкими людишками Фронтира, но сердцу моему никогда не будет покоя. не будет, пока я не увижусь с ней вновь. Магнус умолк. губы саднили металлическим привкусом, но когда он облизнул губы, от ранок уже не было и следа. граф вскинул голову, шумно вдыхая прохладный воздух, и взглядом выцепил последний портрет, самый свежий, висящий в дальнем углу. с высоты на мужчину смотрела прекрасная девушка с золотыми волосами, каскадами ниспадающими с её плеч. она нежно улыбалась, и синие глаза сверкали так ярко, что казалось, вот-вот красавица-графиня оживёт, сойдёт с картины прямо в объятия Ли, пригладит растрепанные волосы и с грустью скажет, что снова он от злости прокусил губу… — ничего. ничего. — Ли криво усмехнулся, и от боли в его голоса Лармика вздрогнула, — все когда нибудь кончается. он развернулся к дочери боком, и его приоткрытые губы соединились в грустной улыбке. — все мы случайные гости в этом мире.