Четверо. Кадильница

      – Так вот где Отец континента проводит свой досуг вне покоев и многочисленных аудиенций, – говорила Физалис, обводя взглядом представшую ее взору гостевую. – Ты приходишь сюда за вдохновением или за уединением? Не подумай, что я осуждаю, – она сместила взгляд с потрепанных гобеленов на Вайзерона, – но я не уверена, что могу со всей объективностью оценить твой выбор. Как по мне, ты выбрал неудачное место для встречи гостей. Я правильно понимаю, что разговор обещает быть серьезным и безрадостным?       Вайзерон сидел в кресле, уткнувшись в книгу и свесив хвост на пол. Его непроницаемое лицо оставалось холодным, даже отталкивающим, до тех пор, пока гостья не осмелилась затронуть основную причину его пребывания в стенах заброшенного поместья. Он поднял глаза со страниц «Странника и странниц» – малоизвестного романа Гереста – человека, в прошлом мелкого торговца, некогда объехавшего весь свет ради сбора преданий, легенд и традиций – и осторожно, будто прощупывая настроение Физалис, улыбнулся уголком рта, дабы таким образом выразить ошибочность ее насмешливых суждений. Физалис, безусловно, распознала посыл, заложенный его безмолвными устами, и снова повернулась к изучению обстановки. Гостиная поместья находилась в плачевном состоянии, но еще не перешла к стадии саморазрушения от времени и природных капризов. Худая крыша и черное пятно на каменном полу от дождя не портили общего впечатления выбранного убежища – они дополняли обстановку романтизма таинственного замка. На высоких кованых окнах из витражного стекла сохранились вычурные бархатные портьеры, ниспадающие до самого пола и оттого изрядно побледневшие у основания. Стены выделялись обилием фресок с изображениями битв далеких времен, хотя среди помпезных рукотворений попадались более скромные темы рисунков. Девушка с корзинкой грибов и длинной русой косой, в которую вплетены синие цветы, смотрелась среди образов ожесточенных межрасовых сражений слишком неестественно, но приковывала взгляд безупречным исполнением. А изображение собаки, кормящей четверых пегих щенков под кустом сирени, источало невообразимую жизненную силу, наглядно показывая, как нечто простое, обыденное может возвыситься над лязгом мечей и боевым кличем. Вне всякого сомнения, работал над ними мастер своего дела, что нельзя было сказать о других настенных картинах, где не только не выдержали строгий античный стиль и четкость границ, но и сами неровные мазки не блистали качеством, утратив изначально заложенные цвета. Чего на удивление не хватало в имении, так это отсутствие подсвечников и канделябров, не считая подвесного круга с чашами, низко свисающего с потолка на тройной цепи. Свечи толпились на книжных полках в тарелках, блюдцах, торчали из горлышек бутылок, растекались по серванту, громоздились и таяли на столе. Что тут скажешь, если они добрались до потрескавшихся арабесковых лавочек со спинками, где на подлокотниках они сохранили память в виде восковой гирлянды. Центральную часть гостиной занимал прямоугольный стол, порядком облезший, но сохранивший свое напыщенное настроение – каждый из его углов заканчивался резной драконьей головой с высунутым раздвоенным языком. Кресло только одно – резное, тяжелое с ажурными венцами, в котором и восседал молодой Отец континента. Но полагать, что он занял лучшее из возможных мест, это все равно, что заполнять вином худую бочку. Какая сила удерживала это обшарпанное, кривое кресло от саморазрушения – одной Матери известно. А теперь в нем отдыхал Вайзерон. Физалис подумала о том, что не только ее природа обделила аппетитом. В общем, подводя итоги, недостатки брошенного дома налицо. Но для Физалис наличие источника тепла напрочь перечеркивало большинство изъянов. Огромнейший камин из шлифованных валунов песчаника, в котором тихо потрескивали поленья, занимал одну из стен больше, чем в половину, оседая в памяти благодаря искусным горельефным исполнениям пилястр.       Окончив знакомство с окружением, Физалис присела у огня и протянула к нему лапы. За окном стоял прохладный вечер. В весенний сезон Равнинных Земель быстро темнело, и ночь навязывала свое время правления также быстротечно, как рассвет.       – Ты пришла без Лавера? – нарушил тишину негромкий голос Вайзерона.       – Он должен прийти с минуты на минуту, – ответила она через плечо, – с Дэком. У них кое-какие дела в Терсе, они не посвящали меня в детали.       Вайзерон закрыл книгу, подложив тканевую закладку с корешка, и оставил ее на столе. Он взял горящую свечу и поднес к овальному блюдцу, на котором возвышалась целая дюжина восковых сталагмитов, отличающихся друг от друга длиной и толщиной. Вскоре стол обзавелся собственной лужицей мягкого неровного света, изредка дрожащего от обилия сквозняков.       – Лиссис не отличается пунктуальностью, но не упустит шанс поприветствовать гостей, – заметил Вайзерон.       – Ты так говоришь, будто она чужая, – с нотками упрека в голосе заявила Физалис. – Она изменилась, даже я в этом убедилась.       – Мне это известно.       Физалис, вздохнув, смотрела в огонь. Языки пламени устраивали с тенями целое представление в глубине камина. Они плясали, качались и кружились в горячем танце, полном потаенных страстей.       – Тебе не кажется, что ты несколько… как бы это сказать… равнодушен к ней? Ты со всеми разговариваешь одинаково. Как ты можешь быть таким… спокойным?       Вайзерон опустил взгляд на книгу. «Странник и странница», бытовой роман, не имеющий ничего общего с погонями, приключениями и сословными авантюрами. Почему он взялся его читать? От желания приобщиться к мирской суете? В поисках почерпнуть что-нибудь полезное? Нет, это произведение позиционировало себя как чтиво выходного дня, отстраненное от будней правителя, в каком-то смысле пьянящий опиум для мозгов. Роман расслаблял и увлекал тем, что предлагал выбросить мысли из головы, мечтательно вглядываться вдаль, плыть по спокойному течению без порогов и водопадов. Но Физалис… Эта зачинщица умудрилась в скудном свете свечей прочесть название на обложке, а теперь нашла для себя тему разговора. Вайзерона тронуло ее сопереживание. Она говорила не со зла, а из добрых побуждений, неосознанно пытаясь уловить в каждом из ее друзей частицу своего спутника, Лавера. Тем не менее, не признать, что ей нет равных в умении поймать щепетильную беседу за хвост, было все равно, что впервые видеть Физалис. Вайзерон нескромно отметил про себя, что за время ее уединения с Лавером она очень похорошела, вытянулась ростом, лапы и хвост стали длиннее, подвижнее, черты ее мордочки несколько утратили вызывающую угловатость, но глаза… Эти глаза то ядовито блестели, то тускнели, то зажигались, то меркли. Они были прежними, такими же, какими их всегда представлял себе Вайзерон.       – Мне интересно, зачем ты задаешь вопросы, на которые знаешь ответ?       Физалис хмыкнула, опустив уши.       – Хочешь, чтобы я поверила в твою предсказуемость? Думаешь, я стремлюсь подогнать твое поведение под воображаемый в голове сценарий? Я не заслуживаю этих бесконечных комплиментов. Я хочу сказать… Ты правишь континентом, отдаешь приказы, собираешь властелинов на совет. Ко всему ты подходишь прагматично, взвешенно, с холодным рассудком, но в отношениях с Лиссис… – Физалис удрученно покачала головой. – Может быть, она ждет чуть больше тепла, чем ты можешь ей дать?       – Я умеряю ее пыл, что разумно в нашем положении, – уравновешенно парировал Вайзерон, поглаживая длинный ус. – Эмоции, вопреки распространенному мнению, не мешают работе только в том случае, если духовный союз работает порознь и как можно реже встречается в процессе исполнения своих обязанностей. В остальных случаях чувства рано или поздно берут верх, раскрепощают, занимают мысли, определяют необдуманные поступки. Поэтому мы действуем в интересах континента, а только потом уделяем должное внимание друг другу. Как ты могла догадаться, это еще одна причина, по которой вы с Лавером получаете разные поручения. Всему свое время, всему свое место.       Физалис вздохнула тяжелее, чем прежде. Вайзерон прав, но на каком-то подсознательном уровне – с женской стороны – она сочувствовала Лиссис, которая делает все, чтобы укрепить отношения, а в ответ получает говорящий усатый монумент с зачатками оратора, эрудита в закрытом позеленевшем флаконе, который открыт для дела, а не для души. Неужели он настолько боится ее прошлого? Или тревожится, что при дворе его высмеют и перестанут уважать?       Тяжелая дверь распахнулась, и в гостевую вошли Лавер и Дэк. Физалис едва не взвизгнула от радости, бросившись к возлюбленному в объятия. Наконец-то, спасена от беседы, которую сама затеяла. Впрочем, теперь это не имело значения. Физалис в любом случае решила остаться при своем мнении, ощущая горячее тело Лавера, которое только укрепило ее позицию в вопросе отношений. Дэк смущенно поскреб затылок и не сразу нахошелся, что сказать. На плече у него покоилась увесистая сетка с различными бутылками на любой вкус и размер. Очевидно, долговязый хранитель садоводческого ремесла основательно подготовился к встрече.       – Ну что, дорогие чешуйчатые, – наконец поинтересовался он в своей обыкновенной фамильярной манере, – скучаете тут без нас? Я припас немного жгучей водицы для сугреву нутра. У меня тут цитрусовая дробь, ром с корицей, терсская малиновая настойка, чистый, как слеза, глоунский спирт и дрептское Арп Струлиньон – между прочим, лучшее вино на всем континенте!       Лавер подмигнул ему через плечо Физалис, которая не торопилась его отпускать в минуту блаженного воссоединения.       – Ты, Дэк, необычайно тактичен, – говорил он, – но это не тот повод, ради которого мы собрались. Скоро придут Синга и Тарэт.       – Именно! – подтвердил владелец рыжего гнезда на голове и поднял палец вверх. – Я знаю Тарэта, он не сумеет устоять перед стаканчиком сухого красного.       – Говоря напрямую, я собрал вас не ради государственных дел.       Дэк обескуражено уставился на Вайзерона. Молодой отец континента мгновение молчал, сохраняя интригу, а потом сердечно рассмеялся. Чтобы не упустить такой момент, Физалис отстранилась от Лавера и вцепилась взглядом в Вайзерона, словно тот заговорил на общем наречии, едва вылупившись из яйца. Вайзерон смеялся настолько искренне, что однокрылая судорожно сглотнула. Какая муха его укусила? Он не в себе? Видеть его смех также непривычно, как видеть кальсоны на драконе. Физалис хлопала глазами, переглядываясь то с Лавером, то с Дэком. Похоже, остальные опешили ничуть не меньше.       – Хватит с вас поручений на сегодня, – пояснил Отец континента. – Я предлагаю наполнить этот вечер отдыхом до самых краев, а потому подобрал ветхое жилье, чтобы не рисковать залом Храма решений и нашей репутацией. Все устали, за плечами насыщенный день сословных дискуссий, аудиенций и разрешенных просьб просителей. Представьте, что этого не было и пригласите ночь под свое крыло. Она ваша.       – Ночью полагается спать, – напомнил Лавер. – Завтра полно работы.       Вайзерон накручивал ус на палец. Он доволен не столько своим решением, сколько реакцией, запечатленных на лицах друзей.       – Завтра вы мне не понадобитесь – я планировал провести время с Лиссис.       Физалис раскрыла от изумления рот. Несколькими минутами ранее она пыталась задеть Вайзерона за живое, а он не только ее переиграл, но и заставил стыдиться беспочвенных обвинений. Лавер поднес лапу к нижней челюсти Физалис и помог ей сомкнуть зубы.       – Это прекрасные новости. А чтобы удивить нас своим экстраординарным поведением, ты предложил Дэку напиться?       Вайзерон невинно пожал плечами.       – Со всей уверенностью могу заявить, что это его инициатива.       Лавер перевел взгляд на хранителя саженцев. Тот, как заправский мальчишка, едва не посвистывает в свою защиту, в знак непричастности к мероприятию. Кто и с кем, черт возьми, раньше договорился за спиной других? Или все разом приложились головой об притолоку, отчего открыто своевольничают?       – Ну что? – спрашивает Дэк. – Я знаю, что это не основная программа вечерних посиделок, но вдруг вы согласитесь на одну маленькую кружечку? – Он показал соответствующий жест указательным и большим пальцами. – Ну, вот на такую.       Дверь со стоном петель распахнулась, и в гостиную влетела Лиссис. Она тяжело дышала, ее грудь раздувалась, как у павлина, а ее прекрасные крылья еще трепал ветер, потому как она привела его с собой, отчего всех присутствующих обдало запахами с весеннего двора. Ноздри Лиссис раздувались, глаза выразительно блестели чистым серебром. Если бы она могла, то раскраснелась от напряжения пуще раскаленной кочерги.       – Извините за опоздание, – произнесла она после глубокого вдоха и поспешно запрыгнула на скамью, рядом с Вайзерном. Она незатейливо, по-ребячески поцеловала усатого спутника в щеку, и деловито выпрямила лапы на столе. Ее утомленные крылья сползли на пол. Подвижная шея то сгибалась, как пружина, то разгибалась. Ей стоило отдышаться. Она очень спешила сюда попасть.       – Какой… насыщенный день. Надеюсь, вы еще не начали?       – Что «не начали»? – уточнила Физалис, будто желая ее проверить, знает ли она о вечере отдыха и покоя.       – Делиться мыслями и чувствами, – отвечала Лиссис, приводя дыхание в норму и выпрямляя спину. – Столько всего произошло за эту неделю… Однажды под утро мне приснилось, что мы не знакомы друг с другом, а в Храм Решений пришли не как советники, а просители. У тебя, Дэк, сгорели пшеничные поля из-за шалости детей, у Лавера обворовали склад с благородными якхискими и скатурскими сырами, у Физалис таинственный поклонник уничтожил коллекцию написанных картин, а ты, Вайзерон… – Она волнительно подняла надбровья. – Тебя я видела в оковах. Из разговоров стражников я узнала, что тебя собирались судить за шпионскую деятельность, будто ты доносил властелину Людских Земель, Бламбалтину…       – Символично, – съязвил Лавер.       – Не исключено, – Вайзерон соединил пальцы трехпалых лап. – Всегда есть вероятность, что одно из сумбурных сновидений рано или поздно окажется вещим. Мы должны обращать внимание даже на самые незначительные детали, даже на сны, о происхождении которых ничего до сих пор не знаем. Любое видение или озарение стоит интерпретировать в сознании так, чтобы потом не сокрушаться, что закрыли на него глаза, а оно, в свою очередь, оказалось тем самым, что обычно люди называют «пошло не по плану». Проще говоря, вещий сон может оказаться планом «Б», который мы не включили в список возможных путей решения той или иной проблемы.       Физалис усмехнулась.       – Я не вижу ничего смешного.       – А я и не смеюсь.       Дэк показательно помассировал виски. Ох уж эти драконы, не умеют нормально отдыхать. Рефлексия круглые сутки, а голова это не портки, которые растянутся через неделю, если жмут на заднице.       – Предлагаю сменить тему, дамы и господа, – заявил он, усаживаясь за стол напротив Лиссис и водружая звякнувшую поклажу перед собой. – На повестке дня серьезный вопрос. Вайзерон с бухты-барахты осмелился дать нам выходной, а мы не знаем, что с ним делать. Толи кондитерской посыпкой его украсить, толи поставить в сервант, как дешевый чайный сервиз и годами делать вид, что нашли ему применение. Может, по кружечке, а? А там ответ сам подвернется.       Физалис и Лавер взобрались на скамью рядом с Дэком, хвост однокрылой, как часто случалось, невзначай улегся на хвост спутника. Тот едва ощутимо вздрогнул, но ответил взаимностью, попытавшись сплестись, как змея, в неполный оборот. Прошло то время, когда он боялся к ней прикоснуться.       – Ух, это целое событие, дерни меня за глаз! – продолжал Дэк, подвернув рукава рубахи, как он любил, до локтей. – В прошлый выходной я шатался по Глоуну как неприкаянный, пока не добрался до городского фонтана, где встречался с… Ай, вот незадача! Сам же нарушаю идиллию. Разговаривать о работе в такой вечер – кощунство, но если ее разбавить поэтичными эпитетами, да еще под ром с корицей…       – Получится вечер жалоб и угрызений совести, – вставил Лавер, скрещивая лапы на груди. – Дэк, никто не умеет перевернуть подобные темы, раздеть их догола, как ты. Ты рискуешь стать душой компании. Ты уверен, что готов взять на себя столь обременительный груз? Будешь весь вечер развлекать драконов-калек, не способных летать?       – Протестую! – весело проворковала Лиссис.       Физалис все реже задевали за живое намеки от недостижимого неба, но она зачастую ничего не могла с собой поделать – осадок, пусть и незначительный, оставался. Она вспоминала слова Лавера, что «сколько слез не проливай, ближе к облакам не станешь». Это помогало ей смеяться над неполноценностью вместе со всеми. Смех над собой, да еще и в близкой по душе компании, закалял характер. Тем не менее, ее дар телепатии и приходящих видений, которые до сих пор оставались неподконтрольными и доводили Физалис до жуткого упадка сил, кошмарных снов и галлюцинаций, напоминал, что оторванность от неба не самое худшее, что у нее было. Частота вспышек уменьшилась, болезненность последствий представлялась расплывчатой, вызванной искусственно, когда их оттесняли веселье и затяжные беседы, будто они являлись частью другой жизни, отдаленной и недостижимой, словно история отважного героя из книги. И пока ее листы не Физалис не трогала, мир переполнялся звуками, красками, ароматами, ощущениями – настоящей магией этого мира.       – В этой халупе кружки-то есть? – спрашивал Дэк. – Я как-то забыл озаботиться этим вопросом.       – На кухне, – ответил Вайзерон. – И не только кружки, но и скромный ужин.       – О, вот это по мне! – воскликнул рыжий садовод. – Сейчас я заставлю стол местной снедью, а вы не скучайте! Я мигом!       И он легко, как воробей, вырвавшийся из-под корзинки-ловушки, метнулся в соседнее помещение.       – У нас есть кандидат в общество счастливых, – хмыкнул Лавер. – Человеку много не нужно – куриная ножка да кружка меда.       – А дракону? – Уши Физалис встали торчком. – Что нужно дракону для счастья?       – Ты ходишь по тонкому льду, – ласково заметил Лавер, – но меня вот так просто не проведешь. Философией не напьешься, идеализмом не наешься, моралью не укроешься. Да можешь поменять их местами – суть не изменится. Смерть от обезвоживания, голода и холода – поганая смерть. Приходится гнаться за мечтой, пока не вонзишь в нее зубы.       – Кровью можно напиться? – наигранно ужаснулась Лиссис, поднеся лапу ко рту. Ее забавляла озвученная аллегория, так как она чаще всех ходила на охоту – настоящую охоту, ведомую инстинктами предков. – С пищей, допустим, все понятно, с одеждой из шкур тоже, но высасывания крови ради утоления жажды…       – Я ничуть не удивлен. – Дэк шел с огромным, как щит, подносом к столу, переполненным разными кушаньями. – Нет, в самом деле, стоило мне только ускользнуть на кухню, как вы позарились на сухое красное! Крови им подавай, крови! Вы, мягко говоря, отличаетесь от летучих мышей – у них растут на голове рога. В общем, чего я хочу сказать… Дрянновато вы шифруетесь, в шпионы не годитесь. И да, помолчите, пока я все не принесу. Потом я займусь вами. Сегодня я буду вас перевоспитывать!       Дэк, как половой на двойном жалованье в трактире на развилке главного тракта, поочередно внес полдюжины подносов, раздобыв деревянные кружки, предназначенные скорее для меда и дроби, нежели для вина. Он разлил бутылочку красного и с чувством выполненного долга занял свое место.       – Где же Синга и Тарэт? – посетовал он. – Где они вечно бродят? Я чувствую себя виноватым, настаивая начать без ловеласа барда и отшельницы ведьмы. Негоже так поступать!       – Будут, – коротко пояснил Вайзерон, вновь взявшись за книгу. – Скоро будут.       Дэк скрестил руки на груди и фальшиво кашлянул. Раз Отец континента сказал «будут», значит, будут. Эта парочка всегда либо опаздывала, либо приходила задолго до назначенного срока. Дэк считал, что у этих двоих плохо обстояли дела с восприятием времени, будто для них существовала иная полоса жизни, другое измерение, где старение замедлялось, а волосы подмышек росли вдвое быстрее. Его вдохновляла эта метафора, рожденная при одной из встреч, и с тех пор он не упускал возможности пролистнуть ее в голове, смакуя, как последнюю страницу полюбившегося героического эпоса. Эх, тоска! Герои минувших лет… А когда-то он мечтал стать странствующим рыцарем, защитником добродетелей. Нет-нет, пора отхлебнуть из кружки.       – Ну что ж, семеро одну виверну не ждут, так что предлагаю тост! – Он поднялся со скамьи. – За встречу!       – За встречу, – присоединился Вайзерон.       – За выходной! – поднял кружку Лавер.       – За теплый вечер! – добавила Лиссис.       – За… миндаль?! – Физалис стукнула кружкой об стол. – Дэк, почему ты не сказал, что тут есть миндаль?       Вайзерон не отказал себе в удовольствии посмеяться вместе с остальными. Физалис питала слабость к орехам, в особенности, к миндалю, что не могло не заставить его распорядиться приложить их к ужину. Об этом факте ему шепнул Дэк, однажды выяснивший за выпечкой о ценности миндаля для фиолетовой лакомки.       Подносы ломились от еды, но горячих блюд не было. Фрукты, овощи, орехи, вяленная и сушеная рыба и мясо, сдобренные ароматными травами, ветчина, копченые и благородные сыры с плесенью, бутерброды с курицей и икрой, черный, отрубной и сладкий хлеб, пирожки… Проще назвать то, чего здесь не было. Кушанья категорически не подходили на роль крестьянского ужина. Скорее, они соответствовали необычайному разнообразному набору закусок к горячительным напиткам на столе зажиточных купцов и помещиков.       Кружки опустели. Дэк сгреб их в кучу и торжественно наполнил. Садовник мог ухаживать за саженцами и капризной клубникой, перевязывать раны драконам и готовить снадобья от распространенных недугов, но в чем ему не было равных, так это в контроле пустых емкостей. Из него буквально вырывались предложения «плеснуть чутка» и «давай, я перекрою сквозняк на дне».       Беседа разогревала сердца присутствующих. Дэк рассказывал о своих хитростях садоводческого, фермерского мастерства, о секретах врачевания и памятных случаях, неразрывно связанных с его идеалистической натурой. И случай с выхаживанием Лавера доказал это.       – Представляете, – увлеченно рассказывал лекарь, – однажды я перевязывал шею двухголовому дракону!       – Ты водишь нас за нос! – заявил Лавер. – Двухголовые драконы бывают только на картинах, их рисуют самые отпетые художники в попытке выделиться из толпы.       – Я клянусь грушевым сидром моего прадеда! – возразил Дэк, легонько хлопнув ладонями по столу. – Я делал мази, накладывал повязку и полдня выслушивал раскаяние несчастного пациента. Одна голова непрестанно сыпала извинения в адрес другой головы.       – Вздор!       – Нет, не вздор!       – Двухголовые драконы существуют, – вступился за Дэка Вайзерон, поправляя пенсне. – Более того, их количество в последнее время несколько возросло. Они встречаются редко, в основном, на островных Отчужденных Землях, где, как известно по сплетням на континенте, обитают умалишенные и обделенные природой драконы.       – И люди, бегущие от бессмысленной расовой неприязни, – добавил Дэк, взяв с подноса бутерброд с ветчиной. – Те, кто общинной рожей, как говорит у нас мужичье, не вышел. – Дэк начинал мало-помалу не сдерживать ругань. – Так вот… на чем я остановился? А! – Он хорошенько прожевал откушенный кусочек. – Одна голова, как бы это сказать, невзлюбила другую и попыталась проткнуть ей шею. Я до сих пор бьюсь над поиском ответа… Ну, то есть, как это, твою ж мать, вообще возможно? У них что, определенная лапа слушается определенную голову? Левая левую, а правая правую?       – Ты все выдумал, – не успокаивался Лавер. – Это абсурд.       Дэк нахмурился, повернувшись к пернатому. Тот перестал не только хихикать, но и полностью согнал улыбку с лица.       – Я серьезен, как дырка на нижнем белье Бламбалтина! – твердо проговорил Дэк, поджав верхнюю губу. – Ну ладно, я сгустил повествование, да? Я не успел пояснить, что это была самка? Так вот, это была самка, которая не поделила с сестрой самца.       Физалис поперхнулась долькой апельсина. Вопрос ревности одной головы к другой выбил ее из колеи. Как такое возможно? Разве их вместе не направляет сильное чувство, более сильное, чем разум? Физалис прислонилась к спинке скамьи и призадумалась, не выпуская лакомство из лапы. Найти ответ сложнее, чем ей изначально показалось. Сок капал с апельсина на пол, куда она смотрела.       – Это неловко, – стыдливо покосилась Лиссис. Она смотрела по сторонам, будто искала шкаф, в котором сможет спрятаться. – Мне очень жалко ее.       И только Лавер оставался непоколебимым. Он звучно ухмыльнулся.       – Две головы на одном теле совершили одну и ту же глупую ошибку – не смогли прийти к соглашению. На крайний случай всю вину всегда можно свалить на самца – мало ли, вдруг он не досчитался чешуей на одной из шей, недостаточно осыпал ласками и поцелуями? Только это рассуждение ведет нас в тупик – что чувствует одна голова, не может не чувствовать другая. Одно тело, одно сердце, одна бурлящая кровь.       Дэк опустил локти на стол и заглянул в кружку.       – Ничему ты уже не удивляешься, пернатый! Я-то думал, что ты исправишься после возвращения к своей фиолетовой даме. Ну, не веришь в эту историю – хрен с тобой. Я порву штаны, но обязательно познакомлю тебя в будущем с одной из них!       Дэк наполнил кружки. Следующая история была связана с ним теснее. Рассказ похождений за одной, как он выразился, «цапелькой-травницей», приняли присутствующие как откровение. Дэк не жалел подробностей и показал в подтверждение своим словам шрам за ухом. Эта девушка, которая соблазнила его неведомой силой любви с первого взгляда, была приемной дочерью зажиточного кузнеца, в свое время разбогатевшего на доспехах лошадей для рыцарских турниров. Небольшого роста, смуглая, длинноволосая, стройная, с жесткими принципами, не наделенная выдающимися женскими прелестями, но с ясными карими глазами и тонкой, отчетливой линией твердо сомкнутых губ. На совершеннолетие она получила в подарок от отчима небольшую лавочку на окраине рынка Брога, которую обустроила под свои пристрастия – лечебные травы, коренья и диковинную зелень к блюдам. Так уж вышло, что в один прекрасный день Дэк искал корицу для рома, но не хотел тратиться на продолжительные поиски. Так он и наткнулся маленькую обитель этой девушки, за которой после ходил больше пяти сезонов, но так и не добился ее расположения. Все шло хорошо до тех пор, пока травница не предъявила ультиматум – он должен бросить пить. Дэк принял вызов, но спустя несколько недель выиграл в карты значительную сумму денег и решил угостить своих оппонентов, да и сам, не устояв, приложился к кружке. Далее воспоминания Дэка стали слишком туманными и неясными – он не помнил, как оказался за дверью возлюбленной, а с мочки уха капала кровь.       – Эх, – вздохнул Дэк, подперев подбородок рукой, – я бы все отдал, чтобы снова ее увидеть. Хочу попросить прощения. – Она ведь такая… такая…       – Строптивая? – подначивая, подсказал Лавер, хлопнув того по плечу. – Почему я только сейчас слышу эту историю?       – А ты-ы-ы… – запинался садовник. Его голос немного проседал и плыл под действием вина. – Ты не спрашивал, вот… Пернатая ты задница! Я, сам знаешь, такой чуткий, сердобольный… Я тебя защищал, не хотел… взывать к тяжелым воспоминаниям, вот!       – Это к каким же?       – К воспоминаниям о ней! – Дэк указал на Физалис. Та, в свою очередь, неодобрительно прищурилась. – Нет, ты не подумай, дорогая, что я пытаюсь ковырять старые раны, нет. Лавер спросил, почему не рассказал, так я ему ответил! Это он пытается оторвать только-только присохшие струпья!       – Отговорка принимается, – фыркнула Физалис. Хмельной виноград тоже подействовал на ее голосовые связки. Он их размял, как пекарь разминает тесто скалкой. – Я совсем недавно вскрыла конверт от Вайзерона, в котором он убедительно просил не кусать тебя за ляжку при посещении трактиров. Якобы у тебя дипломатическая неприкосновенность.       Дэк состроил удивление. Вайзерон не читал книгу – она вовсе куда-то успела исчезнуть. Возможно, Отец континента передал ее Лиссис, которая благополучно припрятала у себя в дорожной сумке. Быть может, благодаря привычке принимать от спутника буквенные источники на сохранение или заинтересованности в содержании домашнего романа. Что уж там, в порыве пьяной беседы невозможно уследить за каждым, кто и чем занят.       – Могу я спросить, – излагал лекарь вялотекущей речью, – чем о-о-обязан вашей милости?       – Я поражен, – ответил Вайзерон, – что спустя десять сезонов ты узнаешь, что через тебя мы поддерживаем связь с Людскими Землями. – Отец континента не налегал на спиртное, а потому его дикция, пусть и вооруженная тихим, чуть шипящим голосом, оставалась безупречной. – В твоем распоряжении две дюжины гонцов и шпионов, регулярно добывающих бесценные для Храма Решений сведения. – Он погладил извивающийся ус. – Не беспокойся, я уловил сатирические нотки в твоем вопросе, но демонстрация моего доверия никогда не бывает лишней. Что касается Физалис, ее заявление – это посягательство на несуществующий конверт, в содержании которого она обвинила меня в бестактном отношении к своему советнику и пренебрежению культурой речи.       Физалис и Лавер в унисон рассмеялись. Дэк моргал как умалишенный. Он предположил, что если Вайзерона разбудить среди ночи и спросить о Седьмой общей переписи на континенте среди драконов и людей, то он выложит цифровую статистику с точностью башенных часов. Как ему удается хранить столько информации в голове и выдавать ее такими точными красноречивыми порциями? Дэк иногда умудрялся поутру надеть рубашку наизнанку и затянуть пояс слева направо, а перед ним толстенный чешуйчатый фолиант, который со временем становился только толще и толще. Его голове не тесно?       Вечерний ветерок постукивал в окно. Откуда-то из глубины поместья доносились странные звуки, напоминающие сыплющуюся в пещере каменную крошку. Беря во внимание возраст дома, его каменный фундамент и стены, полуразрушенную торцовую башенку, заросшую плюющем, никто бы не удивился, если декоративные колонны высокого фасада начали бы на глазах сыпаться по кирпичику. Ходили слухи, что некогда это имение принадлежало родителям почившего властелина Мирдала, которые отдали свою жизнь в первой Броговской войне, в битве при крепости Терс. Официальных данных, безусловно, не было, а слухи, чтобы утратить серый оттенок неполноты трагедии, обзавелись легендой, что в поместье поселились духи отца и матери Мирдала. Они бродили по имению в надежде еще раз увидеть своего сына, которого сильно любили и яростно прогоняли тех, кто приходил без приглашения. Легенда позволила дому неплохо сохраниться. Вайзерон не нашел ни единого подтверждающего документа, что усадьба принадлежала семье Вициусов. Усатого исследователя не меньше удивило, что у драконьего рода существовало фамильное имя – привилегия людей, – что констатировало факт распространенных слухов. По немногочисленным источникам Вайзерон установил, что семья Вициусов владела небольшим домиком на окраине Глоуна и содержала скромную лавку различных безделушек – брелков, подвесок, фигурок, четок, и бус, – изготовленных из всего, что могли найти в лесах и на берегу Агелана. Обычная по нынешним меркам семья, отпрыск которых добился определенных высот, отбыв на посту Отца континента восемь сроков. Что ж, хронология восстановлена и, как заложник разума, а не религии, Вайзерон не увидел причины, препятствующей собраться в этом месте, окутанном тайнами.       Дэк в очередной раз озаботился наполнением кружек, но чуть не потерял равновесие, если бы Лавер не подставил ему свое плечо в качестве опоры.       – Все-е-е в порядке, – пробормотал он. – Я еще бодр хоть куда! Могу на спинке скамьи станцевать сальтарелло!       Физалис посмотрела исподлобья на Лавера. В этот вечер она не выделялась болтливостью, а с наслаждением уплетала орехи, фрукты и ломтики вяленой куропатки. Она вспомнила, как Лавер нежно подшучивал над ней, что ее предпочтения достались от дворянского рода голубых кровей. Насытившись, она прижалась к плечу спутника и молчаливо внимала историям и проказам весельчака Дэка. В близком кругу друзей на душе стояло спокойствие, в голове легкий шум от вина, кончики на пальцах лап приятно покалывали, а вид садовника перед глазами, с энтузиазмом распаляющегося об ушедших днях, колыхался и рябил все от того же хмельного винограда, который выступил несравненным победителем. Физалис старалась извлечь из памяти вечер, когда ей было настолько хорошо. У нее скверно получалось.       Раздался громкий стук в дверь.       – Ну, наконец-то! – всплеснул руками Дэк и поднялся. – Я сейчас открою!       – Нет нужды, – сказал Вайзерон и добавил уже громче: – Войдите!       Физалис боялась, что сейчас ворвется какой-нибудь посланник с чудовищными новостями, и вмиг развеет ее представления об идеальном вечере. К счастью, ее опасения не подтвердились. В гостиную вошли Синга и Тарэт. Виверна скромно поклонилась, а бард, переплюнув ее, продемонстрировал безупречное исполнение придворного реверанса. Едва он сделал это, как тут же снял со спины со свою лютню и затянул свободные строфы никому неизвестной песни:

Собрались как-то у камина

Дракон и нелюдь с человеком,

Поспорить о легендах мира,

Разбавить виноградным соком.

Дракон собрал вестей охапку,

И человек настойчиво язвил…

А нелюдь кушал яйца всмятку,

Без помощи жаркое победил.

      Физалис с улыбкой заглянула Лаверу в глаза.       – Похоже, последние строчки про меня.       Синга предстала перед присутствующими с росписью символов не только на крыльях, но и плечах, груди и бедрах. Они источали мягкое свечение и будто ползали по ее телу, как муравьи, когда виверна двигалась. На ее шее висели бирюзовые бусы, а на грубой льняной веревочке болталась крошечная серебряная кадильница, делившая место с привычными вороньими черепами. На одном из когтей крыла, был надет кожаный чехольчик. Видимо, Синге необходимо, чтобы он оставался чистым. Тарэт учтиво предложил ей сесть по одну сторону с Вайзероном, а сам занял лавку напротив нее, по другое плечо от Дэка.       – Вы долго продержались, скажу вам, – похвалил Тарэт. – Никто под столом еще не побывал?       Физалис, наверно, никогда не привыкнет к его пронзительным ежевичным глазам без зрачка. Как можно понять, куда он смотрел? Что они в себе таили? Чтобы отогнать странные размышления, она взяла с подноса несколько вишен и самоуверенно подкинула вверх одну из них. Фокус не удался – Физалис схватила зубами воздух, а злополучная ягода ускакала под стол.       – Какое неудачное стечение обстоятельств, – сочувственно зажмурился бард, спустив со струн несколько нот. – Придется лезть.       Дэк наполнил кружки новоприбывших и поднял свою емкость к свету. Движения его рук становились с каждым тостом отрывистей. Он вот-вот должен чокнуться с низко висящим канделябром, но каким-то чудом еще не доставал до него. Свечи будто в панике кричали, когда он приближался, покачивая горячими языками.       – Вы опоздали, – промямлил он и икнул. – Я… дважды бегал к соседям за шальным вином!       – Тут пустырь, Дэк, – возразил Тарэт. – Вокруг ни души, не считая обитателей лесов. Ты не перепутал белок с соседями?       Дэк шутливо погрозил ему пальцем.       – Вот-вот, а я о чем! Вот кого мне не хватало с деревенскими шуточками!       Синга сидела тихо, несколько отстраненно от компании. Она не улыбалась, а только выглядывала что-то или кого-то, но и в этом случае ее взгляд шел дальше, словно пронзал насквозь присутствующих, оказывался за спинами. В ее желтых глазах читалось беспокойство, будто она что-то забыла сделать перед приходом. Физалис и раньше замечала в ее поведении изменения, но в этот вечер… Настроением она не вписывалась в компанию. Все ели, пили, посмеивались друг над другом и непрерывно бросались забавными историями минувших дней. Синга не плыла со всеми на одном корабле, а осталась за бортом. Физалис тревожилась. Что с ней случилось? Вайзерон рассказывал, что они с Тарэтом недавно вернулись из Отчужденных Земель, но у них, насколько она знала, не было серьезной цели посещения этого загодочного архипелага. Однокрылая загорелась желанием поговорить с ней наедине и выяснить, что гложет ее подругу виверну.       – Ита-а-а-ак, – тянул Дэк, хватаясь за ром с корицей. – А сейчас начнем игру для самых стойких. Милости прошу!       Как ни странно, согласились все, даже Вайзерон с Сингой не остались в стороне. Быть может, Физалис ошибалась насчет травницы? Быть может, ей нужно время, чтобы ко всем привыкнуть?       Между тем, никто не знал, что затеял Дэк, но душистый ром, разливший аромат корицы по гостиной, дал ясно понять, что пощады от него не дождешься.       – Я говорю, что никогда не делал, – пояснял он, – а остальные, кто не попал под это утверждение, пьют. Посмотрим на ваши безгрешные душонки! Вперед! – скандировал кудлатый садовник и грохнул кружкой об стол. – Я никогда… не ел ослиные потроха.       Выпил только Тарэт. Дэк уставился на него в ожидании объяснений.       – Что? – удивился бард. – Никто не ел колбасу из ослиных кишок? Вы многое потеряли, она пикантная, прекрасно сочетается с элем. – Он потрогал свою струнную подругу. – Дорогая, – обращался он к ней, – представляешь, извилистая тропка завела нас в общество высшего света, где ломтик хлеба накалывают на вилку. Может, разместим себе платочек на коленях, чтобы крошки не сыпались на шелковое платье?       – Лавер, – напомнил Дэк, – твоя очередь.       – Хорошо-хорошо… – Он ненадолго призадумался. – Я никогда… не надевал наручники на дракона.       Выпили Лиссис и снова Тарэт. Они переглянулись и одновременно прыснули.       – Со мной все понятно, – отозвался певец, – но тебя как угораздило? Ты тоже развлекалась с…       – Нет, – нетерпеливо промурлыкала Лиссис. – Я надевала наручники на воришку, которые мне выдали солдаты, возвращавшиеся в Брог из северной крепости Актавор. Он терроризировал во главе банды деревню, которую я некогда сама объедала. Чтобы загладить вину, я вызвалась им помочь.       – Надеюсь, ты недолго мучила его соучастников?       Лиссис вздохнула.       – Испугавшись арбалетов, я не придумала ничего лучше и сожгла их дотла. Я была много моложе и думала после того, что делала.       Тарэт удовлетворенно покачал головой.       – Стоит признать, что вы, пернатая леди, с огоньком.       – Я не горжусь этим поступком.       – Почему? – отвел в сторону лапу Тарэт. – Ублюдки получили по заслугам, вор пойман, крестьяне счастливы, ты прощена. Иногда простая выгодная сделка лучше всяких убеждений совестливых идеалов гуманизма.       Физалис продолжала украдкой следить за Сингой и едва ли слышала, о чем остальные говорят. Та коготком водила по краю кружки. Изредка ее бусы на шее побрякивали от того, как она переминалась на задних лапах. Почему она не хотела вливаться в этот вечер, как другие? Может, не стоит ждать и спросить сейчас? Физалис не знала историю с перевоплощением Алинат, где через ритуал виверна подарила ей драконье тело. Это сложный процесс, отнявший немало сил у Синги и едва не лишивший ее собственного облика, потому как девушка находилась далеко от тела, в которое ее переселила чародейка-виверна. Когда Алинат узнала правду – ее переродили без собственного согласия, – она бросилась в Отчужденные Земли, откуда не так давно вернулись Синга с Тарэтом.       – Физалис?       – А? Что? Теперь я?       – Конечно, – подтвердил Лавер и добавил ей на ушко: – Только не заставляй меня краснеть.       – Ну что ж… – принялась фантазировать она. На ум долго ничего не приходило – все мысли были заняты Сингой. – Я никогда… не носила нижнее белье.       – Ты то-о-о-оже читаешь с листа, да? – заявил хохочущий Дэк. Он бил ладонью по столу. – Вы сговорились за моей спиной, а? Мне одному пить что ли? Это дискриминация!       – Нет, не одному.       Все так и впились глазами в Сингу. Тарэт первым вызвался выразить неподдельное удивление.       – Когда это было?       Синга впервые за вечер улыбнулась. Она щедро отпила из кружки и поморщилась от действующего на ее рецепторы рома. Как напиток, он слишком крепкий для нее, но она стойко выдержала жжение в горле, почти сопоставимое с огненным дыханием. Наколов коготком крыла полоску сушеной оленины, она откусила от нее совсем чуть-чуть, буквально взяв на зубок, и снова улыбнулась окружению. Все сгорали от нетерпения, а Тарэт и вовсе подготовил лютню для очередного солидарного четверостишья.       – До нашего знакомства, в отрочестве, я носила оборванные штанишки с кожаным пояском и короткую накидку с капюшоном. Мне очень нравилось мое одеяние. Я могла часами крутиться перед зеркалом, практикуя завязывание петельки и примеряя, куда приколю цветочек.       – И это вся история? – Тарэт сорвал со струн несколько трагичных созвучий. – Конец?       Синга выпрямилась.       – Отец очень любил меня, но был необычайно набожным. Он считал, что его подарок – красные штанишки с накладными кармашками – будет напоминать мне о целомудрии. Капюшон я нашла в одном из оврагов, когда бегала за бабочками. Края накидки обтрепались, на затылке виднелась небрежная бурая заплатка, жесткая и шершавая на ощупь. Кто-то бросил накидку, спасаясь от преследования, выдумала я. Мне очень хотелось так думать, чтобы набить ценность находки для необъятного детского воображения. Я мечтала, что когда-нибудь выйду из опасной авантюры живой, здоровой и обо мне напишут книгу.       – Ого, – только и выдавил из себя Дэк и плюхнулся на скамью. Он успел долить ром в кружку Тарэта, пока Синга делилась коротким путешествием в прошлое. – Лиссис?       – Да-да, я думаю, – сказала она, прекратив вылизывать крыло. – Что бы такое сказать…       Дэк вытянулся над столом, как гусь, в ожидании, что ему дадут зерна. Тарэт регулировал натяжители, периодически срывая аккуратные звуки со струн. Он прочистил горло, будто вот-вот готовился к волнительному исполнению дебютной песни на публике. Синга заворожено смотрела в стихающий камин, которому требовалось топливо. Лавер кашлянул и легонько толкнул Физалис плечом.       – Здесь кто-нибудь помнит, что присутствующие здесь драконы физически не краснеют? – со смешком шепнул он.       – Так… – Лиссис выпрямилась. – Я никогда… не спала с человеком.       – Вот черт! – безнадежно всплеснул руками Дэк и жадно схватился за кружку. – Подтасовку затеяли? Я дважды подумаю в следующий раз, когда стану зазывать вас на эту игру.       – Воистину, – подтвердил Тарэт и поднял дубовую емкость к свету. – У меня тогда был экстренный случай. Я угодил в сети женского эксперимента – дама страстно жаждала экзотики. Когда я попытался выведать у нее конкретные причины, она посоветовала мне закрыть рот и заняться делом. Если быть честным, то мне совершенно не стыдно. Напротив, это, кхм, был интересный опыт.       Физалис с отвращением поморщилась, но ей стало смешно. То есть, зачем они вообще в такое играют? Где эти утонченные драконьи натуры, с которых в повседневном общении сдували неопороченный пух истинной добродетели? Что поразило Физалис, так это мгновенная мысль, что игра доставляет ей несравненное удовольствие. Ее любопытство вознаграждено сполна – столько щекотливых сведений! Хочет ли она в будущем воспользоваться как легкими зернышками потенциального шантажа? Возможно. Впрочем, речь шла о друзьях, и Физалис не собиралась уходить за рамки язвительных шуток, дабы развлечь себя в минуты скуки.       – Я тоже выпью, – сказала Синга. – Прошу вас, не спрашивайте, почему. – Она расправилась с ромом и фыркнула. – Прошу меня извинить, я нуждаюсь в свежем воздухе.       С этими словами Синга направилась к выходу совершенно обычной походкой, не искаженной действием пряного напитка. Ее хвост скользил по полу и шумел треугольной чешуей. Физалис решила – более подходящего шанса не будет. Она дождалась, пока Синга исчезнет за дверью, а потом спустилась со скамьи.       – Дорогуша, – пьяно булькнул Дэк, – ты куда это намылилась?       – На улицу, – ответила она. – Я скоро вернусь.       Лавер кивнул ей в знак одобрения. Он достаточно захмелел, чтобы его покачивающееся тело не замечала спутница, но оно не помешало Физалис догадаться, что все это время он знал, что приватная беседа с Сингой неизбежна.       Однокрылая спустилась по лестнице вестибюля с облупившимся арабесковым потолком, обдумывая, с чего начать разговор с Сингой. Может, начать с самого простого? Спросить о происшествиях, о посещении Отчужденных Земель, об отношениях с Тарэтом, с которым у нее складывались очень теплые отношения… Что произошло за это время? Она с Лавером прижилась в Храме Решений в качестве советников Вайзерона, с вулканического архипелага продолжали прибывать пепельные драконы, которые селились в Гористых Землях, с Брогом достигли определенной договоренности по аренде кораблей, спасавших стариков, детей и имущество.       Расследование смерти Бламбалтина шло полным ходом, люди разделились на два лагеря – тех, кто считал драконов причастными к его смерти, и тех, кто не хотел с горяча разрывать торговые отношения с Ветренными Землями. И, несмотря на значительный перевес первого лагеря, переходить от слов к необдуманным действиям, хватаясь за меч, – сущая глупость как минимум потому, что люди не были готовы к войне, их флот и армия рассредоточились по всей западной части континента. Вайзерон провел успешные переговоры с советом Брога, добился рационального подхода к политическому кризису. Поиски мотивов убийства шли полным ходом, уже нашли несколько улик, указывающих на лиц, имевших родовую неприязнь к чешуйчатой расе и потенциально имеющие причастность к заговору. Кто-то хотел войны, не осознавая, что кровопролитие никогда не бывает ключевым инструментом урегулирования масштабных проблем. Но напряжение сохранялось, потому что Физалис не знала, что за покушением стоял дракон-наемник, а это могло сыграть решающую роль в сохранении целостности мира.       Физалис встретила Сингу на ступенях, у центрального входа, где бился скудный свет подвесных масляных ламп. Виверна сидела к ней спиной, всматриваясь во тьму пришедшей ночи. Где-то беспокойно кричала птица, перебивая треск сверчков, фигурный сад, утративший свое великолепие, шумел кронами пихт и разросшимися, как паразиты, самшитовыми шапками кустов. На чистом небе висел набухающий рогалик серебристой луны, затопивший все в округе холодным светом.       – Я не помешаю? – спросила Физалис. – Я подумала, что…       Она не договорила. Синга обратила к ней лицо. Ее глаза блестели от слез.       – Прости, Физалис, – отвечала виверна, – ты, наверно, не совсем это хотела увидеть. – Она утерла крылом влажные щеки. – Но я не сомневалась, что ты придешь. Спасибо тебе.       Физалис хотела сочувственно улыбнуться, чумной виноград пытался взять под контроль ее эмоции. Она выстояла перед его нападками. Пришлось искать более обдуманный выход, но вместе с тем более чувствительный. Физалис обняла своим единственным крылом подругу-чародейку. Виверна не противилась.       – Расскажешь? – ненавязчиво поинтересовалась она. – Тебе станет лучше.       Синга не заставила себя ждать. Наконец, она поведала все, что так давно собиралась раскрыть перед Физалис. Начала с малого, собирая по кусочкам историю Алинат, которая получила через ритуал драконье тело. Виверна не утаила, что тело отдал наемник по имени Мерсенар, который причастен к смерти Бламбалтина. Погнавшись в Отчужденные Земли, она выяснила, что Алинат покончила с собой, разбившись об прибрежные скалы отдаленного тропического острова. Ее тело нашел рыбак, проверявший в тот день крабовые ловушки. Передние лапы раздробились от удара, спина вывернулась под неестественным углом, черная чешуя побледнела… Синга избежала подробностей. Она тяжело переживала смерть с подруги, но в конце рассказа Физалис, остро вслушиваясь в каждое пойманное слово, стала определять неестественный подъем голоса, некую искрящуюся надежду, будто ослепительно желтый прут, угодивший под кузнечный молот.       – Сочувствую, – сказала Физалис. – Я не знала, что случилось с Алинат.       Виверна покачала головой.       – Я так надеялась, что ром выбьет из меня переживания, но ошиблась.       – Боюсь лишнего спросить… А что насчет Тарэта?       – Сопереживает ли он? Конечно. Но он привык сдерживать себя в компании, у него иной подход к принятию трагедий. – На ее лице проскользнула легкая улыбка, уши приподнялись. – Он талантливый бард, неутомимый любовник, искусный певец в маске. Я благодарна ему за то, что его сдержанность на людях придает мне сил.       Они немного помолчали, вслушиваясь в сладкую песнь сумерек.       – Я хочу попытаться искупить свою вину, – неожиданно заявила Синга, заставив Физалис вздрогнуть. – Надеюсь, я смогу обуздать энергию Матери в этом месте.       – Что ты…       Виверна решительно вырвалась из-под крыла и прыжком очутилась в небе, подняв за собой пыль. Она заложила крутой вираж и грациозно приземлилась на задние лапы, а потом пластично сместила вес на согнутые крылья. Отточенное мастерство полетов. Следующие движения заставили Физалис раскрыть рот в полном недоумении. Синга танцевала в саду, кружилась в бешеном драконьем вальсе, вращаясь и дополняя крыльями движения, словно выступала на сцене в платье с широкими рукавами, развивающимися по ветру. Она мчалась по лужайке, ее хвост вился как бечевка с разноцветными флажками, бусы звенели на подвижной шее. Синга представляла собой настоящего дьявола во плоти, исполняющего смертельный танец с естественным оружием. Она вычерчивала когтем семиконечную звезду, грациозно переступала через линии, и что-то нашептывала себе на незнакомом наречии.       – Не каждый день такое увидишь.       Физалис, увлеченная танцем Синги, чуть язык не откусила от испуга. Это был Тарэт. Он умудрился бесшумно подкрасться со спины и положить ей лапу на плечо. Однокрылая встретилась с его беззрачковыми глазами, и по ее спине пробежал нехороший холодок.       – Что ты тут делаешь? – спросила она.       Он таинственно улыбнулся. Его густая шерсть частично скрывала линию рта, и в какой-то миг Физалис показалось, что она улавливала ухмылку на его лице.       – Наблюдаю, как и ты, – ответил Тарэт. – Хочу стать свидетелем новой страницы в твоей жизни.       – Ты о чем? Я…       Синга легко, как весенний ручеек гонит и подхватывает за собой бумажный кораблик, увлекла Физалис в центр остроконечного рисунка. Она, как молния, кружилась вокруг нее, символы ослепительно пульсировали на ее теле. Синга резким движением сорвала с шеи миниатюрную кадильницу и, подняв высоко над вытянутой к ней мордочкой, крошечным, неуловимым язычком пламени подожгла. Почувствовался едкий запах горящей плоти, ударивший по чувствительному носу Физалис. Подняв к груди лапу однокрылой, чародейка заглянула в ее глаза.       – Нет времени на убеждения и предрассудки, – прошептала Синга. – Скажи мне, ты хочешь прикоснуться к небу?       Физалис и без того была перепугана происходящим, а теперь… Теперь что? Это загадка? Чего она хотела добиться? У Физалис подкашивались лапы от волнения. Ее одолевал необъятный ужас. Это был ритуал? Что они хотели с ней сделать? Физалис хотела звать на помощь, но…       – Я…       – Подарю тебе второе крыло, – закончила Синга. – Хочешь?       Неуемная дрожь неизвестности, страх перед новыми горизонтами. Что заставило Физалис встрепенуться всем телом? Что ее мучило? Чего она хотела? Чего?! Все, что было позади, исчезло. Теплый вечер, Лавер, веселый Дэк… Все затмил истошный крик сердца.       И он сам вырвался из его глубин.       – Да! – закричала она. – Я хочу!       Синга извернулась, и в один прыжок оказалась за спиной Физалис. Ее коготь обнажился из-под кожаного чехольчика. Она нанесла стремительный удар – естественное костяное оружие оставило глубокую царапину на мягкой перепонке единственного крыла Физалис, которая содрогнулась, но не произнесла ни звука. Все произошло так быстро, что она не почувствовала боли. Не успела.       – Что не родилось – возродится, – шептала Синга, направляя по веревочке в кадильницу капельку алой крови, – чего не существовало – появится, что не летало – полетит!       Кровь, проникнув в дымящиеся отверстия ритуального предмета, зашипела, и едкий дымок хлынул наружу с удвоенной силой. Синга дунула – и дым окутал лицо Физалис. Вокруг все поплыло, растеклось, как при одном из приступов бесцветного безумия. О боже, она только начала забывать и вот опять. Знакомые краски, знакомое чувство одиночества – бесконечной битвы с проклятым недугом.       Физалис не помнила, как закрыла глаза. Что-то происходило внутри нее, росло и набухало. Она чувствовала, будто что-то растягивалось, крепло и вот-вот собиралось лопнуть, разорвать путы и возвыситься над ней. Оно пульсировало, ныло и отзывалось вспышками необъяснимой боли, берущей начало из глубин сердца – места, где теплились и ждали свое часа долгожданные мечты.       И время настало. Физалис открыла глаза.       Тарэт держал Сингу в объятиях, виверна ловила ртом воздух, пытаясь отдышаться. В воздухе повисла серебряная пыль, которая не намеревалась опускаться. Она застыла над землей, будто роса в высокой степной траве, искрилась в свете растущей луны. Вокруг стояла поразительная тишина – все умолкло в одно мгновение. И только неровное дыхание Синги нарушало воцарившийся покой.       На Физалис обрушилась усталость, едва не свалившая ее на землю. Ныло все тело, до самого кончика хвоста. Ощущение, будто ее скомкали как лист пергамента, затем попытались выпрямить, вернуть первоначальное состояние. В голове разыгрался самый настоящий ураган, не подпускавший ни одной мысли.       – Я не чувствую крыла! – простонала Физалис. – Я не чувствую!       Синге стоило огромного труда посмотреть на нее. Ее глаза полузакрыты, а символы перестали мерцать. На одном краю семиконечной звезды лежала веревочка от кадильницы. Сам предмет ритуала бесследно исчез.       – Они наполняются силой, – сказала она.       – Они?       Физалис заглянула через плечо. Лучше бы она этого не делала. Она не была к этому готова.       За спиной были два абсолютно одинаковых драконьих крыла. Они сползли вниз, изможденные, и тряслись как листья на ветру, но повторяли друг друга, как два отзеркаленных близнеца.       – Попробуй сделать взмах.       Физалис стояла в исступлении, широко расставив лапы. Крылья! У нее были настоящие крылья!       – Постарайся, – шепнула Синга. – Тебе предстоит первый полет.       Физалис рванула с места. Сделав несколько неудачных хлопков, соединив кончики крыльев, она рухнула на землю. Разозлившись на свою неуклюжесть, она поднялась, ненавистно отталкивая свое тело от соприкосновения с мокрой ночной травой брошенного сада.       – Если сейчас не коснешься неба, – сказала Синга, – то все было напрасно.       Еще попытка. В глазах снова потемнело, закружилась голова.       Физалис побежала. Прыжок, затем еще один… Она никогда не летала, никто ее не учил, никто ей ничего не обещал.       Но никто не знал, что континент примет в эту ночь свою дочь и наполнит ветром ее крылья.       Физалис взмахнула крыльями. Она верила, что у нее все получится. Она ждала, что это когда-нибудь случится.       Лунный свет. Силуэт дракона, воспарившего над старым поместьем. И чей-то голос, шепчущий слова ритуала.       – Она молодец, – повторяла Синга, – молодец…       Тарэт прижимал хрупкое тело виверны и смотрел вслед Физалис, плывущей навстречу воздушным потокам.       – Когда ты научишься посвящать меня в свои планы?       Синга чувственно, едва ощутимо коснулась ее мягкой шерстистой щеки. Ее лицо озарилось любовной улыбкой.       – Ты бы все равно его не одобрил.       – Ну конечно. Я догадывался, что тебе не просто так понадобился кусочек перепонки крыла Алинат. Чтобы что-то получить…       – Надо что-то отдать взамен, – закончила она. – Мне надо немного времени, чтобы придти в себя. – Синга поцеловала его в шею и закрыла глаза. – Пожалуйста, подумай лучше над тем, как мы это объясним остальным.       Тарэт удрученно вздохнул. У него есть несколько мгновений, чтобы понаблюдать за Физалис, которая из далекой точки становилась все больше и больше. Скоро она коснется лапами земли и тогда…       Тарэт вздохнул снова. Птица, что раньше кричала, подала свой голос, будто в насмешку над странствующим бардом.