***
— Да чтоб ты подавился однажды своей шаурмой, — сквозь зубы прокряхтел Разумовский, пытаясь перевернуть Грома обратно на спину. Сережа бросил свои попытки и уселся рядом, откидывая волосы назад, подальше от вспотевшего лба. — Прыщей только не хватало, — обеспокоенно нахмурился Сергей, тут же неловко прокашлявшись. Так, отставить. Это не то, что должно его сейчас волновать. Вообще-то, костюм было жаль. Во-первых, он был в единственном экземпляре — зачем каждый раз тратиться на новые шмотки, если умеешь аккуратно носить одни, вот кроссовки у Сергея были на все случаи жизни, и на презентацию, и в мир, и на открытие казино, а костюм чем хуже. А во-вторых, отдавать он его Грому насовсем точно не собирался. Тот явно попытается от него избавиться, главное потом успеть забрать. Главное, чтобы тот сам его себе не оставил. А то припрется в нем же в офис — и что, и как дальше? Хорошо хоть, растянуть его не получится, у него ведь один размер. Универсальный. Хотя знал бы, что придется натягивать его на упитанного майора, сделал бы побольше. Собственно, именно поэтому Сережа и затаскивал Игоря сейчас на знакомую крышу. Он здесь часто с Олежей зависал — ну, как оказалось, без Олежи, но это сути не меняло. — Я всегда думал, — задыхаясь, распинался Разумовский, — что ты накачанный. Но на самом деле ты просто жирный, Игорь. Посадить бы тебя на диету, что ли. Вообще знаешь, тебя бы для начала просто посадить. Еще три этажа. Чертов лифт. Надо проверку натравить. На все дома, где есть лифты. На все лифты города. — А для этого тебя бы дотащить еще, — выплюнул волос Сергей. — Нет, ты не подумай. Я бы этого делать не стал. Но это самый безобидный вариант, чтоб ты знал. Это ты еще не в курсе других вариантов, которые приходили мне в голову. Ступени — изобретение дьявола. — Я все еще думаю над тем, чтобы покончить с собой, — поделился с бессознательным Игорем Разумовский. — Но может, что не стоит. Убийство — грех. Я и так много кого убил, зачем пополнять список грехов еще и убийством себя? Да сколько же он весит. В офисе, кстати, были весы. Сергей поймал себя за тем, что всерьез хотел потащить майора обратно, чисто из любопытства. — С другой стороны, может доберемся с тобой до крыши, черт бы ее побрал, мне и спрыгнуть захочется. А может, и не захочется. Хотя смерть для меня точно лучше, чем тюрьма. Почему вообще крыша, надо было куда-нибудь в переулок его бросить, нашел бы кто-нибудь. И спер бы костюм. Ну да, конечно. Черта с два. — Наконец-то, — выдохнул Сергей, роняя себя рядом с Громом. — Сейчас отдышусь, и позвоню сразу. Чтобы нашли. Знаю я, как ваши работают. Пока они тебя здесь заметят, ты уже оклемаешься и домой пойдешь. Или еще хуже — ко мне в офис. Немного придя в себя, Разумовский отправил анонимное сообщение, что заметил на крыше кого-то в странном, но очень симпатичном и грозном костюме. Удостоверившись, что сообщение достигло адресата, Сергей вздохнул и начал спускаться. На лифте. Потому что он заработал.Часть 1
23 апреля 2021 г. в 11:12
Помехи на экране плазмы как нельзя кстати подходили к состоянию Сергея. Казалось, посещение было целиком пропитано сбоями. Сбоем аппаратуры и сбоем в голове Разумовского.
Сергей, пошатываясь и не переставая держаться за свою многострадальную черепушку, медленно и с трудом заставил свое тело принять более-менее вертикальное состояние. О том, чтобы помнить об осанке и речи сейчас не шло. Лишь бы не опуститься обратно на пол.
А опуститься хотелось. Желательно даже не просто на пол, а на землю под окнами офиса. Желательно, с разбега. Ну, или ласточкой. Вороном.
Голова раскалывалась. Голоса в ней все еще не желали синхронизироваться, но определенно сходились хотя бы в одном: что-то нужно было делать с майором. Вернее, с телом. Кое-как переставляя ватные ноги, Сергей еще раз проверил пульс. А, нет. Все еще с майором. Живой, зараза. Сергей на секунду подвис, прислушиваясь к себе и пытаясь расшифровать собственные ощущения: рад он или разочарован.
Липкий, тягучий голосок внутри раздраженно цыкнул. От мертвого тела избавиться было бы проще. Оно ничего не скажет. Никому не помчится докладывать. Сергей сглотнул. Сжечь его, или хотя бы просто спрятать на время в тайнике, рядом с костюмом, делов-то. О, нет, только не думать об этом. С другой стороны, никакой ведь мороки. Из живого сделать мертвое — три секунды времени и одно движение стеклом. Времени теперь было навалом, осколков стекла и того больше.
Маленькая меркантильная сволочь в голове Разумовского тут же отвесила ему смачную оплеуху. Вино дорогое, можно было сначала допить, а потом уже и разбивать. Хорошо хоть, диван кровью и этим самым вином не зацепило. Сергей закатил глаза, но тут же опомнился. Как-то неприлично, что ли.
Холодный, до отвращения циничный голос презрительно фыркнул. Сергей похолодел. Кажется, этот точно принадлежал ему самому. Настолько больше ему самому, насколько это вообще было возможно в его состоянии, разумеется. Голос напомнил, что Гром был отстранен. Что он сам во все это полез. И что на живого отступника и борца за справедливость повесить казнь зажравшихся толстосумов ничего не будет стоить. Он же сам вел себя как ходячий плакат за борьбу с ворьем и коррупцией.
Циничный голос победил. Сергей прикрыл глаза, пытаясь успокоиться. Получалось неважно. Сердце не просто быстро билось, оно точно заходилось в истерике. Настолько бешеный ритм, что вообще сложно поверить, что человеческий организм способен на такие подвиги.
Больно. Голова разрывается. Чувство паники, дикого страха и вины. Он загнан в ловушку. В собственном теле, в собственной голове. Заперт в собственном сознании, которое кричит от восторга. Как же приятно. Как же отвратительно. Тошнит от содеянного и от понимания того, что какой-то части его это нравится до дрожи в коленях. Или они дрожат от страха? Сергей не знал.
Хотелось смеяться. Хотелось плакать. Хотелось завопить так, чтобы сорвать горло. Хотелось бежать, не оглядываясь. Хотелось упасть на пол и не вставать.
Нужно было уже что-то предпринять. Но на деле он просто стоял на месте.
Душу раздирало на части. Гниль внутри уже давно медленно тлела, только сейчас перестав выдавать себя за пожар. Сергей хотел разрыдаться.
«Я просто защищаю тебя». Только защищать его уже не от кого. Это не защита. Это месть. Месть всему миру за обиды прошлого. Чувство ненависти и гнева, запертое внутри, и преобразовавшееся за долгое время в желание мучительного насилия. Хотелось не спасти город. Хотелось увидеть боль и страдания. Панику. Отчаяние. Хотелось увидеть все это на чужих лицах.
Потому что лицо Сергея уже давно не выражало совсем ничего. Ничего искреннего, во всяком случае. Как бы он не пытался поверить, что станет счастливее, если получит все, что когда-то хотел. Потому что он и не получил.
Потому что в приюте, окруженный озлобленными детьми и взрослыми, Разумовский мечтал явно не об автомате с газировкой.
Голова медленно переставала идти кругом. Сергей сглотнул и покосился на все еще валяющегося без сознания Игоря. Нужно было что-то уже решить.