Последняя нервная клетка

Сидеть на совещаниях, а не проводить их, оказалось крайне скучным делом. Ирина, периодически прикрывая глаза, слушала голос Геннадия, который вещал о проделанной работе и о модернизации и о еще каких-то вещах, которые необходимо было сделать в отделении. «Да, Геннадий Ильич… как говорится, не в свои сани не садись… неужели ты сам не понимаешь, насколько ты сейчас нелепо выглядишь, пытаясь оптимизировать моё отделение? Или ты всего лишь для вида что-то говоришь, чтобы было меньше людей, которые считают, что здесь ты оказался абсолютно случайно?» — размышляла она, чтобы хоть как-то бороться с подкатывающим сном. Геннадий же, который действительно пытался хоть что-то сделать с отделением, чтобы увеличить его показатели и чтобы доказать министерству, что пока рано расформировывать, ведь ещё можно что-то с этим делать, даже не смотрел на Ирину. Ранее он привычно искал её взгляд, чтобы увидеть хоть какую-то поддержку в зелёных глазах, одобрение своим действиям. Однако после вчерашнего разговора с Анатолием, во время которого раскрылось много неприятных вещей, Геннадий не хотел всего этого. Откуда же ему было знать, какого положение вещей на самом деле. И где-то в глубине его души начали прорастать семена вины, которых до этого там или не было… или Геннадий упорно их давил в зародыше, чтобы не раздумывать в эту сторону. Ведь он справедливо считал, что назначили его благодаря заслугам в Израиле. — Ну что же, дорогие коллеги, — эта фраза заставила Ирину дёрнуться — ей показалось, что на пару секунд она всё-таки заснула. Причиной такого состояния был не столько доклад Геннадия, сколько ещё и отвратительный сон — вчерашний день действительно вытянул много сил, и заснуть удалось далеко не сразу. Ирина ворочалась на постели, перекладывала подушку, меняя тем самым сторону, на которой лежала её голова, откидывала и вновь натягивала одеяло, пару раз даже порывалась открыть окно, но вовремя вспоминала о минусовой температуре. Сна не было часов до двух, потом она перестала бросать взгляд на часы. Подпиткой и не без того расшатанной нервной системе стало состояние Анатолия, которое было слишком далеко от «выпил немного». Но как только Ирина стала думать в эту сторону, то ощутила, как голова начинает тяжелеть, чего ей, разумеется, не хотелось от слова совсем. После того, как Геннадий сказал своё привычное «спасибо за собрание», Ирина поспешила удалиться из ординаторской как можно быстрее. Хотелось, в конце концов, вдохнуть свежего воздуха, пока не поступили тяжелые пациенты. «Как же мне всё это надоело, если бы кто-то знал! Надоело это общежитие дома, надоело то, что я прихожу на работу в качестве рядового хирурга, а моё место занимает человек, который совершенно для этого не приспособлен!» — думала она, направляясь в сторону небольшого тамбура, который все уже давно использовали в качестве курилки. Однако не успела Ирина уложить ладонь на ручку дверей, как в голове что-то щёлкнуло. Видимо, напряжение последних дней, которое имело накопительный эффект, так как отдохнуть от этого не представлялось возможным, всё-таки нашло выход. «Чёрт подери, зима же…» — такой простой вывод заставил Ирину нервно усмехнуться — как же абсурдно она бы сейчас выглядела, стоя на холоде в хирургической форме. Пришлось возвращаться в ординаторскую, надеясь, что она опустела. Однако оказавшись в помещении, Ирина столкнулась взглядом с Геннадием, который собирал с небольшого столика свои бумаги. Остальные врачи уже разбрелись, в ординаторской было тихо, лишь шелест бумаг. Ирина достаточно быстро отвела взгляд, затем подошла к своему шкафчику, чтобы, хотя бы, накинуть пальто. Геннадий подравнял стопку документов, аккуратно стукнув ей по столу, затем поднял взгляд, который сразу же зацепился за распущенные светлые волосы. Ирина вытащила пальто, затем посмотрелась в зеркало, надеясь, что последствия сегодняшней бессонницы ограничиваются лишь рассеянностью. Теперь из помещения хотелось сбежать как можно быстрее. — Ир, во сколько ты заканчиваешь сегодня? — прозвучал вопрос, который в глубине души Ирина ожидала. Вернее, ожидала она не конкретно эту формулировку, но прекрасно понимала, что Геннадий хоть что-то, но скажет. — А с какой целью вы интересуетесь, Геннадий Ильич? — язвительно поинтересовалась она, застёгивая пуговицы, — или вы хотите в очередной раз перевесить на меня какие-то ваши бумаги? Нет, извините, сразу откажусь от столь заманчивого предложения. Её речь звучала отработано, словно Ирина прокручивала в голове эту фразу и была уверена на сто процентов, что именно в это утро Геннадий задаст ей этот вопрос. — Вот что ты опять начинаешь! — он поморщился, перехватывая стопку бумаг в другую руку, — ты вообще со мной по человечески не можешь разговаривать! Я понимаю, что… Геннадий смотрел на Ирину, а их общение в стиле игры в сапёра уже начало порядком раздражать. Отсутствие её поддержки, отсутствие понимания ситуации… «Да даже если бы не Алеников, то кто бы тогда сел в твоё кресло? А если бы прислали кого-то из вне? Неужели так тебе было бы лучше?!» — Ой нет-нет-нет, — Ирина поморщилась, затем с тихим стуком закрыла дверь шкафчика, а потом обернулась, — я помню, что ты понимаешь, что мне обидно, но сейчас дело даже не в этом… просто я не хочу тратить своё время, которое теперь, благодаря вам, Геннадий Ильич, я могу потратить на личную жизнь… на всякие вот эти бюрократические моменты. Вы же считаете, что можете управлять этим отделением, так что… — Да! — очередная едкая шпилька снова угодила прямо в сердце самоуверенности, заставляя отреагировать бурей эмоций, — чёрт возьми, мы с тобой уже говорили на эту тему. В Израиле я со всем справлялся… «И здесь тоже справлюсь!» — неожиданная для Геннадия мысль, словно молния, мелькнула в голове — «Чтобы и ты и он понимали, что я не пешка в ваших играх» Ирина внимательно посмотрела на Геннадия, затем лишь хмыкнула. То, что он не справится, было для неё очевидным. Однако она совершенно не понимала, почему это не очевидно для Анатолия, но пока не хотела на него давить. Ещё Ирина не до конца понимала, какие именно чувства или моральные установки мешают ей воткнуть клин в этот, и без того плохо работающий механизм… то ли желание посмотреть на то, как Геннадий с треском провалится сам… то ли нежелание опускаться до уровня Анатолия, хотя буквально пару лет назад она бы с удовольствием это сделала. — Тогда удачного рабочего дня, Геннадий Ильич, — проговорила она, затем вышла из ординаторской. В голове снова творился сумбур, а всего лишь одна выпитая чашка бодрящего напитка явно утратила свои свойства. Геннадий проводил Ирину взглядом, затем выдохнул, и через секунду те документы, которые он столь скрупулезно собирал со стола, вновь оказались там же, удостоив это негромким хлопком. На улице было свежо, солнце светило ярко, отражаясь от сугробов. Ирина сощурилась, затем поёжилась, потом прикрыла глаза, делая глубокий вдох. Однако не успела она начать расслабляться, как рядом раздался характерный стук снега — кто-то подходил ко входу. — О, Ир, а ты тут, — Николай, а это был именно он, широко улыбнулся, затем поправил козырёк зимней кепки, — я хотел с тобой поговорить… — Коль, ну ты совсем уже? До дома этот разговор никак не может подождать? — Ирина даже не думала открывать глаза, чувствуя, как мороз вызывает лёгкое покалывание в области щёк, — или ты наконец-то уезжаешь? — усмешка. «Да нет уж, Ирочка, уезжает кое-кто другой… или другие. Всё зависит от тебя» — Ир, да дело не в этом… я пока не уезжаю, и потом, ты это прекрасно знаешь, — Николай махнул рукой, — мне очень нужно тебе кое-что сказать, а дома я это сделать не могу. Ирина тяжело вздохнула, стараясь не злиться на себя за то, что вышла на улицу именно в эту минуту. — Только быстро, — проговорила она, всё-таки открыв глаза, и их зелёный взгляд мгновенно смерил Николая, — мне уже надо обратно. — Я быстро, Ириш, не волнуйся, — торжественно проговорил Николай, затем, обернувшись в поисках чёрного минивэна или же Геннадия, подошёл к Ирине ближе и начал пересказывать услышанный вчера диалог. Она слушала это, стараясь удержать лицо перед бывшим супругом, но ощущение, что та волна грязи, с которой её смешали в начале января, сейчас сомкнулась над головой, не давая возможности даже вдохнуть, не говоря уже о попытках выбраться на волю.