After The War

Леви

      Что я, черт возьми, натворил?       Он обнаружил себя, сидящим на скале возле озера к востоку от Хлорбы. Он был не так далеко от своего дома, но, по крайней мере, его мысли находились очень далеко от тех событий, что произошли недавно. Честно говоря, Леви не был готов к такой драме. Он был шокирован, разбит, его пожирало чувство вины, что случалось крайне редко.       Оглушительная тишина возле спокойной воды, шелест листвы и свист ветра — все это разом заставляло его голову раскалываться. Боже, но ведь природа это не причина. Господи, просто господи.       Ладно… По правде говоря, Леви сейчас вообще не может думать. Он видел, как ее глаза наполнились слезами из-за него. Его разум был забит словами, которые он сказал ей. Ему нельзя было кричать на нее. Ему нельзя было так сильно сжимать ее колено. Ему нельзя было даже упоминать при ней имя этого придурка. Но… он все испортил. Он уничтожил спокойный день. Он испортил их чаепитие. Он испортил ее прелестную улыбку, заставив ее заплакать.       Леви просто сделал ей больно, косвенно или напрямую, ему было все равно. Он причинил ей боль, вот что было для него важно.       Он горько усмехнулся, в то же время внутренне говоря себе слова, которые рано или поздно настигнули бы его: я не должен впускать ее в свою жизнь. Но что сделано, то сделано, он вернет назад сказанных слов и все дерьмо, на которое он теперь жаловался, было частью его жизни. Микаса не была простым наблюдателем, она не была другом или товарищем, ни кем-то еще, кем мир диктовал ему ее видеть. Микаса занимает особое место в его сердце, и это сводит его с ума до такой степени, что он понятия не имеет, сколько часов он просидел тут, упершись своей задницей в эту гребаную глыбу, на которой сидел. Тьфу, черт.       Если бы только Эрвин был здесь, он точно дал бы ему прочитать руководство по типу: «Как влюбиться, но не сойти с ума?» — простонал Леви, чувствуя себя дико неловко из-за того, что чувствовал, из-за того, что не мог понять смысла всего происходящего. И что же будет? Теперь, когда все его друзья в могиле, а его единственным компаньоном был человек, с которым он вел себя как идиот. Что, черт возьми, случится в этом случае?       Боже, дай мне отдохнуть…                     

Микаса

             Я должна была сказать ему, что чувствую на самом деле.              Она могла прикинуть, что прошло почти два часа с тех пор, как Леви ушел, а она все еще была тут… окаменевшая на полу. Не шевеля ни единым мускулом, ни издавая ни звука. Это было непросто, она даже не знает, смогла бы она сейчас встретиться с ним лицом к лицу. То, что она сделала, было неправильно, она вела себя как неконтролируемое животное по отношению к единственному человеку, который у нее есть в этом сумасшедшим мире.       Все ее слезы уже высохли, вероятно, она уже была слишком истощена, чтобы плакать дальше. И все же, слезы никак ей не помогали, слезы не могут ничего решить. Именно она должна действовать, если она и вправду хочет, чтобы что-то изменилось.       Ох, Леви, почему тебя так трудно понять? Микаса потерла свою переносицу, выражение ее лица стало похоже на то, что недавно было у Леви. Ее разум был загнан в угол. Если она не в силах понять Леви, вероятно, что Леви тоже понять ее непросто.       Сейчас все крутилось вокруг Леви. Леви, Леви и Леви. В ее голове бесконечно крутилось двусложное имя этого чертового коротышки, ее сердце бешено билось из-за глупого, надоедливого капитана. Что она выпила, чтобы так влюбиться? Даже Микаса не могла осознать, в какую глупость они вдвоем влипли.       Но разве это было глупостью?       «Я боюсь того, куда это может нас привести».       «Неужели, Леви? Тогда, черт побери, объясни мне!» Вместо разговоров с самой собой, ей, возможно, следовало бы обратиться к психологу. Что имел в виду Леви? Знает ли он вообще, что значит влюбиться? И куда их могла привести любовь? В ад?       С таким же успехом можешь отправить меня в ад, если это то, чего ты так боишься!       Она резко ударила себя по щекам, отчего ее щеки разгорелись. Обдумывание ей никак не помогало, поэтому она решила посмотреть на ситуацию со своей стороны. Леви не был рядом, и это была ее первая проблема. Где этот коротышка мог прятать свою перепуганную задницу?       Утерев слезы, Микаса встала. Она точно может сказать, что не похожа ни на одну девушку, которая просто будет плакать и ждать, пока мужчина придет к ней. Она новый человек, и все благодаря мужчине, который заставил ее плакать. Сначала ей нужно найти Леви, а остальное решится в момент, когда она найдет его. Это изматывающе, но…       Это то, что она сделает ради них.                     Сразу после того, как Микаса переоделась, она поскакала в Хлорбу. На самом деле, она понятия не имела, куда мог пойти Леви, когда вышел из дома. Это все равно, что искать иголку в сарае, заполненным тоннами сена, это слишком невозможно.       И все же ей нужно попробовать, даже если это означает обыскивать весь остров до потери сознания. Ей нужно найти Леви, ей это чертовски нужно.       На часах было четыре часа — площадь уже была переполнена. Вот-вот должна была начать ярмарка, и она просто знала, что Леви не стал тратить свое время на блуждание в шумной толпе. Поэтому она быстро оглядела площадь, и принялась думать, где бы еще он мог быть.       Чайная «J. Lyons & Co». Она вошла внутри, привязав свою лошадь снаружи. Если бы и было место, где Леви мог бы отойти, то это, конечно же, его любимая чайная. Она внимательно осмотрела все помещение, даже расспросила модных официанток, не видели ли они красивого мужчину с волосами цвета воронова крыла, невысокого роста, но, к ее удивлению, они никого похожего не видели.       Где же он может быть?       Она запустила руку в волосы, выходя из чайной. Она не ехала верхом, но все же шла немного быстрее. Микаса шагала по тротуару, быстро заглядывая в некоторые заведения, в которые они могли зайти на обед. В «Speakeasy» было немного людно, поэтому Леви быть не могло. Ее выбор заканчивался, почти так же, как и время. Она глубоко вздохнула.              — Милая леди, возможно, вы захотите порадовать старика покупкой?              Тонкий с придыханием голос привлек внимание Микасы. Она обернулась и увидела старика в уже порядочно изношенной одежде, почти лысого и без передних зубов. Она вежливо ответила:              — Извините, сэр?              Ей предложили посмотреть на вещь, точного названия которой она не помнила, но могла сказать, что это вроде как был граммофон. Старик устало улыбнулся ей, почти с надеждой. Возможно, она хотя бы даст ему милостыню в случае, если не купит эту вещь.       Но она была измучена поисками Леви, и меньше всего на свете ей хотелось остаться без музыки после такого утомительно долгого дня.              — Сколько вы хотите за это?              — Немного, мисс, — улыбнулся ей старик, протягивая ей коробку. Он открыл, чтобы она увидела: это старый Victor VV 2-55. Я дам вам фонографическую пластинку, если хотите.              Сделка выглядела заманчивой. Хоть она и не знала, о чем говорил старик, она подумала, что граммофон станет отличным подарков для Леви, компенсацией за их ссору.              — На нем можно послушать джаз?              — Конечно! — воскликнул старик, протягивая ей пластинку певца по имени Фэтс Уолллер. — Просто вставьте ее внутрь и подожите немного — она заиграет.       Она кивнула, думая, что Леви это должно быть по душе. Подождите, разве они не поссорились?              — Я возьму это.              Старик достал пластинку, завернул в бумагу, и протянул ей. Она просто пожала плечами и заплатила, добавив к сумме лишние деньги, чтобы помочь старику. Леви делал так всегда. Мысль о том, что она поступила так же, грела ей душу.              Спасибо вам! Вы кого-то мне напоминаете… кого-то сурового, но с добрым сердцем, вроде капитана Леви.                     

Леви

                    Леви толкнул дверь, она со скрипом поддалась. За половину часа до пяти в их маленьком доме темно, ни одна лампа или свеча не горела.              — Микаса? — позвал Леви, он быстро пробежался взглядом по дому, надеясь найти ее, несмотря на темноту. Он направился на кухню, его любимой макушки нигде не было видно. Он поднялся на второй этаж, затем зашел в комнаты, но нигде ее не увидел.       Леви все больше расстраивался. Он провел рукой по волосам, его колено ужасно болело. Где она может быть?       У него не было лишнего времени, чтобы тратить его впустую. Он быстро одел свои солдатские ботинки, надеясь найти ее наступления ночи. Он не может позволить этому случиться. В конце концов, он винил во всем себя.       Прости меня, Микаса…       Он даже не убрал последствия их ссоры: опрокинутый стол, оставленные чайные чашки и мокрый пол. Леви просто поморщился, помотал головой и приказал своему ОКР заткнуться на хрен.                     

Микаса

             Микаса преодолела неблизкий путь обратно. Она надеялась, что ей удастся застать Леви где-нибудь на озере, или, где-то по дороге. Она крепко сжимала поводья, мягко подбивая Солнышко, чтобы та прибавила скорости. Было около пяти вечера, скоро начнут сгущаться сумерки. Она не могла больше придумать мест, где мог бы быть Леви, и несмотря на это, ей нужно было продолжить искать.       Она замедлилась, когда приблизилась к озеру. Микаса закрыла глаза на секунду, мечтая, чтобы Леви оказался рядом, но его темных волос нигде не было видно.       Микаса судорожно глотнула воздуха, ее руки дрожали от подступающий прохлады ночи. Она выпрямилась, ее поза стала напряженной. Она успокоила себя тем, что Леви, может быть, ждет ее дома.              Наш дом…       Поэтому она повернула назад, скача по дороге, ведущей домой. Она надеялась еще раз увидеть хмурого Леви, и, вероятно, на этот раз она побежит на встречу, чтобы обнять его.                     Она почти ворвалась внутрь, но всего лишь для того, чтобы узнать — все, что она оставила, все осталось нетронутым. Микаса знала: Леви предпочел бы опоздать, но занять лишнее время и убрать все, что ему не терпелось убрать. Оставленная чашка говорила сама за себя, поэтому Микаса подумала, что Леви не возвращался.       Надежда найти Леви разбилась вдребезги. В голое пульсировало, вопрос повис без ответа, как гром среди ясного неба. Где он?       Вздохнув и почесав затылок, Микаса поняла, что никогда в жизни не чувствовала себя так одиноко. Это было так неправильно, то, что она сделала, было таким неправильным. Ей некого было винить, кроме себя.       Мне жаль, Леви…       Она думала, что, скорее всего, Леви хотел, чтобы между ними было небольшое расстояние. Это вполне нормально, конечно, так и есть… Или… Это и правда было для нее нормально?       Все еще находясь в состоянии апатии и безнадежности, Микаса встала и направилась на кухню. Она была измучена и истощена, возможно, немного воды спасет ее от одиночества. Она пила, оглядывая все вокруг, и внезапно вспомнила о маленьких стикерах, которыми пользовался Леви.       Она побежала наверх, затем вытащила потрепанную кожаную сумку Ханджи и нашла перьевую ручку и листок. Мне нужен всего один, надеюсь, ты не против, Ханджи. Спасибо. Она наскоро написала записку и положила на граммофон, который купила.       Если я рисковала своей жизнью и совершала безумные поступки ради Эрена, то простая ночная поездка до Троста покажется ерундой, да?       Она вышла и одела свою походную обувь, затем шарф, подаренный Леви. Было почти шесть. Существовало только одно место, где по ее мнению, она еще могла найти Леви. Это, вероятно, бар «Hat».              

      

Леви

             Леви уже сходил сума в городе. Он уже второй раз торчал в месте, где избил полицейского, а теперь вел себя, как охотник за головами, разыскивающий свою спутницу.       Если бы я только не был с ней так груб… Тч.       Не успев ни о чем пожалеть, он вежливо интересовался в разных местах, где, как он полагал, Микаса могла остановиться. Но все, что он получал — это нет, нет и нет. Устало вздыхая, он чувствовал, как его трехпалая рука почти дрожала от того, с какой силой он сжимал поводья. У Леви больше не было идей по поводу того, где она могла быть.       Микаса никогда не уезжала в город, чтобы развлечься. Ее выходы всегда имели необходимость, Леви знал это слишком хорошо. Теперь, когда она пропала, куда она могла направиться?       Он подумал об их друзьях, но они не слышали ничего от Конни или Жана. Невозможным было и то, что Микаса отправилась в Марли из-за того, что там была Энни, покинувшая ему задачу, которая раздражала его до чертиков. В течение четырех месяцев были только он и Микаса.       И теперь он искал женщину, которую так боялся любить и в то же время еще сильнее боялся потерять.       Я снова облажался… Черт возьми.                     Обыскав почти все переулки Хлорбы, Леви решил приостановить свою миссию. Было уже девять часов, а это мрачное чудо он так и не нашел.       Леви никогда не чувствовал себя так паршиво и глупо. И, возможно… это был первый раз, когда он сожалел о содеянном.       Он галопом мчался по пригороду, почти каждую минуту оглядываясь, на случай, если по счастливой случайности она кажется позади. Леви был уставшим, голодным и раздосадованным. На самом деле это все мало его волновало, он честно себе признавался — он не может ее потерять.       Он усмехнулся, вглядываясь в переливающиеся цвета горизонта, рассеяно говоря себе, что никогда больше не сделает ей больно.                     — Черт, мы разминулись! — воскликнул Леви, почти крича, когда вошел в их недавно темный, но освещенный внутри дом. Расстроенный, он хлопнул дверью. Он снова ее упустил. Выглядит все так, будто его обыграли, что на самом деле возвращало его к ситуации с той гребаной обезьяной в лесу.       Он застонал, приложив ладонь ко лбу, в миллионный раз пытаясь додуматься до того, где же она могла пропадать.       Время ужина прошло, его на самом деле волновало, что Микаса морит себя голодом и мерзнет на улице. Леви всегда был строг, но не сейчас. Он даже не знает, как возвращать себе мрачный вид, поскольку едва он подумает о ней — на его лице отражается множество эмоций.       Тьфу, черт возьми, Кенни, как я могу просто признаться ей в этом?       Леви подошел к столу в центре и наполнил стакан водой. Правда в том, что после войны, Леви всегда чувствовал себя уставшим, он стал более уязвимым что-ли. Продолжительные поездки верхом могли отнять много сил, и он знал, что скоро его организм истощится. Он придвинул кресло и свалился в него своим изведенным телом и на мгновение закрыл глаза.       В его тревожных видениях была Микаса Аккерман.       Даже если она была далеко, даже если он понятия не имел, где пропадает ее угрюмая задница, это все еще была она. Леви не ошибся, когда честно признался себе в своих чувствах к ней. Он давно знал, что Микаса живет в глубине его сердца, но никогда не прислушивался к собственным чувствам. Леви бесконечно откладывал это в сторону, заранее хороня свои надежды только потому, что не мог сказать ей об этом.       И теперь, когда ее нет, его разум просто не в силах успокоиться.       Он встал, размышляя о всевозможных вариантах того, где она могла проводить это время. Леви собрался подняться, но увидел что-то новое на обеденном столе.              — Для тебя… Мне жаль.       — М              Леви открыл загадочную коробку, и ему показался граммофон с пластинкой от какого-то толстяка, о котором он когда-то слышал раньше. Фэтс Уоллер: «Покорный».              Если бы она была рядом, он бы наверняка улыбнулся. Однако ему нужно было приберечь свою благодарность, и он оставил подаренный ему Victor VV. И он, и Микаса неравнодушны к джазу, это заставило почувствовать его душевное тепло. Стойте, что?              Ох, и почему это не пришло мне в голову раньше?              

Микаса

             Микаса прибыла в Трост около восьми. Она была слишком уставшей, даже забыла дома свою фляжку с водой. Однако ее состояние могло подождать, поэтому она направилась к бару «Hat».       Ее знали в Тросте, она была популярна в каждом городе, где они с Леви могли появляться. Она обратилась к дежурному офицеру с вопросом, может ли она оставить свою лошадь в ближайшей конюшне, которая предназначена для офицеров. Когда Микаса получила одобрение, она быстро побежала к бару, предвкушая, что найдет там Леви, который ждет ее.       Сегодня в баре было немного больше людей, чем в тот раз, когда они вдвоем были там. Она вошла внутрь, осматривая почти каждый угол бара. К ней подошел мужчина, одетый в модный костюм.              — На какое количество человек столик, мадемуазель?              — Я, эм… — прежде чем она успела даже понять заданный вопрос, ее ухажер уже подвел ее к столику, предназначенному для двоих.              — Почти все столики здесь забронированы, но только не для вас, менеджер признает вас самым сильным солдатом после капитана Леви, — объяснил мужчина, затем улыбнулся и ушел. Упомянутое имя Леви заставило сердце пропустить удар. Она здесь не для того, чтобы наслаждаться джазом, она должна найти Леви.       Расслабься, он должен быть здесь.       Она откинулась на спинку стула, время от времени ворочая головой, пытаясь найти угрюмого мужчину с темными волосами. Микаса не могла чувствовать себя непринужденно, поэтому, когда к ней подошел официант, она заказала стакан скотча. Она понятия не имела, какой он на вкус, но надеялась, что Леви появиться из ниоткуда и скажет, что то, что она заказала — просто дерьмо на вкус.       Но опять же, его нигде не было видно.              Она нахмурилась, глубоко вздохнула и почти прочувствовала иронию теплой атмосферы, которую предлагал ей бар. Микасе стало немного грустно, ее мучала ностальгия и вина, она снова напомнила себе, что, если бы она не сорвалась, она просто провела бы мирный вечер с Леви.       Но было поздно. Ей никогда не вернуть прошлое.                     Как ты можешь говорить, что покидаешь меня?                     Привлекательная женщина начала петь, ее голос успокаивающе действовал со сцены. Микаса подождала еще десять минут, сказав себе, что допьет скотч и выйдет из бара.                     Не говори, что нам нужно расстаться, не разбивай мое томящееся сердце.                     Но что-то пошло не так, как она планирована, когда певица по случайности выдавала воображаемое за действительное. Было слишком рано возвращаться домой, и даже если бы она вернулась, разве она нашла бы его на его обычном месте?                     Ты знаешь, я люблю тебя по-настоящему, я люблю тебя днем и ночью.              Вздохнув, Микаса позволила слезам вырваться наружу. Она закрыла глаза.                     Как ты можешь оставить меня, разве ты не видишь моих слез?                     — Я боюсь того, куда это может нас привести.                     После того, как ты ушел и оставил меня в слезах.                     Слова Леви все возвращались и возвращались, даже если Микаса изо всех сил отгоняла их. Может, он сказал так просто потому, что слова — не его сильная сторона?                     Когда ты уйдешь, ты не сможешь отрицать       Тебе будет грустно, тебе будет тоскливо.                     Она усмехнулась, почти как Леви. Боже, подумала она. Все, что она сейчас делает, содержит четыре буквы, словно зелье, опьяняющее каждую клеточку ее тела. Микаса помотала головой, поглощенная глупыми словами, которые ударили ей в голову.              Придет время — и ты пожалеешь об этом.                     — Бокал мартини с дьявольской весенней водкой для нашей прекрасней гостьи, — официант принес ей бокал, о котором она впервые слышала. Она была уверенна, что не заказывала его.              — Я не заказывала… И мне уже пора.              Официант наклонился к ней, будто хотел поделиться секретом: — Вы — нет, но вот он, — он указал в темный угол, — заказывал.                     Однажды тебе станет одиноко.                     Ее лицо приняло недоумевающее выражение, когда она обернулась, пытаясь разглядеть мужчину, который ее угостил. Словно дьявол, искушающий, и, возможно, даже манящий.                     Твое сердце разобьется, и ты будешь хотеть только меня.                     Микаса только собиралась встать, как мужчина похлопал ей рукой по плечу. Она хотела защищаться, но была шокирована, когда обернулась.              — Жан?              — Привет, Микаса! Это и правда ты, я скучал по тебе!              Снова откинувшись, она спросила: — Напиток твой?              — Да, я не был уверен, что это ты… Так что заказал мартини.              Может ли она спросить Жана о Леви? Может ли?                     После того как ты уйдешь, после того как ты уйдешь.                     Жан сел рядом. Было почти девять, и она наконец нашла спутника в эту одинокую ночь. Но не того, которого искала.              — Я не слышал о тебе ничего, Микаса… — Жан замолчал, ловя официанта, чтобы тот принес ему еще водки, — Давай пей!              Она попробовала, несмотря на то, что водка обжигала горло, несмотря на то, что жидкость в стакане была полной противоположностью того, чем ее угощал Леви.                     Однажды, грустная и подавленная.                     — Не мог бы ты заказать еще такого? — спросила она, ее взгляд был затуманен. Может, мы выпьем еще, может, откуда-то появится Леви и скажет, что она слишком безрассудна, чтобы пить так много.              — Конечно.              Ты будешь стремиться к тому, с чего мы начинали.                     — Микаса, что привело тебя сюда?                     Я ищу Леви, Жан. Я ищу его, ведь я сильно на него наорала, прижав к доскам нашего пола. Она старалась думать, но ее разум не мог сосредоточиться после пяти глотков этой чертовой водки.              — Мне просто весело.              — Ты никогда не была похоже на ту, которая будет сидеть в баре из-за того, что ей весело.              — Туше.              Она заметила, что Жан бросил на нее обеспокоенный взгляд и убрал челку с ее лица. Микаса знала, что Жан неравнодушен к ней, но прямо сейчас она туго соображала, и ее мысли о Леви резко улетучились.              — Давай найдем тебе место, чтобы переночевать, — предложил Жан, вставая.              — Я живу далеко от Троста.              — Тогда давай снимем тебе какой-нибудь номер, — она почувствовал, как Жан осторожно помог ей встать и повел к выходу, — становится поздно.                     После того, как я уйду, уйду отсюда.                            

Леви

      

      Леви прибыл в Трост к девяти часам. Он не мог перестать думать про бар «Hat», думая, что она могла поехать туда, что должен быть хотя бы малейший шанс застать ее там.       Он медленно ехал вдоль улицы, в сторону бара, давая отдохнуть своему темному и уставшему скакуну. Если бы лошади умели разговаривать, то Полночь должно быть проклинала бы его. В столице было порядком многолюднее, чем в Хлорбе, что не могло не раздражать его, но он игнорировал свои неприязни, так же как и свои ОКР-наклонности. Все ради того, чтобы найти своего нерадивого компаньона.               — Да не может быть! Это же мега крутой нахал из разведки!              Спрыгнув с лошади, Леви обернулся, когда услышав, как знакомый голос вмешался в его миссию:              — Пероччо? — откликнулся он, вспомнив, что Пероччо был одним из немногих хороших офицеров из внутренних войск.              — Что привело тебя сюда, Леви?              — Я ищу кое-кого, — ответил тот, его глаза изучали лицо знакомого. Пероччо выглядел так, будто у него были ответы.              — Возможно, она та, кого ты ищешь, — он жестом показал, чтобы Леви следовал за ним, направившись к офицерской конюшне. Пероччо вызвал немой вопрос со стороны Леви: — там.              — Не издевайся надо мной, усач. Мне не нужна кобыла.              Пероччо усмехнулся и наклонился к Леви. Если вечер не создан для шуток про усы, то точно подойдет для шуток про коротышок: — Ты ищешь владелицу, я прав?              Изогнутая бровь на лице Леви не заставила себя ждать: — Да.              — Она верно ждет тебя в том баре. Оставила свою лошадь у меня час назад.              — Как ты узнал, что я ищу Микасу Аккерман?              Минута. Затем Пероччо привязал свою лошадь рядом с Солнышко.              — Слухи разлетаются со скоростью света. Много кто знает, что ты живешь с девушкой с востока, Леви, — Пероччо сделал паузу, он уважал репутацию капитана: — будь осторожен, если ты … ну, ты понимаешь. Если ты дорожишь репутацией.              — Пусть катиться к черту эта монархия. Я уже на пенсии и меня это все раздражает. Их не должно волновать, чем я занимаюсь.              Пероччо пожал плечами и кивнул. Ну и что с того, что Леви был на слуху у гражданских и в армии? Он был благодарен Пероччо за новости, и тем не менее, почувствовал некий укор. Ему все равно на то, что люди думают о нем, только бы это не навредило Микасе.       Прежде чем уйти в бар, Леви жестом подозвал Пероччо и сказал: — Спасибо.              — А давай-ка как-нибудь выпьем?              — Может быть, но не сегодня, я немного занят.                     Бар «Hat» был заполнен, и Леви оставалось немного места в углу. Он отгонял внутренний голос, твердивший ему, что он не сможет найти Микасу в таком людном месте.       Но она должна быть тут. Конечно, должна быть.       Леви продолжил обыскивать бар, буквально заглядывая в лицо каждому, с кем сталкивался. Обезумевший и почти доведенный до ручки, он был уверен, что не станет таким заниматься. Он и минуту еле выдерживает, когда приходиться разговаривать с людьми, не говоря уже о том, чтобы вглядываться в каждого незнакомца.       Он потратил примерно десять минут на поиски в этом море людей, но только для того, чтобы остаться ни с чем. Микаса все еще оставалась вне поля его зрения.       К нему подошла девушка с каштановыми волосами. Конечно, он был знаменит, и был бы идиотом, если бы отрицал, что его имя было известно не маленькому количеству женщин, а некоторые мечтали с ним встретиться.              — Вы не хотите выпить со мной, капитан Леви?              Его имя внезапно показалось ему самой мерзкой штукой на свете. Леви поморщился, он не хочет пропускать скатанчик-другой с какими-то разодетыми девушками, которых встретил вот только что: — Не очень.              — Значит, слухи говорят правду, азиатка уже прикусила вам язык?              Он фыркнул, слово «азиатка» показалось ему вульгарным. Начнем с того, что Леви сам по себе не был джентльменом, он мог позволить себе грубить девушкам. И все же, он сказал себе, что не будет срываться сегодня, поэтому сдавленно сказал: — Может быть.              Его новая знакомая была навязчива, и он таких не переносил. Он просто наблюдал, как она поднесла ему стакан бурбона, и догадался, что за судьба ждала его сегодняшним вечером: — Ваше хорошенькое личико просто спасает вас от вашего скучного рта, капитан Леви.              — Женщины меня не интересуют, — сказал Леви, притянув ее за волосы, заставляя наклониться к нему. Он говорил так спокойно, но в то же время в его голосе звучала власть и отвращение. Так он разговаривал с теми, кто высмеивал близких ему людей. Он выдохнул, чтобы та могла почувствовать его чистое мятное дыхание, и продолжил: — только дьявол сможет ужиться со мной.       Наглая девушка собиралась поцеловать его, но он ее остановил. Его красивое лицо превратилось во что-то зловещее, к чему никто не решился бы подступиться: — Убирайся к черту, вонючая сука.              Удачно — Пероччо подошел к столику, когда девушка собиралась дать ему пощечину. Друг отчитал ее за грубость, и пригрозил арестом, если она не уйдет. Леви устало вздохнул, предлагая Пероччо оставленный бурбон. — Ее лошадь на том же месте. Может все-таки выпьем? Минута. Леви огляделся, прежде чем согласиться. — Можем, — он пожал плечами.

Микаса

      Низкая у нее была восприимчивость или высокая, какой бы она не была, алкоголь явно ударил ей сегодня в голову. После пяти бокалов «дьявольской весны» у Микасы кружилась голова в вестибюле отеля. Ей казалось — Жан идет к ней с ключом в руке, она хотела встать.              Но ничего не вышло, она упала, и Жан быстро подхватил ее: — Микаса, осторожно.              — Жан, мне нужно домой.              Жан, казалось, не собирался прислушиваться к ней. Он провел Микасу до номера: — Уже поздно, лучше остаться на ночь здесь.              Микаса услышала лязг ключей, затем то, как поддалась дверная ручка. Она изо всех сил пыталась выпутаться из этой ситуации, но ее тело не слушалось.       Она слишком устала, чтобы думать. Оставалось только одно желание, которое не отпускало ее уже несколько часов. Может быть, она позволит себе быть безрассудной с Жаном только, чтобы Леви пришел и забрал ее, а затем наговорил грубостей из-за ее поведения.              Может быть.                     

Леви

      

      — Спасибо, что посетили наш вечер джаза! Конечно, не каждый день у нас бывает такой гость, как капитан Леви! Итак, сейчас мы исполним чудесную песню Чета Бейкера…       — Боже, неужели они никак не уймутся? — огрызнулся Леви, не впечатленный тем, что люди видят в нем какую-то звезду. Он услышал, что Пероччо посмеялся, будто уже пьяный, и отпил еще шампанского.                     Они пишут песни о любви, но не для меня.                     Певец продолжал выступление, от которого у Леви мурашки бежали по коже. Он прикрыл глаза, думая о джазе и шампанском, но внезапно его мысли вернулись к Микасе.                     Счастливая звезда на небе, но не для меня                     Ну где могла быть эта соплячка? Он искал почти везде, готов был ползти на четвереньках, но ее все равно нигде не было.                     С любовью откроется путь.                     — Леви?              Он промычал что-то в качестве ответа, пряча взгляд.              — Что у тебя с той девчонкой?                     Я нашел все больше серых туч.                     — Ничего, — он ответил, не отвлекаясь от песни. Ирония, звучавшая в ней, слишком затягивала.                     — Это выглядит даже меньше, чем ничего, но для такого угрюмого говнюка это выглядит как катастрофический перебор.              Он пожал плечами, все еще отрицая свои чувства перед другими людьми. Что ж, может в этом причина, по которой он никак не может ее найти?              Ох, Микаса, ты настоящий дьявол.              Я не могу забыть о ее поцелуе.                     — Мне пора.              Он заметил озадаченное лицо Пероччо, смотревшего на недопитый стакан виски: — Ты даже не допил, Леви.              — Я не могу наслаждаться выпивкой без нее… Сэр.                            Я думаю — она не может, не может быть для меня.                     

Микаса

      

      Жан запер двери и отвел ее к кровати. Ее шатало, ее тело дрожало, дрожали даже руки — все из-за ситуации, в которой она оказалась.              — Ты в порядке? — она услышала, как Жан задал ей вопрос, но понял, что она не поняла его. Микаса предпочла не отвечать.              Тяжело упав на шаткий матрас, Микаса почувствовала легкий запах сигарет. Для нее не было новостью, что Жан курит. Это было вполне обычно среди тех, кто служит или служил в армии. Микаса знала, что люди делают это, чтобы снять стресс и тревогу, и это волновало бы ее сегодня, если бы она была в состоянии думать о таких вещах.       Зачем он вообще курит?       Будь то стресс или тревога, или что там еще, черт возьми, могло быть у Жана, Микаса знала, что это не ее дело. Может ей и не было все равно, но она явно была не в настроении беспокоиться об этом. Она была слишком измучена, внезапная трагедия разбила ее на кусочки.              — Почему ты так боишься любить? — будто у пустоты спросила она, ее мозг был на грани отключки. Микаса не знала, у кого она могла спрашивать: у Леви, Жана или Эрена?       Жан затянулся, наслаждаясь горькой сигаретой. Он был удивлен внезапным вопросом Микасы: — О чем ты говоришь?              — Я просто быть любимой, — она честно ответила себе, но ни в коем случае не обращалась к Жану. Она была просто вне происходящего.              — Ты хочешь этого? — она услышала, как Жан приблизился к ней, — потому что я был рад быть с тобой.       Минуту.       Правильно ли она поняла? Или ей просто показалось, что она услышала это от человека, которого очень хочет любить?              — Да, я хочу, чтобы меня любили, — она говорила, запинаясь почти на каждом слоге. Если бы она могла кричать, она бы закричала от чувства мерзости. Это было ужасно неправильно. После она замолчала, позволяя разуму уносить ее. Леви здесь не было, и что хуже всего, он тоже мог быть с кем-то.              — Хорошо.              Микаса не сводила с него пристального, пустого и серого взгляда. Жан расстегивал свою рубашку, медленно, даже слишком, даже без намека на нежность. Она смотрела на него и думала: сколько раз он вот так переспал с кем-то?       Жан снял рубашку и бросил ее на пол. Она посмотрела ему в глаза и заметила в них желание. Жна расстегнул свой ремень, и тот с лязгом упал вниз. Он смотрел на нее так, будто она была лакомым кусочком.       Дерьмо.              Она слышала, как тяжело они оба дышат, беззвучно, но в то же время чертовски громко в этой запертой тишине. В запертой комнате, в которой она была как в ловушке. Запертой, где не было Леви, с которым она обычно проводила ночь.       Близость — подумала она. Как забавно думать о чем-то таком возвышенном, когда все, что у нее есть — это туман перед глазами. Подумать только — сколько раз они с Энни говорили об отношениях и любви, и вот она здесь, с кем-то, кого никогда не любила. Она судорожно сглотнула, почти спрашивая, почему она ничего не чувствует? Жан был тут, раздевался сам, показывая свое красивое тело, но она не испытывала ничего даже близко похожего на то, что испытывала, когда думала о Леви.       Это был инстинкт? Или сегодняшняя ночь — это просто взрыв эмоций, которые не позволяли ей уйти и просто попрощаться с Жаном?       Ее размышления прервались, когда Жан снял штаны. На нем было только нижнее белье, прикрывающее выпуклость его затвердевшего члена. Он уставился на нее, молча упрашивая не разочаровывать.       Будто она была единственной, кто виноват во всем.       Возможно, так оно и было.       Микаса отвела взгляд к приглушенной лампе. Она внезапно почувствовала смесь отвращения, раскаяния и вины. Если она не остановится, что случится дальше? Сможет ли она потом признаться во всем Леви? Может ли она стать счастливой, проведя всего одну ночь с Жаном?       Может ли, солгав ему?       Леви сейчас должно быть где-то, может, ждет ее возвращения. Однако его не было здесь, он не заберет ее, после того, как Жан сделал последний шаг.              — Микаса… — Жан позвал ее и дотронулся до шарфа, обвернутого вокруг шеи Микасы. Это было трудно игнорировать, но трудно было и сосредоточиться. Внезапное прикосновение Жана заставило ее замереть, она резко вырвала шарф из его рук.       Она не сможет.              — Не трогай шарф, Жан…              Жан вопросительно посмотрел на нее, затем заставил ее лечь обратно. Он ничего не говорил, но его действия кричали так, что было понятно, о чем он, черт возьми, думал. Наивность сегодня была совсем не к месту, поэтому, когда Жан начал расстегивать ее рубашку, осознание внезапно ударило в голову.              — Я не могу Жан… Извини.              Минута. Ее рука нашла шарф, который подарил ей Леви.              — Это из-за Эрена?              Микаса снова слышала его имя, и нет, она ничего к нему не чувствовала. Это осталось в прошлом.              — Нет.              — Тогда почему мы не можем продолжить? — Жан опустился на стол, он выглядел взволнованным и расстроенным: — Если ты отпустила Эрена, то что не так?              — Я, — влюблена в другого, — у меня есть, эм… — черт, почему я не могу просто сказать это?              — Что? Микаса? Только не говори, что это Леви, — Жан сказал это громко, так, что запах от его сигареты разнесся по комнате.              Как он узнал? Что он знает о ней и Леви? И почему он начал все это, если уже знал?              — …              — Черт… Я не могу поверить в это.              — Неужели мне нельзя любить его? Ты можешь сказать так, Жан? — Микаса натянула одеяло, чтобы прикрыться. Чувство вины продолжало захватывать ее только из-за упоминания человека, которого она на самом деле любила.              — Нет, но просто пойми! — Жан замолчал, проведя рукой по своим светлым волосам, почти крича из-за разочарования: — Капитан — это же твой начальник!              — Мы все уже вышли на пенсию, ты же знаешь…              — Это не изменит того, что ему сорок пять!              Она остановилась, на мгновение задумавшись о возрасте Леви. На самом деле, она даже не знала сколько лет этому королю вампиров. Но это не относилось к ней. Жан врал, чтобы она перестала думать о таком абсурде.              — Ты себя слышишь? Даже ты выглядишь старше Леви! — воскликнула она, но резко изменила тон голоса, — Откуда вообще ты взял это? Из грязных шуток Конни?              — Микаса, неужели ты даже не подумала о том, что вы можете быть родственниками?!              Возможно, Жан был прав. Леви Аккерман был ее единственной семьей. И вполне мог быть родственником. Разве она уже не думала этом? Да, но они слишком дальние родственники, чтобы их связь оказалась кровосмесительной.       Черт возьми, ее даже не волновало, если это не так. Микаса любила Леви так сильно, что готова умереть за него.              — Мне все равно, Жан, — она начала застегивать пуговицы, отводя взгляд от Жана. Она сочувствовала Жану, но что сделано, то сделано. Если бы этого не случилось, она бы не осознала, насколько важное место занимал Леви в ее сердце.       Его никто не сможет заменить.              — Прости, Жан… Мне нужно идти.              Он вздохнул, натягивая одеяло, чтобы прикрыть свое обнаженное тело. Конечно, Микаса жалела об этом. Жан был ее другом, она не могла ответить взаимностью на чувства, которые Жан испытывал к ней.              — Я не понимаю тебя, Микаса, — снова затягиваясь сигаретой, устало сказал Жан, в его словах проскользнула грусть: — Я не испытываю ненависти к капитану, не волнуйся… Даже если любишь его, это все бессмысленно.              — Он не виноват, Жан…              — И что тогда? — он чуть не подавился.              Она вздохнула, ее рука уже держалась за дверную ручку, будто совсем недавно она не была пьяна вдребезги: — Это трудно понять…              — Я и не хочу понимать. Возможно.              Микаса открыла дверь и не обернулась, чтобы попрощаться, даже если это был последний раз, когда они видятся. Все, что она делала, причиняло всем боль.              — Микаса, — она услышала, как Жан позвал ее. Не так, как звал Леви. Это никогда не будет похоже на мед, или кубики сахара, или любую другую сладость, с которой Леви произносил ее имя. Микаса обернулась, но ее взгляд все еще был далек от Жана.              — Я просто надеюсь ты будешь счастлив. Не жалей ни о чем.              Когда она тихо закрыла дверь, из его глаз внезапно потекли слезы. Микаса всхлипнула, тяжело прислоняясь к двери комнаты, которую она покинула.              

      

Леви

      

             В десять часов вечера Леви был раздосадован до невозможности.              Он просто сидел здесь, на одинокой скамейке, сверля глазами двух привязанных лошадей. Его голова низко опущена, и он в миллиардный раз думает, где, черт возьми, может быть это мрачное нечто?       Если она не тут, то она не может быть такой дурой, чтобы так просто оставить свою лошадь.       Он больше не мог думать о возможных местах, поэтому решил просто остаться здесь, в конюшне, почти не замечая запаха дерьма, которое вдыхал. Похоже, что он уже привык к нему. Это было невероятно, это показывало, насколько Микаса повлияла на него, и из-за это он вот-вот сойдет с ума.       Он провел рукой по своим отросшим волосам, уставшим взглядом смотря на мерцающие звезды. Прошлая ночь и сегодняшний вечер так отличались друг от друга, но звезды не перестали сиять, как крошечные вселенные. Такое заставило его еще раз усомниться в том, что он сделал.       Если он не будет сбегать от себя, то, вероятно, осознает, что Микаса любит его не как семью. Это чувство было больше, чем даже влюбленность. Он идеален для нее, так же, как и она была идеальной для него. Но он предпочел разбить ей сердце, и теперь ведет себя как паршивый пес, старается найти любовь, которую она тоже ищет.       Ночь не стала светлей, когда он, наконец встал со скамейки. Он думал о словах, которые пела та чертова певица. О том, что «она не может быть для меня» — глупость, но в конце концов это было так похоже на его ситуацию.       Возможно, и в самом деле Микаса не была его? Но что же он может тогда сделать?       Леви явно был в нее влюблен. Он просто не может сказать это вслух. Это прячется за стикерами, вкусной едой, которой он ее угощал, это написано словами в книгах, которые он подчеркивал. Так много и так далеко от чувств, на которые он не может ответить должным образом. Но что ему еще делать, если его задница застряла где-то, что называют любовь.       Слишком много дерьма за один день.       Отвязывая поводья своей лошади, он задумался.       Минуту.       Что, если она так же ищет меня?       Черт, я действительно слишком стар для таких сложностей.       Он двинул плечами, теряясь в океане собственных мыслей. Леви думал, мысленно проклиная затею, которую затевал, когда в очередной раз брал поводья.       Полагаю, еще хотя бы несколько минут…              — Леви?              Пожалуйста, пускай это будет она, только она…              Он обернулся и был чертовски расстроен, когда вместо Микасы увидел Пероччо: — Чего ты хочешь?              Пероччо просто помотал головой и молча ушел. Леви пошел в маленькое помещение рядом с конюшней, пожелав себе спокойной ночи. Леви просто опустил голову, его глаза сильно сощурились, поскольку он был довольно разочарован. Возможно, Микаса просто не хочет его видеть.       Может быть, Леви лучше просто пойти домой.       Может быть, может, мо-              — Леви…              Но этот раз Леви не обернулся. Он ждал ее, так что его глаза все еще были приоткрыты.       Но, черт бы побрал эти стены, на этот раз он не облажается, поэтому он, отбросив свою гордость, повернулся, чтобы взглянуть на нее: — Микаса? Что случилось?              Микаса стояла там, ее глаза были красными, щеки пылали. У нее захватывало дыхание, она оставалась безмолвной, колеблясь: броситься ли ей ему на шею или что-то в этом роде.       Леви молча покачал головой, вставая и делая шаг, чтобы сократить расстояние между ними. Леви не любил, когда его трогают, но весь этот день был сплошным исключением из его принципов.       Он притянул ее к себе и заключил в объятия, так нежно, и в то же время так крепко, почти шепча ей слова, которые она так хотела услышать: — Прости меня, Микаса… Мне правда жаль.       — Нет, Леви, прости меня…              Обняв крепче, Леви прервал ее. Голова Микасы теперь оказалась на его широкой груди. Леви хотел, чтобы все было именно так, но никогда себе в этом не признавался. Но какое это имело значение? Особенно в этот вечер, когда они так долго искали друг друга.              — Замолчи, глупая женщина. Ты — дочь дьявола…              Он услышал, как она хихикнула, шмыгнув носом в его безупречно белую рубашку. Леви проигнорировал вопли своего ОКР. Его губы нежно коснулись макушки Микасы. Он не потеряет ее снова, ни хрена подобного. Это было так глупо, поглощало все силы и вызывало дикое чувство вины.       Поэтому, когда он нежно обхватил ее лицо своими руками, чтобы увидеть его еще раз, он впервые честно признался себе в своих чувствах, откидывая барьеры, которые всегда его останавливали.              — Я не могу потерять тебя, Микаса. Ни в этой жизни, ни в этом мире, ни в какой-либо еще дыре, которая может встать между нами. Ты понимаешь…              — Леви… — она горячо выдохнула его имя, и мурашки пробежали по каждому сантиметру его позвоночника.              — Просто дай мне закончить хоть раз… ты, чертова женщина, — он остановился, его туманно серые глаза застыли в ее блестящих и стеклянных. Его глаза были загадкой для Микасы, то, как они меняют цвет с тускло-серого к стальному, голубому или индиго, так же, как менялся его взгляд, когда он смотрел на нее. Тем не менее, его не волновали его глаза, или то, как он менялся рядом с ней, поэтому он продолжил.              — Ты так важна для меня. Микаса. Ты просто не знаешь, насколько. Может я просто отношусь к тебе как придурок, но… господи. Ты чертовски мне важна.