Иллюзии

       Это случилось недавно, всего пару лет назад. Целых две недели все были уверены, что в криминальной песенке самого везучего сучьего сына Вейла прозвучала-таки прощальная нота.        Кто именно в Вейле этот самый удачливый преступник? Что ж, спросите любого, кто так или иначе знаком с местным криминальным миром, ответ будет один: Роман Торчвик! Его способность уходить из самых хитрых полицейских засад, да не просто уходить, а с поистине издевательской легкостью, с шиком и едкими шуточками, стала уже чем-то вроде городской легенды. Поговаривали даже, что это и есть его Проявление… Те, кто не в курсе были, в чем здесь настоящая причина. Посвященные же знали, что леди Удача Романа — действительно леди. Ну, или, по крайней мере, мадмуазель. И ходит за ним по пятам в буквальном смысле, а вовсе не в переносном. Но посвященные мало кому об этом рассказывали, поскольку поголовно состояли на службе в полиции, а потому говорить о напарнице Романа вежливо и цензурно были просто физически не в состоянии. Тот же, первый и единственный, кто попытался прилюдно хаять «разноволосую сучку», получил весьма лаконичное, но предельно внятное предупреждение в виде собственных трусов, как одна пара, порезанных в бахрому на стратегических местах очень-очень острым клинком. Притом, что лежали те трусы в запертом ящике запертого шкафа, в запертой комнате запертого дома. И ни один замок на пути к ним не пострадал.        Оно и неудивительно: к самому Роману, если тот таки попадался, его сообщница заявлялась в камеру с такой же непринужденной легкостью и без труда его вытаскивала. Так что, возможно, не так уж неправы были те, кто судачили о счастливой звезде Торчвика: ведь само по себе наличие такой помощницы-выручалочки — уже удача на все времена!        Но вот, пару лет, как уже говорилось, назад нашелся снайпер из полицейского оцепления, утверждавший, что везение Романа Торчвика закончилось, во время крайней из облав, на перекрестье его — снайпера — прицела. Что попался туда не в меру счастливый, если наглость считать за счастье, преступник с почти уже сбитой после долгой погони Аурой. Что этот самый снайпер собственными руками, а также усиленной Праховой пулей из крупнокалиберной винтовки, устроил Торчвику крайне обширную вентиляцию черепа, однозначно несовместимую с дальнейшей преступной жизнью и с жизнью как таковой. И, как тоже уже упоминалось, целых две недели в это все искренне верили.        После чего снайпера нашли в собственной ванной с пятью дюжинами колотых ран от узкого длинного клинка. Мертвым, естественно. А вот Романа нашли, напротив, живым, невредимым и весьма довольным собой. Точнее, это он сам нашелся, на очередном ограблении.        И снова все завертелось в прежнем ритме: полиция ловила, Торчвик удирал. Или не удирал, но тогда его самого крала прямо из-под замка напарница. А затем — всё сначала…        Так вот, о самом существовании у Романа сообщницы знали далеко не все. Но ещё меньшее число людей хотя бы приблизились к ответу на простую, но бесконечно сложную задачу: почему? Почему некая Ниополитан раз за разом вытягивает некоего Торчвика из самых невероятных передряг?        Предположений строилось много, целые горы. Но ни в одной из них не нашлось песчинки истины. Просто, чтобы понять, в чём же здесь дело, любопытствующим не хватало кое-какой информации.        О существовании у Романа сообщницы знали не все. А из тех, кто знал, не все были в курсе, чем же она так полезна. И только двое во всем мире знали кое-что ещё.        «Зеркала». Иллюзии, которые создавала Нио, хрупкие образы, рассыпавшиеся от контакта с реальностью… Она сама их делала недолговечными. Специально.        Поскольку они могли быть и другими. Более реальными. Более опасными… для самой же Нио.        И нет, восстание творений против создателя здесь ни при чём. Просто, чем долговечнее и достовернее морок, тем отчетливей нужно его себе представлять, во всех подробностях. Фактически, поверить, что он реален. И, если зайти слишком далеко в детализации, попытаться воссоздать буквально каждую мельчайшую частицу нужного образа… Что ж, это может получиться, и тогда иллюзия будет неотличима от живого человека даже наощупь, будет взаимодействовать с реальным миром. Даже может весьма убедительно истечь кровью и умереть, если её ранят. Вот только маленький нюанс — мозг от подобных фокусов ловит перегрузку. Переполнение. Но, подстегиваемый Проявлением, не отключается, а продолжает работу над иллюзией, замещая ей собственные воспоминания. Стирая их.        А, если места всё равно не хватает, начинают исчезать элементарные навыки. Можно, например, забыть, как моргать. Или ходить. Или говорить. Словом, проделать такое и уцелеть можно один-два раза в жизни. Потому что на третий — если уже не на второй — забудется, в лучшем случае, как вообще использовать Проявление. А то и вовсе — как дышать.        Нио всё это доподлинно выяснила, когда попыталась однажды создать собственную точную копию. «Зеркалом» там было не обойтись: по следу шёл особо упорный наемник, и успокоился бы он, только собственными глазами увидев мертвое тело. Да, похоже она всегда была не в ладах, как с законом, так и с беззаконием… И это, практически, всё, что Нио помнит до момента, когда открыла глаза и увидела парня в белом костюме и шляпе, который нервно закурил с третьей попытки и выдохнул вместе с дымом:        — Никогда так больше не делай!        И, словно старый знакомый, подал ей руку, чтобы поднять.        Как он умудрился откачать словившую от перегрузки ментальный шок Нио, как оказался рядом с ней, кто он вообще такой: друг, родственник, просто очень странный прохожий? Ответа не было. Но именно с тех пор Нио всегда следовала за Романом и не представляла себе другой жизни. Возможно, потому, что и не знала её — этой другой жизни.        Так вот, по поводу побочных эффектов. То, что потеряно в попытке создать идеальную иллюзию, уже было не восстановить, даже если её развеять, так или иначе. Та «близняшка» Нио долго не протянула: покидая своё убежище на руках Романа, она видела место, где наемник настиг, как он считал, жертву. Но голос так и не вернулся, оставшись платой за ошибку. Что ж, могло быть и хуже. Как с подделкой, например: распростертая фигура в белом платьице, намокшем снизу багряным, почти обезглавленная выстрелом из крупного калибра. Белое и красное. И запах Праха. От этой картины, даже просто представленной в мыслях, веяло какой-то неизбывной жутью. Причем, даже не потому, что так могла бы закончить сама Нио, нет. Но это словно напоминало о чём-то… Будило то, что будить уж точно не стоило… Вот Нио и не будила, предпочитая на этом моменте переключаться на другие мысли.        Например, на то, что даже заново научиться тому, что уже умела когда-то, оказалось почему-то невозможно. Нио ведь пыталась снова заговорить, ещё как пыталась! Но в итоге так и не смогла осилить хоть какой-то звук: новым старым знаниям словно не за что было зацепиться в голове, и они сыпались оттуда звонким горохом, оставляя за собой лишь привычную слегка звенящую пустоту.        Впрочем, не стоит о грустном. Лучше — о Романе, например, почему бы и нет?        Торчвик шутил иногда, что напарница знает его лучше, чем себя саму, и даже лучше чем он сам себя знает. Или не шутил: Нио и в самом деле всегда могла заранее угадать, до последнего слова и жеста, включая неосознанные, его реакцию на любое событие, от невинного дружеского розыгрыша, до известий о полицейской облаве. О себе же ей было известно лишь чуть больше, чем ничего. Даже черты лица приходилось то и дело подсматривать в старой газете, где сообщалось о награде за голову — почему-то в зеркале Нио себя не воспринимала. Наверное, потому, что знала, как легко зеркала лгут. Пару лет назад, когда она совсем запуталась в том, как выглядит, Роман принес эту газету, сказал что там говорится о награде за неё, Нио, и та не нашла причины не верить, да и не искала её вовсе. К сожалению, фотография оказалась черно-белой, так что с цветами волос и глаз возникла проблема. Впрочем, невелика потеря — Нио, даже определившись с этим вопросом по собственному вкусу, все равно, сколько ни старалась, никак не могла запомнить, какой глаз должен быть какого цвета, и точный порядок цветных прядей в прическе.        Так что — да, Романа она знала намного лучше.        Только вот был и у него секрет даже от Нио. Или наоборот, кто разберет? Мелодик Каджел, его огнестрельная трость. Он не мог не заметить, что с его оружием что-то не так! И он определенно не помнил, чтобы пытался отбить им заряд Праха из тяжелой винтовки, да ещё так неудачно! А едва заметное искривление указывало именно на такой ход событий. И ещё — на то, что полностью отразить атаку всё равно не удалось, иначе бы повреждения были куда более явными.        И, с тех пор, как он это заметил, Торчвика мучит любопытство. И нерешительность — есть у него ощущение, что таких вещей лучше не знать. В конце концов, он, конечно, спросит у Нио, что стряслось… но не сейчас. Возможно, завтра.        И именно эту фразу он говорит себе по утрам уже пару лет.