Так, как надо

Черт. Как же больно. Просто чертовски больно. Болит нога, раздавленная камнем; болят лёгкие, раздраженные холодным воздухом, вообще все тело болит. А ещё очень больно внутри. Как же не хочется умирать. Как же хочется поехать с детьми и Курьером в Сикоку. Как же хочется жить. Почему раньше Мошенница не ценила жизнь так, как ценит сейчас? Вот правду говорят: имея не ценим, а потерявши плачем. Почему раньше она думала, что бы съесть на ужин, а сейчас думает о том, как бы попытаться не умереть. Она ведь всегда была слабой. Боялась каждого шороха, несмотря на то, что всю жизнь жила в преступном районе Кансая. Она бы никогда не смогла вредить и убивать людей. Она бы не стала рисковать жизнью ради практически незнакомых детей. Так почему она это делает? Зачем? Зачем? Этот вопрос просто разрывает изнутри все. От этого и больно. «Ну вот, на одну загадку меньше», — грустная усмешка про себя. Прижимая к груди курьера эту чёртову монету в пятьсот йен, она понимает, что видит его в последний раз. По сердцу снова будто резанули ножом. Не хочется прощаться с ним. С этим мрачным неразговорчивым парнем. Она понимает, что скоро умрёт, в горле образовывается тягучий ком. Но она не проживает ни слезинки. Акудама ведь не плачут. Она понимает, что уже не вернётся, что это последний раз. И он вроде бы тоже, но почему-то напоследок бросает: «Постарайся не умереть». И у обоих все в очередной раз сжимается. Хочется рыдать. Хочется бежать. Хочется обнять Курьера. А ещё очень хочется, чтобы все это оказалось не более, чем кошмаром. Или не хочется? Мошенница осознает, что вообще не хочет забыть все, что было. Странно. Но не страшно. Вдруг стало так спокойно. Все ещё страшно, все ещё больно, но как-то спокойно. Тот факт, что она — Мошенница, акудама супер-S класса, внезапно перестал удивлять. Будто бы все так, как и должно быть. Она… Она на своём месте. Стать преступницей в конечном итоге было предназначением её жизни. Она улыбнулась, махнув на прощание детям и Курьеру. Интересно, за кого он все-таки ее принимал? Хотя, он, наверное, принял бы её любой. Какой бы она сама хотела быть. «Я была рада быть акудамой», — мелькнула последняя мысль. Кровь брызнула на крест. Жизнь Мошенницы закончилась. Закончилась так, как должна была. На своём гребаном месте.