Последний путь

      Все произошло однажды. Теплой весенней ночью, в, казалось бы, безлюдном сквере, где шуршание листвы заглушало собственные мысли. Гриша сидел на скамейке под светом тусклого старого фонаря и думал. Думал о многом, но, в основном, о том, что потерял все, что имел. Вокруг него было много людей, но не хватало самого дорогого. Даже президентство не могло заполнить зияющую дыру на месте его сердца. Потому он и оставил это дело, передал самому верному полковнику — любимцу всех от мала до велика. Жилин справится лучше, да кто угодно справится лучше, только не Стрельников. Что бы министр милиции не говорил, Гриша точно знал — обратно не вернется, ни за что. Свобода, потерянная им десятки лет назад, была дороже.       Мысли все вертелись в его голове, но оставаться здесь не хотелось. Пальцы как назло закоченели даже в перчатках, а в темных очках различать дорогу уже не представлялось возможным. Гриша в последний раз откинулся на спинку скамейки, приспустил очки и из-за темных линз показались холодные глаза, огонек в которых потух в ту же секунду. На черной водолазке расплылось теплое липкое пятно, дыра из метафорической превратилась в реальную. Никто не был свидетелем последнего дыхания, разве что темный силуэт, неспешно удаляющийся вглубь сквера с ружьем наперевес. Месть свершилась, Захар почти ни о чем не жалел, брат заслужил того, что с ним произошло. Тяжелое тело свалилось на землю, стекла темных разлетелись на осколки, которые уже не собрать.       Каково это — ничего не чувствовать? Теперь Гриша знал. Только свет, только пустота, только мысли. Ничего больше. Стрельников поднялся на ноги, ранения не было. Было только влажное пятно на груди и очки, походившие скорее на игрушечные: отсутствие стекол, погнутые дужки и множество царапин. Григорий смахнул с себя невидимые пылинки, будто это бы помогло, пробубнил что-то под нос и цыкнул. — Негоже, муженёк, в таком виде перед дамой появляться, — знакомый голос звучал близко и при том далеко. Стрельников обернулся, перед ним стояла та, что оставила после себя дыру в сердце — его Ната. Та самая Нателла, в роскошном струящемся платье и с неизменным взглядом. В руке она держала пистолет, направленный в сердце. Какая ирония, ведь дважды не умирают, тем более в Катамарановске. — И как же тебя угораздило? — в ответ лишь молчание, — Не Захар ли постарался? Хоть что-то в этой жизни смог сделать нормально. Даже если и так, я готова повторить. Твои последние слова, я слушаю. — Мне плевать. Делай что хочешь, как всегда, — даже бровью не повел, — Ты же у нас самая умная, правда? Лучше всех все знаешь. А знаешь, как мне плохо было? А сыну? Знаешь, что я ему говорил, когда он ночами плакал, маму звал? «Мамочка сейчас не с нами, но она всегда рядом, вот здесь, в телефоне, который тебе дядя Захар подарил, храни его как зеницу ока, только там ты ее услышишь». И знаешь, помогало. До сих пор с ним ходит, тебя ждет, хоть и взрослый уже. Да кому я говорю, тебе же плевать, на него, на меня, всегда так было. Ты и не любила меня никогда, а я тебя да. Влюбился как мальчишка, тянуло к тебе, конфетка. Почему? Неважно уже. Так что давай… Убивай, закончи свое дело, ты же этого хотела, — он отвел глаза, ведь чувствовать на себе родной взгляд было невыносимо больно.       Секунды длились как часы, но ничего не происходило. Только послышался удар и падение тяжелых капель на пол. После к ним прибавились всхлипы. Ната сидела на коленях и плакала. Все-таки она что-то чувствует. — Знал бы ты, как я хотела вернуться. К тебе, к сыну, но я не могла. Я, я боялась. Боялась, что вам и без меня хорошо, что своим присутствием все только испорчу, так всегда было. Думала, если у меня власть будет, то смогу вам что-то дать. Я забыла, кто я… что творю… Власть и деньги вскружили мне голову, загипнотизировали. Я почувствовала безнаказанность, но забыла, что за все надо платить. Я, я не знаю, что со мной… Гриш… Не знаю… И главное, что я забыла — это ты. Забыла, что у меня есть семья, есть сын. Я просто сошла с ума…       Стрельников стоял в недоумении, смотря на Нателлу. Грише было жаль ее, искренне. Раньше он был таким же, грабежи и разбой приносили ему настоящее удовольствие. Они похожи, даже больше чем думал раньше. На этот раз слова были честнее всех сказанных при жизни. И Гриша верит ей. Сквозь пелену собственных мыслей, он услышал тихий шепот вперемешку со слезами. — Это я во всем виновата, и что тебя убили тоже. Я не хотела, чтобы все было так, я не хотела тебе зла. Захар перегнул палку и все испортил. Все из-за меня. Прости… Прошу прости меня… за все…- слезы текли по ее щекам, тушь и помада размазались, волосы растрепались, она была такой уязвимой. Ната все поняла, да только слишком поздно. Глаза застилала соленая пелена и все мысли были далеко, так что она не сразу заметила теплые объятия на своих плечах. — Ты заигралась, Натка. Все что ты сделала, конечно, неправильно, но ничего не поменять. Ты, конечно, та еще, но я тебя понимаю. Я тебя прощаю. Нателла еще сильнее прижалась к мужу, Гриша гладил ее по макушке, пока пиджак пропитывался слезами вперемешку с макияжем. — Рад, что мы снова вместе… — … навсегда.