Дар или проклятие?

*Десять часов назад* Антон пришел к месту встречи заранее – на целых полтора часа. Необходимо было проверить местность, ведь от «Ингрид» можно было ожидать любого подвоха. В записке, что утром Антон нашел под ящиком в сарае на заднем дворе, Полиной было написано одно слово: «Да». Это значит, что она передала неизвестному, ищущему Прометея, его указания: «В шесть вечера в лодочном сарае». Одно слово, написанное изящным почерком, на который Антон заглядывался еще в школе. Но дрожащие буквы выдавали девушку – от записки веяло тревогой. Ее просто невозможно было не почувствовать. Полина не доверяла неизвестному, хотя смирилась с решением возлюбленного. Антон тоже не доверял уже никому. Кто мог искать его через старый чат? Наташа Колчина? Она в руках своего безумного приемного отца. Светлана Остапенко? Антон неоднократно наблюдал за домиком на болотах, где, как выяснилось, она скрывала своего маленького больного сына, за которым ухаживала старая знахарка. Молодой человек не мог приблизиться, чтобы попробовать «прочувствовать» Светлану, но того, что он ощутил, хватило, чтобы понять: в принципе, неплохой человек, она связана по рукам и ногам. Неудивительно, в «Ингрид» умели это делать. По своей воле она не станет рисковать, когда ценой этому будет жизнь ее ребенка. И в то же время беспрекословно выполнит любое повеление Колчина. Так готовила ли именно она ему ловушку? Есть еще Александр Авдеев – предатель. Антону стоило лишь раз увидеть его в баре, чтобы прочувствовать червоточинку в душе этого лицемера. Именно потому он сразу и решил уйти, даже не вступая в разговор. Жаль только, Авдеев успел увидеть его лицо и, не пропади он без вести на более чем полгода, Антону было бы несдобровать. Странная амнезия делала Александра пока беспомощным, но кто знает, когда память вернется к нему? Полина говорила, что Вульф делал всё возможное для этого. И есть некто четвертый, о котором упоминала Света Остапенко. Кирилл Васильев, «капитан Немо», как его называла Наташа Колчина. Похоже, еще один рыцарь на деревянной лошадке, ищущий правду, не догадываясь, что стережет ее даже не дракон, а коварный змей. Кирилл вроде как тоже погиб в Греции год назад… а может, пополнил ряды пленников в подземельях «Логоса». Полина не могла знать обо всех, в эту часть нижнего уровня ее не пропускали. Да и не это было ее задачей. На кону были ставки в миллионы жизней. О паре десятков пленников было не время думать. Антон устало прислонился к дереву и накинул на голову капюшон – благодаря темно-зеленой толстовке, его трудно было сейчас заметить, зато все подступы к сараю были как на ладони. Не думать о десятках жизней, теперь уже и он стал мыслить другими категориями. А ведь молодой человек чувствовал биение каждой жизни, ощущал эмоции человека, его радости и страдания. Вот даже здесь, в лодочном сарае, он будто в прошлогодней газете прочитал случившуюся здесь историю. Антон медленно вошел в сарай. Тут было пусто, и всё же здесь еще оставались невидимые обычному глазу тени прошлого. Его отголоски, едва уловимый запах произошедшей драмы… Молодой человек скользнул рукой по стенам, затем, присев на корточки, приложил ладонь к полу, усыпанному разным мусором. Ощущения говорили ему: здесь держали связанными двоих подростков: девушку и парня. Антон чувствовал страх первой, боль и злость, переходящую в дерзость, последнего. Чувствовал спокойную, холодную решимость третьего участника действа, их стража. Земля впитала кровь мальчишки, стены сарая – его стон, когда мужчина ударил его по лицу. Антон поднял обрезанную веревку, валяющуюся неподалеку, но почти сразу выронил, будто она, как змея, ужалила его. В руки впился ужас девушки и вместе с тем чувство омерзения, которое она испытала, когда «страж» прикоснулся к ней, гладя по щеке. Антон не ведал, кто был этот надсмотрщик, кем были пленники. Но догадывался – рядом с этой школой волк и его жертвы были донельзя узнаваемы. Молодой человек двинулся из сарая дальше по тропе, по следам отчаянной борьбы, и узнал, что у истории был почти счастливый финал… только с привкусом горечи. Чуть дальше в лесу произошла схватка – росшая в то время трава давно умерла, но поведала уже той, что сейчас пробивалась сквозь замерзшую землю, как на ней схватились в смертельной схватке двое. Один – наемник, лишенный сердца, другой – отец, готовый умереть ради спасения сына. Его любовь к собственному ребенку виделась Антону какой-то странной: отчаянной, безысходной, будто мужчина недоносил свое дитя на руках, недозаботился, недолюбил – и теперь ценой жизни пытался вернуть этот неоплатный долг… И вернул, и оплатил – сполна, до краев наполнив чашу… У дерева, прислонившись к которому он умирал, засохли две нижние ветки – они тоже вкусили смерть… Но у корней поднималась новая поросль, и Антон прочитал по ней, что мужчина не уходил в одиночестве. Рядом плакала его любимая женщина, рядом стоял, провожая, его сын. Спасенный сын. Где-то они все теперь? Ушли навсегда из этих страшных краев? Или всё еще живут в «Логосе», чем-то связанные, как и многие его обитатели? Этого сарай и росший кругом него лес рассказать Антону уже не могли. Молодой человек рукавом толстовки вытер лицо. Пот смешался с несколькими слезинками, проступившими на глазах. Дар повышенной чувствительности позволял многое узнать. Но и отнимал немало – ты будто сам проживал частички чужой жизни. Фрагменты, обрывки, лишь самые сильные ощущения. И всё же – проживал. И вокруг этой школы крайне редко это были радостные моменты. И если бы только вокруг этой школы… Впервые ощутив свой дар, Антон надеялся, что будет чаще радоваться, узнавая мир по отпечатках чужих чувств, оставленных в нем. Увы, чаще ему приходилась прикасаться к боли и медленно, капля за каплей, вбирать ее в себя. Изменяясь, чтобы постепенно никогда уже больше не напоминать того беззаботного мальчишку, каким Антон когда-то был… «Прометею» важна была каждая жизнь, потому что ни одна не проходит для мира незамеченной. Но если Колчин добьется своего – вокруг всё утонет в страданиях и боли. И эта пучина унесет с собой и Антона. Его дар не поможет ему – наоборот, станет препятствием. Он уже препятствие, Вадим поэтому и отказался от него. Творить зло можешь, лишь не чувствуя страданий других людей. Но иногда творить добро тоже приходится, заперев сердце и чувства на ключ. А также пойдя на страшный риск. И Антон ждал неизвестного, который придет уже через полчаса. Всего каких-то полчаса – и появится новая надежда. Или же всё рухнет. За поясом был пистолет, но Антон понимал, что он мало ему поможет. Да и стрелять, разбрасывая по миру очередные сгустки боли, молодой человек был намерен лишь в самом крайней случае. А пока оставалось лишь ждать, надеясь почувствовать намерения неизвестного еще до того, как станет слишком поздно. *** Наверное, Кирилл и впрямь был безумцем, потому что, шагая по направлению к лодочному сараю, думал не о возможной ловушке, которую устроил ему некто «Прометей» – вполне может статься, еще один член группировки «Ингрид», обосновавшейся в школе. Вместо этого мужчина раз за разом прокручивал только что произошедшее в холле, где он, не заботясь о том, что их могут видеть десятки любопытных глаз, прощался с Верой. Прощался – и целовал. Быстро, мимолетно – так, впрочем, можно было окрестить все их отношения. Но тем не менее она не оттолкнула его. Более того – ответила. Он в тот момент думать забыл о ее даре, что она может словить от него новое видение. Всё было неважно. Но, когда Кирилл уходил, то заметил, что девушка провожала его взглядом – взволнованным, слегка растерянным, но не испуганным. Значит, он не причинил ей новой боли, хотя опять повел себя эгоистично. Но не мог он не прояснить всё между ними, ведь не знал, вернется ли вообще. А вот теперь просто обязан вернуться, потому что его ждут любимая женщина и сын. Не может быть, чтобы всё оборвалось теперь, вот сейчас. Стоп. Кирилл остановился и заставил себя включить голову. Ну как школьник после первого свидания, ни одной путной мысли в голове, одни эмоции! Не проверил – нет ли хвоста, идет, как на прогулке, не прислушивается к подозрительным шорохам в лесу, не всматривается – не мелькнет ли среди деревьев чья-то день. Так нельзя. Если хочет вернуться, то следует быть настороже. И, сдержав бушующие, точно волны неспокойного моря, чувства, Кирилл пошел медленнее, стараясь не пропустить ни единого звука, провожая пытливым взглядом и юркую сороку, и пробежавшую по веткам рыжую белку, точно они могли быть подосланы «Ингрид». В этой школе, в этом лесу нельзя было быть уверенным ни в чем. Но вот наконец и сарай. Пустынный, давно заброшенный. Когда-то, как рассказывала Елена, здесь учили гребле, а влюбленные пары устраивали вечерами романтическое катание при луне. Но потом тренер уволился, причины так до конца и не поняли. Хорошо если уволился, а не был препровожден на тот свет за то, что увидел что-то странное, не вписывающееся в облик элитной, безопасной школы. И всё замерло – лодочное хозяйство приходило в упадок, сарай потрепали время и бури, лодки уже большей частью пришли в негодность. Теперь сюда редко кто приходил, разве что во время пробежек. Вот и Кирилл бывал здесь пару раз, но не задерживался. Смотреть на увядание было неприятно. Но кто же ждал его теперь? Кирилл попробовал поизучать следы, но быстро признал свое поражение. Дождя не было, снег в этой части давно сошел, и на твердой почве невозможно было ничего разглядеть. Натти Бампо из него, конечно, никудышный. Ну, что ж, момент истины. Кирилл осторожно отворил дверь, которая предательски заскрипела, оповещая, казалось, всех в округе о его присутствии. Несмотря на пробивающийся сквозь многочисленные щели свет, в сарае царил полумрак, и Кириллу пришлось подождать секунд десять, пока его глаза начали хоть что-то различать. И тут он убедился, что в сарае пусто. На всякий случай Кирилл проверил и за ящиками, заглянул за старую лодку – никто его не ждал… …Или ждал не здесь. Дверь снова скрипнула, Кирилл молниеносно обернулся – и увидел стоящего в дверном проеме человека. Судя по фигуре, это был мужчина, разглядеть его из-за падающих лучей было сложно, но по тому, как в его руке сталью блеснул пистолет, Кирилл понял, что взят на прицел. Теперь бежать бесполезно. Бежать от – Кирилл прищурился и наконец разглядел мужчину – Вадима Уварова? – Ты?! Он не ожидал увидеть здесь школьного физрука. Кого угодно – незнакомца, или таинственно исчезнувшего перед Новым годом Виктора, или даже того странного человека, некоторое время преследовавшего его и Наташу по пятам… Но Вадим? Подтверждая его догадку, молодой человек кивнул и сделал несколько шагов навстречу. Теперь, когда в глаза не бил яркий свет, Кирилл смог получше разглядеть стоявшего напротив него мужчину. И понял, что перед ним действительно был Вадим… и в то же время не Вадим. Лицо. Лицо, как две капли воды похожее на лицо Уварова, но черты были мягче, и, самое главное, глаза… Чистые, как глаза ребенка, пронзающие насквозь, печальные, словно вобрали в себя если не всю скорбь мира, то уж точно не меньше половины. Никогда Кирилл не видел такого взгляда у Вадима. – Сожалею, но тебе придется пойти со мной, – молодой человек не думал убирать пистолет, хотя больше не наставлял его на Кирилла. Странно, но в его голосе не чувствовалось ни малейшей угрозы. Наоборот, звучал он спокойно, приветливо, будто приглашая всего лишь на прогулку. Радостную, долгожданную прогулку. Но Кирилл не собирался верить неизвестному с пистолетом – неважно, Вадим это был или нет. Он напрягся, готовясь к рывку, самозащите… Кирилл неплохо владел навыками борьбы, в институте даже принимал участие в состязаниях, а позже, после женитьбы, хотя и оставил занятия, но продолжал поддерживать хорошую физическую форму. Прометей стоит недостаточно близко, чтобы обезоружить его, но есть возможность заскочить за ящики и укрыться там от пули. – Тебе не стоит меня бояться… – молодой человек словно прочитал его намерения. – Я не собираюсь причинить тебе вреда. Правда, не собираюсь… – Именно поэтому у тебя в руках пистолет. Понимаю, – усмехнулся, вернее, попытался усмехнуться Кирилл, ловя себя на мысли, что совершенно не хочется иронизировать. Прометей чем-то внушал ему доверие. Нелогичное, абсурдное… – Просто потому, что не хочу, чтобы вред причинили мне, – одними уголками губ улыбнулся молодой человек. – Если ты пришел за правдой, я тебе готов ее открыть… но не здесь… здесь опасно… А там, куда мы пойдем, они нас не достанут… там мы будем в безопасности… в надежном убежище… Кирилл ощущал, что напряженные мускулы расслабляются под звуками этого голоса. Чувства восставали против доводов рассудка, убеждая отбросить прочь сомнения и пойти с этим человеком… куда угодно… потому что он ни за что не мог навредить. Наваждение какое-то! – Послушай, я не могу… – Кирилл ощутил, что собственный голос звучит неуверенно и как-то вяло. Собраться с мыслями становилось всё труднее. – Пистолет-то убери!.. – Конечно, – рука с оружием начала опускаться – медленно, в такт голосу. – Я не причиню тебе зла… я понимаю, ты ожидаешь подвоха… в тебе боль… недоверие… тебя обманули… заставили страдать… я знаю, каково это… но ты в самом деле можешь доверять мне… И он улыбнулся – снова едва-едва заметно, но на этот раз движению губ вторили и глаза. И Кирилл ощутил накатывающее спокойствие и даже какую-то безмятежность. Забывались тревоги, на ум почему-то приходили самые приятные моменты жизни. Вот он укачивает маленького Митьку, неловко пытаясь спеть ему колыбельную… Вот мастерит ему самокат… Вот они вместе за штурвалом «Немо»… Яхту качает на волнах, море шумит, напевая свою извечную песню, магнитом притягивающую к себе сердца мореходов… – Мы пойдем… и нас никто не найдет… никто не обидит ни тебя, ни твоих близких… Верь мне… И Кирилл уже не смотрел на пистолет, а видел перед собой только глубокие, грустные глаза молодого человека, которому просто не мог не довериться. И на губах сама собой появлялась ответная улыбка, потому что вновь память обращалась к дорогим сердцу моментам. Он первый раз держит на руках сына, радостный и взволнованный одновременно… В голове никак не укладывается: этот крошечный человек – его плоть и кровь, сын, родная кровиночка… такой маленький, хрупкий, боишься даже прикоснуться к нему… но, глядя на его доверчивые глаза, чувствуешь, как сердце наполняется гордостью. Я – отец… …Кириллу восемнадцать лет, на дворе лето, и он первый раз ведет отцовскую машину с открытым верхом, решив прокатить симпатичную ему девчонку… Вечернее шоссе пустынно, Кирилл приподнимается и, отпустив руль, раскидывает руки, будто птица – надо же показать себя… В ответ слышит, конечно же, испуганный и в то же время восторженный вскрик… Кирилл ловит лицом прохладный ветер… Он свободный, уже взрослый, но вся жизнь еще – впереди!.. Неважно, что потом от отца влетит по первое число!.. …Вот зимой на пробежке Кирилл видит на тропе девушку… ее волосы, золотистыми локонами падающие из-под шапки, играют на солнце, и он вдруг хочет нагнать ее и обязательно увидеть лицо… совсем как в юности, чувствуя в крови азарт, предвкушение чего-то нового, важного… И он бежит, обгоняет, оглядывается… и, поскользнувшись, растягивается прямо перед девушкой на лесной тропинке… Так начинается его с Верой знакомство… которое он теперь ни за что не забудет… Душа переживала всё новые и новые радостные моменты, в то время как сам Кирилл, не понимая, что он делает и зачем, послушно двинулся вслед за незнакомцем, который уводил их всё дальше и дальше от заброшенного сарая, от озера – к шоссе, где их ждала машина… *** – Я выстрелил… он упал в воду… Я думаю… он утонул… Я убил… я убил… своего друга… Комнату уже давно поглотили сумерки, но свет до сих пор никто не включал, будто двум собеседникам, находившимся в ней, было довольно и освещения с улицы. Хотя собеседниками их можно было назвать с натяжкой – один лишь спрашивал, другой – отвечал. Отвечал на любой вопрос – не медля ни секунды, не сомневаясь. На улице проехала машина, и по натяжному потолку метнулся свет от фар. Он скользнул и по лицу говорившего мужчины, но он даже не прищурил глаза. Он сидел неестественно неподвижно, точно завороженный. Он даже не осознавал, что рассказывает все свои тайны полному незнакомцу. Однако голос его дрожал, в глазах застыло болезненное переживание трагичного момента из прошлого, и даже руки чуть вздрагивали. Чувства мужчины нельзя было окончательно убаюкать, нельзя было сделать того, кто способен любить, сопереживать и раскаиваться, роботом. Изнутри Кирилла Васильева – теперь, оказывается, Воронцова – всего ломало. И Антон чувствовал себя так, будто ему дали цветок – живой, дышащий – а он его выкручивает, пока тот не повиснет измочаленным, мертвым в его руках. Это было отвратительное ощущение. Антон испытывал стыд за то, что поступает так. Но ему нужно было убедиться – убедиться в том, что Кирилл не предатель. Телефон Воронцова, на котором Антон предварительно выключил звук, засветился. Молодой человек поднес его к лицу. Опять некая «Вера». Она уже шестой раз звонила за этот вечер. Считывать эмоции на таком расстоянии Антон не умел, никто бы не смог, но отчего-то ему виделось в ее настойчивых звонках искреннее волнение. – Последний вопрос, – Антон положил телефон на стол. – Кто такая Вера? Удивительно, как сразу потеплел голос Кирилла, и его взгляд точно прояснился, черты лица, только что искаженные, смягчились. – Учительница истории в «Логосе». Я люблю ее… а она любит меня… Антон кивнул самому себя. Да, он не ошибся. Беспокойством за родного человека – вот чем веяло от этих звонков. – Что еще ты знаешь о ней? – У нее дар… ясновидения… через прикосновение может видеть прошлое людей… самые эмоциональные моменты… видела… как я убил Крылова… я ее боялся… а она… поняла меня… не раскрыла… А вот это уже было необычно. Ясновидящая – и в «Логосе»? Таких случайностей не бывает – только не в этом месте. – А фамилия? – Назарова. Вера Дмитриевна Назарова, – Кирилл почти пропел это имя. Любит. Сильно любит. Но кто же эта Вера? Союзник или завербованный «Ингрид» враг? Антону необходимо было это выяснить. Он взялся за ноутбук, где у него хранилась еще год назад взломанная база данных экспериментов «Ингрид» над детьми с семидесятых по девяностые годы. Поиск по фамилии и имени ничего не дал, этого и не следовало ожидать. Антон попробовал пробить по способностям. Результаты его удивили. Антон повернулся к Кириллу, всё так же неподвижно сидевшему на диване по ту сторону журнального столика. – Я сейчас включу свет, Кирилл, – проговорил он, протягивая руку к выключателю небольшого торшера. – И ты придешь в себя… Яркий свет прогнал мрак прочь из комнаты, заставив Кирилла машинально загородиться рукой. А когда он отвел ладонь, в глазах его мелькнула растерянность и непонимание. Он оглядел комнату, а затем весь подобрался, точно готовый к прыжку зверь. – Черт побери, где я? Отвечай, Вадим!