Точка разрыва

      Телефон разрывался от звонков, а Сарп разрывался от безысходности. Экран мобильника бесстрастно показывал половину одиннадцатого вечера, и сдерживать нарастающую панику, не имевшую ничего общего с рациональным волнением, становилось все сложнее. Нет, Сарп паниковал не потому, что с момента, когда камеры больницы засекли Мерта, прошло больше восьми часов, а потому что он не справлялся. Опять. Снова.       – О Аллах, если ты меня слышишь, помоги, – тормоза «Мустанга» взвизгнули, пытаясь справиться с мокрой дорогой. Сарп вывернул руль. – Клянусь, Всевышний, больше никогда ни о чем не попрошу, но сейчас дай хотя бы какой-то знак! Я так с ума сойду!       Этот день, давно перешедший в вечер, был будто маленькой имитацией всей его жизни. Бесконечный, бессмысленный, бесцельный бег по кругу от одной точки, в которой ничего не было, до другой, в которой было так же пусто: он снова и снова заводил мотор, возвращался то в притон Джошкуна, то к пустой квартире, то проезжал мимо дома, у которого дежурила полиция, то вставал у обочины и звонил – тоже по кругу. Нервничавший Юсуф все-таки посадил Мусу просмотреть ближайшие к больнице камеры, однако результата это не принесло: Умут действительно уехал оттуда на автобусе, но на маршруте были два десятка остановок, проверить которые было невозможно. Мелек то плакала, то посылала проклятья на голову отца, приставившего к ней охрану, и строила планы побега из дома в случае необходимости – один фантастичней другого. Эйлем категорически отказалась разговаривать с ним, узнав о просьбе впустить Мерта, буде тот придет, а мать почти так же категорически просила его приехать и объяснить, что происходило, почему у их дома стояла патрульная машина и с чего был так взволнован Барыш. Барыш, не долго выстояв, в свою очередь признал, что Мерт действительно приезжал в больницу, и поведал, как они вдвоем провели Давута. По словам Барыша, бывший комиссар выглядел едва ли лучше лежавшего под капельницей Джошкуна, не произнес и пары слов, и «брат, мне показалось, если бы не приехал Давут, он сам бы убил этого человека!»       Все это по отдельности и вместе не добавляло Сарпу ни капли оптимизма, и единственным, что еще хоть как-то успокаивало, был тот факт, что Умута не искал Джеляль. Пока.       Сигнал низкого запаса бензина заполнил салон вместе с очередным звонком Юсуфа, и Сарп опустил голову на руль, признавая то, что стоило признать еще пару часов назад – он выдохся.       – Слушаю, начальник.       – Сарп, где ты?       – Не знаю, – он нашел взглядом вывеску с названием улицы на ближайшем здании под фонарем и несколько секунд пытался понять, как его вообще занесло в этот район. – В Галате.       – Сынок, я понимаю, ты взволнован, но тебе надо отдохнуть, – Юсуф вздохнул до того громко, что Сарп поморщился от шума в динамике. – Эта ночь уже не принесет никаких новостей, но утром мы подумаем, что делать.       – Я знаю, что делать, начальник.       «И это ужасает меня больше всего».       Он действительно знал. Да, тогда Сарп был еще ребенком, но страшная процедура открытия дела, дачи показаний и описаний пропавшего человека, всех возможных мест и адресов, а потом томительного ожидания и постоянных звонков из полиции – он помнил все это слишком хорошо.       «Интересно, а полиция может завести дело о пропаже человека, числящегося мертвым? Технически это вроде бы не противоречит закону…»       – Поезжай выспись. Сейчас это лучшее, что ты можешь сделать для себя… и своего брата.       Сарп потер лицо и уставшие глаза. Юсуф был прав, ему нужно было отдохнуть. Хотя бы потому, что в таком состоянии уже было опасно вести машину.       – Хорошо, начальник, хорошо. Если можно, оставьте патруль у нашего дома. Я поеду ночевать на парковку.       – На парковку?       – Джеляль еще ни о чем не знает, и выходной он мне дал только на сегодня. Не дай Аллах приедет кто-то завтра с утра, а меня нет – я проблем не оберусь… как будто их и так мало. Да и ехать туда ближе.       – Хорошо, Сарп, как скажешь. Я позвоню утром.       – Спасибо, шеф.       Выезжая на мост, он подумал, что на этот раз соврал Юсуфу уж слишком откровенно: ехать отсюда что до дома, что до парковки было одинаково, и начальник об этом знал. И даже опасение не оказаться на месте, если Джеляль утром пошлет за ним кого-то из своих людей, было не столь велико, чтобы ночевать в ненавистном прибежище Алъянака. Просто Сарп не мог сейчас вернуться к матери… А до пустой квартиры комиссара, ключи от которой теперь валялись в бардачке, и правда было слишком далеко.       На парковке все осталось, как было утром: запертые ворота, фонарь, освещавший пятачок потрескавшегося асфальта, и развалившийся на лавке черно-белый кот. Сарп загнал машину под крышу и вдохнул прохладный воздух, пропахший машинным маслом и заржавевшей водой.       «Надо заправиться с утра», – посетила его чрезмерно бытовая среди всех прочих мысль. Чуждая настолько, что Сарп только и смог, что усмехнуться, взбираясь на второй этаж по шатким ступенькам. Одна, пять, десять, дверь… Понимание, что дверь по какой-то причине оказалась незапертой, пришло за мгновение до вида распростертого на полу тела в черном кашемировом свитере…       А потом сознание погасло, как разбитая лампочка.

***

      Пробуждение было трудным, словно всплытие с большой глубины: шумело в ушах, и голова была немыслимо тяжелой.       «Как будто снова выпуск, и мы напились в том баре… или как будто меня снова избил Джошкун».       Он усмехнулся, чувствуя высохшие губы и грусть оттого, что в его больном сознании побои старого ублюдка были таким же нормальным явлением, как пьяная гулянка.       «Справедливости ради, Джошкун бил меня в жизни чаще, чем я бывал пьян».       Следом за головной болью пришло подзабытое ощущение холодного пола и совершенно неожиданное – чего-то теплого сзади. Машинально сжатые пальцы нащупали чью-ту руку.       «Так сильно я еще не напивался», – глупо подумалось ему. И хотя спина, к которой он прижимался, была блаженно теплой, чувство неправильности не отпускало еще несколько секунд. Ровно до тех пор, пока в окутывавших тишине и темноте не прозвучал знакомый тихий голос:        – Ты очнулся?       И вместе с этим вопросом реальность рухнула на него, как поток ледяного дождя. Один за другим вспомнились больница, управление, траурно-радостный Юсуф, Эйлем с презрением в ее красивых глазах и серый город, слившийся в единую пелену… парковка, горсть обезболивающих, колючий плед и почти неслышные шаги… не в меру, как он сам, удивленный Давут в дверном проеме и короткая ожесточенная схватка, в которой у раненого не было шансов…       За спиной заерзало, скованные жесткими стяжками руки дернуло, плечо рвануло ноющей болью.       – Черт! – он стиснул зубы и тут же пребольно получил по озябшим пальцам.       – Заткнись! Аллахом заклинаю, заткнись!       – Это ты? – его разбирал смех. Неуместный совершенно.       – Я, – Сарп тяжело вздохнул и тут же добавил еле уловимым шепотом: – Говори тише. Давут и Миник за дверью.       Он приподнял гудящую голову. Они все еще были на проклятой парковке, в закрытое фанерой окно не пробивался ни один лучик света с улицы, и прямо над ним нависал бильярдный стол, на котором он оставил вскрытую аптечку и свой кошелек.       Сарп снова завозился, на этот раз гораздо аккуратнее, и его потянуло наверх.       – Сможешь сесть?       – Пожалуй, – он подогнул под себя сначала одну ногу, потом вторую. Судя по ощущениям, стяжки, которыми им перехватили запястья, были сцеплены еще и между собой, – если подставишь плечо.       Возвращение в вертикальное положение принесло головокружение и приступ дурноты. Он закрыл глаза, пережидая карусель разноцветных вспышек под веками.       – Сарп?       – Мм?       – Мне все это снится?       Он догадывался, что нет: это бы было уже слишком даже для его больной богатой фантазии. Но так хотелось услышать «да»…       Смешок Сарпа, увы, отдавал горечью.       – Если бы…       Сидеть с заведенными назад руками было нелегко, ко всему прочему его заметно кренило влево – то ли от поселившейся в плече боли, то ли какое-то из падений все-таки сотрясло его несчастную черепушку.       «Только этого не хватало. Будто бы там осталось что сотрясать».       – Скоро приедет Джеляль. Нам надо что-то придумать, иначе мы покойники.       – Придумать что? Объяснение, как я, «крот» Джеляля, оказался в компании того, от кого Кебабщик старался держать меня как можно дальше? – он усмехнулся. – Знаешь, сокурсник, кроме нецензурных причин мне в голову ничего не идет.       Сарп вздохнул. И неожиданно, без связи с темой, спросил:       – Почему ты приехал сюда?       – А куда мне еще ехать?       – Домой.       – У меня нет дома.       Признание вышло легко, словно только и ждало своей минуты. Он зажмурился до боли в висках.       – Сколько времени?       Он не понимал, зачем задал этот вопрос. Сарп был прав: им нужно придумать хоть какое-то объяснение произошедшего для Джеляля, надо выстроить план… А он вместо этого нес всякую чушь.       – Не знаю. Утро, наверно.       Это «наверно» почему-то очень, просто-таки невыносимо его задело, будто ребенка, которому отказались давать ответ на стотысячное «почему». Пальцы, немного согревшиеся и вернувшие чувствительность, нащупали браслет чужих часов – до своих он просто не дотянулся бы. Сарп заметил его возню, вывернул запястье, позволяя подцепить застежку, и никак не прокомментировал, когда он откинул добытые часы в сторону. Только извернулся, пытаясь разглядеть циферблат, и на краткий миг коснулся его виска своим.       – Половина…       Половину чего показывали стрелки, он узнать так и не успел: по лестнице загромыхали тяжелые шаги Миника, заскрипела дверь, и в помещении вспыхнул яркий, резавший глаза свет. Сидеть спиной к сцене грядущей трагикомедии оказалось ужасно неудобно, и он вывернул шею, силясь рассмотреть хоть что-нибудь. Первой в поле зрения попала Мелек. Бледная и чрезмерно накрашенная – чем всегда скрывала тревоги и слезы – она подошла к Сарпу с тем убийственным спокойствием, какое было присуще разве что Джелялю. Подошла и – отвесила звонкую пощечину.       «Однако… Много же я пропустил, похоже».       – Мелек?!       Сарп подался вперед, позабыв об их маленькой проблеме, и он не сдержал короткого стона. Плечо болело адски.       – Замолчи! – Мелек, кажется, занесла ладонь снова, но звука удара не последовало. – Замолчи, а то заберу у Давута пистолет и сама тебя пристрелю, мерзавец!       «Ого! Вот это номер…»       – Даву-ут, – в голосе Джеляля, напротив, плескалась усмешка, омерзительная, ядовитая, – развяжи их.       Металл ножа, коснувшегося кожи, обжег первобытным страхом, и, когда стяжки лопнули под напором руки Давута, ему вдруг резко расхотелось вставать, терять единственную незыблемую опору, которой была спина Сарпа.       Впрочем, Сарпу встать и не позволили. Он поднялся один, шатаясь и глядя, как в висок несостоявшегося убийцы Джошкуна уперлось дуло пистолета. Миник, добрая душа, был при этом абсолютно спокоен.       – Сыно-ок!       Джеляль шагнул к нему, раскидывая руки, и только непослушное затекшее тело не позволило увернуться. От Кебабщика пахло огнем и кровью. К горлу опять подступила тошнота.       – Сынок, ты в порядке? Прости Давута, но ты и сам виноват! – Джеляль похлопал его по плечу так бережно, что сомнений в осведомленности о ранении быть не могло. – Зачем поехал сюда один? Почему мне ничего не сказал?       Кебабщик отстранился, глядя с укоризной, а он почувствовал, как подгибались колени. Голова шла кругом, мысли размером с мамонтов бродили в ней, натыкаясь друг на друга, но поймать ни одну не получалось. Он решительно ничего не понимал. Только спрашивать «отца» теперь, в отличие от обычного, боязно было до одурения.       – Отец, что происходит?       Голос Сарпа звенел тем, что однажды Мерт Карадаг научился так хорошо скрывать – паникой. И шайтан знает, происходило это оттого, что ему самому было страшно, или от всех новостей последних суток, но сейчс он действительно слышал эти оттенки в звучавшем обычно зло и ехидно тоне.       – Что происходит? Ты, предатель, еще спрашиваешь?! После всего, что ты сделал?!       – Мелек, я не понимаю.       – Са-арп, сынок, к чему теперь эта ложь?       Джеляль протянул руку к бумажнику на голубом сукне, раскрыл, вгляделся в опустевший вкладыш, в котором комиссар обычно, как все хорошие полицейские, держал удостоверение. Теперь вкладыш был пуст, и, глядя на спокойное лицо Кебабщика, казалось, что его это вовсе не шокировало.       «Ты снова играешь с нами, Джеляль? – он навалился на стол, пытаясь собраться и собрать картину происходящего, но она рассыпалась, как бракованная мозаика, в которой не совпадали детали. – Или ты и правда знал, что увидишь меня тут?»       – Но ты удивил меня, Сарп, правда удивил. Обманул старого Кебабщика, ну надо же!       Джеляль усмехнулся и, захлопнув, швырнул ему бумажник. Он неловко поймал, не отрывая взгляд от обманчиво-добродушного лица, и краем глаза заметил на собственной ладони серебристый блеск. Он в упор не помнил, как умудрился, вставая с пола, прихватить часы Сарпа, но теперь жесткий браслет казался похож на притаившуюся змею. К счастью, все были слишком заняты, чтобы смотреть в его сторону… Игнорируя боль, он завел руку назад, запихнул кошелек и часы в карман. Сердце при этом даже не сбилось с ритма.       – Скажи мне, Сарп, что тебе пообещал этот лжец Юсуф? Что посулил за мою голову?       «Да ты никак бредишь, Джеляль. Рассудком на старости лет подвинулся? Какой, к черту, Юсуф?»       – Какой, к шайтану, Юсуф, отец?       Сарп засмеялся, вторая его мыслям, почти спокойный и слегка надменный, а он, стоя позади, видел то, чего не видел никто – как сын Фюсун сжимал подрагивавшие пальцы в кулак.       Мелек покачала головой.       – Хватит, Сарп. Довольно! Отпираться бессмысленно, ты сам во всем сознался. Разве не ты вчера приехал ко мне и рассказал, как после убийства Джошкуна, заметая следы, выстрелил в Мерта, приехавшего туда после вас? Разве не тебе я, не сдержавшись, открыла наш с братом и отцом секрет? Я сделала это, потому что испугалась, что ты причинишь ему вред, считая своим врагом… Я рассказала тебе правду, Сарп, только тебе, а следующим же утром все полицейское управление знало о том, что Мерт – человек Джеляля! Скажешь, это совпадение? Нет! Я давно подозревала, но теперь знаю точно: ты – предатель, «крот» начальника Юсуфа, причина всех наших бед!       «Меле-ек, ты что несешь?..» – ему в вены будто залили расплавленное стеклянное крошево, колкое и горячее. В висках начал набирать обороты пульс.       – Моя вина, что я сразу не рассказала тебе обо всем, отец. Моя вина… Я не думала, что Мерт поедет сюда, и не смогла до него дозвониться.       Мелек бросила на Давута испепеляющий взгляд. Джеляль улыбнулся. А ему захотелось снова нырнуть в темноту, в которой было так спокойно, потому что… потому что… Потому что о том, что комиссар Карадаг приезжал на место преступления и был человеком Кебабщика, до этого утра знал только один человек.       Сарп Йылмаз.       – Это бред…       По счастью, это вышло слишком тихо, чтобы кто-то услышал – даже он сам за шумом в ушах. Шестеренки, всегда, даже в самые критические моменты безотказно работавшие, скрипели и заедали. Перед глазами вставали то на сто процентов уверенный в своей правоте Юсуф, не имевший ни единого веского доказательства; то плачущий Сарп с двумя фото в руках; то заляпанный кровью мальчик на снимке и черное дуло пистолета, направленное точно на него…       – Мерт? Мерт!       Он с трудом сфокусировал взгляд на Мелек.       – Мерт, как ты себя чувствуешь?       – Ужасно, – честно признался он. Но, кажется, его вновь никто не услышал.       Пол под ногами плыл, и по этой зыбкой земле Джеляль вышагивал уверенно, как истинный капитан корабля.       Очевидно тонущего.       – Так что же, Сарп? Что ты теперь нам скажешь?       «Что ты спятил. Что мы все спятили».       – Мне нечего тебе сказать, отец Джеляль, – Сарп помотал головой. Его спина была неестественно прямой и напряженной. – Я вижу, ты уже все решил, а значит, даже несмотря на то, что все это ложь, мне добавить нечего.       – Отец, дай мне пристрелить этого шакала! – Давут улыбался, словно получил самый большой подарок в жизни. – Хватит разговоров!       – Постой, Давут, постой…       Кебабщик прошел вправо, потом влево, поджимая губы, словно репетировал про себя огромный душещипательный монолог. Поднял голову, и тяжелый взгляд уперся в него.       – Мерт, сынок, ты плохо выглядишь. Тебе надо отдохнуть.       – Я отвезу его домой, отец.       Мелек взяла под руку, потянула к двери, игнорируя не столько его сопротивление, сколько подкашивающиеся ноги. Ему казалось, что в эти секунды все на них смотрели и все что-то подозревали…       «Нервы ни к черту».       Когда за ними захлопнулась дверь, он вцепился в перила.       – Мелек, нам надо поговорить…       – Надо, надо… Пошли, я отвезу тебя домой, и там мы обо всем поговорим.       – Что за чушь ты сейчас несла?       – Я говорила только правду и ничего кроме: что Сарп в тебя стрелял, что он полицейский и что ты поехал к нему…       До конца лестницы оставалось две или три ступеньки.              Все гремит, стучит, будто огромные великаны из сказок сотрясают землю, и света хватает ровно на то, чтобы по стенам ползали извивающиеся ломаные тени. Они тянут к нему свои крючковатые пальцы, и он ныряет под одеяло с головой. Тут душно, но хотя бы ничего не видно, и можно вообразить, что все почудилось, что темные паучьи лапы не касаются сейчас спящих рядом детей…       – Не бойся, это всего лишь дождь.       Мерт никак не может вспомнить этот голос. Он не отсюда, не из холодной, темной, почти спартанской комнаты пансиона для мальчиков, в который его отправил отец Джеляль. За этим голосом не слышно воя ветра, только тихую дробь капель, и очень-очень хочется верить, что он настоящий. Что он не исчезнет, если высунуть нос из-под одеяла…       Но голос всегда исчезал. А потом перестал приходить вовсе.              Он очнулся – на пробуждение это было похоже мало – рывком. Сердце билось медленно-медленно, в оконное стекло барабанило, и на стены ложились угловатые тени деревьев.       «Дежа вю».       Он давно не боялся гроз, почти что даже любил, а тот голос вспомнить так и не смог.       «Голос – нет. Но вот интонация…»       – Ты проснулся? – ладонь Мелек коснулась его лба.       Пришлось согласно кивнуть и сесть. Как ни странно, сейчас у него ничего не болело.       – Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь болит?       – Нет… Как я здесь оказался?       Гостиная Мелек была заполнена мягким светом торшеров и запахом ужасного растворимого кофе. Он поплотнее закутался в одеяло и положил подбородок на подтянутое к груди колено.       – Миник дотащил… Ты потерял сознание на парковке, очень некстати, к слову. Я упросила Джеляля привезти тебя сюда, а не к нему домой или в больницу.       – Ясно… Мне что-то вкололи?       – Да, обезболивающее. Ты плохо выглядел.       Он хмыкнул, сжимая в кулак едва слушавшиеся пальцы.       – А сейчас я выгляжу лучше?       – По крайней мере теперь у меня нет ощущения, что ты собрался умирать.       – Это никогда не входило в мои планы, сестричка.       Он потер лицо. Голова была неправдоподобно легкой.       – Мелек?       – Да?       – Это правда?       Ему не понадобилось уточнять – она поняла. Подсела поближе, взяла под локоть, и он положил висок на ее плечо.       – Да, правда. Сарп – полицейский.       – Значит, это он сдал меня Юсуфу…       Это далось тяжело и неожиданно больно. Лампа в углу начала расплываться перед глазами.       – Нет! – Мелек встряхнула его, заставила посмотреть в глаза. – Вернее, не совсем так. Все, что я рассказала отцу Джелялю на парковке, правда… с определенной стороны. Сарп действительно в тебя стрелял и действительно рассказал о произошедшем на дороге Юсуфу – но до того, как вы узнали правду! Потом Сарп забыл позвонить начальнику, а мы с ним вчера говорили совсем не об этом. Сегодня утром Юсуф просто не знал, что вы с Сарпом братья, поэтому так и поступил.       – А ты откуда об этом узнала? – он едва узнал свой холодный тон.       – От Сарпа. Утром я увидела много пропущенных от тебя, звонила, но ты не отвечал. Я поехала на квартиру, и там был Сарп. Он тоже тебя искал. Он мне все рассказал: про то, что работает на полицию, про Джошкуна и Джеляля, про вас… Мы…       – Ты веришь ему, Мелек?       Сестра отодвинулась, посмотрела на него пристально, рассматривая, кажется, каждую черту. Он ответил спокойным взглядом.       – А ты нет?       – Я уже не знаю, кому и во что верить. Взять хотя бы тебя: я столько звонил вчера. Почему ты не отвечала?       Мелек отвела глаза.       – Потому что собиралась совершить глупость… Неужели ты меня в чем-то подозреваешь?       – А почему нет? – он усмехнулся. По собственным ощущением, усмешка вышла до отвращения похожей на смешки Джеляля. – Ты бросила меня, когда была так нужна. Может, ты врешь, что искала меня сегодня. Может, ты и на парковку приехала, только чтобы спасти Сарпа – он ведь тебе дороже!       – Мерт, не говори ерунды!       – Ну почему же ерунда, Мелек, почему? Когда Давут меня чуть не прибил в лесу, ты больше за Сарпа волновалась! Ты мне не поверила, что я в него не стрелял! А что тебе сказал сегодня Сарп, а?! Что я тогда пытался его убить?!.. Ты видела то фото, Мелек? Там же не видно лица, там вообще ни черта не видно! Ты знаешь, что кто-то пудрил мозги Сарпу, выдавая себя за человека, якобы знающего, где Умут?.. Наверняка это был Юсуф. Может, и теперь все это тоже план Юсуфа, только в этот раз Сарп решил подыграть начальнику?! Может, все именно так!.. Чего ты смеешься?!       Мелек действительно смеялась, старалась это скрыть, но не могла и смотрела на него так весело, словно он тут не сходил с ума от неопределенности и сомнений.       – Прости… Прости, Мерт, я не хотела тебя обижать. Но ты сейчас очень похож на Сарпа, просто ужасно похож.       Она снова засмеялась, а он почувствовал себя идиотом и наконец заметил, что вскочил с дивана, едва не перевернув шикарный стеклянный столик. Помнится, они чуть не подрались за него в магазине, но в конечном счете он уступил сестре. Тогда Мелек бросила «скоро станешь полицейским, а ведешь себя, как ребенок»…       И правда, он ведь полицейский, черт возьми. Пускай и бывший.       – Где ты была вчера ночью? – он поправил столик и опустился на диван.       Мелек перестала хохотать.       – У Джеляля. Я была так зла на него, что чуть не совершила глупость. Я приехала к отцу и приставила револьвер к его голове… а потом к своей.       – С ума сошла?!       В животе неприятно скрутило холодом. Вчера он отчетливо помнил, что сестра была в ужасном состоянии после новости об убийстве матери, а сегодня напрочь об этом забыл. Но, пожалуй, и в самом страшном из снов не мог представить такое.       – Сарп сказал примерно то же самое. Это Джеляль попросил его приехать. Но разговора у нас не получилось, Сарп был очень уставшим и нервничал… Теперь я знаю, почему, – Мелек достала телефон, включила экран и тут же выключила. Она явно не знала, куда деть руки. – Ты помнишь, как мы сидели здесь в прошлый раз? Ты сказал, что Сарп, Эйлем, тетя Фюсун… что однажды нам придется выбрать: либо мы и наша семья, либо они.       Он помнил, даже слишком отчетливо. Джеляль грозил спалить дотла кафе вместе со всеми, кто окажется внутри, и только их с сестрой маленький спектакль спас имущество и, быть может, жизнь ни в чем не повинной женщины, к которой зачастил ходить комиссар Мерт. В тот день они не понимали причины злости Кебабщика. Теперь все было вроде понятно и оттого еще более запутано.       – А ты сказала, что мы приближаемся к точке разрыва…       – Это она и есть, Мерт. Все зашло слишком далеко, слишком многое вышло наружу, и все, что осталось, скоро тоже откроется, я уверена. Теперь нам действительно пора решить, какую нить рвать.       – Ты решила?       Мелек смотрела прямо, в стеклянную дверь, за которой темнота стлалась по лужайке. Ее профиль изменился за прошедшие со дня их знакомства года и в то же время остался таким же.       – Будь это выбор только между Сарпом и отцом Джелялем, я не знаю, кого бы я выбрала. Но здесь слишком многое касается тебя. Поэтому и выбирать тебе. А я всегда буду на твоей стороне.       Он закрыл глаза. В окно бил бесконечный холодный дождь.