Точка разрыва

      В конце концов его все-таки вырвало. Сарп пытался убедить себя, что это от голода – он в последний раз ел утром, – дыма пожара и духоты, но самовнушение не удавалось. Стоило вспомнить отдачу оружия от последнего выстрела, вес Мерта на руках и безумный хриплый смех, как его снова сгибало над раковиной в противном сухом позыве.       – Ну что тебя туда принесло, брат, а?.. – он подставил ладони под воду и чертыхнулся, заметив, что забыл снять перчатки. – Тебе возле Джошкуна медом намазано, что ли? Кто он тебе, чем так дорог, что ты за него был готов застрелить меня и пойти против Джеляля?       Вода из крана лилась и лилась, а Сарп смотрел на нее и видел кровь. Не метафорически – буквально. Кровь Мерта, которая выпачкала его руки даже через ткань, пока он перекладывал Карадага на носилки. Или кровь Джошкуна?.. Нет. У него ее натекло куда меньше, да и Джошкуна из машины доставали врачи. Значит, все-таки Мерта.       Сарп умыл лицо. Надо было идти говорить с доктором, звонить Юсуфу, а потом ехать в кебабную… Он усмехнулся своему отражению. Оставлять Джошкуна одного в больнице было нельзя, и он приставил к нему Барыша. А кого приставить к Мерту, которого теперь тоже нельзя было выпускать из вида?..       В коридоре у двери туалета маялся уже явно заждавшийся врач.       – Господин?       Сарп снова натянул перчатки.       – Да, господин доктор. Что с ранеными?       – У мужчины рана не серьезная, совсем царапина. Но, судя по томографии, у него сотрясение мозга третьей степени.       Сарп поморщился. В медицинских терминах он разбирался плохо, но «третья степень» не сулила ничего хорошего.       – Что это значит?       – Возможна временная потеря памяти, – доктор чуть задумался и добавил: – Сложно сказать, сколько она продлится. Может, час. Может, неделю.       Сарп остановился у кулера, набрал воды под ободок стаканчика и сделал пару глотков. И мысленно еще раз, крепко и для верности, проклял Мерта Карадага, потому что из-за него не получалось даже как следует пожалеть об амнезии Джошкуна.       – Вот же дерьмо…       – Простите?       – Это я так, себе, – он покачал головой. – А что со вторым?       – Пуля не задела артерию, но пациент потерял много крови. Состояние стабильное, его тоже перевели в палату.       Сарп через силу допил воду и смял стаканчик.       – Спасибо, доктор.       В палате Джошкуна все было по-прежнему: бессознательный раненый и сидевший у его постели Барыш.       – Как дела? Он не просыпался?       – Нет, друг.       Сарп всмотрелся в лицо человека, который, возможно, один на всем белом свете мог дать ему желаемое – если, конечно, не врал и не пользовался его слабостью, как делали все вокруг. Сотрясение мозга, амнезия… Какова вероятность, что, очнувшись, Джошкун действительно не будет чего-то помнить? И чего именно? Сарп сжал кулаки. Его так и подмывало схватить подонка за воротник, хорошенько встряхнуть и поставить тем самым ударенные мозги на место. Удерживала только мысль, что так он мог еще больше навредить.       «Успокойся, Сарп, успокойся! – приказал он себе. – Джошкун в моих руках, остальное дело времени. Я ждал двадцать лет, неужели не подожду еще час или даже неделю?!»       – Не оставляй его, не спускай глаз. Очнется – позвони.       – Хорошо, не переживай, – Барыш послушно закивал и спросил как всегда невпопад, но на этот раз ткнув по больному: – Друг, все в порядке? Ты выглядишь плохо.       – Все хорошо. Оставайся, я еще приду.       В коридоре Сарп прислонился к стене, откинул затылок и медленно сосчитал от десяти до нуля: его снова тошнило, на сей раз от запаха лекарств и вкуса воды из кулера, в которой будто развели все самые противные таблетки из детства. Он запоздало подумал, что стоило попросить хотя бы что-то от головной боли, а лучше успокоительное, потому что за несколько часов произошедшее так и не отпустило. Да и могло ли? Он впервые намеренно выстрелил в человека…       Сарп опустился на корточки. На самом деле он не вполне понимал, что чувствовал. Чаще всего он был уверен, что ненавидел Мерта до глубины души. Иногда Карадаг его удивлял – как сегодня, например. Иногда… Сарп помассировал виски. Иногда, очень редко, но все же бывало что-то еще. Что-то странное, эфемерное, чему он не мог найти ни названия, ни объяснения. Это «что-то» впервые появилось в нерешительности, с которой Мерт потянулся к нему, выпустившему пулю в собственное плечо… в приподнятых бровях, взгляде и том, как комиссар оглашал безусловно глупые условия их соглашения за поворотом парковки Рыжего… в злости, с которой они метелили друг друга на крыше возле маминого кафе… Порой казалось, что Мерт был сущим чертом, так часто он путался под ногами и мешал. Порой Сарп вынужденно признавал, что Карадаг его прикрывал. Порой…       Он закрыл лицо и тихо засмеялся в ладони. «Порой у меня ощущение, сокурсник, что ты мое паршивое отражение: ты там, где я всегда хотел быть, ты там, где я сейчас не могу быть. Может, оттого я так хочу тебя ударить, на тебе выместить всю злость на Юсуфа, на Джеляля и на себя?»       Сарп поднялся по стенке. Ему надо было позвонить начальнику, Кебабщику, матери, надо было ехать отдохнуть. Но ноги будто приросли к полу и не двигались, его будто что-то держало здесь и не давало уйти. Что-то…       Или кто-то?

***

      – Ваше имя, пожалуйста.       Ручка медсестры противно корябала по тонкой бумажке, свет резал глаза. Мерт прикрыл веки.       – Мерт Карадаг.       – Имя отца?       Стандартный вопрос. Сколько раз он слышал его за двадцать с чем-то лет?..       – Не знаю.       – Имя матери?       «У тебя была мать. Не женщина, а ангел», – говорил ему Джошкун.       – Не знаю.       Насилие над листком на мгновения прекратилось, ему поправили подушку, задев простреленное плечо. Но боли Мерт не почувствовал.       – Другие родственники есть?       «У тебя был даже брат, Мерт. Он так любил тебя».       – Старший брат.       – Имя?       – Не знаю.       – Вы не помните?       Мерт открыл глаза. Медсестра нависала над ним, сдвинув брови.       – Я не знаю, – повторил он. Голос звучал сухо и безразлично. – Я просто их не знаю… и никогда не увижу… Вы понимаете?       Она не понимала. И Мелек, на которую она была похожа сердитыми глазами, тоже не понимала: Мелек хотя бы помнила свою мать, у нее был отец Джеляль – родной отец! – и брат Мустафа. Но больше всех его не смог бы понять проклятый Сарп Йылмаз, у которого было все: дом, мать, отец и брат когда-то, Эйлем… Мерт почувствовал резь в глазах и прикрыл их ладонью.       – Вам плохо? – медсестра склонилась к нему еще ниже. От нее пахло тошнотворным антисептиком.       – Нет… Я… – в горле стоял комок. – Я хочу спать. Пожалуйста.       Два предложения дались тяжелее, чем вся ложь, которую он говорил за жизнь; глаза жгло, словно туда сыпанули золы вместе с металлической крошкой. Мерт сильнее сдавил виски.       «Десять…»       Медсестра хлопнула дверью палаты, наконец оставив его одного.       «Девять… Успокойся, Мерт, успокойся».       Высокий писк собственного пульса бесил до сведенной судорогой челюсти, и он стянул датчик с пальца.       «Восемь…»       Под зажмуренными веками полыхало красным, комок в горле отдавал вкусом крови.       «Шесть… Надо позвонить Мелек».       Мобильник вместе с бумажником лежал на тумбе. Мерт протянул руку.       «Пять…»       Телефон выскользнул из пальцев и гулко бумкнул об пол.       «Пять…»       Он перевернулся на бок. По виску потекла холодная дорожка, на пальцах остался мокрый след.       «Зачем, отец Джеляль, зачем ты это сделал?»       Рыдания душили его, а Мерт душил их, уткнувшись лицом в подушку.       «Ты убил Джошкуна, Сарп. Ты убил его. Ты убил мою надежду…»       – Что тебе стоило тогда попасть и мне в сердце, брат… ну что тебе стоило?..