Высматривая путь. Том I

      Неделя прошла для Фредерики слишком быстро. Она и опомниться не успела, как на пороге появился кмет с обещанным конем и словами глубочайшей благодарности. Благодарности Дера с нескрываемой гордостью приняла, а вот животное, что едва дышало, раздувая худосочные бока, ее огорчило. Иссохшее тело, изъеденная хворью шкура и красные глазницы вызвали лишь тихий стон и раздражение.       — Что вы мне привели? Он же подохнет со дня на день, — обойдя кругом коня раз-другой, она остановилась и широко растопырив локти, уперлась ладонями в бока.       — Дак другого у нас нету, госпожа травница, — уверенно ответил мужик.       — Быть такого не может.       — Может, милсдарыня. Еще как может, — закивал он, стаскивая с головы проходившуюся шапку и вытер ею взмокшее лицо. — У нас урожай в этом году совсем не удался. Тут люд вон кормить нечем, куда уж коня? Вы уж заберите его, госпожа. Хороший конь, молодой, быстрый. Подохнет он на хуторе.       Девушка подошла к морде коня, всмотрелась в полузакрытые карие глаза и вздохнула. Помирало животное. И если не выходить, то жить ему недолго осталось. Дера понимала, почему крестьянам проще корову или свинью взрастить. От такой скотины одна польза: и молоко тебе, и мясо, сало, и костяшки на похлебку. А кони-то, что в них есть? Больше для езды да работы.       — Берите, госпожа. Не пожалеете, вот вам крест!       — Ладно, давай сюда, — буркнула Дера, протягивая руку.       — Прошу вас, госпожа травница, — мужик поклонился и передал ей поводья.       Конь едва дернул хвостом, смахнув надоедливых мух, и пошевелил ноздрями. Травница придирчиво осмотрела его. Уж до боли спокойный он был, умиротворенный. Или, может, просто обессиленный?       — А свиньи-то что ваши? — поинтересовалась Дера, скорее, ради приличия, чем из любопытства.       — Живы-здоровы. Жрут только немерено. Но оно к лучшему. Шпика больше будет.       — Славно, славно, — вздохнула она, подозревая, что ее обвели вокруг пальца. Зря она ляпнула тогда, что коня у нее в жизни не было. Вот и подсунули ей клячу дохлую.       — Вы вот еще что, милсдарыня, — мужик стыдливо опустил глаза, подметив нахмуренные брови и пристальный взгляд травницы.       — Что там еще? Опять чесотка? Или вши теперь? Так за такого коня я вам быстро это излечу. Капустным соком и ртутью, как все лечат, а не травками чудодейственными.       В ее глазах вспыхнуло недовольством, а мужик попятился. Светлая радужка Деры налилась зеленью, а губы сжались в тонкую полоску.       — У нас там Зофья разродиться изо дня на день должна, только лежит она все и лежит. Не ходит совсем и не ест почти ничего. Мы лицо-то щупали ее, жару нет. Токмо бледная она вся, как упырь какой.       — Я вам не повитуха и не медичка, — фыркнула девушка, топнув изношенным ботинком.       — Знаем мы, сударыня, знаем, — мужик вытер широкой ладонью взмокший от пота лоб. — Но вы уж подсобите, чем можете. Просим вас всем хутором! Мы-то не можем в ваши Осенфурты податься за лекарем! Помогите, милсдарыня! Не дайте сынишке Яцека помереть, да и Зофью его спасите!       — С чего вы взяли, что там сын? — удивленно захлопала глазами Дера.       — Дак с того, что небо нам показало. Зофьюшка ходила к реке ворожить, а звезды на глади сложились так, что увидала она сына.       — Ну так нагадайте себе и лекаря из Оксенфурта.       — Просим вас, госпожа травница! Вы-то уж у профенссоров учились! Все, поди, должны знать и все уметь! — кмет, прижав шапку к груди, рухнул на колени. — Просим вас, умоляем, милсдарыня.       Теперь пришла очередь Фредерики вздыхать и качать головой. Не любила она всего этого, но, может, если уж мужик так старается, то правда беда какая произошла с этой непутевой Зофьей. Ворожить она ходила. Девушка фыркнула. Знала она, какие бабы по деревням суеверные. За цвет глаз могли любую девку ведьмой наречь и взашей за пределы села погнать одну, без еды и воды, без денег.       Забредала к ним однажды такая несчастная. Едва живая пришла и у порога легла. Неизвестно, сколько бы так пролежала. Тогда Отто квас наварил на опаре пшеничной и запах стоял такой, что захмелеть можно было без труда. Дера только редьку выкопала и капусту прихватила. Щи думала сварить, как время появится. Урожай в то время выдался хороший. Вышла тогда Дера на тропу к хате, смотрит перед собой, а у порога девка лежит. Думала, может мерещится уже чего из-за того, что глаз не смыкает который день. Но девка и впрямь лежала. Одежда грязная и изодранная, а сама худющая, как кляча, которую ей кмет притащил. Пришлось щи варить сразу, не откладывая. Стол Отто накрыл быстро. Хлеб, соленья, квас свеженький, шпик, редька, нарезанная с луком и маслом конопляным. Уж чем богаты были. Девка умылась, укуталась с шерстяное покрывало, отъелась и принялась рассказывать, как ее из деревни выгнали из-за цвета волос и глаз. А еще потому, что отвары себе варила. Простенькие такие, из мелиссы или мяты. То для сна, то от боли в животе. Ну и, конечно же, не обошлось без наговоров и обвинений в мракобесии. Дера тогда дала несчастной денег из личных сбережений, еды собрала и отправила восвояси. Лишний рот им самим был ни к чему, а помочь жуть как хотелось.       — Помогу, — наконец выдавила она из себя. — Вы, как Зофья разродиться надумает, за мной пошлите.       — Добро, милдарыня! — воскликнул мужик, неуклюже поднимаясь на ноги.       — А теперь, прочь.       Кмет торопливо скрылся за домом уходя тропой, а Дера перевела взгляд на клячу.       — Вот так конь. Всем коням конь, — послышался голос низушка за спиной. — Такой разве что навоза много даст, а так проку от него никакого.       — Ничего, господин Бамбер, — девушка приложила ладонь к лошадиной морде и, прикрыв глаза, прислушалась к его тихому дыханию. — Откормим, вылечим и будет самый настоящий скакун. Еще и офирским фору даст. Помяни мое слово.       — Обязательно, — съязвил Отто, спрятавшись за дверью в хате. — Ох, и влетит нам этот конь в копеечку… ох, влетит.       А конь был самый что ни на есть обыкновенный: рыжий, с гривой длинной не стриженной, хвостом облезшим и с пятном белым на животе.       — Ладно, пойдем дружок, пристроим тебя куда-нибудь, — Дера дернула за поводья, и он пошел. Спокойно и в шаг.       Еще вчера Отто напомнил ей о том, что неплохо было бы что-то вроде коновязи соорудить да из бревна выстругать поилку. Чем они и занялись чуть ли не сразу. Поилка получилась кривенькая, убогая, но зато прочная и не дырявая. Коновязь сделать оказалось и того проще. Тогда низушек встал рядом с девушкой и, придирчиво глянув на проделанную работу, заявил, что и подумать не мог, что когда-нибудь сможет скотиной обзавестись. Дера улыбалась, но продолжала методично забивать кол в сыроватую от дождя землю. Она и сама подумать не могла, что когда-то будет настоящей хозяйкой. Научится выращивать растения и работать на земле, что захочет коня и достанет его, черт возьми. Не думала она, что из недоученной алхимички станет хорошей травницей. Но бабушка говорила, что жизнь все расставляет по своим местам. И пусть сначала нам может показаться, что расставила она как-то не так, как надо, но итог всегда будет один — она никогда не ошибается. И теперь Дера в этом убедилась сполна.       Привязав коня, девушка прошлась пальцами по его изъеденной язвами шкуре. К счастью, те уже не кровоточили и покрылись темной коркой. Что за хворь такая, Фредерика определить не могла, но нужно было снять воспаление, а также успокоить раздраженные участки. Пригодилась бы арника. Но где ее найти в такой местности? Это нужно в горы отправляться. Может, ромашка и череда помогут? Дера задумчиво пересчитала выпирающие ребра животного. Для начала неплохо бы коня отмыть, а уж потом лечить.       — Теперь все дни напролет будешь над ним трястись? — спросил низушек, заставляя девушку отстраниться и обернуться.       — Не все. Но помыть его нужно, а еще раны залечить. Знаешь, что тут может помочь?       Отто скрестил на груди руки и, пожевав травинку, решил-таки подойти ближе.       — Арника поможет. Она хорошо воспаление снимает.       — Думала. За ней в горы нужно идти.       — А те запасы что были? Там немного, но…       — Нету запасов. Сгнили еще в прошлом месяце. Ты забыл, как мы крышу сарая чинили? Дождь все травы залил.       — Череду попробуй. И ромашку. А еще, — он обошел коня со всех сторон и задумчиво хмыкнул. — Попробуй раны маслом смазывать. Кожу увлажнять надо, а то череда высушит сильно. Можно бы еще молоком натереть, но то слишком дорого для такой клячи.       Дера усмехнулась и погладила гриву коня.       — Спасибо тебе.       — Да за что? Я же для общего дела. И вот что, ты воды натаскай из колодца, а я тряпку поищу. Помыть его нужно, а то смердит похлеще моего сарая с травами.       — О-о-о, так ты, наконец, признал, что сарай твой смердит? — рассмеялась девушка.       — Я и не отрицал, — качнул головой Отто, сдержав улыбку.       — Мне тут предложение сделали непростое, — заговорила, наконец, о волнующем травница, попутно оглаживая шею коня.       — Разродиться помочь бабе. Слышал, — кивнул низушек.       — Я ведь не повитуха. Чего они повадились ко мне ходить? То чесотка у свиней, то кровотечение, то роды.       — Ну так Мироську ты спасла от женской беды. Теперь вот решили, что и с таким делом поможешь.       — Я никогда не принимала роды, Отто, — Дера взглянула на низушка таким жалобным взглядом, что у того дыхание сперло.       — Так чего взялась тогда? — вздохнул он, вытащив изжеванную травинку изо рта.       — Не знаю… Само как-то получилось.       — А я знаю, как получилось, Дера, — сплюнул он горькую от травы слюну и сорвал новую травинку. — Тщеславная ты девка. Повадились, повадились. А сама-то и рада, что тебе руки тут выцеловывают да в ноги кланяются.       — А что, это грех какой? — вспыхнула девушка.       — Нет. Но раз сама ввязалась, то сама и выбирайся.       — Отто, помоги, — пропищала Фредерика. — Ну хоть подскажи траву какую. Ты ведь все-все знаешь.       Бамбер устало вздохнул и вытер влажный от пота лоб небольшой белой тряпицей, что вытянул из небольшой поясной сумочки.       — Ладно! А-ну, не смотри на меня так! А то штучки эти бабские… Спорынью заготовь и крапиву. Не высушивай, а хорошо промой. Навари крепкий отвар. Если схваток долго ждать придется, давай по ложке каждые пять минут. Знаешь, как я учил тебя время отсчитывать. Это ускорит процесс.       Фредерика кивнула.       — Рожать тащи бабу в баню. Там обычно чище всего, — хмуро продолжал низушек. — Если кровить будет сильнее, чем положено, то сделай вот что: заготовь коренья горца змеиного, кору калины, стебли герани, корень аира, кору дуба, омелу, репешок, татарник, зверобой и тысячелистник. Чуток подсуши и сделай отвар. А еще настойку на спирту. Если кровить будет после того как разродится, накажи пить настойку месяц по ложке трижды в день до еды. А если кровить будет прямо во время родов, заливай в нее отвар в больших количествах. Кружками пусть пьет, но продолжает тужиться. Иначе дите задохнется и сгинет, еще и мать за собой потянет. Запомнила?       Травница неуверенно кивнула еще раз.       — Ладно. Я напишу тебе сейчас. Оботрешь своего подопечного и в лес отправляйся. Та дурында может со дня на день разродиться, а ты должна быть готова. А я, пока тебя не будет, масло и отвар коню сделаю. Но раны сама обработаешь ему! И помни, тебе еще вербену и багульник собрать надо до темноты!       — Помню, господин Бамбер! Конечно помню! — воодушевленно воскликнула девушка.

***

      Эскель с любопытством рассматривал черные от копоти останки сожженных домов, что встретили его на въезде в Яворник. Он не спешил, но и медлить не собирался. Однако ему не терпелось добраться до Оксенфурта, привести себя в порядок и Василька тоже. Рубаху постирать, куртку почистить, сапоги новые купить или эти подлатать, да и седло починить. А то сползать стало. Пока едва ощутимо, но галопом с таким не поскачешь — боязно.       Задерживаться в деревне не стал. Да и работы никакой не брал. Хотя староста намекал на трупоедов или что-то около того. Но конь просил отдыха, а еще захотелось наведаться к торговцу. Прикупить кое-что из ингредиентов, чтобы эликсиров наварить, как в следующий раз на привал остановится.       — Милсдарь, — окликнули его внезапно.       Ведьмак вздохнул и покрепче затянул ремень седла. Не хотел он браться за работу сейчас, Боги свидетели — не хотел.       — Милсдарь ведьмак, помогите нам с монстряками-то, — молодой мужчина подошел неспешно, будто до сих пор не решил, стоит ли просить о помощи.       — Что за чудища? — заправив за ухо выпавшую прядь волос, ведьмак наклонился, прощупал ремень на животе коня, убеждаясь, что в ближайшее время ему не грозит свалиться с Василька и переломать себе ноги.       — Да в сарае мы их заперли. У нас корова последняя издохла ночью, а утром уже полный сарай этих страховидл был.       — Это о них мне староста говорил? — подняв с земли мечи, Эскель крепко закрепил их за спиной.       — О них, мастер, о них, — мужик стянул в головы шапку и нервозно помял в грязных руках. — Токмо, коль возьметесь истребить эту нечисть, мы вам немного заплатим.       — Если это гули, а скорее всего это они и есть, то я беру по десять крон за голову.       — Ну, — мужик прикинул, какое там поголовье монстров и обреченно выдохнул, — столько у нас не будет.       — Тогда не выпускайте их и подождите, пока с голоду передохнут.       — Не годится так, мастер. А коль они корову дожрут и нами закусить захотят?       — Конечно захотят, — усмехнулся ведьмак, закатывая засаленные рукава рубахи.       — Может… — начал мужик, но осекся, но молчал недолго: — Может, мы тогда по деревне пособираем, кто что может дать, а вы пока нечистью-то этой займетесь?       Эскель еще раз внимательно осмотрел мужика. Зацепился за теребившие шапку пальцы, бросил взгляд на подрагивающий кадык и вздохнул. Предчувствие появилось дурное. Так-то, он всегда оплату требовал по факту. Да и мужик этот не выглядел как-то необычно. Нервный разве что чуток. Ну так под его взглядом все кметы нервничали. Если бы только не чувство это странное, что сбивало с толку.       — Согласен, — наконец выдал ведьмак. — Веди давай к своему сараю.       — Вот спасибо, так спасибо, — мужик поклонился и поманил рукой. — Сюда, сюда, мастер.       Сарай стоял и впрямь на окраине Яворника. Ничего необычного в нем не было. Прохудился разве что, следы кровавые то тут, то там проступали на земле у дверей и запах стоял неприятный — сладковатый, резкий, как из выгребной ямы. Теперь сомнений не осталось — это гули. Только они так смердели. Двое вооруженных вилами мужиков, которые стояли у запертых дверей, то и дело бранились да плевались.       — Эй вы, а ну отойдите оттудова! Мастер ведьмак сейчас все сделает! — закричал мужик, что шел рядом с Эскелем.       — Ой, что-то страшенный твой ведьмак, Сымон. Че это с мордой у него? Может, негодящий какой? — хохотнул один из мужиков, но от сарая отошел.       — Сам ты негодящий! Ты на глазищи его глянь и на меч! — вскинул кулак Сымон.       — Да все они выродки страшные, как дерьмо Гузки нашего.       — Скажешь тоже, — расхохотался второй мужик с вилами.       Ведьмак, будто и не слыша слов мужичья, подошел вплотную к сараю и выверенным движением вытащил из ножен меч. Взмахнул им, с тихим свистом резанув по воздуху, и внимательно осмотрел лезвие, проходясь взглядом по выдавленным рунам. Рука сама потянулась к переброшенной через плечо сумке, вытаскивая оттуда небольшой пузырек с маслом. Последнее. Но, если там окажется больше трех трупоедов, масло может здорово ему подсобить.       — Мы это, мастер, закроем вас. А когда закончите, то постучите. А то боязно дверь не запирать, когда там столько чудищ, — подошел ближе Сымон.       Шапку он уже натянул на макушку.       — Хорошо, — буркнул Эскель. Не нравилось ему это все. Но с другой стороны, работа непыльная. За несколько минут управится.       Ведьмак сжал пальцы на рукояти меча, перетянутой кожаной лентой, кивнул мужичью, и те с готовностью приоткрыли двери. Скрип несмазанных петель тотчас привлек внимание монстров. Эскель не успел насчитать, сколько их там было, но бросились на него трое. Пришлось применить Аард и только потом атаковать. Дверь с грохотом закрылась, а слух уловил тихое чавканье. Он тут же взглянул в темный угол, где, сверкая глазами и дожевывая целую, но уже подгнившую, коровью ногу, сидел гравейр. Он был крупнее остальных, а еще имел светлую шкуру. Тем временем, остальные гули окружили его, а за дверью послышались мужицкие голоса. Но прислушаться к ним не вышло, так как острые когти мелькнули прямо перед лицом.       — И сколько запросил мастер? — буркнул один из мужиков.       — По десятке за каждого.       — Да мы только четверых насчитали. А если их там десяток? Это чей-то, сто крон готовить?       — Выходит так.       — Проще заколоть этого выродка вместе с этой падлой, — пробурчал еще один голос.       Разрубив жесткую плоть очередного гуля, Эскель выставил руку вперед сыпнув яркими алыми искрами. Заинтересовавшийся им гравейр отшатнулся и мотнул башкой с тремя костяными гребнями на черепе. Пока тот отвлекся, последний трупоед прыгнул на ведьмака, взмахнув почерневшими от запекшейся крови когтями. Эскель уклонился, сделал перекат и зашел сзади. Башку гуль повернуть не успел. Ее снесли одним точным и мощным ударом меча. Зловонная кровь хлестнула во все стороны, заливая руки и куртку Эскеля. Он тут же ощутил как пропиталась его рубашка, а редкие капли скатились по предплечьям.       —Зараза, — фыркнул он.       Остался только один. Самый крупный и самый опасный. Масла на мече почти не осталось, как и сил от бесконечного использования Знаков. Игни он применял только раз, но больше не хотел. Сгореть заживо в деревянном сарае не больно-то и хотелось. Пришлось рубить мечом медленно, но мощно и с максимальной точностью, ведь быстрые толчки и взмахи гравейру были нипочем.       А когда наконец получилось отсечь руку, две ноги и отсечь последнему трупоеду голову, Эскель облегченно выдохнул. Не пряча измазанный меч, он подошел к двери и три раза стукнул носком сапога.       — Отворяй давай! — крикнул он на всякий случай.       — А страхолюдин вы перебили? — неуверенно спросили по ту сторону.       — Да.       — Вы уверены?       — Холера! Конечно, я уверен! — вспыхнул ведьмак и врезал по двери еще раз, но уже кулаком. — Отворяй, говорю!       — Уже, уже, мастер, — заскрежетал засов и дверь с тихим скрипом открылась.       Однако Эскеля встречал не полный кошель, и не радостные чумазые лица кметов, а три громилы с вилами наперевес, тычущие ими ему в грудь.       — А ну меч бросай, выродок, — пробасил один из них. — Ишь, чего удумал. Крестьян честных обокрасть решил?       — Меч я не брошу и свою работу я выполнил, — взглядом он быстро выискал мужика, что заказ ему дал. Вон же он, стоял и трясся за широкими спинами как осиновый лист. — С тебя тридцать крон за гулей и двадцать за гравейра.       — Гра-… что? — переспросил тот, но его заслонили громилы.       — Меч бросай, говорю, и не выкабенивайся тут       Ведьмак хрюкнул и демонстративно сплюнул в сторону. Бегло осмотрел мордоворотом, прикидывая как ему поступить. На деле, все складывалось не в его пользу. Он и взмахнуть мечом не успеет — его возьмут количеством. А перерезать кметам горло будет очень дурным поступком для его репутации. Нужно было пораскинуть мозгами и выйти из ситуации как можно чище.       — Разойдемся полюбовно? Отдавайте мне мои деньги и я уеду, — попытался сгладить углы Эскель. Но мужичье было настроено решительно.       — Может, просто отпустим его, а? — подал голос второй.       — Ага. Щас. Мы его отпустим, а он нас поубивает. Так дела не делаются. Бросай меч, последний раз говорю!       Ведьмак скривился. Нужно было успокоиться и выждать удобный момент, чтобы раскидать всех Аардом, броситься в сторону дороги и позвать Василька. Благо тот уже запряжен и не привязан. Как знал, что лучше дать ему побродить.       — Бросай! — завопил третий мужик и не выдержав напряжения, бросился колоть Эскеля вилами.       Но тот сработал быстро. Невидимая волна отбросила нерадивое мужичье в стороны и пока те пытались понять, что произошло, ведьмак бросился к выходу. Свистел он громко, как в последний раз. А когда услышал знакомое ржание и едва различимый топот копыт, то на душе стало гораздо легче. Он свистел и бежал ровно до тех пор, пока не перестал ощущать запах мужицкого пота и навоза. Топот копыт стал громче, а за спиной узнаваемо зафырчали. Эскель остановился, быстро затолкал меч в ножны и, одним прыжком взобравшись в седло, галопом погнал Василька по дороге вдаль от Яворника.