Метель

Над Тающими башнями простёрлись грозные снежные облака. Грязно-серый небосвод, словно давно немытая простынь, низвергала из себя холодный белоснежный пух. Смешиваясь с ветром, пух превращался в крылья — летал над крепостью, с силой разбиваясь о мрачные камни, и падал на землю, смешиваясь со склизкой дворовой грязью.        Силас склонился над заброшенной клеткой — все вестовики были на работе, даже в такую жуткую погоду с гордостью выполняя возложенный на них долг. Крыс нервно водил лапами по влажному дереву; когти задевали бороздки, оставшиеся от предыдущих, не менее нервных, сигнальщиков.        За его спиной укоризненно молчала метель.        Силас до жути подробно помнил то мгновение, когда она замолкла навечно.

***

Мышонок тяжело оттягивал лапы, сипло дыша в грудь. Бредя с ним сквозь снежные вихри, Силас молил лишь об одном — чтобы метель, наконец-то, закончилась.        Но она не вняла его мольбам.

***

Силас резко мотнул головой. Когти сильнее впились в дерево. Крыс недоуменно посмотрел на них и напряг лапу, пытаясь вытащить её из деревянного плена.        Метель сзади продолжала хранить зловещее молчание.        Силас старался не оглядываться, он слишком хорошо знал, кто ждал его на парапете башни.        — Уйди! — вскричал он, зажмурившись. — Прошу, оставь меня в покое!        Метель кинула ему в спину горсть холодеющего снега.        У метели были мышиные лапки.

***

— Снег… — едва слышно пискнул мышонок, имени которого он не знал. — Холодно…        Силас сильнее прижал его к себе, буквально вдавливая в шерсть.        — Тш-ш-ш! — прохрипел он. — Держись, парень!..        — Холодно… — писк мышонка поглотили завывания непогоды.        Силас не понимал тогда, что существовал холод, от которого не спрячешь.        Он был ещё слишком неопытен и глуп. Решил — что такого, если он пропустит стаканчик-другой, пока рядовые сторожат тракт? В такую погодку не было желающих путешествовать мышей. Что с того, что сержанта не окажется на месте?        Последствия этого решения вскоре оттянули его лапы, а холод, подкравшийся тихо и по-обидному буднично, опалил грудь Силаса.        Он сидел на снегу, не обращая внимания на подмерзшие кончики ушей, и тихо просил мышонка продержаться ещё немного, не понимая, что у холодного тихого детёныша была уже целая вечность на эти ожидания.

***

Во дворе было тихо, ни одной живой души — лишь кузнец, незаметная серая крыса, гремел в своём закутке.        Силас сел на колодец и прерывисто выдохнул.        Мышонок тотчас появился рядом. Сел на снег у лап сигнальщика и с интересом уставился в его постаревшую морду. В чёрных глазах не было укора, но их бездонные глубины утаскивали на дно и ломали кости — звучно и беспощадно.        Силас закрыл морду лапами.        — Уйди-и! — тихонько взвыл он.        Мышонок засмеялся — дунул звонко ворвавшийся во двор ветер, играя с вмёрзшими в ледышки ветками. Захрустел снег под меленькими розовыми лапками. Такова была сущность ушедших — полное беспамятство. Не помнил этот детёныш ни матери, ни отца, и лишь горестно скалившийся крыс стал его спутником.        Силас мечтал забыться в брюходёре. Пробраться в арсенал, найти самый пузатый бочонок и взять, с силой выбить ему дно — так, чтобы пьянящий напиток опрокинул его с лап, унося в спасительное беспамятство.

***

— Что с ним? — тихо поинтересовался Флак, увидев со стены съёжившегося на колодце Силаса, чьи плечи подозрительно подрагивали.        Торсе печально смотрел вниз, опершись на алебарду.        — Лишь метель покажет, кто ты есть на самом деле, — понимающе прошептал он.