Чувство ETERY

Черный абрис тела лежит на столе. На контровом окна черты не различимы. Я подбегаю сзади и захватом прижимаю к себе. Теплое и родное. Он приподнимается и опирается мне на грудь. И я чувствую его всего. Живого. Теплого. И большего счастья не надо, Чем целовать его макушку сверху. И вдыхать его родной запах. Так и стоим: в темноте, в тишине, замотанные в объятия друг друга — наши руки сплелись так же, как уже и наши с ним судьбы. Сейчас ему плохо. Ему нужна поддержка тыла. Я сзади. За спиной. Сейчас, в этом моменте я его тыл. И сейчас, в этом моменте — это правильно. — Я буду с тобой всегда. — Я тебе все скажу. Помоги мне. Только не … бросай меня. — Я всегда «ЗА ТЕБЯ». Даже если ты не прав. Если против тебя будут воевать все, я буду стоять сзади и буду тебе подавать патроны. И мы будем отстреливаться вместе. И мои губы замерли у него на макушке. Там, где у детей родничок. Так мы стали родными. Так он стал для меня триединым — Бог-Отец, Бог-Сын и Бог-Святой дух. И так было всегда — ситуации менялись, мы в них менялись ролями. Но он был для меня в триумвирате. Когда я становилась его маленькой — он был для меня Бог-отец. Когда я воспитывала его и мы выруливали сообща из его очередных косячеств — он был для меня Бог-сын. И всегда над нами был Божественный Святой Дух нашей любви. Даже тогда, когда мы ее еще не осознавали. Прошло еще много времени, прежде, чем прозвучало его признание. Он целовал и гладил мои руки. Он собирался с силами и мыслями. И гром грянул. — Она беременна. Воздух стал жидким. Мои самые худшие опасения сбылись. Я рук не разомкнула. И губ не отвела. Мне нужна была точка опоры. Губы и руки. Иначе я бы рухнула вместе с этим миром, который рухнул вокруг меня. И очередной раз осколками вонзился в мою плоть. — Ты молчишь… — его голос был нереальным в этой реальности. Новой реальности. Реальности «Никогда» Я медленно отпустила губами его маковку и шумно, глубоко набрала дыхание. И тишина взорвалась. — Я не хочу этого ребенка! Зверь заметался по клетке кухни. — Не хочу его! Не хочу! Не хочу! — вонзал он гвозди в еще нерожденного младенца. — Нельзя не хотеть детей! Свою плоть! Нельзя так говорить! Они даже не рожденные все чувствуют. Даже на расстоянии! — вынимала я эти гвозди. На нежном детском теле оставались раны. Они кровоточили и эту боль я чувствовала на себе. И что-то поднималось изнутри, словно этим ребенком, которого не хотели была я. — Я молодой! У меня все впереди! Я не могу ставить на себе и на своей жизни крест этим ребенком! — Ну почему же крест? Ты как ходил на работу, так и будешь работать — тренировать, ездить на старты у тебя останнтся все. У тебя ничего не поменяется. Вот у твоей, — Этери набрала воздуха, так ей тяжело далось это слово в контексте Дани, — у твоей жены все изменится, исчезнет — красивое тело, работа, поездки, другие радости кроме ребенка. Я не понимаю твоего отчаяния! — Ты не понимаешь!!!!!! Да! Ты не понимаешь! У меня появился мой смысл жизни! И у меня его забирают! Моя женщина, которуя я люблю! У меня есть любимая, с которой я хочу быть! А ребенка я этого не хочу! И жениться на ней не хочу! Я не могу ломать свою жизнь! Твою жизнь. Не могу! Я не могу сейчас себя связывать чужим ребенком. — Даня, ты зверь! Это не чужой ребенок! Это твой ребенок! — Не мой — я его не хочу и не хотел никогда! Меня не спрашивали нужен он мне или нет!  Мои дети — будут те, которых я буду ждать. Которых хотеть. Которых любить еще до рождения. Которые от любимой…самой любимой… Он вжал меня в ту стену, о которую я заземлялась, чтоб не потерять точку опоры этого мира. И стал покрывать хаотичными поцелуями все то, что пытался вжать, растоворить в себе под горячий, даже нет, горячечный шепот. — У которых будут ее глаза, запах, голос, кровь, плоть… твое… всё твое… я думал, что не хочу детей вообще… совсем… а сегодня увидел тебя с ребенком. И меня как ударило… мне стало так хорошо …и так больно…что я не смог на тебя такую смотреть…и я понял, что я не хочу всех детей, ничьих… только твоих… только наших… Этери… моя любимая… желанная…я хочу тебя… всю… хочу....сейчас…прямо сейчас… всегда… я хочу твоих детей… наших… роди мне ребенка…да! …роди мне твоего… нашего… дождись меня… тот ребенок подрастет… я разведусь.....это сейчас невозможно…а потом.потом я что-то придумаю… и ты родишь мне наших детей..... А я как онемела. Слушала его. Слышала. Но тело было, как не мое. Я вся словно съежилась до маленькой точки и утонула в его бреду. Отмерла только тогда, когда он сухими губами попытался сорвать мой поцелуй. — Этери! Почему все так???!!!!! — с криком раненого зверя ударил он кулаком о стену. Воздух просвистел в милиметре от моего уха. Я дрогнула. Только тогда съехала по стене вниз. Он продолжал так стоять и вздрагивать плечами. Опертый головой и двумя кулаками на стену. — Хватит, — прошипела сквозь зубы. Стараясь говорить безэмоционально и жестко. Боялась расплескать всю ту дрожь, которая конвульсировала в моем теле. — Прекрати истерику. Не будет никаких наших детей. Этого не будет никогда. Успокойся. И ушла в ванную. «Не будет никаких наших детей. Этого не будет никогда. Успокойся.» Звенел в ушах у них синхронно тихий голос Этери. 2021. — А кто у нас такой хороший? Такой розовопопенький? Такой чистенький утёночек. Такой любимый. Такой сладенький. Кто? Этеричка улыбалась беззубым ротиком в руках у мамы. — Сейчас покушаем и будем спатоньки сладко. Да моя родная? Моя кровушка! Ты мое счастье! Счастливая Диана снимала все эти нежности на телефон и все свободное от тренировок время, пока они были здесь, просто не отдоходила от мамы и маленькой. Этери заметила этот нежный, внимательный и не менее родной карий взгляд. Подошла и поцеловала старшую дочь: — И ты мое счастье! Диша расцвела. Какая она еще маленькая тоже. Хоть и старшая уже. И ей тоже нужна мамина ласка. А Дише там, в ее далекой и так рано начавшейся взрослой жизни в Америке, ее очень не хватало. Надо ее забирать домой. — А я? Я тоже твое счастье? — нашелся гордый отец семейства. Подошел ко всем своим девочкам и обнял их. — А ты у меня — по ситуации, Даниил Маркович. — улыбнулась Этери, ответив его губам. Этери-младшая родилась истинной львицей. И когда она только поняла, что внимание ушло с ее царственной персоны на остальных, принялась наводить порядки. Личико искривилось и еще миг и рев оповестил бы всех, кто тут главный. Но Этери-старшая уже ловила это за милисекунды — это и есть настоящая крепкая связь матери и дитя. Отодвинув всю банду, девочки ушли кормиться в другое помещение. Благо за лето в «Хрустальном» успели и с ремонтом и с детской, как и было задумано. Порядок мироздания с центром Вселенной в лице Этери Третьей был восстановлен.