Чувство ETERY

— Дуд, а за изнасилование сколько дадут? Серега очень странно посмотрел на своего юного коллегу. — Даниил Маркович, это ты так тонко намекаешь, что хочешь поделиться со мной своими отпускными приключениями? Сережа все еще не воспринимал ситуацию серьезно. Зная Даню, с его вечными шутехами, он подозревал, что сейчас услышит одну из именно таких охотничьих историй. — Серёнь, я серьезно… И Сережа по взгляду убитому и понурому понял, что шуточки закончилились. — А ну рассказывай! И он рассказал. — Блин, Глейх, твою мать! Тут целая Этери вокруг тебя ходит, теплая и на все согласная, а ты каких-то баб силой укладываешь. Где твои мозги? Или все прошло у тебя к Этери? Даня сидел на диванчике, обхватив руками голову. Ответа не последовало. Только взгляд. — Значит не прошло. Да это и коню понятно, если на вас двоих посмотреть. Вот придурок ты Даня. У меня других слов нет. Его последнее время часто придурком называли. Он уже пообвыкся. — Я был под травой, я ничего не соображал… я не хотел… не хотел ей сделать плохо… может за это мне срок хоть немного скосят? — Да это отягощяющее наоборот. Еще и новый дадут. За оборот наркотиков. Беда реально пришла в жизнь его товарища. — Дань, ты че серьезно готов за это сесть? Даниил поднял тяжелый взгляд на Дуда. — Знаешь, Сереж, чем так жить, я лучше сяду. Она в конце сборов в Новогорск приехала с бумагой. Подготовленный судебный иск. По всем правилам, с юристом. Она тогда, сразу же, пошла все мазки сдала, все синяки зафиксировала… А то, что она их могла на тренях получить — это мало кого волнует. — А то, что вы вместе жили и эти мазки все равно бы твое присутствие в ее организме показали… Это тоже никого не волнует… — Видимо да… Юрист иск составил. Заявляют ведь жены на мужей. Значит и так можно оказывается. В общем, она теперь меня этой бумагой как мальчика туда-сюда гоняет. Хочу в Доминикану — поехали. Хочу в Сочи — поехали. Хочу новый айфон — пожалуйста. Напиши в инсте, что я твоя зая — выполняю. Я Этери в глаза смотреть не могу. И не смогу. Говно я какое-то после такого в ее глазах. Я же ей хотел предложить встречаться, букет купил… А тут Даша… Да и не она виновата, по сути я виноват…я ей объяснил. Прощения просил. Просил меня отпустить. Говорил, что люблю другую женщину. А она вызверилась на Этери… и теперь, так понимаю, все делает назло ей. Хотя… Я же ей не говорил, кого я конкретно люблю… — А то вас голубей влюбленных не видно. — Ладно, Дуд… совсем я сопли распустил…просто выговориться кому-то хотелось… все равно жизнь под откос пошла… Даша с меня не слезет. И самое ужасное, что во всем виноват я сам… только я…думал расхлебаю, ничего не получилось. — Так, братюня, правильно, что все рассказал. Не кисни. Даже я тут понимаю, что все разваливается, если глубже копнуть. А я не юрист. Она к тебе с юристом — и ты к ней с юристом. А насчет сесть даже и не думай. Если тебе на себя наплевать, о нас подумай. Это такое пятно будет на репутации и нашей школы и Этери, что мы не отмоемся. Подумай только! Два года в команде Тутберидзе с детьми работал насильник. Это все, хана всей репутации. Если твои любовные вихляния Этери еще сможет простить, то за то, что ты ее закопаешь профессионально — никогда. Так что, — Серега приобнял Глейха и потрепал по плечу, — будем огрызаться, но тихо. Даня немного даже взглядом просветлел. И действительно, не такое уж дно эта вся ситуация. От разговора с другом полегчало. Возможно, выход есть?  — Я пошуршу по своим знакомым. Найдут тебе толкового юриста. А ты попроси у нее копию тех бумаг, что она уже наоформляла. И с Этери поговори обязательно… Она хоть и грузинка, но темпераменту наша славянская — все поймет и простит. Только поговори с ней обязательно. А то она уже себе в голове целую Вавилонскую башню всего настроила. В тот день Даня улетел домой окрыленный. А Дуд шел домой и думал, что как же сразу отошли на второй план и стали такими ничтожными все терзания Этери и Дани насчет разницы в возрасте и принятия обществом на фоне реальных проблем. Ни один из них сейчас об этом даже и не думает, а просто хотят быть вместе. О жизнь! Дома для Дани стало уже и не дома вроде. Даша потребовала жить вместе, а мама радуясь таким-то грандиозным подвижкам на личном фронте сына, периодически отбывала на дачу, пользуясь тем, что в межсезонье график на работе не столь интенсивный. Преступив через порог, первое, что он сказал, не размениваясь на приветствия: — Дай мне твои бумаги. Их изучит мой юрист. Даша подняла бровь. — Да, дорогая, что слышала. У меня тоже есть юрист и разбираться в наших с тобой отношениях будет именно он. А вдруг это она, юристка? Ведь, на деле, нет еще пока никакого юриста, только планы. На секунду пролетело в голове у Дане, но сразу же улетело обратно. — Если мы не можем разобраться сами — будут разбираться юристы с двух сторон. — Как знаешь. У Даши в тоне была сама покорность.  А в сочетании с ангельской внешностью и белокурыми локонами — она стояла сейчас перед ним чистый ангелочек. И Даня попробовал еще раз. — Даш, может мирно разойдемся? Ну не жизнь же вот так… — Иди, пожалуйста, я тебя не держу. Но ты знаешь, завтра бумага об изнасиловании будет в суде. У тебя всегда есть выбор. Даня, стукнув кулаком о стену развернулся идти в противоложную сторону квартиры. Куда-нибудь. Лишь бы подальше от нее. И вот зачем ей все это? Она же и себе жизнь портит. — Вот зачем тебе все это? Ты же и себе жизнь портишь… Давай договоримся нормально… У Глейхенгауза все просто — что на уме, то на языке. А если язык не работает — включаются нижние чакры. Вот так и влип. — Хорошо. Я не буду заявлять на тебя. Он не прверил своим ушам. — Но. После того так, мы разойдемся ты не побежишь к Тутберидзе. Никогда не побежишь к этой своей драной кошке. Пообещаешь мне? — А ты мне бумагу отдашь в обмен на обещание? — Какой хитрый. Только копию. Бумага будет всегда у меня. Нашел дурочку. Заберешь бумагу и свои обещания, как ты умеешь. Я же тебя хорошо знаю. — Даш, не пообещаю. Ты же знаешь. Мы с Этери работаем вместе… Я не могу быть вне ее. — Я не про работу. И не про спорт. Даша стояла в коридоре и ядовито ухмылялась. — Тебе приятно делать мне больно? Даш? — А тебе приятно было делать больно МНЕ? Вот на этом самом месте! Воодушевления Дани хватило на пару дней. А дальше стало только хуже. — Дань, нашел тебе юриста. Вот номер, скажешь, что от — вот написано от кого. Это мои… ну, в общем мои люди. Не важно кто. Даня выйдя с раскатки сразу же пошел в тренерскую. Сел в той же позе и обхватив голову руками смотрел неясным, как ребро на лутце, взглядом вдаль. Но специалистам неясности такого рода всегда понятны. И Серега понял, что жопа. Размера Трихуэль. Когда Даня на его слова просто отмахнулся — Не актуально уже. Спасибо тебе. — Что, решили полюбовно? — Еще как. Полюбовно. Все начинается с любви. И снова погрузился в себя. Нет, на льду и со спортсменами Даниил Маркович производил вполне адекватное вречатление. Даже смеялся своим фирменным икающим смехом, который даже сам, вне контекста его специфических шуток, мог развеселить любого. Серега был настроен выпытать, какое такое поворотное событие произошло в жизни хореографа, что может быть еще хуже той проблемы, которую он ему озвучил пару дней назад. Выглядел Даня еще хуже. Еще убитее и невменяемее. Но его дознаваниям не суждено было произойти здесь и сейчас. Потому, что прямо здесь и сейчас произошла Этери. Явление Христа народу. Так называлась картина застывшая в тренерской. В роли бесстыжего и разнузданного народа заслуженный артист собственноручно неудавшейся пьесы жизни Даниил Маркович Глейхенгауз. В роли Христа — столь же далекая и рыжая, как на картине, Этери Георгиевна. — Привет, банда! Даня, вначале застыв на пару мгновений, кинулся с объятиями. После отпуска они виделись впервые. Крепко ее обнял и вдохнул запах ее новых духов. — Привет, рыжая! Поцеловал ее около виска в самую солнечную рыжесть. — Отлично выглядишь! Серега обнял Этери. Даня его подхватил — Тебе новый цвет к лицу. Ты у нас теперь кто? Лисичка? — Ну для вас могу и курей воровать. Только не из супермаркета, — рассмеялась она, — пусть будет лисичка. А для фигуристов и спортса, по прежнему — цербер и абъюзер. Вливаемся в сезон. Читали? Опять нагадили. Вот идиоты, как будто меня задевают их говнометы. Как говорится, не всякое мнение всякого индивидуума может быть корелляцией твоего поведения. — У тебя духи новые «Господи, идиот, как будто не о чем ее спросить» — А у меня, Данечка, всё новое. Ты правильно заметил. Когда женщина по-женски счастлива — она цветет, — и посмотрела в упор на Глейхенгауза своим карим омутом. — А ты счастлива? — Очень! — с фальшивой радостью сказала она, — И даже на журналистов внимания не обращает. Так, что пусть пишут, что хотят. Главное, чтоб фамилию не перепутали. — В некрологе, — неожиданно выдал Даня. Проследите, чтоб не перепутали — Глейхенгауз. И две красивых даты. Жил-был, лег и сдох. Выпалил он на одном дыханиии и вылетел, как пуля из тренерской. — Что это с ним? — Задница у пацана. Такая, что аж на два стула. Но мне не признается. А тут еще ты со своим издевательствами. — Ничего. Не сахарный. Не растает. Через пару дней Этери уже пожалела о своем неуемном, самое главное, безосновательном кокетстве. Если счастье по-женски — рыдать над инстаграмом одного молодого хореографа и начинать ненавидеть хештег ЗАЯ, то какое-то это неправильное счастье с неправильной планеты.