Чувство ETERY

      Победно возвращались в гостиницу уже заполночь. А по нашему московскому  — так вообще было уже ранеее утро. Учитывая, что ночь мы не спали — катались-развлекались, все еле держались на ногах. Моральный перегруз был еще поболее физического — меня и Женьку атаковали репортеры местные и не очень, звонили наши, требуя комментарии по видеосвязи. Слава Богу, что местное время было поздним — можно было пойти закрыться в номере и не выходить до утра под видом отдыха.       Мимо, вульгарно оттолкнув меня, прошествовало черное пальто Буяновой, и она внутри него. Прошла прямо от входа по направлению к лифтам, даже не взглянув направо, в зону отдыха.       Войдя в холл, я сразу приметила уже знакомую картину. Вторые сутки на диване в лобби сидел Макс Ковтун. Опустив голову. 18 место. Это провал. Крах.       Я подошла к администратору и кивком указала на него. Администратор, приметив бейдж участника соревнований, разговорился: сидит вторые сутки, не ест, не спит, только пьет кофе и воду.       Значит трезвый, уже счастье. Да ему здесь никто и не налил бы. Все же знают, что спортсмены.       Присаживаюсь рядом. Беру за руку. Даже не смотрит на меня. А я на него не смотрю. Просто сижу рядом, дышу и молчу. И ощущаю на руку что-то капает. Мужские слезы.       Жутко хотелось спать. Но уйти я не могла. Степень отчаяния человека, оказавшегося в полном одиночестве в своем горе, перекрывала по значимости собственные чувства.       Сколько мы сидели так молча? Час — точно. Макс, по-началу, никак не отреагировавший на мое присутствие, уже крепко держался за мою руку, накрыв ее своей. Мимо опять прошествовала мадам Буянова, и опять не отреагировала на своего ученика. Как? Вот как? Как можно было перед камерами изображать мать Терезу, и гладить проигравшего сочувственно по плечу, а мимо камер — игнорировать его существование. Не обязательно их называть публично детьми, чтоб относиться к ним именно так. Мы же в тяжелых ситуациях не отрекаемся от детей. Точно так же было и с Аделиной и ее допинговыми скандалами. Когда девочке нужна была ее публичная поддержка, она просто выпилилась из ситуации.       Надо Макса уводить отсюда, незачем, чтобы этот танк, который шествует туда-сюда по холлу, видела нас вместе, Максу еще с ней работать.       И мы пошли. По улицам Бостона. За руку. Молча. В ближайшей точке я купила какой-то стрит-фуд и крепкого сладкого кофе — ему и себе. Я ведь тоже сегодня без еды. На соревнованиях я совершенно забываю о физиологической потребности есть.       Присели в каком-то сквере. Жуем. Макс наконец-то поднял голову. Долгим взглядом посмотрел на небоскреб напротив нас и изрек — Если сейчас подняться высоко и прыгнуть — все закончится. Ох уж этот юношеский максимализм. Интересно, он именно об этом думал два дня? — Если подпрыгнуть на месте — все продолжится.       Пытаюсь разрядить атмосферу шуткой.       Молчит.       Говорю я. — Понимаешь, если ты сейчас прыгнешь, тогда точно все закончится. Ну поговорят о тебе дня два. Но это не точно. А дальше будут новые старты, но уже без тебя. И у тебя даже не будет шанса реабилитироваться. Будут стоять на пьедестале другие. Но точно не ты. А хуже всего то, что ты уже в полете обо всем пожалеешь. Но тогда будет поздно. — А ты откуда знаешь? — понимает на меня глаза. — Живу долго, — вздыхаю я громко.       И вспоминаю, как кружилось в голове и уже приближалась земля. Зрительно. В глазах. Стоило сделать один шаг.       Самоубийство считается слабостью. На самом деле, самоубийцы очень сильные люди — у них хватило силы сделать последний шаг. — То есть, ВЫ откуда знаете? — Ты. Давай сегодня на ты. Такие разговоры на «вы» не ведутся.       Мы с Максом открываем абсолютно новый уровень близости — когда комфортно молчать в компании друг друга. Помолчали. Теперь время поговорить. — Это ужасно неправильно не дать себе шанс на реванш. Самому себе. Не кто-то там тебе. А ты сам у себя все воруешь. Это страшно. — Ну у тебя-то сегодня был реванш. Ты опять лучшая. Ты опять Германовну мордой в дерьмо макнула. Моим 18 местом, — криво ухмыляется, — радуешься наверное? — Честно? Нет. Радовалась я всегда, когда ты выигрывал. За тебя радовалась. И Даню всегда поздравляла с твоими победами. — Странно, он мне ничего не передавал. — И правильно делал. Не надо провоцировать ее срываться на тебе из-за меня. Я же для нее, как красная тряпка для быка. А наши счеты с Буяновой никого, кроме нас с ней не касаются. — Но они есть? — Конечно.       Макс еще что-то хотел спросить, но наткнулся на мой взгляд. И понял, что не стоит.       Молчим. Жуем. — И что мне делать дальше? — Жить. И анализировать. Не почему 18 место, а что и почему не получилось. Каждый элемент — каждую дорожку, спираль, вращение, прыжок. Анализировать, делать выводы, исправлять. Бороться надо не за места, а за чистый прокат. — А ты со мной можешь проанализировать? — Ну я же не твой тренер. Я тебя не тренирую, не знаю тебя, твои возможности, твои программы. Это должен делать твой тренер. Вместе с тобой. Хотя бы для начала, надо посмотреть твой прокат детально.       Молчит. — Может прыжки подвинуть, мне не удобно. — Вот смысл их двигать, если ты их все вывалял в произвольной. Тут надо смотреть не только прыжки, тут надо… Макс, я тебе уже говорила, разбор должен делать твой тренер. — Она со мной после произвольной не разговаривает. Вот что мне делать?! — Знаешь, есть такой анекдот. В коммерческой фирме не идут дела, и менеджеры переставляют мебель по фен-шую. На все это стоит, смотрит уборщица и говорит: «Тут раньше до вас бордель был. Так вот, когда прибыли падали, не кровати двигали, а блядей меняли.» Извини за грубость.       И тут Макса прорвало. Он встал на ноги и начал прыгать, так смеялся. Так выходила истерика. — Этери, блин, ты просто лучшая! Учитывая то, что от тебя ушли Питкеев и Воронов — самокритично.       Я его на это шутливо-нешутливо двинула кулаком в плечо.       Ожил, ну уже радость.       Оба. Ушли. Практически одновременно. Какая похожая, но, в то же время, разная история.       Программист Петр пошел на шашлыки и Поросенок Петр пошел на шашлыки — какая похожая, но, в то же время, разная история.       Адьян ушел к Буяновой. Она ему, видимо, обещала подарить новую спину, исключительно за сам факт того, что кто-то опять бросил меня ради нее. То, как дальше справляться с таким добром, было у Елены Германовны за горизонтом мышления. Ну там у Адьяна в 17 лет, что росту — что мозгов. С ним все понятно. А Воронов же повторил судьбу Поросенка Петра. Потому как поступил, блять, по-свински. Абсолютно.       Но и тут, на этот лимон, который мне подсунула судьба, я взяла соль, текилу и устроила праздник.       Сергей начал требовать внимания. Причем не просто требовать, а ТРЕБОВАТЬ.       То ли его подогрели пикантные рассказы Эди, о том что моя сексуальность поднимает даже мертвого бойца (о своем наверное вещал), то ли действительно Авер делился с ним подробностями создания либретто его произвольной (так как после их постановочного катарсиса, он начал на меня хитро поглядывать в открытую), то ли мои внешние трансформации начали так действовать на мужчин, то ли случился закономерный процесс езды крыши по кочкам у парня, которого мама до почти 30 лет водит на каток — не знаю. Короче заиграло и поперло.       Вначале он дергался и истерил на прокатах. Все свои неудачи срывая прямо на мне — подаю ему кофту после льда — фыркает проходит мимо, разговариваю — огрызается, репортеры делают фото — показательно отворачивается, в КиКе уже открыто орет, что пора все заканчивать.       Кульминация случилась в «Хрустальном».       Он орал, что я стала к нему плохо относиться, перестала его любить. — Ты раньше со мной на стартах всегда разговаривала, шутила, мы гуляли вместе, а теперь сидишь и вечно с ним переписываешься или перезваниваешься.       Видимо я со своими терзаниями по Дане упустила тот момент, когда взрослый находящийся рядом мужик-спортсмен Воронов начал принимать мою тренерскую благосклонность и общее поднятие любопытства к жизни, в связи с появлением в ней Дани, за симпатию и направленное лично на него кокетство.       Сережа в ультимативной форме потребовал сделать его тренером, может тогда я к нему стану относиться серьезно.       Мои объяснения, что тренерских ставок нет даже на малышовых группах, не возымели действия. — Для него ты все нашла — и ставки, и время и себя. Он — это Даня.       Ну да Бог с ним, пусть бы ревновал. Впервые что ли влюбляются ученики в тренеров.       Но этот полез дальше — во  время нашего напряженного разговора он вцепился в меня, начал целовать и всячески пытался взять силою. Благодаря моей хорошей ОФП я долго держала отпор. Но силы были на исходе, все-таки взрослый мужик против такого воробья как я. Я только в длину большая, а в остальном — мелкая и хрупкая. Короче, все могло закончится либо переломами либо натуральным изнасилованием.       Даня вовремя подоспел. Вот в этом и была моя текила с солью.       Даниил проходил по коридору и услышал нашу возню. Сергею дал в морду, меня сгреб в охапку и унес ближе к свету. Мне понравилось на нем кататься. Понятное для всех дело, что дальнейшая работа с нашим тренерским штабом после такого, была для Сергея невозможна.       Адьян ушел прямо к Буяновой, Воронов к ней же рикошетом, через Гончаренко.       Так что прямо сейчас в нашем разговоре с Максом ощущаю в руках возможность реванша. За двух битых — одного не битого, зато какого. — Этери, я от нее уйду. К тебе, — рожает Макс истину уже висящую в воздухе.       Но я же не Водорезова, чтоб не видеть дальше своего носа. «И будете с Глейхом каждый день бухать по клубам» — чуть не сказала вслух. Чуть не спалилась.       В нашем общении с Незнакомкой Даня постоянно оправляет селфи, видео, как они с Максом тусуются по ночникам. Причем Даня сокрушается, что у них графики редко совпадают, иначе делали бы это чаще.       А если они сойдутся вместе на одном льду — будет полный швах. Во-первых —  у меня в группе будет два алкоголика от ежедневных загулов. Во-вторых — неуправляемый, а значит, безрезультатный спортсмен. И, следовательно, мои репутационные потери Не будут говорить, что малышу пора определиться — или тусить или соблюдать спортивный режим для спорта высоких результатов. А скажут — тренер виноват.       Вот поэтому люблю работать с девочками и допубертатными — они еще не бухают. Шутка, конечно же.       Да к тому же, не будет Макс признавать авторитетным тренером того, с кем они хороводы водят по ночам.       Хотя выгоды от его перехода тоже есть — доп. финансирование от Федры на программы и просто финансирование, а еще деньги от трубников, спонсирующих Макса.       Но есть нечто слаще, чем деньги. Игра.       Вот сейчас и сыграем чужими руками.       Макс мне в моем Снежном королевстве не нужен. Человек хороший и добрый, но как спортсмен — не моя история: слишком истеричный и работать не приучен.       Сейчас в ночном Бостоне Максу не обещаю ничего.       Но отрицательный ответ тоже не даю.       Ссылаюсь, на Федру, что только она может решить «быть или не быть переходу» и к кому.       Это великолепно и очень удобно. Все решения повесить на других.       Не можешь победить конкурентов — натрави их друг на друга, запасайся попкорном и жди, пока перегрызут друг друга.       Сразу по-приезду с Чемпионата Макс ей сказал обо мне.       Причем вот так прямо: не просто Елена Германовна ухожу от вас, а ухожу к Этери. Она меня любить будет.       Что она ему вопила в ответ — могу себе только представить. Если сам Макс потом себя обзывал скотиной у себя в инсте. Заметьте, его никто не просил самого себя высечь.       На следующий день он прибежал ко мне с цветами и коньками — спрашивал, когда можно будет приступать к тренировкам.       К вечеру того же дня прибежала Буянова — без цветов и коньков. Я предупредила охрану, что могут быть ее набеги, поэтому они ее дальше КП не пускали.       Так мы и стояли в холле. Она орала на входе на меня разными словами, а я встав по другую сторону баррикад, сложив руки на груди наслаждалась спектаклем. Естественно, я не проронила ни слова, что эту ящерицу распаляло еще больше.       Детей и их родителей, пока эта ненормальная не устранилась, выводили через запасной выход.       Если опустить маты и оскорбления в мою сторону и сторону моей дочери, суть ее монолога была в том, что она задействует все свои связи и Макса я на своем льду не увижу.       Что ж. На то и рассчитано. Не станем мешать благому делу.       В результате огромной борьбы и не менее огромных вливаний Буяновой — Максу ко мне не разрешили переходить.       Никто из ТОП-тренеров не хотел связываться с Буяновой. Все знали ее мстительный нрав.       Все помнят как она в свое время съела тренеров только за попытку перейти к ним Бородулина и Грязева.       И Макс ушел недалеко — не дальше ЦСКА, пошел к Гончаренко.       Не знаю, что было в голове у Инны Германовны, но она вначале пококетничала, а потом приняла Ковтуна. Может она ожидала, что ей под новых чемпионов дадут побольше льда? Возможно, она рассуждала: обошлось с Вороновым, обойдется и с Ковтуном? Слава мстительной мегеры тянулась за мною еще со времен командника Олимпиады. Тогда я показала, кто в доме хозяин. Но не на каждого воробья надо идти с пушками. В случае с Вороновым, я бы не стала воевать, зная тем более причину его ухода. Инне Германовне-то он ее явно не озвучил.       Но я — это я. Я головой думаю и схемы расставляю. И на льду и в жизни. А Буянова идет «в лоб».       По-факту, все случилось так, как я и предполагала. Буянова потоки вредоносной активности перенаправила с меня на Гончаренко. Дополнительного льда той не дали, как она ожидала, да еще и стипендии у ее спортсменов забрали. А под завязку — ее саму «ушли» из ЦСКА.       Я еще ждала продолжение этой истории, что Гончаренко задействует свои ресурсы, что Федра и более вышестоящие люди, наконец-то отреагируют на такой открытый беспредел со стороны Буяновой и показательно ей пообломают крылья, а то и вовсе свернут шею. Но нет. Это наша реальность — все знали прекрасно, что одна Германовна выжила другую и проглотили это молча.       В остатке такой схемы для меня одни только плюсы: — у Буяновой опять закипело. — от нее ушел топ-спортсмен. — этот спортсмен ушел не ко мне, и моей вины в этом нет — так решила Федра. Следовательно с Даней отношения не были испорчены. Следовательно Даня не пошел в разнос с гульками, что обязательно бы случилось, если бы они с Максом ежедневно общались. — я очень ненавязчиво ушла от необходимости работать со спортсменами, которые больше не будут давать результатов. Причем репутационно — это было очень удачно. Не я их бросила, а они меня. — руками Буяновой была устранена одна из главных конкуренток Жени во взрослом женском — Леночка Радионова. Она каталась с детства у Гончаренко. И если до этой истории с Максом ее и так притесняли — и льда было мало и оплачивала она всех со своего кармана, то после — вообще все пошло под откос. Мимо пьедесталов, пятое, десятое. Это не поговорка для красного словца. Та, которая обходила Женьку, теперь занимала вначале пятое, а потом и десятое место даже на домашнем Чемпионате России. И это был ее потолок. Вход на серьезные старты — Мир и Европу ей надежно замуровали. После того, как Буянова догрызла Гончаренко, она забрала всех ее топ-спортсменов себе. В «могильник». Умирать по-спортивному. А для нас — меньше народа, больше кислорода на пьедестале.       Но все это было потом.       Сейчас сидим на свежем воздухе в Бостоне и только замышляем в две головы эти события.       Макс постучал костяшками пальцев о дерево сидения начало своей произвольной. — Так судьба стучится в дверь *1), — изрекаю я. — Ты думаешь, это судьба? — Возможно.       Возможно, он когда-нибудь поймет, что нет никакой судьбы, а есть конкретные действия конкретных людей, заинтересованных в конкретном результате. И дабы не допустить, чтобы тобой управляли другие ради их результатов, надо брать все в свои руки, чтобы результаты устраивали тебя. Хотя бы в своей жизни. Мы имеем намного большее влияние на события, которые с нами происходят, чем нам кажется.       Нет никакого таланта. Есть конкретная пахота конкретного спортсмена. И чтобы получить результаты, которые устраивают тебя, а не твоих конкурентов, тоже надо все брать в свои руки. А не плыть по жизни, как кусок бревна. Возможно Макс это тоже когда-нибудь поймет.       В тот вечер все зависело от него. Если бы он не стал вестись на свои сиюминутные обидки, прислушался бы к себе, а не к окружающим, то есть ко мне, не стал бы выискивать проявления метафизического — «судьбы», а продумал свои действия и их последствия на пару шагов вперед, то ничего из вышеописанного не случилось бы. И Гончаренко осталась бы в ЦСКА, и Радионову бы не задвинули, и Воронов стал бы подмастерьем, а может быть, и вырос бы в тренера.       Но необдуманным решением Макса все произошло, как произошло. — Этери… Я не хотел тебе говорить. Но за откровенность — моя откровенность. Она переманивает к себе Дудакова. Он уже приезжал к нам на тренировку. А это стало ударом. Но судьба стучится в дверь двумя ударами не только у Бетховена *2) — Это точно? — Сейчас покажу. Я даже на видео снял.       Макс достает телефон и листает видео. И тут, в процессе поиска отречения Дудакова, пролистывает видео веселого празднования Нового Года их веселой уже нетрезвой компанией. Видео сразу же воспроизводится.       На нем восторженный Даня кружит на руках по квартире веселую девушку и кричит «Даша, я на тебе женюююсь», все хохочут и аплодируют. На следующем видео, в котором Макс снимал на селфи свои кривляния, на заднем плане Даня уже целуется безостановочно с Дашей. Он сидя в кресле, она сидя на нем.       Я пытаясь подавить закипающие слезы, абсолютно равнодушным голосом спрашиваю Макса: — Это его девушка?       Макс подтвердил. Правда не стал говорить, что в тот новогодний вечер они впервые о ней услышали, как о Даниной девушке. И сами офигели от этого Даниного — «женюсь».       Следующее видео было с Дудаковым. Где он стоя на льду ЦСКА внимательно слушал Буянову, которая ему обещала все блага мира при переходе к ней и смотрел на ее спортсменов.       Мне отрубили сразу две руки.       Кровоточила правая — справа всегда стоял Сережа. Right. Рацио.       Кровоточила левая — слева всегда был Даня. Ближе к сердцу. В ту ночь я поняла, что сижу в глубокой, грязной луже. С золотой медалью в зубах. *1) В начале произвольной программы Максима, которую он всю вывалял на том Чемпионате Мира, звучит главная тема 5 Симфонии Бетховена. Узнаваемый ритм, о котором сам композитор сказал — «Так судьба стучится в дверь» *2) Проведение темы Судьбы в главной партии 5 Симфонии Бетховена проходит дважды.